лыли  крупные  суммы  наличных
долларов. Чаще всего такие случаи в  последние год-два связаны не с арабами,
как прежде, а  с "новыми русскими".  Эти  господа еще не привыкли к солидным
кредитным  карточкам,  так  как  не  доверяют скороспелым  домашним  банкам.
Наличность при себе, в кейсе, как-то надежнее и  привычнее.  Да и "кеш" с их
легкой  руки стал более притягателен на Западе, что бы об этом ни говорили и
ни писали, ведь нигде не хотят платить лишние налоги. В отдельных случаях на
компьютере высвечивались подробные паспортные данные на россиян, потративших
крупные  наличные деньги за границей.  В  основном это  были счета в дорогих
ювелирных  магазинах или в домах высокой моды, от кутюр, где наши сограждане
заказывали одежду  на  всю семью и  на все  четыре сезона сразу, -- суммы  с
пятью-шестью нулями впечатляли. И Карлен  впервые подумал, что не мешает, на
всякий  случай,  составить  подробный список русских нуворишей, скорее всего
уклоняющихся   от   налогов  в  казну.  Впрочем,  такой   список,  наверное,
представлял бы интерес  не  только  для государства, но и  для его друзей  с
четвертого этажа. Такой реестрик мог заинтересовать и крутого Неделина,  а в
обмен можно было бы получить не менее интересную информацию. Эта неожиданная
авантюрная  мысль  окрылила  Татляна: оказывается, профессиональные  секреты
вполне можно увязать с личной выгодой, вот этому их в Иллинойсе не учили.
     А какие порою  встречались  интересные  фамилии,  особенно в  данных из
Парижа! Тут даже  без серьезного анализа становилось ясно, что самые крупные
траты позволяли себе не предприниматели или банкиры, не звезды шоу-бизнеса и
даже не  воры  в  законе,  а  чиновники министерств  и  ведомств,  работники
государственного аппарата,  депутаты-лоббисты.  Короче, те, чей  официальный
оклад не превышал трехсот -- четырехсот долларов в месяц,  вот они-то или их
жены  и чада тратили  сотни  тысяч баксов  за  одну поездку.  И, как понимал
Карлен, такой список тоже  вполне мог ему  сгодиться,  если  у  него вдруг в
Москве  возникнут  какие-нибудь  осложнения.  Эти  чиновники  на  незавидных
окладах  многое  могут,  тем  более  если  это  будет касаться  их  покоя  и
благополучия.
     Но самое удивительное, что среди всех  зафиксированных крупных наличных
сумм  из  России  на  этот раз  не  было  ни  единого  случая  с  фальшивыми
банкнотами,  хотя  они  и имели явно сомнительное  происхождение. Но это  не
повод,  чтобы  Запад забил  тревогу или  запретил  ввоз  незадекларированной
валюты. В  России на  этот случай в ходу старая римская поговорка: деньги не
пахнут, -- похоже, так считают и западные чистоплюи, когда дело  касается их
интересов.
     Компьютер выдал  сведения и о случаях  выявления фальшивой  валюты. Все
они были зарегистрированы в трех странах: Арабских Эмиратах, Китае и Турции,
ку-да  в  последние  годы  потоком хлынули челноки со  всего  постсоветского
пространства. История  этой  партии  фальшивых  долларов, изъятых у  граждан
новых суверенных государств: Литвы, Белоруссии, Казахстана, Молдовы, Грузии,
Азербайджана, Туркмении, была хорошо известна американскому центру по борьбе
с  фальшивомонетчиками. В  1991 году  в польском городе Вроцла-ве сотрудники
ФБР  накрыли хорошо  организованный цех-лабораторию-типографию,  где  успели
напечатать  несколько  миллионов  долларов одной  серии, выпуска якобы  1990
года,   где   впервые  на  стодолларовой  купю-ре  была  применена  защитная
металлическая  полоса.  С  выпуском  фальшивки  явно  спешили,  чтобы успеть
завезти  их  в необъятную  Россию, где  их толком еще и  не  видели -- ни  с
полосой,  ни  без  полосы.  Расчет был  абсолютно верный:  нигде  в  мире не
доверяют так новеньким долларам, как в СССР. "Польскому монет-ному двору" не
хватило полгода,  чтобы  довести  свой собственный  "доллар"  с изображением
Франклина  до  абсолютной кондиции. Они  не  сумели раскрыть до конца секрет
магнитных  чернил,  которые  становятся   заметными  при  проверке  даже  на
детекторах  среднего класса, но в ту  пору в СССР не было никаких детекторов
контроля --  ни хороших, ни плохих. Несколько  миллионов фальшивых банкнотов
все же успели переправить в Россию и успешно их реализовать. Остальную часть
денег,  оборудование и  группу  мошенников,  среди которых  были  итальянец,
француз, ливанец, задержали.  Вот остатки  той первой партии  и  отловили на
этот раз. Все они оказались  на руках  у бедных челноков, далеких от желания
подорвать  финансовую мощь богатой Америки. О  вроцлавской  партии фальшивок
Карлен-Норман  знал,  в  Москве, в  пунктах  обмена,  они,  случалось,  тоже
попадались, но  их  никто  не конфискует -- возвращают владельцу,  и  купюры
по-прежнему  про-должают гулять по  необъятной России,  пока  не  попадут на
Запад, только там они оказываются под арестом.
     Татлян помнил, как у них в разведшколе один курсант  поинтересовался на
лекции  у  преподавателя:  к  какому году  поставлена  задача  выловить всех
фальшивомонетчиков,   подделывающих   американские   доллары?   Видимо,   он
переживал, что на его долю работы может не хватить.
     На что преподаватель с сожалением сказал:
     --  Как  бы  мы ни  улучшали  качество  доллара,  вкладывая в него  все
наилучшие  достижения  науки  и   производства,   какие   бы  сверхсекретные
технологии ни  использовали в приготовлении  бумаги, полиграфических красок,
какие бы ни вкрапливали контрольные элементы, фальшивых долларов год от года
будет появляться все больше и больше. Некоторые пессимисты предполагают, что
число их будет возрастать в геометрической прогрессии,  а  самое тревожное в
этой  тенденции --  центры, которые мы пытаемся держать под контролем, будут
появляться в  самых неожиданных  местах, в самых отдаленных уголках  земного
шара.  Для  подобного  прогноза  есть   два  важных  основания:   первое  --
научно-технический прогресс, высокие технологии, доступные каждому, и второе
-- доллар становится главной платежной единицей на планете. Даже одна шестая
часть  мира,  некогда именуемая  СССР,  где в  недавнем  прошлом трудно было
представить хозяином нашу валюту, тоже полностью попала в зону американского
финансового  влияния и, кажется,  навсегда похоронила  свой неконвертируемый
рубль. Потому  и  существует наша  специальная разведшкола по борьбе с  этим
преступлением,  и еще не  одному выпуску, включая  и  ваш, работы  хватит на
долгие  годы, -- закончил  на безысходной  ноте старый агент, перешедший  на
педагогическую деятельность.
     Только после  этих  каждодневных обязательных дел  Карлен  включил свои
прослушивающие  устройства.  На  Кутузовском, у  Неделина-Картье, на  звонки
отвечал  автоответчик,  и  не  мудрено:  хозяин  квартиры  гулял в  "Золотом
петушке". У Хавтана, в чьем ресторане он только что приятно  поужинал с Олей
и посмотрел  программу  с приглашенной  Лаймой  Вайкуле, какой-то  мужик  по
телефону через слово сыпал отборным многоэтажным матом, не давая оппоненту и
слова сказать в ответ. Из-за чего разгорелся сыр-бор и за что так отчитывали
Хавтана, Норман так и не понял, хотя и прослушал запись дважды. Гораздо чаще
отвечал  на  телефонные  звонки  Аргентинец,  известный  картежный шулер  по
фамилии Городецкий, но то ли телефон  у каталы оказался неисправным, то ли в
прослушивающем и передающем устройстве что-то барахлило -- запись получилась
некачественной, и Карлен расстроился. В последнее время он слышал от Абрека,
что  Городецкий-Аргентинец  --  один из  старейших криминальных  авторитетов
Москвы и  ходячая  энциклопедия этого тайного  мира, он всегда  в курсе, где
гуляют в столице шальные деньги.
     Проанализировав итоги ночной работы,  Карлен пришел  к  мысли, что надо
отыскать,  какая  еще есть  у  Неделина  телефонная  связь, кроме  домашнего
аппарата,  а  у Аргентинца  проверить  и  отладить линию  --  жаль  было  не
воспользоваться источником, которого  знающие люди  аттестовали как эксперта
преступного мира Москвы.
        "4"
     Деньги,  что принес Карлен  с четвертого  этажа по возвращении  Криса и
Абрека  из Лондона,  таяли стремительно,  он  и  не заметил,  как  они вдруг
кончились. Хотя, конечно, посчитав, какие он делал траты в последние месяцы,
Карлен понял, что скоротечное их исчезновение вполне закономерно.
     Теперь-то можно было  сказать,  что у него  сложился свой ритм  жизни в
Москве, появились неведомые  прежде  привычки,  --  все это  было  связано с
хорошей едой, модной одеждой, комфортным обслуживанием, с цветами, подарками
для девушек и все это требовало денег, больших денег. Он уже давно убедился,
что русская столица  -- самая  дорогая в мире, тем  более  если  вести такой
раскованный  образ  жизни. Когда  в  очередной  раз  его пригласили  в гости
ереванские  приятели,  то сразу раскусили причину кислого  настроения своего
американского друга. Привычным жестом  кивнув  в  сторону  гардероба,  Армен
сказал, подмигнув напарнику:
     --   Поспеши,   а   то   мы    скоро   опустошим   саквояжи.   Какие-то
быстрорастворимые  деньги попались, тают как  дым, прямо на глазах. -- И оба
без тени сожаления расхохотались.
     Карлен, смущаясь, протопал к гардеробу. Оба саквояжа по-прежнему стояли
рядом,  но один  из  них, в который  он сунулся  вначале, оказался пуст, там
лежали  теннисные мячи  "Шлезингер", второй же  заметно  похудел.  Теперь-то
Карлен вполне реально  ощутил замечание Абрека:  "быстрорастворимые"  деньги
исчезают, как  туман на заре.  Очевидно, к  следующему разу волшебная сумка,
которая  помогала материализовать  самые  смелые мечты  и желания,  окажется
пустой --  он знал размах своих друзей, да и прихлебателей  возле них  после
возвращения из Англии заметно прибавилось, хотя они вряд ли кому  поведали о
случае в лондонском отеле "Лейнсборо".
     Странно, но зная, что родник на четвертом этаже стремительно иссякает с
каждым  днем, Карлен  не изменил сложившихся  за последние месяцы  привычек.
Человек аналитического ума, уже хлебнувший американского практицизма, он  не
узнавал себя  и  чувствовал, как  раздваивается его  сознание,  хотя  еще  в
разведшколе  понял,  что выбранная им  профессия  не  способствует цельности
натуры.
     В психике  шпиона из-за постоянного и  опасного лицедейства  происходят
необратимые изменения,  и  они  гораздо  пагубнее,  чем у актеров.  Там тоже
постоянная игра, но без существенного элемента -- угрозы для  жизни. Карлен,
конечно, не соотносил свое раздвоение с работой -- слишком мал был для этого
срок, да и риску он подвергался минимальному. Самое  худшее, что с ним могли
сделать, -- это выслать. Он ведь не охотился за государственными тайнами, не
приехал  выкрасть   секретного  ученого  или   взорвать  склады   оружия  на
Тихоокеанском флоте --  те и сами  взрываются  с  четкой периодичностью  без
вмешательства извне.
     Он  видел  причину своего  изменения в  самой российской обстановке,  в
московской жизни, которая его окружала. Он попал сюда в исторический отрезок
времени, выпадающий раз в тысячелетие, когда  происходит кардинальная  смена
взаимоотношений  в обществе, меняются ценности и  цели у государства,  когда
богатство одних  переходит  к другим за ночь, когда в считанные дни делаются
состояния. Он попал в  Россию в идеальное для авантюрных людей время, и  это
время пьянило некогда уравновешенного американца, толкало на непредсказуемые
поступки. Он не скрывал, по крайней мере от себя, что в натуре его,  как и у
большинства кавказцев, есть авантюрная жилка. Это авантюрное начало, попав в
благоприятную российскую среду  и дав  свои  всходы,  теперь  кружило голову
репортеру светской хроники, и  он стремительно несся то ли к ошеломительному
успеху,  то ли к провалу. Он жил на грани крайностей... Скрыв от своих шефов
убийство в  лондонском отеле  "Лейнсборо", проживая добытые  разбоем деньги,
он-то  понимал,  что  по  большому  счету  теперь  мало  чем  отличается  от
гангстеров с четвертого этажа.
     Прошла неделя, вторая,  с тех  пор как  Карлен стал  замечать за  собой
раздвоение личности,  или, как он мысленно определил  тогда же новую черту в
собственном характере, стал  ощущать себя  сыщиком и бандитом в одном  лице.
Странно, эти, казалось бы, несовместимые  понятия прекрасно уживались в нем,
не мешали работать и даже наслаждаться жизнью. Он исправно, дважды в неделю,
отправлял материалы  не  только  в  "Лос-Анджелес  таймс", но и  в  журналы,
освещающие культурную жизнь планеты. Писал он для них только по заказу, как,
например,  статью о  камерном  оркестре  Юрия Башмета, и  гонорары за  такие
статьи иной раз превышали  его жалованье  в  газете. Он  как  бы  интуитивно
нащупывал новые  источники заработка, чтобы не снижать резко уровень  бытия,
когда иссякнет  родник  на  четвертом  этаже  или случится что-нибудь с  его
щедрыми друзьями.
     Светская жизнь, особенно свидания  с Олей, которые становились все чаще
и  продолжительнее, отнимала  у него много времени, и он в  один  прекрасный
день  констатировал, что  не успевает  в срок  отправлять материалы  в  свою
газету, задерживает заказанные  статьи и не  всякий вечер проводит за  своим
спецкомпьютером,  а главное, все  никак не выяснит,  из-за каких технических
неполадок не  может  прослушивать телефон Городецкого-Аргентинца.  И  тогда,
чтобы не загнать себя в тупик, Карлен нашел выход...
     В последние  годы в  Москве  стало  издаваться много солидных, красочно
оформленных  газет,  и  каждая  из  них,  стремясь  заполучить   читателя  и
утвердиться  на  рынке, наиболее  подробно  освещала две темы:  криминальную
жизнь столицы и  культурную.  Там печатались серьезные, с  глубоким анализом
обзоры театральной или музыкальной жизни, детально исследовались  нашумевшие
спектакли,  выставки.  Конечно,  такие  значительные  материалы  никогда  не
проходили  мимо  внимания  Карлена.  Тут  была  другая  традиция  в  оценках
культурных событий, чем на Западе, -- все рассматривалось  серьезнее, шире и
адресовалось  определенному  читателю,  и  Татлян  часто  поражался  глубине
эстетических   взглядов   театральных  обозревателей   или   искусствоведов,
освещавших заметные выставки. Так  что  не было ничего удивительного  в том,
что  в  один  прекрасный день Карлен занялся прямым  плагиатом: насобирал из
нескольких  газет  и  журналов материал на одну тему  или  на одно и  то  же
событие, а потом соединил их воедино.  "Винегрет" казался свежим, а иногда в
нем проскальзывали  и нетривиальные  мысли, оттого, возможно,  его материалы
имели успех  в  Америке. Таким образом он закрывал брешь  в родной  газете о
московских культурных событиях,  на которых не успевал побывать из-за бурной
личной жизни.
     С  заказами из солидных  музыкальных и  театральных журналов получилось
еще  проще. Он  стал  публиковать  их в  соавторстве с известными  в столице
обозревателями -- одних знал  по тусовкам лично, а других -- по их серьезным
материалам  в  российской  периодике.  К   таким  он  подходил  с  белозубой
американской улыбкой  и  говорил с душевной прямотой, что готовит материал о
таком-то театре или симфоническом оркестре, но в ходе работы понял, что мало
знает  его прежний репертуар,  его истоки, корни, первый  состав, творческое
кредо и прочее и прочее -- причин можно было придумать сколько угодно, и все
будут убедительны, -- и предлагал совместную работу,  беря на себя перевод и
устройство статьи в солидном западном журнале, сразу  называя гонорар, раз в
пять меньший, чем должно было причитаться  за совместную работу, но в России
даже   таким  деньгам  были  безмерно  рады,  и  уж  тем  более  возможности
опубликоваться  в  известном американском журнале. Вскоре ему даже не  нужно
было искать соавторов:  откуда-то  прослышав о  щедром американце,  именитые
искусствоведы и  театроведы сами стали навязывать  не  только услуги,  но  и
интереснейшие темы. Предложения были  столь  заманчивы и  неожиданны, что он
решил собирать статьи впрок, рассчитываясь с авторами собственными деньгами.
Такие статьи-исследования, на которые  порой потрачены годы, могли  принести
ему настоящую  популярность, сделать имя  на  Западе, ибо там звание доктор,
профессор -- не пустой звук.
     Отладив  регулярный  поток  культурной  информации  из  России,  Карлен
повеселел. Хозяева из ЦРУ, конечно, внимательно  следили за его публикациями
в "Лос-Анджелес таймс",  загоняли в  компьютерное  досье статью  за статьей,
анализируя  их  и  время от  времени  отдавая  на экспертную  оценку.  Крыша
репортера светской хроники  должна  быть  чистой,  не  вызывать подозрений в
непрофессионализме -- об этом его строго предупреждали.
     Но  московская жизнь словно была предрасположена  кидать  Карлена,  как
говорится  в русской  пословице, из огня  да  в полымя.  Однажды, далеко  за
полночь распростившись с Олей, он вернулся домой в прекрасном настроении. От
переполнявших  его  нежных чувств он не находил себе места в квартире, спать
не  хотелось, хотя он  и не был "совой". Не долга ради, а скорее по инерции,
чтобы не убивать зря время, Карлен включил свой компьютер, к которому уже не
подходил дня три. И первое же  сообщение,  пришедшее почти двое суток назад,
враз  испортило ему  настроение. В эту ночь он не сомкнул глаз,  хотя  после
ошеломившей его  информации,  удрученный, поплелся  в  постель. Сенсационное
сообщение, словно  напрямую адресовалось одному Норману -- Карлену, хотя это
было вовсе не  так.  Информация  поступила  на  тысячи  компьютеров  на всех
континентах,   где   тайно   трудились  охотники  за  "граверами".   Еще  не
ознакомившись  полностью с необычно обширным  текстом,  Карлен понял, о  чем
идет речь...
     Сообщалось,  что  несколько  месяцев назад  в  фешенебельном лондонском
отеле "Лейнсборо" были убиты двое чеченцев,  братья Цуцаевы, доверенные люди
генерала  Дудаева. Чеченцы, оказывается, не однажды бывали  в Лондоне, тайно
покупали  оружие  в  частных  фирмах  и  наземным  и  воздушным  транспортом
доставляли его к себе на родину, в Ичкерию.
     Эти   масштабные  закупки   для  маленькой  горной  республики  кажутся
странными. Такие запасы делаются только на случай войны. В Англии закупалось
наиболее  со-вершенное  оружие,  например  "стингеры", средства  космической
связи.  За  время  расследования  выяснилось, что  на имя братьев Цуцаевых в
известных лондонских банках были открыты валютные счета на  крупные суммы, с
которых и происходил  расчет за вооружение. Специалисты  не  исключают,  что
использовались и миллионы наличных денег.
     В  номере,  где  проживали  эмиссары   генерала  Дудаева,  значительных
наличных  сумм  не  найдено,  но  у  каждого  в  карманах,  кроме нескольких
стодолларовых банкнотов,  обнаружены кредитные  карточки всемирно  известных
банков  на  сотни   тысяч  долларов.  Далее   информация  напрямую  касалась
Татляна...
     Дело в том, что доллары, найденные в бумажниках  убитых чеченцев, после
месяцев  тщательной  проверки  признаны  фальшивыми. Это  смогли  установить
только в  научном центре по борьбе с фальшивомонетчиками с участием  опытных
экспертов,  лаборантов, после сотен структурных и химических  анализов.  Все
детекторы  на месте преступления,  в Лондоне  --  в банках,  в  магазинах, в
полиции, -- показывали, что деньги настоящие. Доллары братьев Цуцаевых  были
доставлены в центр, так как сам Татлян некогда посоветовал проверять  деньги
чеченцев.   Благодаря  интуиции   специалистов,  почувствовавших,  даже  при
положительных результатах проверки на детекторе, чужеродность  происхождения
данных  банкнотов,  была  обнаружена  подделка.  Фальшивые  купюры  признаны
супербанкнотом,  такого  качества  прежде  никогда и  нигде не  встречалось.
Кому-то удалось повторить все три степени  защиты национальной валюты США --
была использована абсолютно идентичная бумага,  на семьдесят  пять процентов
состоящая  из  хлопка  и  на двадцать пять  --  из  льна;