сяти тысяч,  что ссудил Дантес, он больше
ничего  не  нашел:  обещали  на  будущей  неделе,  через десять  дней, через
полмесяца,  а  срок,  отпущенный  Александром  Михайловичем,  истекал.  А  с
пятьюдесятью тысячами появляться  в Барвихе было просто смешно. И впервые он
пожалел о своей недальновидности -- надо  было не жадничать, а брать с собой
в  Барвиху  Эйнштейна, чтобы там к нему привыкли, а сегодня, если  бы  нашел
деньги,  сыграть  с  ним  на  пару.  Так  они  поступали  крайне   редко,  в
чрезвычайных обстоятельствах, когда позарез нужны были деньги. В этом случае
выигрыш был  гарантирован  стопроцентно. У них  были отработаны варианты без
всякого шулерства  --  они всегда знали,  что у кого на руках и  что следует
предпринять. Это  далось месяцами изнурительных тренировок, а главное, у них
обоих был особый картежный ум и нюх.
     Прошла вторая и третья неделя,  за которую удалось найти всего тридцать
пять тысяч. Теперь даже теоретически был упущен шанс собрать нужную сумму, и
Аргентинец  заволновался  всерьез, потерял еще несколько  килограммов веса и
теперь выглядел моложаво, под стать Тоглару. Не наклюнулась  ни разу и  игра
по  заказу, когда ему подставляли  подготовленную жертву: богатого человека,
лоха. Иногда в таких случаях  случалось выиграть и сто, и двести тысяч, хотя
приходилось делиться и с "загонщиками".
     Все  эти  дни,  занимаясь  поисками  денег,  Аргентинец  нет-нет  да  и
вспоминал  совет Дантеса --  решить  возникшую  проблему с  помощью наемного
киллера, но  каждый раз старательно  гнал от  себя  эту  мысль, все-таки  он
катала,  а  не примитивный мокрушник.  Впрочем,  если  эта тайна  с киллером
когда-нибудь выплывет, то на картежной карьере тоже можно ставить крест, кто
же сядет за стол с заведомым убийцей?
     Когда  до   назначенного   срока   осталось  четыре   дня,   Аргентинец
запаниковал,   вновь  закрылся  у  себя  в  кабинете,  всерьез  подумывая  о
самоубийстве,  -- только так  он мог сохранить квартиру за семьей.  Он  даже
начал   писать   предсмертное  письмо,   обвиняя  Александра  Михайловича  в
несуществующих грехах, намекая, что его проигрыш был тщательно спланирован и
что его угрозами  загнали  в угол. Попади  такая малява в  руки братвы,  она
обеспечила  бы  семье  гарантии, в  России,  и  в уголовном  мире  особенно,
отношение к ушедшему в мир иной свято, не зря поговорка гласит: о покойниках
говорят или хорошо, или ничего.  В общем, Городецкий все рассчитал верно, но
умирать не хотелось --  ни  повеситься, ни  пустить  себе  пулю  в лоб, ни с
по-мощью  яда.  Он перебрал множество вариантов самоубийства,  но ни один не
вызвал у него восторга.
     Помучившись еще двое суток, Аргентинец отмел эту  идею раз и  навсегда,
он  вспомнил  недавнюю аварию  на Рублевском  шоссе, где смерть его казалась
неизбежной. Даже видавшие  виды работники  ГАИ и те  сказали ему: "Ну, брат,
родился ты в шелковой рубашке. Значит, нужен ты Всевышнему на этой земле..."
И  свое малодушие, отсутствие силы воли,  чтобы  достойно уйти  из жизни, он
опять  же  увязал с  высокой мистикой  --  вроде рука свыше удерживает  его,
желает, чтобы  он жил... Эта мысль дала ему новые силы, он даже  философскую
базу подвел под свои малодушные метания: "Если я должен жить, значит, кто-то
должен умереть".
     Теперь, когда он созрел для подобной идеи, снова вспомнился Дантес... и
совет  его  уже не  показался  циничным,  а скорее  мудрым. Мысль эта пришла
Городецкому поздно  вечером, и поскольку  в его  распоряжении осталось всего
два дня,  он решил  заняться  этим делом  немедленно. Деньги у него были,  а
примерную расценку  за услуги Дантес ему  назвал, хотя  киллер  мог повысить
тариф  за  срочность,  но ведь  экономить на этом  не станешь,  себе  дороже
выйдет.
     Аргентинец  переоделся  в белый смокинг, тщательно побрился и уже через
час был в "Пекине".
        "6"
     В китайском ресторане всегда можно было  встретить нужных людей,  но он
надеялся отыскать там Хавтана, старая гвардия чтила авторитеты, и Аргентинец
для него был не  последним  человеком в Москве. В "Пекине" Городецкий не был
давно, со дня свадьбы  Тоглара с Натальей. Здесь по-прежнему гремела музыка,
хлопали  в  разных  концах  зала  пробки  от  шампанского,  витал  привычный
ресторанный шум... Да, кто-то  решает вопросы  о жизни  или  смерти, а здесь
звон бокалов, смех гуляк... "Вот и умирай после этого. Ничего не изменится в
жизни,  просто будут гулять  и  пить шампанское другие",  --  мудро рассудил
Аргентинец.
     Хавтана в "Пекине" не было, хотя знакомых гуляло много. Вася Головачев,
по кличке Сапер, узнав, что Городецкий ищет  Хавтана, сказал, что только что
сам приехал из "Золотого петушка" и,  если Аргентинец сейчас же рванет туда,
наверняка  застанет  хозяина  в   собственном  ресторане.  В  последние  дни
Аргентинец  обратил внимание: в какой ресторан ни ткнешься  --  везде  полно
народу,  хотя  время  как будто не  до  гуляний.  И  он  вспомнил,  как  его
бабушка-долгожительница,  прекрасно  помнившая  и Первую  мировую  войну,  и
Великую  Отечественную, когда-то говорила: если народ валом валит в кабак --
жди  войны.  "Сбудется ли  пророчество  бабушки  на  этот раз?"  --  подумал
Аргентинец, ведь в Барвихе предсказывали войну с Чечней со дня на день.
     Аргентинец  не был  завсегдатаем  "Золотого  петушка", хотя  знал,  что
заведение  Хавтана  пользуется  успехом  у братвы  и  деловых людей, тут, не
выходя из зала, можно было решить кучу проблем. Да и русская кухня Петровича
не нуждалась  в  рекламе, про нее даже иностранцы прознали, и  теперь их тут
можно было встретить в любой день, особенно японцев и немцев.
     В "Золотом  петушке" посетителей было под завязку, как  сказал швейцар,
пропустивший Городецкого. В зале Аргентинец  и без  помощи  официантов легко
отыскал  Хавтана --  тот  сидел  за колонной  с каким-то  рослым  мужиком  в
камуфляжной  форме. Судя по двум пустым штофам шведского "Абсолюта",  гуляли
они долго, а  возможно, был  и третий,  и четвертый собутыльник, уж  слишком
щедро  был накрыт стол. "Наверное, Хавтан не станет засиживаться со всяким в
камуфляже", -- подумал Аргентинец  и, решив  не отвлекать хозяина ресторана,
выбрал место так, чтобы тот мог обязательно его увидеть сам.
     Так оно и  случилось, минут через пять Хавтан,  все-таки не забывавший,
что он владелец ресторана, поднял голову на шум, раздавшийся в конце зала, и
в этот момент увидел  Аргентинца. Увидел и удивился: Аркаша не часто баловал
вниманием "Золотой петушок". Судя по  тому,  что он приехал один и сидел  за
пустым столом,  гулять  он  не  собирался, выходило, его привели сюда важные
дела.  Аргентинец человек масштабный, по мелочам прислал бы своего  шестерку
Эйнштейна.   "Значит,   пожаловал   с    чем-то   серьезным,   не   терпящим
отлагательств",  --  решил Хавтан. Почему-то  у  хозяина  "Золотого петушка"
затеплилась надежда, что  кручено-верченый Аргентинец,  знавший всех и  вся,
приехал к нему с вестью о выкраденном бухгалтере Гноме: объявленная им сумма
вознаграждения в пятьдесят  тысяч баксов -- только за  след, за  наколку  --
могла заинтересовать и Городецкого.
     Хавтан  незаметно  подал  условный знак официанту, означавший,  что его
надо выдернуть из-за стола, и тот, подойдя к хозяину, что-то вроде прошептал
на ухо.
     -- Ну, Гера, посидели  мы с тобой сегодня  душевно, а сейчас меня труба
зовет, дела ждут, --  сказал Хавтан, давая понять, что аудиенция для Самурая
закончилась. --  Но ты не бери  в голову, наладится жизнь. Тебя я без дела и
без  куска  хлеба  не оставлю, ты ведь свой,  люберецкий, а  я  добро всегда
помню. Ты только не пей, мои халдеи, восторгавшиеся  тобой, заметили, что ты
теперь пьянеть стал  после одного штофа, а у тебя должна быть твердая рука и
верный   глаз.  --  И  Хавтан,  легко  поднявшись,  стремительной   походкой
направился к своему кабинету, даже не глянув в сторону Городецкого.
     Не  успел  Хавтан убрать кое-что со  стола, как распахнулась дверь и на
пороге появился  Аргентинец, и хотя  он попытался  улыбнуться,  улыбка вышла
озабоченной.
     --  Привет, Леня,  давно тебя  не видел.  -- Аргентинец шагнул  вперед,
протягивая для приветствия руку вышедшему из-за стола Хавтану.
     --  Да, давненько не  виделись. Кажется, в последний  раз на  свадьбе у
Тоглара погужевались, -- ответил Леонид Андреевич, и они обнялись.
     -- Да, теперь только на свадьбах детей или на  похоронах  и видимся, --
грустно ответил Аргентинец и сел в предложенное хозяином кресло.
     -- Может, выпьешь, закусишь? А то и отужинаешь... Петрович  для старого
кореша расстарается, он ведь тебя давно знает.
     -- Спасибо. Сегодня не до гуляний, если честно. А  про кухню твою давно
наслышан, вот  свалю  один груз  с  плеч,  обещаю банкет для  друзей  у тебя
закатить.
     -- Какие проблемы? Если в наших силах, Аркадий, всегда поможем, кому же
помогать, если не Аргентинцу...
     -- Вот-вот... -- Взор Городецкого затуманился, он нервно дернул плечом.
--  Попал  я, Леня, крепко  попал.  Счетчик  давно  включен,  и  послезавтра
последний срок. А проиграл я хату, понимаешь...
     Хавтан от неожиданности даже привстал, но тут же, словно  пристукнутый,
плюхнулся на стул.
     -- Ты проиграл хату на  Кутузовском? Где  мы были на дне рождения твоей
старшей дочери? Ей, кажется, восемнадцать тогда стукнуло.
     -- Да, ее, брат. Со всеми потрохами... -- горько подтвердил Аргентинец.
     -- Кому же ты попал, Аркаша? Я что-то о таком проигрыше не слыхал, хотя
знаю всякое: нужное и не нужное. Видно, не из нашего круга люди?
     -- Угадал, Хавтан. Не из наших. Чиновник, на нефти руки нагрел.
     -- Что же ты долго тянул,  до последнего дня?  Через день и валить надо
было, если не наших кровей человек...
     -- Тебе легко говорить, а я ведь чистый катала, у нас другая мораль, мы
помним  Христову  заповедь  --  не  убий.  Не мог  я  через  кровь  шагнуть,
понимаешь?  Месяц деньги  искал, никто не  дал. Может, я и  откатал бы... Но
выбросить семью на улицу тоже равносильно убийству, да  и где  жить, зима на
носу. И  потом, сердцем я  прикипел  к этой  хате, детям она по  душе,  да и
старость не  за горами. Так  что ты правильно  меня понял,  я созрел,  чтобы
переступить божью заповедь... В общем, нужен профессиональный киллер. Деньги
на его оплату у меня есть.
     -- Само собой, -- кивнул Хавтан, сожалеюще глядя на гостя. -- Без денег
на  эту  тему и базара не может быть, киллеры не работают в кредит, а иногда
даже просят предоплату. Теперь тебе за срочность платить придется, а это еще
пятьдесят  процентов.  Но дело не  в  деньгах...  Ты же понимаешь,  на  тебя
первого могут подумать,  учитывал этот вариант? -- озабоченно спросил хозяин
кабинета.
     --  Времени навалом  было,  все  предусмотрел.  --  И  Аргентинец  стал
обстоятельно   излагать   свои  доводы.  --  Во-первых,   никто  не   станет
распространяться о катране в Барвихе, о том, какие люди там катают  и  какие
суммы проигрывают, --  это  смерть для них, пресса нынче  жадна до сенсаций.
Во-вторых, как  ты мудро заметил, мне не было смысла откладывать убийство до
последнего дня, резон был уничтожить  его сразу. В-третьих,  там, за столом,
выяснилось, что тех, кто занят нефтью, шмаляют чуть  не через день. И потому
у  моего  Александра  Михайловича  врагов  много,  он  иногда  даже  называл
кое-кого.  Есть еще  одна  пикантная деталь в  убийстве нефтебаронов:  после
контрольного  выстрела в голову их еще и  нефтью из бутылки поливают -- мода
или традиция такая  пошла,  чтобы  не гадали,  за  что.  Мы  тоже этой модой
воспользуемся. А  ментам копаться  нет выгоды. Им лишь бы  закрыть дело,  им
висяк ни к чему. Одним бизнесменом больше, одним меньше. И последнее: завтра
я позвоню ему  и  скажу  -- приезжай,  смотри, я решил  отдать хату,  -- уже
спокойнее подытожил Аргентинец.
     --  Да, застраховался ты  как будто капитально, --  задумчиво почесал в
затылке Хавтан. --  Но  по мне чем меньше вариантов и алиби, тем надежнее. В
одном  ты прав, менты  не любят "новых русских" еще  больше, чем бандитов. А
если кто и шепнет, мол, хлопнули из-за  квартиры,  думаю,  на эту версию  не
клюнут, спишут на нефть.
     --  Есть  ли  у  тебя надежный  человек  на примете? -- спросил, устало
откинувшись в кресле, Аргентинец.
     -- Ну, теперь кого только нет, -- усмехнулся Хавтан. --  Ты ведь знаешь
главный  закон  политэкономии: спрос  рождает  предложение.  -- Он оживился,
кивнул на дверь, за которой был ресторанный шум. -- Вот толь-ко что я ужинал
с одним офицером. Может, он и сгодится...
     -- Что за человек? Ему можно доверять?  --  Аргентинец явно не  ожидал,
что все может устроиться так быстро.
     -- Я знал его еще парнишкой, до армии, а потом потерял  из виду на семь
лет. Он люберецкий,  кликуха Самурай. Служил в  морском десанте,  заканчивал
армию   в  особом  подразделении   спецвойск.  После   службы   остался   во
Владивостоке,  женился  там,  заочно  закончил Высшую  школу МВД, работал  в
милиции, в порту. В конце концов он  понял, что все российские деньги гуляют
в Москве,  и  вернулся  домой,  попал  в  особые  подразделения  МВД.  Но от
люберецкого прошлого никуда не денешься, да и государство за рисковую работу
гроши платит. Щипал он кое-кого потихоньку в  Приморье. И здесь то же самое,
чувствую, практиковал. Ну, тут и пересеклись наши стежки-дорожки, и я понял,
что  свой человек  нам в  МВД  не  помешает.  Несколько  раз  он выручал нас
по-крупному. В общем, был у меня в органах свой человек.
     -- Почему был? -- невольно перебил его Аргентинец.
     -- Да, к несчастью, был. -- Хавтан сожалеюще развел руками. -- Работа у
них не приведи Господи, за год десятерых  своих ребят похоронил, стали нервы
шалить.  С женой  неполадки  -- она  у него оттуда, из  Владивостока,  -- не
прижилась в Москве, квартиры нет, в общем, бросила его и уехала домой. А тут
среди его людей словно вирус завелся -- страх, и как следствие -- увольнение
за  увольнением: не хотят  молодые  за  гроши жизнью рисковать.  А  с  новой
командой, когда  не  чувствуешь  за спиной своих,  идти на  штурм  очередной
бронированной двери не в жилу. А может, уже  и возраст берет свое... короче,
подал  рапорт  об  увольнении.  А профессионал-то  хоть  куда:  прошел школу
диверсионной  подготовки, в электротехнике  шурупит,  а бомбу  из  подручных
материалов изготовить -- раз плюнуть. Могу с  ним переговорить, если хочешь,
-- предложил он, потянувшись к звонку, чтобы кликнули Самурая.
     Городецкий потер в раздумье щеку.
     --  Нет, этот мне не подходит. Я  его  видел в  зале -- у него затяжная
депрессия, по  себе  знаю.  Потом  я, как  человек старых  правил, ментам не
доверяю -- ни бывшим, ни даже люберецким. Ты мне найди кого-нибудь из наших,
кто из зоны вернулся, сидел по  серьезной  статье,  не  баклан какой-нибудь,
кому  деньги  позарез нужны,  у  кого  дети голы-босы,  семья голодает.  Ему
богатого  пришмолять в радость будет. А план у меня разработан, нужен только
исполнитель.
     -- Сколько ты готов заплатить? -- уточнил по-деловому Хавтан.
     -- Десять тысяч, как принято сегодня, я консультировался, плюс еще пять
тысяч  за срочность. Будет  выжимать  еще две-три  штуки,  соглашайся,  если
человек серьезный.
     -- Хорошо,  заметано, --  хлопнул ладонью по столу хозяин ресторана. --
Завтра  до обеда сиди дома, он сам тебе позвонит, назовется, скажем,  Жорой,
пригласит куда-нибудь  пообедать и договориться об очередной картежной игре.
Место встречи назовешь сам. Лады?
     Городецкий кивнул  и  поднялся  с  кресла.  Уже направившись  к  двери,
Аргентинец неожиданно вновь вернулся к столу.
     -- А ты, Леонид Андреич, прав:  твой Самурай действительно представляет
интерес. Может,  на  что и  сгодится. Дай-ка мне его телефон,  может,  я его
телохранителем возьму. Только предупреди,  пусть с  выпивкой  завяжет, я сам
редко пью и пьяниц не люблю, у них другая психология...
     -- Ну, вот и лады, -- явно обрадовался  Хавтан, -- а  то я расстроился,
что ты недооценил моего человека. А в телохранители -- это в самый раз... Ты
не смотри,  что он как медведь,  я  видел его в  спортзале: пантера, гепард,
удав. Жаль будет, если Самурай  уйдет к  другому хозяину. -- На  этом  они и
распрощались.
     Покидая  ресторан, Аргентинец внимательно  осмотрел зал -- вроде  новых
лиц  не прибавилось. То  же самое проделал  на автостоянке --  ни убыло,  ни
прибыло ни одной машины; обладая фотографической  памятью, он мог поручиться
за это. Осторожность никогда не помешает, тем более что Александр Михайлович
-- темная лошадка и заниматься им вплотную, узнавать, кто он и какие силы за
ним стоят, у  Городецкого  времени  не  было, а  теперь,  после разговора  с
Хавтаном, в этом и надобность отпала. Но действовать  надо  осторожно, чтобы
Александр Михайлович, не дай Бог, не раскусил его затею...
        "7"
     Но  Аргентинец   или  переоценил  свои   возможности,  или,   наоборот,
недооценил  интуицию удачливого  партнера. После  того как  Аргентинец нанес
визит в гостиницу "Украина", Александр Михайлович  почувствовал,  что хозяин
хаты  на  Кутузовском   расставаться  со  своей   квартирой  ни  при   каких
обстоятельствах не собирается, а четыреста тысяч  ему в  такой короткий срок
не собрать --  время шальных денег  в Москве  прошло.  Значит, остается лишь
один известный  и хорошо отработанный в  России вариант.  Криминальные круги
быстро выработали убеждение, что проще убить кредитора, своего, так сказать,
благодетеля,  у которого вчера в ногах валялся, прося взаймы, чем возвращать
ему  долги.  Оттого уже который год изо дня  в  день  отстреливают в  России
банкиров  и  богатых людей. По такому верному пути может пойти и Аргентинец,
хотя  репутация у  него доселе  по этой части  была безупречной.  Свои долги
всегда  возвращал в  срок,  а по отношению  к проигравшим вел себя достойно,
если не сказать благородно, московская молва хранила о  нем десяток подобных
легенд.  Впрочем, в  том  и состоит  репутация  каталы высокого  полета.  Но
Александр  Михайлович   любил  пословицу:   береженого  Бог  бережет,  и  за
Аргентинцем был  устроен жесткий  догляд -- поставили  на прослушивание  его
телефон и организовали плотное  наружное  наблюдение,  когда он  выходил  из
дому. Так что постоялец  гостиницы "Украина" хорошо знал, как  у  Аргентинца
идут дела и  почему  он  не  появляется  в  Барвихе, он  не ошибся  в  своем
прогнозе:  денег тот  собрал чуть больше  четверти  от  нужного,  а  значит,
оставался один проторенный путь...
     Поэтому, когда Александру  Михайловичу доложили, что Аргентинец приехал
в "Золотой петушок", тот  велел  "работать"  тщательно  и не светиться --  с
Хавтаном у  жильца с шестого этажа были особые счеты. По  правде сказать, он
несколько обеспокоился: не сошлись ли тут два интереса, -- и срочно послал к
ресторану  свой  "лендровер", начиненный  сложной аппаратурой.  Но  записать
разговор в кабинете директора не удалось. Откуда Александру Михайловичу было
знать, что Слава Неделин,  по кличке Картье, в свое время делал  Хавтану  не
только прослушивающее и просматривающее  устройство,  но и поставил  дорогой
защитный экран, потому люди Александра Михайловича остались с носом.
     Наткнувшись  на совершенную  технику  по защите  стен от прослушивания,
наблюдающие доложили об  этом Александру Михайловичу, и хозяин  "лендровера"
велел  всем  возвращаться  на Кутузовский,  к дому  Аргентинца,  занять  там
исходные  позиции  и  перейти  на  круглосуточное  наблюдение   --  операция
подходила  к  завершающему  этапу. Человек,  сорвавший  куш в  Барвихе, знал
наверняка, зачем  Аргентинец приехал к Хавтану, но ему важно  было другое --
кого нанял Городецкий и какой план они разработали, а главное, где предстоит
охота на него: в гостинице, на улице, на трассе или в Барвихе? Если б Хавтан
только  знал