ешит  и твои, и мои  проблемы.  Я
ведь знаю, что  значит квартира для тебя, да  и для твоей  семьи.  А  сейчас
давай  выпьем еще раз, и я расскажу  тебе о своем  плане, может, мне и  твоя
помощь  понадобится. --  И Тоглар предложил  тост: за дружбу, за друзей,  за
братанов!
     Выпили  и  стали  закусывать  жирной  селедкой  и  соленьями  с базара.
Аргентинец оживился, почувствовав проблеск надежды, он знал, что Тоглар слов
на ветер  не бросает. "Не зря  же  я сюда сердцем,  душой тянулся. А  может,
божья  рука  меня  к  нему  направила?"  --  даже  как-то  суеверно  подумал
Городецкий, готовый выслушать любое предложение хозяина дома. Тоглар сразу и
перешел к делу.
     -- Чтобы ты приободрился, взял себя в руки и поверил, что твоя проблема
разрешима, я вынужден открыть  тебе  одну важную  и опасную тайну. -- Тоглар
испытующе смотрел на Городецкого, и тот кивнул, что он -- весь внимание.  --
Так вот,  "чехи"  выкрали меня не  для того,  чтобы  я  подделывал  гарантии
солидных  банков  и  изготавливал  нужные  бумаги  за  подписью  первых  лиц
государства и крупных компаний, хотя я и это делал, когда  надо было. Задача
передо  мной  была  поставлена другая... учти, Аркаша,  это  я открываю тебе
одному... Я должен был сделать идентичный по всем параметрам доллар. Условия
были созданы для этого первоклассные: я получал все, что запрашивал,  вплоть
до консультаций у нужных  мне ученых и  участия в  моих экспериментах лучших
лабораторий.  Признаюсь, мне даже  польстило такое предложение:  я -- против
могучей  финансовой империи  США. Мне  давно хотелось как-нибудь напакостить
американцам  по большому счету --  за стремление переделать весь мир на свой
лад и  мерить все своим аршином, а точнее, долларом. В этом,  не скрою, была
моя личная корысть. И ты знаешь, мне это  удалось! Когда  в Ростове я сказал
тебе, что увел у "чехов" казну,  я  не соврал, но я взял деньги, которые сам
же и изготовил, и унес столько, сколько смог!
     -- Но  это  же  фальшивые  деньги! --  вконец  отрезвев,  разочарованно
произнес  Городецкий  --  надежда,  поманив  его  пальцем,  глупо  хихикнув,
упорхнула вновь.
     -- Так-то оно так, да не совсем. Вот уже больше года я трачу эти деньги
по  всему миру. Да  и "чехи" повсюду  ими  расплачиваются,  мешками в  банки
завозят,  и ни одного прокола. Я сделал такие,  какие от меня требовали,  --
настоящие, их называют супербанкнотами.
     -- Ну, ты даешь! Действительно художник! Вот  это класс! Утер  все-таки
нос  этим спесивым янки, я  рад, поздравляю! --  И  Аргентинец от души пожал
руку Тоглару.
     --  Я  человек  умеренных запросов, --  продолжал Тоглар, --  того, что
вывез из Чечни,  должно  было  хватить  до  конца жизни,  но женитьба внесла
коррективы в мои планы. Как я горевал, ты видел.  Долго на  судьбу обижаться
не мужское дело, надо жить дальше, ведь теперь у меня появился интерес, дело
для души  и сердца  --  живопись. Но все мои планы, чего ни коснись, требуют
денег, и я решил еще раз тряхнуть стариной.
     -- Ты хочешь  снова печатать деньги? -- испуганно  спросил  Аргентинец,
ему не хотелось прыгнуть из огня да в полымя.
     -- Нет,  что ты, --  рассмеялся Тоглар,  -- на  это  ушло  три  года  и
миллионы долларов, не считая  покровительства чеченского государства.  Снова
мне такого дела не поднять. Кроме того, кураж весь  вышел, интерес пропал, а
без этого  браться бесполезно,  да и зачем, мне ведь  много не надо. Я решил
прогуляться  в Чечню, наведаться по  старым адресам и  взять часть того, что
мне причитается. Уже недели две вплотную этим занимаюсь, кажется, обмозговал
все  до мелочей, и время на меня  работает, говорят,  со дня на день война с
Чечней начнется.
     -- Это точно,  --  прервал  его взволнованный  Аргентинец.  -- Я ведь в
Барвихе  в последнее  время катаю, а там высокие чиновники только об  этом и
талдычут да еще те, кто уже успел нажиться на этом...
     -- На носу Новый год, -- как о давно решенном  продолжал Тоглар, -- это
время для  меня самое подходящее, но с  войной было бы удобнее -- получилось
бы под шумок.  Мне нужно побыть там день, от  силы полтора  дня. Все  должно
произойти быстро, неожиданно и, конечно, тщательно организовано.
     -- Я  пойду  с тобой,  --  по-молодецки азартно  выпалил  Аргентинец  и
приосанился.
     Тут серьезно говоривший Тоглар не выдержал и от души расхохотался:
     --  Ах, Аркадий, ты  бы посмотрел на  себя в зеркало. Все,  поезд ушел,
отходили мы свое.  Я иду  от безысходности, мне никто ничего на блюдечке  не
принесет. Нет, ты уж дома оставайся, но помочь ты мне можешь.
     -- Как? -- теперь растерянно спросил Аргентинец.
     -- Я  все продумал,  рассчитал,  но один я не  справлюсь. Мне нужны еще
два-три человека,  но гораздо  моложе  меня, бывшие  десантники, спортсмены,
хорошо знающие оружие  и ведающие, на что идут. А главное, чтобы  можно было
им доверять или  как-нибудь контролировать их, от  таких сумм у кого  хочешь
голова может пойти кругом. Деньги -- большое испытание для души.
     -- Впрочем, до  поры до времени о том,  что именно  ты хочешь выкрасть,
можно  и не  говорить, --  подсказал  Городецкий,  он  уже  вживался в  роль
помощника, которую определил ему Тоглар.
     --  Резонно,  вполне резонно,  -- согласился хозяин.  --  Тем более что
деньги  хранятся  в  специально изготовленных  упаковках,  по  два  миллиона
долларов  в  каждой, и внешне похожи на разные пачки  бланков  бухгалтерской
отчетности.  Хорошо обвязаны,  под тонкой  прозрачной пленкой. Даже  взяв  в
руки, не сразу поймешь,  что это контейнер-тайник, над ним тоже бились с год
очень умные люди.
     -- Ну, Наталья-то твоя разобралась гораздо быстрее этих мозгокрутов, --
съязвил повеселевший Городецкий.
     -- Да, но она прежде вычислила, что  они где-то есть в  доме.  А помощь
твоя  нужна вот в чем, --  продолжил Тоглар, не обращая внимания на колкость
Аргентинца, -- ты знаешь, кто есть кто на сегодняшний день, ты и подбери мне
команду. Не получится, пойдем к Хавтану, у него есть свои люди, попросим его
помощи.  Поскольку  ты  остаешься в  Москве,  ты должен  быть  гарантом моей
безопасности  в случае  удачи, а  для  этого у тебя на руках должны быть все
данные о  тех, с кем я  иду. -- Тоглар замолчал  на минуту, видимо обдумывая
еще какие-то детали, касающиеся участия Городецкого в операции.
     -- У меня есть сорок пять  тысяч, я хочу отдать их  тебе на  подготовку
твоего марш-броска, -- вывел его из задумчивости Аргентинец.
     -- Спасибо, они мне  очень кстати, -- поблагодарил Тоглар, понимая, что
приятель  предлагает  последнее.  --  Но  я  тоже  не  пустой:  перед  самым
побегом... -- он споткнулся на слове, -- моей жены я дал Эйнштейну сто тысяч
на какую-то важную игру,  уж очень  он просил,  убеждал, что чувствует фарт.
Потом  он надолго  куда-то  пропал и  буквально после  твоего прихода  вдруг
заявляется и  приносит сто пятьдесят  тысяч,  говорит, это, мол,  моя  доля,
признался, что  крупно  выиграл.  Значит,  Бог  есть,  на  эти  деньги  я  и
готовлюсь. Но придется отстегнуть хотя бы по  двадцать тысяч аванса тем, кто
пойдет со мной, так что и твои бабки не будут лишними...
     Просидели  они,  обсуждая детали  предстоящей операции,  еще часа  два.
Аргентинец оживал с каждой  минутой,  он поверил,  что судьба  и на этот раз
смилостивится над ним, сохранит  его дом, не даст разорить  семейное гнездо.
За это время Аргентинец еще не раз  набивался в поход  вместе с Тогларом, но
тот каждый раз его отговаривал и отсылал к зеркалу. После  очередного отказа
Городецкий  не выдержал  и  пошел  в коридор к высокому, в человеческий рост
зеркалу в старинной венецианской раме.  Оттуда вдруг  раздался смех, а затем
жалкое признание:
     -- Да, ты,  Костя, наверное, прав,  не гожусь я для вылазки в Чечню, --
после чего Городецкий перестал настаивать на месте в команде.
     Тоглару  надо   было  по  своим  делам  съездить  в  загородный  дом  в
Переделкино, и ближе к обеду они расстались. Городецкий тоже поспешил домой,
но  теперь  он возвращался к  себе  в другом настроении --  гроза,  кажется,
миновала.
        "9"
     Утром  в  понедельник  Аргентинец психологически был готов  к встрече с
Македонским.  То,  что  он мог предложить  и  двойную,  и  тройную сумму  за
проигрыш, придавало ему уверенности, да и люди, готовые стать его гарантами,
имели вес в обществе, и беглец из "Матросской тишины" не мог этого не знать.
Поехал  он к Македонскому на "саабе",  потому  что уже пережег свой страх  и
после встречи хотел вплотную заняться делами Тоглара. Время и обстоятельства
поджимали. Новый год на носу, а в случае удачи, как планировал Тоглар, 31-го
он мог быть уже в Ростове с добычей. Тогда для них с  Тогларом с нового года
начался бы новый отсчет жизни  и кошмар с проигрышем и Натальиной кражей был
бы позади.
     Сейчас Аргентинец  выглядел уверенно и спокойно, но то была уверенность
не трезвого ума, а скорее эйфория от той  поддержки, что оказал  ему Тоглар,
заручившись благосклонностью своих влиятельных друзей, потому старый  катала
не  контролировал  четко  ни  своих слов и  жестов, ни того,  какие  маневры
пытался совершить  Македонский.  Не  будь  он  в  такой эйфории,  Аргентинец
заметил бы тех, кто повел его от автостоянки ко входу, и  вычислил того, кто
вроде дожидался лифта на шестом этаже, а на самом деле страховал встречу. Но
свобода, радость, что он избежал петли, пьянили его, туманили разум, и жизнь
виделась ему уже  без  капканов и ловушек, в ярком свете тех астрономических
сумм, что в скором времени раздобудет его друг Тоглар.
     Македонский,  как и  в прошлый раз, находился в номере один. Но сегодня
хозяин номера  встретил  гостя  менее  любезно  и  без  накрытого стола,  но
Городецкий  не  огорчился -- рассиживаться тут он  не  собирался.  Предложив
жестом Аргентинцу занять кресло, Македонский сразу взял быка за рога:
     -- Принес документы?
     --  Нет, --  твердо  и даже  как-то по-мальчишески залихватски  ответил
Городецкий, глядя  прямо в глаза киллеру номер  один,  как  иногда  называла
пресса Македонского после его таинственного побега из "Матросской тишины".
     --  Почему? --  не сумел  скрыть  удивления Македонский. -- Значит,  ты
принес деньги?
     -- Нет, и денег я не принес, но готов через две недели вернуть миллион.
     Македонский, что-то обдумывая, прошелся по комнате.
     --  У  тебя  есть залог?  -- Македонский  знал,  что такой авторитетный
катала, как Городецкий, еще имеет  право на отсрочку долга, хотя  он сам уже
давно  не признавал  ни  воровских, ни  государственных  законов  и не  чтил
никаких авторитетов, он жил по библейской заповеди: не сотвори себе кумира.
     -- Есть  у  меня  и залог и  гарантии, -- небрежно  бросил  Аргентинец,
закинув ногу на ногу и постукивая пальцами по ручке кресла.
     --  Меня  лучше бы устроил залог, -- сказал  Македонский, не переставая
вышагивать по номеру.
     --  Залог  --  точно  такая же квартира на Кутузовском,  только гораздо
интереснее, перепланированная и отремонтированная.
     -- Кто хозяин и  почему он отдает под  твой залог свою хату? -- быстро,
как на допросе, среагировал Македонский.
     -- Тебе,  наверное,  этого  не понять... Это мой  старый  друг, кликуха
Тоглар, может,  слыхал?  --  еще небрежнее  сказал по-глупому  заважничавший
Аргентинец.
     --  Тоглар?  --  Македонский  резко  остановился,  будто  напоролся  на
преграду, видно было, что он и не пытается скрыть  изумления. -- Разве он не
погиб четыре года назад в автомобильной катастрофе?
     -- Нет, слава Богу, он  жив,  -- счастливо выдохнул Городецкий. -- Хотя
похороны ему кое-кто тогда  организовал, это  точно. Могила и по сей день на
Востряковском кладбище есть...
     -- Ну и дела! -- Хозяин  кабинета обрел прежний невозмутимый  вид. -- Я
тоже рад, что такой человек  остался жив. Значит, суждена ему долгая судьба,
-- и тут же, не давая гостю опомниться,  попытался выудить, кто  же стоит за
Городецким: -- Ну а гарантии чьи будут?
     --  Хотя  бы  того же Тоглара,  а  если  этого мало,  --  Дантеса, Васи
Головачева, кликуха Сапер, Шамана, -- сблефовал  под конец потерявший голову
от успеха Аргентинец.
     -- Серьезные люди, серьезные...  -- Македонский отошел  к окну и  опять
задумался. -- Ты ведь знаешь, я живу по своим законам и воровских не чту. Но
тут   особый  случай,  не  хочу  из-за   тебя   всех  "синих"   против  себя
восстанавливать. Но  от  тебя я гарантии  не приму, ты  свой ресурс  доверия
исчерпал.  -- Аргентинец возмущенно  дернулся в кресле,  но хозяин остановил
его жестом руки. -- Пусть  в течение завтрашнего дня позвонит мне кто-нибудь
из тех, кого ты назвал, сам и поручится за твои гарантии.
     -- Нет базара,  будет  завтра звонок, -- сказал  Аргентинец, вставая  и
считая, что важный для него разговор успешно закончен.
     И тут Македонский,  как  бы сомневаясь, задал еще один, вполне невинный
вопрос:
     -- Почему Тоглар так легко ручается своей квартирой? Ведь найти миллион
за две недели не просто, ты вот не мог сыскать даже четыреста тысяч за целый
месяц?
     Тут  Аргентинцу,  будь  он  внимательнее  и  собраннее,  следовало   бы
уклониться от ответа, ибо все было решено, но он вдруг, не подумав, радостно
брякнул:
     -- Не боись, найдем... Через несколько дней он сгоняет в Чечню, тряхнет
там кое-кого по старой памяти, и с деньгами не будет проблем...
     Македонский,  словно  компьютер,  молниеносно  просчитавший   ситуацию,
понял,  что легендарный Тоглар по мелочам в опасную  Чечню не сунется и есть
смысл  узнать, что это за деньги,  если ему так щедро  сулят из них  миллион
вместо четырехсот тысяч. Внезапно  он перекрыл Городецкому путь  к  дверям и
спокойно сказал:
     -- Не  спеши, Аркадий  Ильич. Ну-ка, садись и расскажи подробнее, какие
деньги ждут Тоглара в Чечне?
     Городецкий   в  запале  уже   хотел  послать  Македонского  куда-нибудь
подальше,  но вдруг осекся  под взглядом резко преобразившихся серо-стальных
глаз, а  тот, почему-то  перейдя  на  шепот, от  которого у  Аргентинца вмиг
заледенела спина, напомнил:
     -- Ты забыл  одну существенную деталь: ты проиграл мне не только  хату,
но и жизнь, но если хочешь выйти  отсюда живым, расскажи подробнее  о планах
Тоглара. Они, кажется, и для меня представляют интерес...
     Городецкий,  поняв,  что  попал в  ловушку,  оттолкнул  Македонского  и
кинулся  к  незапертой двери, но ловкая подсечка хозяина номера тут же сбила
его с ног. Когда он поднял  голову, над ним, рядом с  Македонским, стоял еще
один молодчик, и было ясно, что живым отсюда действительно не выберешься.
     Продержался  Аргентинец всего  четыре часа,  и  к  вечеру он  сломался.
Уходил он от  Македонского как побитая собака, дав слово держать его в курсе
всех событий, касающихся вылазки Тоглара в Чечню.

        "Глава 16. Тройной обгон"

        "1"
     Карлен Татлян  после  возвращения из Парижа резко преобразился, главной
причиной  тому стали  деньги, что  удалось ему неожиданно заполучить у  жены
Тоглара. Конечно, он не собирался тратить их так безрассудно, как его друзья
гангстеры с четвертого  этажа, хотя  деньги  эти  ему дались даже легче, чем
Абреку  с Крисом в Лондоне. В Карлене проснулся типичный американец, который
считает каждую  копейку, даже если он и не беден. Он сам обратил внимание на
то, что, когда пользовался деньгами из бездонного саквояжа братьев Цуцаевых,
тратил их щедро, с размахом, даже  порой с  кавказским шиком.  Но со  своими
деньгами, которых было гораздо  больше, расставаться так  легко не хотелось,
он корил себя за это, но поделать с собой ничего не мог. Даже Оля заметила в
нем  неожиданную  перемену, но  она по-женски  объяснила себе появившуюся  у
жениха скупость тем, что он собирается  жениться, знает,  что семья  требует
денег.
     Еще в  салоне самолета "Эр-Франс",  возвращаясь  с победой  из  Парижа,
Карлен  подумал,  а  не сыграть ли  свадьбу с Оленькой  на  Новый год,  но в
последний момент  передумал, понимал, что дело  Тоглара важнее  и не  терпит
отлагательств, и  позже похвалил себя за  сдержанность, иначе, если  сначала
объявил  бы,  а  затем  отложил  дату  венчания,  у  невесты  испортилось бы
настроение. Откладывать назначенную свадьбу -- все-таки дурная примета. Но в
том, что у Карлена серьезные намерения, не сомневалась  ни сама Ольга, ни ее
родители: какие  наряды он привез ей из Парижа, какие украшения, а свадебное
платье  -- просто  закачаешься!  Оля часто запиралась  по  вечерам у  себя в
комнате, надевала его и часами сидела у зеркала, оно ей нравилось все больше
и  больше.  Куда  более  весомый  подарок,  подтверждающий  серьезность  его
намерений, он сделал  через неделю  после Парижа.  В этом районе,  на  улице
Ямского поля, рядом с родителями невесты, заканчивались отделочные работы  в
девятиэтажном  кирпичном  доме,  тоже  с  пентхаусом,  подземными  гаражами,
спортзалом и  бассейном,  с охраной  не  только дома,  но и территории  -- в
общем, дом был рассчитан на  очень состоятельных граждан и квадратный метр в
нем стоил около пяти тысяч долларов. Квартиры свободно продавались, и Карлен
смекнул, что  ему  опять  выпала удача.  Иметь  квартиру  рядом с родителями
невесты -- большое удобство: пойдут дети,  будет к кому отводить, да и район
ему  нравился,  он  уже  привык  к нему.  И  он  решил,  не  мешкая,  купить
четырехкомнатную квартиру на  имя жены, поставив об этом в известность Ольгу
и ее родителей.  То-то было переполоху в доме  Харитоновых --  судьба дочери
решалась так быстро и счастливо! Карлен попросил лишь об одном, чтобы его не
беспокоили по  этому поводу недели три, уж  слишком он занят до Нового года,
чтобы сами все отбирали, осматривали, оформляли,  а деньги он готов уплатить
в любой день и час. Не возражал он и против персональной отделки квартиры по
каталогам, как гласило заманчивое объявление.
     А времени у  Татляна действительно  было в  обрез -- события  в  Москве
развивались странным образом. Наталья не обманула: человек по фамилии Фешин,
Константин  Николаевич,  в  самом  деле  проживал  по  указанному  адресу на
Кутузовском,  и  это  был тот  самый жених, чью  свадьбу  Карлен  некогда  в
прекрасный августовский день заснял у "Пекина". Телефоном Тоглар пользовался
крайне  редко, и ему звонили не часто, да и  то одни и те же люди: картежник
Аргентинец  и некий  щеголь  по  имени Георгий. Вот его-то Карлен  частенько
встречал  на  всяких  тусовках и  кто-то даже  обронил,  что Георгий большой
специалист по балету. Однажды  Карлен просидел в  машине  у подъезда Тоглара
четыре  с половиной часа  -- он поставил себе  в  тот день задачу непременно
увидеть хозяина, усвоить распорядок его дня, а если удастся, и на гостей его
глянуть.  По  всем  статьям  выходило,  что  Тоглар  жил  затворником,  даже
отшельником.
     В  тот день "гравер" вышел из дому в обеденное время, и Карлен подумал,
что он поедет  куда-нибудь обедать, но тот заглянул по соседству в гастроном
"Украина" и  купил две  бутылки армянского  коньяка в  фигурных бутылках  из
хрусталя, подтверждающих подлинность  напитка.  Карлен зашел вслед за  ним в
магазин и увидел легендарного Тоглара вблизи. Чувствовалось, что "гравер" не
первый день в запое,  видимо, сильно переживал историю с побегом жены или не
мог  перенести  ее  подлой  кражи, которая привела  его к финансовому краху.
Однако, судя по тому, что Карлен знал о чистоделе, тот вовсе не был похож на
сентиментального  слюнтяя, убивающегося из-за  воровки-жены, значит, догадка
насчет финансового краха более верная. Эта мимолетная встреча с "гравером" в
гастрономе  натолкнула Карлена на мысль, что станок для  печатания фальшивых
долларов, возможно,  не  принадлежит Фешину и  скорее  всего находится не  в
Москве,  ведь  напечатать  пять   или  даже  десять  миллионов  долларов  на
отлаженной технике, чтобы развеять грусть и печаль, --