к  дому на  Ленинском проспекте после  задержания  Шкабары,
чтобы  арестовать  бухгалтера  Звонарева,   Кольцов  рассчитывал  на  помощь
Хавтана, если операция затянется.  Хотя понимал: братву лучше в курс дела не
вводить, можно и с носом остаться. Но все зависело от того, как поведет себя
Звонарев...
     На звонок дверь на цепочку приоткрыла миловидная,  средних лет женщина.
Кольцов, ничего  не говоря, протянул в узкую  щель служебное удостоверение и
негромко буркнул: "Милиция", -- и его  тотчас впустили в квартиру.  Войдя  в
просторную,  аккуратно  прибранную  прихожую,  он  сразу  почувствовал,  что
бухгалтер привык  к  комфорту и уюту. Женщина, и не пытавшаяся скрывать свое
подавленное настроение, вяло пригласила в комнату, и Герман убедился в своей
догадке.  Все  в доме  было  подобрано  со  вкусом,  на  всем лежала  печать
ухоженности, достатка,  да и  сама хозяйка  производила впечатление женщины,
живущей на широкую ногу,  -- наблюдая ежедневно замотанных баб с авоськами и
сумками, это было нетрудно сейчас понять.
     Кольцов, почуяв,  что бухгалтера  нет  дома,  решил  не  пугать женщину
сообщением, что приехал арестовать  ее  мужа или  сожителя,  хотя,  в случае
необходимости,  готов  был  устроить  тут  засаду  и ждать,  когда  появится
Звонарев, поэтому, присев у стола, сказал:
     -- Мне нужно видеть по чрезвычайно важному делу господина Звонарева.
     Женщина подняла на гостя удивленные глаза и ошарашила Самурая:
     --  Вы  опоздали.  За  ним  пришли рано  утром  и  увезли, сказали, что
арестовали до выяснения каких-то обстоятельств.
     -- Кто арестовал? -- не смог сдержать удивления Кольцов.
     -- Наверное, ваши коллеги, я была еще в постели...
     -- Как они выглядели? Сколько их было, какие документы предъявили?
     Женщина  равнодушно  пожала плечами,  словно  судьба Звонарева была  ей
глубоко безразлична.
     -- Трое. В штатском.  Прилично  одеты и вели себя вполне интеллигентно.
Кажется, предъявили они Борису Михайловичу ордер на арест...
     Понимая, что оставаться ему в этой квартире небезопасно, Кольцов встал:
     -- Извините. Вероятно, это были коллеги из параллельных структур. У нас
ведь в милиции,  как и  везде,  неразбериха, реформа то есть...  Я узнаю, по
какому ведомству задержан ваш муж, и позвоню вам. До свидания...
     И уже уходя, с порога, Герман догадался подстраховать свой визит, чтобы
сбить  с  толку  тех,  кто,  возможно,  как  и  он,  заинтересуется  судьбой
бухгалтера.  Доверительно,  словно  не  решаясь  и как  бы  преступая  из-за
каких-то внутренних симпатий к  хозяйке строгие  государственные инструкции,
он сказал, взявшись за дверную ручку:
     -- У меня к вам просьба, она в интересах вашей безопасности. Если вдруг
кто-нибудь, хоть в форме, хоть без формы, с документами  или без оных, будет
интересоваться  Звонаревым,  вы  не  должны  говорить, что  его  арестовали.
Скажите,  что он ушел утром и пропал. Теперь такое  случается часто и никого
уже не удивляет. Договорились?
     Испуганная женщина, закрывая за ним дверь, молча кивнула...
     Все это время  -- со дня  задержания Шкабары  и до случайной  встречи в
поздней  электричке  со  следователем  банды  --  Самурай  был  уверен,  что
Звонарева арестовала  милиция. Оказывается, он сразу взял неверный ориентир,
столько  времени потерял,  пытаясь выйти  на след  бухгалтера  в собственном
ведомстве. Теперь-то  Кольцов точно знал, что Звонарев по кличке Гном был не
в бегах, как полагал следователь  по делу Шкабары,  а  прищучили  его совсем
другие органы, не государственные. Теперь  круг поисков Звонарева сузился до
минимума. Его могли выкрасть за прошлые делишки друзья или компаньоны; могли
похитить конкуренты новокузнецкой банды, знавшие о  финансовых  возможностях
группировки; могли припрятать и оставшиеся члены банды Лабоцкого -- Шкабары,
опять  же из-за материального интереса.  Короче, в какой вариант  ни ткни --
результат один: дело придется иметь с братвой, возможно с "синими", а может,
и  с молодыми  волчарами,  беспредельщиками,  как и  сам  Шкабара. Биография
Звонарева давала  большой простор  для  фантазии,  потому что,  оказывается,
разыскивали   его  по  делам,  совершенным   в  разных  концах  России,   от
Калининграда  до  Владивостока и  от  Архангельска  до Сочи, -- было  отчего
приуныть Самураю.
     След Звонарева оборвался надолго,  и  как  ни пытался  Кольцов отыскать
его, шифр к миллионам Шкабары ему добыть не удавалось.
     Но история со  Шкабарой  лишний раз подтверждала, что путь к обогащению
он  выбрал  верный и наикратчайший. Нужна  была  лишь  удача,  одно  крупное
задержание настоящего толстосума или, наоборот, его освобождение -- за право
разделить   наворованное  и  переведенное  за   рубеж.  Схему  экспроприации
капиталов  Кольцов теперь знал четко, но оставалось положиться на случай, на
везение...
        "6"
     Однако  шли недели, месяцы, а случай Герману Кольцову не представлялся,
и через  каждые  три  дня  приходилось  вновь  и вновь тащиться  на  опасное
дежурство. Потерь особенных в группе больше не было, Бог миловал, но ранения
случались часто. Впервые у двоих  молодых не выдержали нервы, и они покинули
команду, устроившись на спокойную, хорошо оплачиваемую работу охранниками  в
банк. Там и кормежка бесплатная, и одежда  гражданская выдается,  потому что
иногда  хозяев  на крупные  мероприятия сопровождать  приходится.  Опять  же
спортзал, сауна бесплатно и девок молодых целых двенадцать этажей -- выбирай
любую.
     Герман, понявший, что рано  или  поздно люди  от него начнут  уходить и
именно   из-за   опасности  службы,  пожалуй,   торопил   события,   но  все
безрезультатно.  День  ото дня  идея поймать бухгалтера новокузнецкой  банды
становилась  у  Кольцова все навязчивее  и  неотвязнее,  словно это  был его
единственный шанс в жизни.
     Идея  стала  почти  маниакальной,  когда  Самурай  узнал, опять  же  от
следователя и все в той же  самой ночной электричке, под  пивко, что Шкабара
покончил с  собой. То  ли  не выдержал суровых  допросов --  а с  ним иногда
работали  в  день  три-четыре следователя  без  перерыва, догадывались,  что
Шкабара  огромные  деньжищи  перевел  на  Запад, то ли  был  уверен, что  на
снисхождение суда ему рассчитывать не приходится. И попади  он в тюрьму, так
там ему точно больше недели не прожить. Много крови "синих" у него на руках,
а в зоне они единственные хозяева, там  блатные окорот и спортсменам дают, и
"новым  русским",  и новым  беспредельщикам. Оттого,  наверное,  и повесился
Шкабара, потеряв веру в свое всесилие.
     Не    радовала    Самурая    и    всесильная    пайцза,    расстилавшая
скатерть-самобранку в изысканном "Золотом петушке". Побывал  он там пару раз
с Леночкой,  отметил день ее рождения и  Восьмое марта, потом как-то забежал
один,  сытно   пообедал  и  попил  хорошего  пива,  разливного,   "Хольстен"
называется.  И ни  разу он не наткнулся  на Хавтана. А в "Пекин" Кольцов  не
заглядывал, хотя помнил, как Хавтан зазывал его туда, видимо, хотел кое-кому
представить, похвалиться,  что  своих людей имеет в спецслужбе МВД. Не хотел
Самурай там  светиться,  нутром  чуял  исходящую оттуда  опасность.  Да  и в
"Золотой петушок" Герман больше не ходил, он не был халявщиком по сути своей
и хоть мечтал есть и пить  в лучших ресторанах, но только за свои. К тому же
он не был так  глуп, чтобы полагать, что Хавтан кормит и поит его лишь из-за
сен-тиментально-слюнявых воспоминаний юности.  "Бесплатный сыр бывает только
в мышеловке" -- он это давно слышал.
     Самурай  уже дважды  оказал  Хавтану основательную услугу, и его крутые
дружки конечно же знают,  что  у хозяина  "Золотого петушка" в МВД есть свой
человек  --  капитан Кольцов, бывший люберецкий  качок, выбравший ментовскую
жизнь.
     Однажды Самурай наткнулся на Хавтана у подъезда своего дома в Солнцево,
хотя вроде адреса он и не давал. Хавтан был не один и в квартиру подниматься
не стал, несмотря на приглашение.
     --  У  нас важное дело и  позарез  нужна твоя помощь... -- Он пригласил
Кольцова  в  просторный  "сааб",  но и не  подумал  представить сидевшего на
заднем сиденье средних лет мужчину. -- Нашему влиятельному братану -- Дантес
его кликуха, я тебе о нем  говорил -- шьют какое-то дело, -- без предисловий
начал Хавтан. -- Мы знаем,  какие следаки этим делом заняты и  кого  таскать
будут. Знаем, на кого надежда есть, а кто  и подвести  может. Разумеется, мы
хотим  выяснить,  кто на  Дантеса будет  бочку катить и чем вообще следствие
располагает.  Может,  на понт хотят взять?  Мы бы тут же, по горячим следам,
внесли коррективы и процесс под микроскоп взяли. Знаешь, Гера,  -- голос его
стал доверительным, -- это  очень впечатляющая штука. Приходишь к свидетелю,
который убежден, что тайна следствия, особенно на таком уровне, дело святое,
и  задаешь  невинный вопрос: "Что спрашивали?  Что  отвечал?"  Тот, конечно,
правды всей не скажет, и тут ты дословно выкладываешь, какие вопросы звучали
за  обитыми войлоком двойными  дверями, а главное,  какие ответы бы-ли даны.
Шок гарантирован, со слабонервными  и  впечатлительными  надо осторожнее  --
возможен инфаркт, проверено. Вот тогда, насладившись произведенным эффектом,
ты и  приказываешь: измените  показания,  вы же видите, какие у  нас длинные
руки, у  нас везде свои люди. -- Заметив, как напрягся Самурай, Хавтан вдруг
мягко пожурил: -- Да ты не боись,  от тебя самая малость и требуется. Нам не
резон тебя  подставлять, ты  же свой, люберецкий, мы тебя засланным казачком
считаем...  -- И засмеялся  негромко,  но чем-то  зловещим повеяло от  этого
смеха. -- А теперь тебя Жора, Георгий Иванович, введет в курс дела.
     Кольцов хотел  было обернуться к  собеседнику  лицом, но Хавтан положил
ему руку на плечо: сиди, мол, и слушай...
     --  Дело действительно  нехитрое, но нужен  человек, работающий  в этом
здании, как ты,  например,  --  заговорил с кавказским  акцентом  мужчина на
заднем  сиденье. -- Опасность нулевая, но осторожность не  помешает. Запомни
фамилии следователей:  Федоров, Каплинский, Оганесян. Этажи: второй, третий,
пятый. Вот, возьми. -- И человек  сзади передал Кольцову  три булавки, очень
похожие на  галстучные, с небольшой, со спичечную, головкой. -- Все  двери в
кабинетах  следователей  обиты  дерматином  или  искусственной  кожей.  Тебе
необходимо в каждую из дверей воткнуть эту булавку-маяк. Лучше сверху, чтобы
исключить  вероятность  выпадения, -- на годы. Вот и вся операция. Остальное
--  за аппаратурой,  которая будет находиться где-нибудь рядом со зданием, в
припаркованной машине. Фантастическая техника, Дантес из Англии доставил  --
они законодатели мод в шпионском оборудовании. А на границе ее даже  на учет
не  поставили,  там  идиоты  шмонают челноков,  чтобы  сотню  баксов  лишних
вытянуть, -- то ли одобрительно, то ли зло заключил Георгий Иванович.
     Самурай  не задания  хавтановского испугался, оно  действительно особой
опасности  не представляло:  он имел право  ходить  по  этажам следственного
отдела,  его  туда часто вызывали  на очную  ставку с арестованными, уточняя
детали задержания.  Настораживало  его другое: почему он получил это задание
от мужчины  с кавказским акцентом? Хавтан мог и сам  передать  эти крошечные
маячки,  не  надорвался бы. А  посредник при таком щекотливом деле  означает
только одно -- они, блатные, теперь от него не отстанут, и  если  с Хавтаном
что-нибудь случится, любой  другой к нему  может подъехать с приказом. Такой
расклад с "синими"  Самурая совсем  не устраивал, но следовало терпеть, пока
не отыщет бухгалтера, а там он  порвет сразу и с  белыми,  и с красными, и с
"синими", отвалит за бугор. Проценты  с миллионов  Шкабары -- вот предел его
мечтаний,  с  этих   процентов  можно  было  жить  на  очень  широкую  ногу:
путешествовать по миру, купить загородную виллу, нанять  садовника, повара и
прислугу по дому. О такой жизни Кольцов вычитал в одном романе, она пришлась
ему по душе.  Жаль только, что в  тех краях, где  он собирался обосноваться,
нет  русской зимы, с вьюгами, со  снегопадами,  морозом  и не будет тройки с
бубенцами и молодыми рысаками.  Тройка тоже представлялась  ему  непременным
атрибутом той жизни, о которой он мечтал...
     В другой раз Хавтан подкатил через пару месяцев, правда один.
     Но тут Самурай, не дав ему и рта раскрыть, отрезал:
     -- Не слишком ли ты зачастил, Хавтан? Я ведь у вас на зарплате не сижу,
у  меня своих дел невпроворот.  Да и светиться  прежде времени  не резон, я,
может, до генерала дослужиться хочу, меня тут высоко ценят...
     Но Хавтана оказалось  не  так-то  легко сбить с толку. Он опять зашелся
своим ледяным смехом и, вынув из внутреннего кармана шелкового костюма пачку
долларов, перехваченную аптекарской резинкой -- как обычно поступают челноки
или  торговцы-перекупщики,  имеющие дело  с большими суммами,  --  без  слов
бросил ее на колени Кольцову -- они опять говорили в машине.
     Самурай невольно автоматически перегнул пачку с обеих сторон. Ошалевший
Хавтан обиженно громко сказал:
     -- Ты  что, в милиции совсем голову потерял?  Мы своих не кидаем.  Да и
смешно тебе куклу всучить... -- И оба от души рассмеялись.
     Кольцов   спрятал  деньги   в  карман   и  вопросительно  уставился  на
собеседника: что, мол, на этот раз?
     -- А дело  снова спешное, важное  и на этот раз более опасное, -- сразу
взял быка за рога Хавтан. -- Хотя десять тысяч баксов за получасовой риск --
плата неплохая. Впрочем, рисковать конкретно будешь не ты, а другой человек.
Твое дело -- провести его в  здание, подстраховать,  пока он зайдет в нужный
кабинет, и вывести его после шмона на улицу...
     Герман продолжал молчать, не перебивая вопросами.
     --  Суть операции  такова:  вчера в вашей  конторе,  на втором этаже, в
кабинете следователя  Федорова, кое-кто дал серьезные  и  опасные  показания
против одного из влиятельнейших людей, ворочающих нефтью. Кликуха его Шаман,
вся Тюмень под ним ходит, теперь он в Москве штаб-квартиру держит, в Барвихе
дом  отгрохал  -- три этажа вверх,  три этажа  вниз. Запомни:  Шаман, может,
когда и сгодится, жизнь большая, не знаешь, куда повернет. В общем,  большие
люди  тебя  просят помочь. И Дантес, он старый корефан Шамана, и другие, так
что  уважь...  Федоров  вчера  не  только  эту  тварь  продажную из  Минфина
потрошил,  но и  людей  достойных. Они-то и запомнили: и в  какой  папке что
лежит, и какой системы сейф, и какой замок в двери. Мы нашли спеца, которому
понадобится  ровно  пять  минут,  чтобы  аккуратненько вынуть  из папки  эту
грязную бумажку, -- вот и все  дела. А следователь, если наша затея удастся,
или сам удавится, или его инфаркт хватит. Зажрался, мразь, за каждую бумажку
чуть ли не миллион баксов требует...
     --  Каким  же  образом  я  должен  его  в  здание  ввести?  У вас  есть
какой-нибудь план? -- спросил на  всякий случай Самурай, не думая возвращать
деньги, но и не желая особо рисковать.
     -- Сначала я предложил взять твое удостоверение и  сделать  точно такое
же,  это  не  проблема.  Но  Дантес,  по-моему,  лучший  вариант  предложил.
Поскольку вы  все на  одно лицо в камуфляже и беретах  и  всегда в  синяках,
шишках и  царапинах,  вот он и говорит:  у Герки  команда большая, наверняка
кто-то хоть чуток  смахивает на нашего медвежатника. И  если так, надо, мол,
нашего обрядить  в униформу,  посадить, для  верности, настоящий  фингал под
глаз, надеть  очки  --  и  вперед,  никакая  вахта  не  придерется.  Вот его
фотография, есть кто-нибудь у тебя в бригаде похожий?
     Хавтан протянул  Кольцову небольшую любительскую  фотографию, с которой
равнодушно  глядел  бесцветный  мужчина  лет  тридцати, с нагловатым  лицом;
две-три судимости открыто читались в его глазах и без анкеты.
     -- Ну, как идея? -- поторопил Хавтан, забирая фотографию.
     -- Да, твой Дантес не дурак, психолог. Надо этот трюк запомнить. У меня
с такой же бандитской  рожей есть несколько ребят, с фингалом в  самый раз и
без очков будет. Для верности под другим  глазом налепим  небольшой  кусочек
лейкопластыря, это совсем собьет вахту с толку, хотя  к нам они не  особенно
колупаются. А  очки,  конечно,  пусть будут, для  верности, на  входе он  их
демонстративно снимет, -- согласился  Самурай,  неожиданно для себя войдя  в
азарт нового дела.
        "7"
     К  нервотрепке с поиском  шкабаровского бухгалтера у Германа неожиданно
прибавились семейные проблемы, а улаживать такие конфликты  Кольцов не  умел
-- дело  это тонкое, деликатное.  Ему  в такие  минуты  всегда  вспоминалось
выражение  "слон  в  посудной  лавке".  Да  и  как  восстановить  мир,  если
действительно  виноват  во  всем  --  вылезла-таки   наружу  владивостокская
история: верно  говорят, сколько веревочке  ни  виться,  но конец все  равно
придет. Хотя,  как выяснилось, все  выплыло-то случайно, но от этого Самураю
было не легче.
     Леночка вернулась из  Владивостока,  куда  летала  на  свадьбу младшего
брата,  через   месяц  после  задержания  Шкабары.  Погостила  у  родителей,
встречалась с  подружками из университета. Честно говоря, она не прижилась в
Москве,  тут  она  потерялась  --  куда  делись  ее  общительность,   задор,
уверенность? В  белокаменной  иная  жизнь, чем в Приморье,  где  люди  шире,
проще, оттого она все время скучала по родным краям. В день возвращения жены
Кольцову выпало дежурство, тут не отпросишься, в спецназе требования жесткие
-- укладывайся в три  выходных дня. И Герман встретить жену не мог, но он ее
об этом предупредил по телефону; решили, что домой она доберется на такси --
от Домодедово до Солнцево, по обводной дороге, недалеко.
     На  беду Кольцова,  в  тот день  Картье провожал  кого-то  в  аэропорту
Домодедово, он и увидел Леночку с  чемоданом и, конечно, предложил  подвезти
ее в  город на своем шикарном "мерседесе". Впрочем, ничего предосудительного
в  этом  не было.  Слава Неделин  вел себя  прилично, и  о  давних днях,  об
увольнительных и встречах в универмаге даже не вспоминал. Веревочку за конец
потянула сама Леночка, так, наверное, судьбе было угодно.
     Когда  они отъехали  подальше  от аэропорта,  Леночка стала  оглядывать
роскошный  салон машины.  Самого  Картье,  элегантно одетого,  благоухающего
хорошими французскими духами,  в общем процветающего, она разглядела  еще по
дороге   на   автостоянку,  где  Неделин   припарковал   свой  молочно-белый
"мерседес".
     -- Ну,  как у тебя сложилась  жизнь с дочкой академика, Славик? Судя по
всему, ты счастлив...
     Неделин от неожиданного  вопроса  на  мгновение  даже  руль  управления
выпустил --  "мерседес"  резко пошел  влево,  на встречную  полосу,  хорошо,
впереди машин не  было, дорога в  этот  ранний  час оказалась пустынной.  Но
Картье  прекрасно владел  рулем, а  еще лучше  своими эмоциями, выправив ход
машины, он спросил:
     -- Леночка, о какой  дочке академика идет речь? И почему  у меня  с ней
должна была сложиться жизнь?
     Теперь уже  пришел черед  удивляться  жене  Самурая, и  она  с  ехидцей
сказала:
     --  У тебя  что, как  у всех  мужчин,  короткая  память? Да на  той, на
которой ты  собирался жениться,  как только вернешься в Москву из армии. Ну,
на невесте своей, которая тебя письмами и посылками засыпала.
     Вконец  растерявшийся Неделин, не соображая,  о  чем говорит попутчица,
переспросил:
     --   Кому   это  я  говорил,  что   собираюсь   жениться   сразу  после
демобилизации, да еще на дочке какого-то академика?
     --  Как кому? Своему лучшему армейскому другу  Герману Кольцову, как ты
однажды представил мне его в универмаге.
     -- Какая-то  запутанная  история, -- пожал плечами Картье.  --  У  меня
никогда  не  было  невесты,  в армии  я  редко получал  письма, да и  то  от
родителей, иногда от друзей.
     -- А  как же фотографии?  -- уже не так  уверенноагрессивно  продолжила