ским прогрессом  при полном отсутствии тепла человеческих рук.
На свои, американские, автомобили  Карлен  тоже имел  нюх, в  них,  как и  у
японцев, чувствовалась  запрограммированная стандартность, серийность, и они
явно  уступали  европейским  образцам в полете  фантазии,  изыске.  Немцы, в
последние годы вытеснившие новых соотечественников  Карлена с автомобильного
Олимпа, конечно, имели свое, немецкое, европейское лицо, потому что включали
в   понятие   "стандарт"  не  только   геометрию,  но  также   и  изящество,
элегантность. "Немецкие", наверное, не спутал  бы с  другими никто, особенно
серии дорогих марок.  На  мировом  рынке,  как и на  российском, появились и
шведы, но  "сааб"  и  "вольво"  больше  отличались надежностью  и  крепостью
подвесок  для русских дорог, чем привлекательностью и новизной формы,  что в
основном притягивает к себе внимание молодых бизнесменов.
     Однако стоявшая поодаль от подъезда машина  не  была похожа  ни на одну
известную модель в мире, более того, Карлен не мог бы определить, откуда она
родом, из какой страны, с какого континента, -- и эта растерянность повергла
его в настоящий шок.
     Армен, заметивший его реакцию, молча наблюдал за спесивым американцем и
радовался, что  сумел утереть нос этому лос-анджелесскому  всезнайке. Карлен
медленно приближался к  улыбающемуся Армену, пытаясь все-таки угадать с ходу
модель, но, сколько бы ни перебирал в памяти, ни одна фирма и приблизительно
не тянула на эту роскошную,  удивительно красивую  по пропорциям, по изгибам
линий  машину.  Он,  кажется,  перебрал  всех,  остались  только  итальянцы,
непревзойденные  дизай-неры в одежде, в обуви,  да и в машинах тоже, -- чего
стоят  одни  "мазерати",  "феррари",   "ломбардини",  --  но  что-то  внутри
подсказывало: нет, это не итальянцы. Конечно, шевельнулась крамольная мысль:
может, Южная Корея? Те тоже  изо всех сил рвутся на мировой рынок, предлагая
немыслимые по  внешнему виду  модели,  так же беззастенчиво, как  и  японцы,
воруя все накопленное за  десятилетия  в Европе и Америке.  Но эта красавица
была точно европейского происхождения! Карлен  мог поклясться на чем угодно,
и это единственное, в чем он не ошибся.
     -- Ну что, американец, не видел еще таких машин? -- поняв его смятение,
спросил насмешливо Армен.
     -- Похоже,  новейшая модель  "мазерати", -- попытался спасти  репутацию
автомобильного знатока Карлен.
     --  Не  угадал!  И  не  угадаешь...  Не старайся...  -- подзадорил  его
улыбающийся  владелец  машины,  прикрывая телом название  фирмы  на переднем
крыле.
     -- Так  не бывает.  Заводы,  выпускающие машины  та-кого уровня, в одну
ночь не продаются, это очень долгий путь, -- резонно отвечал Татлян. Но даже
оказавшись вблизи, не мог понять, чья эта машина, к какому классу относится.
Хотя это  скорее всего эксклюзивная модель,  выполненная  по индивидуальному
заказу. Карлен открыто признал свое поражение, подняв руки. -- Сдаюсь!
     --  А  машинка-то фирмы "Кара-Дюшатель", -- ответил, торжествуя победу,
Армен.
     Но  тут взорвался Карлен: нет в природе такой автомобильной  фирмы. Она
могла  бы  появиться только  в одном случае, если бы  перекупила "Крайслер",
"Пежо", "БМВ", "Роллс-Ройс", но тогда бы об этом узнал весь мир.
     --  Я что,  это сам наклепал? -- Армен  обиженно отошел от автомобиля и
показал рукой на изящную вязь названия, сделанную тяжелым черненым серебром,
под старину: "кара-дюшатель".
     Настал черед удивляться Татляну, но Армен, перехватив инициативу, легко
распахнул дверцу лимузина, откуда приятно пахнуло дорогой, хорошо выделанной
кожей, и  показал жестом на  панель приборов  из  тщательно  отполированного
красного дерева,  где было вытеснено все  той  же  витиеватой вязью, но  уже
белым  и розовым  восемнадцатикаратным золотом, незнакомое Карлену  название
"кара-дюшатель".
     -- Ничего не понимаю...  -- еще  больше смутился  Татлян.  -- Нет такой
автомобильной фирмы, я ведь  про  машины все  знаю...  --  Он еще  продолжал
настаивать, но уже не так агрессивно.
     --  Как  же  нет,  если  я сам с Крисом  летал  в  Брюссель,  на завод,
договориться о внутренней отделке, а неделю назад получил и сам  пригнал  ее
через всю Европу.
     --  В Бельгии вообще нет  серьезной автомобильной  промышленности, есть
только  сборочные заводы. Соби-рают на них  машины  среднего класса  да  еще
автобусы. -- Тут Татлян чуть с досады не ляпнул, что в высшей школе разведки
ЦРУ они всерьез изучали европейские страны, но вовремя прикусил язык.
     Абрек  совсем не  собирался осложнять  отношения с Карленом. Парень тот
был  свойский, неглупый, его  советы -- особенно по западной жизни, бизнесу,
что купить, что продать, -- были  важны, но и  охладить  его не  мешало, раз
представился удобный случай, чтобы не  заносился очень, считая себя знатоком
всего и вся. За годы жизни  в Москве  и тесного общения с иностранцами Абрек
сделал для себя одно  важное открытие: главная черта у них -- бес-предельная
самоуверенность, переходящая порою в наг-лость. Таким несносным иногда бывал
и их милейший друг Карлен. Но на сегодня  Армен  решил остановиться и, резко
сменив тон, любезно сказал:
     --  Дорогой  Каро,  ты,  как  всегда, прав.  Нет  в  Бельгии  серьезной
автомобильной промышленности, не по зубам им  производить такие лимузины. Но
"кара-дюшатель" сделана именно в Брюсселе, а точнее --  переделана, доведена
до  высочайшей кондиции.  В  мире нет  фирмы,  выпускающей  более  роскошные
машины.  Тачка  делается  на базе  "Мерседес-600". Бельгийцы  закупают их на
основном заводе в  Германии, берут остов и всю ходовую часть, но  даже в эти
элементы вносят  существенные изменения. В Брюсселе  рождается новая модель,
теперь знакомая  тебе  "кара-дюшатель".  "Мерседес"  удлиняют  на шестьдесят
сантиметров, бронируют от и до, включая днище, поэтому машине не страшны  ни
пулеметные очереди, ни  автомат, ни гранаты,  ни  даже мина, подложенная  на
дороге или подвешенная  снизу.  Такого же качества стекла  спереди и  сзади,
короче,  это  сверхскоростной   танк.  Броня   тут  особая,  из  космических
материалов,  причем эффект создается не из-за  толщины металла, поэтому вряд
ли кто по внешнему виду догадается,  что машина  не боится  пуль. В ней есть
свой  компьютер, космическая  связь и много чудес электроники  будущего.  --
Абрек воодушевился, словно сам был конструктором этого лимузина. -- Но и это
не все. Главное достоинство  тачки -- сверхкомфортность салона. Ты посмотри,
в ней  нет ни одной пластмассовой детали, все из редчайших и ценнейших пород
де-рева,  слоновой  кости,  кости  носорога  и  особо  выделанных  кож,  где
крокодиловая  и змеиная --  не  самые  дорогие. Завод  переделывает не более
сотни  "мерседесов", очередь -- на годы вперед. Основные закупщики: арабские
шейхи и  "новые русские", твоих земляков-американцев  я  в  списке не видел,
потому тебе и незнакома эта марка, -- все-таки не удержался, съязвил в конце
Армен. -- И последнее, обрати внимание на окраску -- она хамелеон, постоянно
меняет  цвет -- в  зависимости от ракурса и освещения имеет  пять  оттенков,
хорошо сбивать с толку ГАИ и выигрывать пари.
     -- Наверное, она стоит три-четыре "роллс-ройса"? -- уважительно спросил
Карлен, как и любой американец с почтением относившийся ко всему дорогому.
     -- Обижаешь, дорогой Каро, -- покачал  головой Ар-мен.  -- Бери выше --
семь-восемь  "роллс-ройсов"!   Броня  из  космических   материалов,  а   над
оформлением салона работают лучшие ювелирные дома Европы...
     -- Поздравляю, Армен.  Действительно,  классная  машина.  Наверное, ваш
лимузин наделал шороху в Москве?
     -- Спрашиваешь! -- Улыбка Армена была едва ли  не шире его лимузина. --
Садись,  подвезу куда  тебе надо. Если  на свидание  -- можешь сказать своей
пассии, что я твой шофер, подыграю, будь спокоен. Мы с Ваганом так постоянно
поступаем,  эффект  потрясающий,  девушки  млеют  от  восторга.  --  И  оба,
рассмеявшись, уселись в роскошную машину и покатили в театр.
     С тех пор на все важные мероприятия и тусовки репортер светской хроники
из  "Лос-Анджелес  таймс"  приезжал  на  "кара-дюшатель",  и  это,  конечно,
производило  на московскую богему и отиравшуюся возле нее "золотую молодежь"
огромное   впечатление,   особенно   когда   артистичный  Абрек,  специально
прикупивший для таких случаев белые лайковые перчатки,  манерно открывал для
Карлена дверцу, -- в общем, молодые люди развлекались.
     Но это  была,  так сказать, внешняя сторона жизни Нормана, прикрытие, и
он старался обставить ее широко, с американско-армянским размахом -- броско,
шумно, ярко, скандально, так учили его в Иллинойсе, в разведшколе.
     Нельзя сказать, чтобы  Карлен был совсем равнодушен к результатам своей
репортерской работы, напротив, он внимательно следил за своими  публикациями
в  родной  газете, радовался, когда  московские еженедельники перепечатывали
его театральные обозрения,  репортажи,  зарисовки  с  выставок и вернисажей.
Возможно, это было  связано с тем, что прессу в России, видимо, по инерции с
прошлых  времен  воспринимали чересчур  всерьез. Тут  до  сих  пор в  спорах
ссылались  на рецензии, рейтинги, и  Карлен быстро  понял, что  определенным
образом влияет на культурный процесс в Москве. Он видел, как люди искусства,
молодые и известные, откровенно искали встреч с ним, были признательны, если
он упоминал их работы в своих репортажах, даже мимоходом.
     Представилась  возможность  наработать  себе  имя  как  специалисту  по
русской культуре, а это во все времена дорогого стоило.
     На  Западе  высоко ценится жанр  интервью со  звездами  искусства. Там,
чтобы подготовить такой материал, газете надо  солидно раскошелиться, да еще
придется  побегать  за  звездой  не  одну  неделю, а  потом,  если  интервью
состоялось, надо еще десятки раз согласовывать каждую реплику, каждое слово.
В Москве таких проблем со звездами русского искусства у него просто не было,
и  он старался сделать как можно  больше репортажей, чтобы показать хозяевам
газеты,  да и всем  своим  читателям, что он повсюду  вхож  и  со  всеми  на
короткой ноге. Впрочем, он не слишком-то и привирал. Здесь, в России, люди с
мировым именем млели от одного предложения сделать интервью  для влиятельной
американской  газеты  "Лос-Анджелес  таймс"  -- к  этому  он  никак  не  мог
привыкнуть, но, понятно, виду не подавал.
     Но какую бы активность Карлен-Норман ни  развивал в своей журналистской
жизни, он не забывал главного задания, того,  ради чего он приехал в Россию.
Татлян прекрасно понимал, что его настоящие хозяева из ЦРУ плевать хотели на
любые его сногсшибательные репортажи о духовной  жизни в обновленной России.
Для них  было главное, чтобы  он искал и  нашел фальшивомонетчиков, которых,
оказывается,  на воровском  жаргоне  тут  называют "граверами", а иначе  его
немедленно  отозвали  бы назад,  поставив крест  на его будущей  карьере.  А
Карлен   Татлян   гордился  тем,   что   новая  родина  доверила  ему  столь
ответственное задание. Попытался Норман прощупать  следы фальшивых  долларов
через банки, но быстро понял,  что там подобного  учета  не ведут, а если  в
банк и попадет какая-нибудь партия подделок, то там вряд ли станут поднимать
шум.  Скорее  всего,  при  случае, сбагрят  их кому-нибудь  другому  или  же
реализуют через сеть меняльных контор,  где доллары покупают провинциалы или
челноки  из  ближнего  зарубежья.  Так что на государственные службы  Карлен
рассчитывать не мог. Оставалось уповать, как и  принято в России,  на удачу,
на  случай. Но  зная стиль  работы своего  ведомства,  где  все строится  на
анализе и расчете,  прогнозе и научной  гипотезе, Норман,  конечно,  не  мог
признаться, что ищет наобум, методом тыка и надеется на авось.
     Все  разведки  мира  одинаковы, там  служба  оценивается  по  конечному
результату,  а   приближение  к  результату  порой  растягивается  на  годы,
десятилетия,  зато промежуточная деятельность итожится по бумагам:  отчетам,
рапортам, планам  -- тут ЦРУ,  ФБР, КГБ, ФСК вполне  можно сравнить с  любой
бюрократической  конторой,  изводящей  горы  бумаги,   чтобы  показать  свою
нужность. Точно так же  толок в  ступе воду и Карлен-Норман: слал  за-просы,
докладывал о  планах и перспективах,  просил уточнить данные на интересующих
его людей, проконтролировать лиц, выезжающих на Запад по делам,  благо, ныне
люди тысячами  летают  и  в Европу,  и в Америку, и среди них  подозрительно
ведущих себя тоже было с избытком.
     Но  Норман  требовал и  получал из центра  крайне  необходимую для  его
поисков информацию. На месте,  в Москве,  сориентировавшись, он понял: чтобы
нащупать  след  фальшивомонетчиков,  надо иметь  всегда под  рукой свежайшие
сведения о  подделках,  выплывавших в любой части света.  Карлен считал, что
всякий  центр   по  выпуску   фальшивых   банкнотов  постарается  непременно
реализовать их через Россию, через Москву. Ведь теперь весь мир знал,  что в
белокаменной   крутятся   шальные  миллиарды,  триллионы   и  что   на  всем
постсоветском   пространстве   предпочитают  наличные  доллары,  не  доверяя
вороватым банкам, счетам или пластиковым карточкам. Как эквивалент короткому
и ясному на Западе слову "кеш", что значило  "наличные", тут  с перестройкой
появилось новое слово -- "нал". Россия была единственной страной в мире, где
огромные  наличные суммы не  вызывали  ни  удивления, ни подозрения. За  год
жизни  в  Москве  у  Нормана  сложилась  внушительная  картотека  выявленных
фальшивых долларов,  и его  молодая  память,  как считалочку,  могла назвать
наизусть  номера  и  серии,  изготовленные  во Вьетнаме  и  Китае, Италии  и
Израиле, Колумбии  и Венесуэле, Америке и  Англии.  Норман  абсолютно  точно
знал, какой  след обрубили  навсегда, --  это  чаще  всего случалось,  когда
работали одиночки, хотя иногда закрывали и целые подпольные валютные цеха.
     Американцы прекрасно понимают, что значит  доллар  в их притязаниях  на
роль   единственной  мировой  супердержавы  и  в  их  глобальной  финансовой
экспансии на все континенты, оттого постоянно по всему миру идет непрерывная
жесточайшая борьба  с фальшивомонетчиками,  на  это  брошены лучшие  силы  и
колоссальные  средства.  За  многолетнюю историю  борьбы  с  этим  злом  ЦРУ
систематизировало  основные  технологии, применяемые  в той или иной стране.
Скажем,  долларам,  изготовленным  в  Латинской  Америке,  свойственны  одни
погрешности, в Польше и Венгрии -- уже другие, а в Ливане и Ливии -- третьи,
они имеют,  если  можно так  выразиться, свой  национальный колорит.  И  эту
тайную специфику  фальшивых  денег  Карлен-Норман тоже  знал отлично, пройдя
основательную   подготовку   дома,   в   Иллинойсе.   Правда,  с   развитием
научно-технической  мысли,  с  появлением  цветной   копировальной  техники,
компьютеров, высоких технологий  в полиграфии "национальные" черты фальшивых
банкнотов начали стираться,  и  недостатки стали общими, интернациональными,
что значительно затрудняло борьбу с ними:  банкноты теряли свою "географию",
которая раньше значительно облегчала поиск  "граверов".  Имел Норман в своем
досье данные  и фотоснимки  всех  выдающихся фальшивомонетчиков, если  же те
находились  в тюрьме, он точно знал срок освобождения,  а с  выходом на волю
получал и последние их фотографии.  "Граверы" обычно народ немолодой, битый,
и время, проведенное  в  заключении, их сильно меняет. Ни  Карлен-Норман, ни
его хозяева не исключали, что  с невероятно  разросшейся мощью русской мафии
боссы преступного мира Москвы, да и других крупных  городов могут пригласить
известных "специалистов" в этой области на российскую территорию. Тем  более
что  здесь, на месте, и  с реализацией полегче: через взятки государственным
чиновникам,  которые  нынче  меньше  "лимона"  не   берут,  можно  раскидать
значительную часть продукции. Потому, бывая в казино или дорогих ресторанах,
Карлен внимательно всматривался в людей, вокруг которых  происходила  суета,
возня,  мельтешение лиц,  персон  с  явно уголовным прошлым.  И это  не было
умозрительной  теорией --  в некоторых странах благодаря хорошей  агентурной
сети охотников за фальшивомонетчиками  так и выявлялись  подпольные валютные
цеха. Правда, Карлену еще ни один "гравер" из картотеки на глаза не попался,
а вот  крупного  наркодельца  из Колумбии,  за  которым  охотилось  ЦРУ,  он
неожиданно  встретил в Москве, в ресторане гостиницы "Националь". Об этом он
тут же поставил в известность  своих в  посольстве США, сразу же позвонив из
холла гостиницы, потому что такие удачи крайне редки. Американцы молниеносно
связались с ФСБ, и гонца колумбийской  мафии, приехавшего наладить контакт с
коллегами  в России или уточнить русский коридор для наркотиков, взяли сразу
же после ужина.
     В картотеке  Татляна имелись фотографии не только выдающихся аферистов,
но и тех, кто был задержан с крупной  суммой  фальшивок. Эти люди тоже часто
давали  ориентиры прохождения подделок. В ЦРУ  анализировалась  вся  мировая
печать, где сообщались  любые сведения  или намеки  о подделке  американской
валюты и  даже  о  просто  крупных  наличных  суммах, выплывших где-либо.  И
наиболее  интересные,  существенные  из  них   он  всегда  получал  на  свой
компьютер, с просмотра этих новостей он и начинал каждое свое утро.
     Теоретически и информационно  по проблеме подделок  Карлен был подкован
основательно, не было лишь  пока фактических успехов. Правда, он нашел  свою
изюминку в  поисках фальшивых денег. Перед отправкой в Москву  Татлян обошел
несколько специализированных магазинов,  торгующих  детекторами для проверки
подлинности  доллара,  --  а  их в Америке великое множество,  --  и  выбрал
наиболее совершенный  и удобный,  чтобы  всегда  иметь  его при  себе.  Если
возникала необходимость или предчувствие,  что в той или иной компании можно
выведать интересовавшие  его секреты,  он  с улыбкой вынимал свой  карманный
детектор и предлагал  собравшимся за  столом проверить  наличность. Ситуация
такая могла возникнуть сама по себе или он мог создать ее нарочито, например
попросив взаймы  сто долларов  и тут  же демонстративно  проверив  их, чтобы
завести разговор  на нужную  тему. А тема фальшивок для России  была  весьма
актуальна, тут сомневались даже в купюре, полученной в банке.
     Татлян был молод, честолюбив, хотел отличиться, чувствовал,  что Москва
наводнена  фальшивыми долларами. Но удача не давалась ему в руки -- он никак
не мог ухватить кончик нити, чтобы распутать весь  клубок. Энергии репортера
светской  хроники можно было позавидовать, он упорно,  не отчаиваясь, шаг за
шагом приближался к цели и зачастую проходил совсем рядом...
     После того как  у  его знакомых гангстеров,  Вагана и  Армена, появился
роскошный лимузин  "кара-дюшатель", Карлен еще  ближе  сошелся  с ними, чаще
бывал в их компании. В какой-то момент он даже решил, что самый краткий путь
к фальшивым  долларам в  России  все-таки пролегает через уголовный мир. Тем
более что тут, в Москве, криминальной среды вроде как бы и не было в  чистом
виде,  она   тщательно  рядилась  в   респектабельные   одежды  бизнесменов,
предпринимателей, банкиров, и эта мимикрия  была на руку  Карлену-Норману. В
случае какого-нибудь грандиозного скандала Татлян бы открестился от  связи с
преступным  миром  и, предъявляя визитки их владельцев, говорил  бы:  я знаю
только этих людей, хотя, конечно, догадывался, с кем имел дело.
     За время проживания в Москве  произошла  метаморфоза и с самим Карленом
--  ему  очень понравилась  неожиданно  сложившаяся его жизнь  в столице.  В
Америке театральный и богемный мир, мир высокой культуры был закрыт для него
по многим причинам, прежде  всего  финансовым.  Там  настоящая  культура  --
достояние  лишь  богатых  людей,  и  доморощенным  российским   либералам  и
демократам не стоило бы строить на этот  счет  ил