ошные  дворовые бабки все-таки засекли, что в 106-ю
квартиру, к отставному  полковнику, изредка  наведывается элегантный молодой
человек  и  поинтересовались  у  старика  --  кто, мол,  такой, кем  он  вам
приходится? И бывший оперативник вынужден был сказать, что  это  его любимый
внук,  а потом в их телефонных  звонках появилась семейная связь: дедушка --
внук.
     Когда  Картье приехал  на  Кутузовский  проспект, Виктор Степанович уже
поджидал его.  Судя по  возбужденному взгляду Королева,  Неделин понял,  что
незнакомец  из  ресторана  "Пекин"  представлял  для  органов  интерес.  Две
добротно отпечатанные фотографии лежали  на столе,  и Королев, взяв одну  из
них, нетерпеливо спросил:
     --  Как ты вышел  на него? Очень  обрадовал  ты  моих  коллег с шестого
этажа. Они полгода с  него  глаз  не  спускают,  не  поймут, что  его  у нас
интересует, с каким заданием прибыл.
     --  А что,  такая уж важная птица?  Или  Армения  уже  представляет для
кого-то особый интерес? -- полюбопытствовал Неделин.
     -- Нет,  Армения интереса не представляет, -- оживленно  ответил Виктор
Степанович. --  А Карлен  Татлян,  так  зовут  этого  симпатичного  молодого
человека на фотографии, -- гражданин США. Он окончил разведшколу в Иллинойсе
и с ЦРУ сотрудничает со студенческих лет.
     -- Он что, хочет завербовать меня в ЦРУ? -- рассмеялся Неделин.
     -- Не  знаем, не знаем. Но он видит тебя не в первый раз. Я  же сказал,
что  за ним ведется  наружное наблюдение. Он  был  в казино  "Трефовый туз",
когда  ты  сыграл там  свою "коронку". Вот фотография, узнаешь? -- И Королев
протянул  другой снимок, где  тот  же  молодой человек, но уже в  смокинге и
белом муаровом  галстуке-бабочке,  был заснят  как раз  в  тот момент, когда
делал ставку в  рулетку. -- Возникает вопрос -- специально ли он  оказался в
тот  вечер  в казино "Трефовый туз"?  И если не случайно, то что ему от тебя
надо? И второе: почему он появился  вчера в "Пекине" и зачем заснял тебя? --
Скорее всего Королев повторял вопросы своих коллег с шестого этажа.
     --  Если он не случайно пришел в "Пекин", значит, что-то знает обо мне,
возможно, ищет встречи со мною или хочет знать,  с кем я бываю? -- рассуждал
вслух  Неделин.  -- То, что  он сотрудник  ЦРУ, многое  проясняет...  Виктор
Степанович, вы сказали, что ваши ребята с шестого  этажа ведут за ним догляд
уже с полгода: к чему он проявляет интерес, к чему из запретного его тянет?
     -- В  том-то  и вся загадка,  дорогой Вячеслав Михайлович...  По  долгу
службы он представляет газету "Лос-Анджелес таймс",  имеет рубрику в колонке
культуры, сообщает новости  светской  жизни  из России, говорят,  делает это
довольно-таки  толково,  мало  что  пропускает  значительного,  особенно  из
столичной  жизни. Но  его не замечали возле секретных объектов, он  не  ищет
подходов  к  НИИ или производствам,  не кружится возле ученых.  Не уличен  в
связях с военными или в интересе к военным объектам.  Не заводит он и дружбы
с  теми,  кто  наверху.  Странный  парень, загадочный шпион. Зато  проявляет
интерес к игорным заведениям, причем самым  дорогим, где играет по-крупному.
Бывает  он и  в  подпольных катранах, хотя  азартом  не  отличается:  играет
сдержанно,  чаще  выигрывает. Частенько  посещает  дорогие рестораны, салоны
модной одежды,  но покупает только по мелочи,  чаще консультирует друзей  из
своего  нового окружения. Короче, бывает там, где крутятся большие деньги, а
точнее -- шальные деньги.
     -- Говорите, проявляет интерес к деньгам? -- встрепенулся вдруг Картье,
словно  отгадал  что-то важное. --  Это  весьма  интересно. Деньгами никогда
просто так не интересуются...
        "3"
     ...В то же  самое  утро на  другом  конце  Москвы, только часом  позже,
Карлен Татлян передал по своим каналам шифрованное сообщение. Оно гласило:

     "Меня  интересует   подробная  информация  на  молодого  человека,  чью
фотографию и  известные мне координаты  прилагаю. Ведет чрезвычайно активный
образ жизни. Обладает  средствами.  В течение  часа  проиграл в казино около
сорока тысяч долларов. Через неделю отмечал в большой компании день рождения
в дорогом  ресторане. Ездит на "Мерседесе-600".  Часто бывает  на престижных
мероприятиях.   Возможно,  через  него  отыщется  ход  к  интересующим   нас
проблемам.

     P.S. Высылаю  вам также фотографии двух чеченцев, братьев  Цуцаевых, --
близких людей из окружения генерала  Дудаева. Бывая в  Москве, повсюду сорят
деньгами. Снимки сделаны по  моей  просьбе  в Крыму,  в поселке Коктебель, в
казино.  Из случайно записанного разговора выяснилось, что братья Цуцаевы  в
ближайшие   месяцы  приедут   в   Лондон   с   какой-то   важной   секретной
финансово-политической   миссией.  Предоставляется   возможность   взять  на
тщательную экспертизу деньги, которые  привезут  братья Цуцаевы.  Разъезжают
повсюду  с  полными  кейсами наличной  валюты, поэтому  есть  все  основания
подозревать, что искомый нами объект находится в России, в Чечне.
     Норман".

        "Глава 8. Тоглар"

        "1"
     Август в Ростове плавно перетек в сентябрь,  стояли удивительно погожие
дни, только ночи были чуть прохладнее, но пока без заморозков. Могучие дубы,
высаженные  в  центре города еще  в прошлом  веке, уже роняли первые тяжелые
желуди, хотя настоящей желтизной тронуло лишь  канадские клены.  А в полдень
было  еще  по-летнему  тепло,  даже  жарко.  Тоглар  рассчитывал  прожить  в
"Редиссон-Ростове"  дня три-четыре, не  больше, а пошла  вторая  неделя.  Он
наслаждался  волей,  прекрасной  ресторанной кухней,  щедро  тратил  деньги,
частенько вспоминая  при  этом  изречение  Юлиана  Семенова:  деньги --  это
отчеканенная свобода.
     После встречи с чеченцами в  "Камее" Константин  Николаевич  с  помощью
Аргентинца  обзавелся  многозарядным  итальянским пистолетом "беретта", а на
улицу  выходил  в  шикарных  темных очках "Полис",  закрывающих  пол-лица. В
первые три дня, после случая  в ювелирном магазине, он  нанял,  опять же при
содействии Городецкого, двух парней, которые сопровождали его в прогулках по
городу, а  вечером,  когда  он ужинал с  Натальей  в гостиничном  ресторане,
занимали по соседству столик. Позже  он понял, что чеченцы наверняка решили,
что он тут же рванул из города  или надолго  и прочно  залег на дно -- и  то
верно, разве здравомыслящий человек мог  так рисковать?  Ведь вопрос стоял о
жизни и смерти. Но  то по  трезвой логике, а  Фешин был  влюблен,  а в таком
состоянии часто теряют голову, и здесь Тоглар не был исключением.
     Аргентинец  оказался  верен  своему слову:  позвонил  из  Москвы  через
неделю, передал кучу приветов от братвы, рассказал, как  обрадовались давние
приятели  сообщению, что Тоглар жив и здоров,  добавив,  что  кореша  твердо
решили собраться по случаю его возвращения, помянуть старые времена и старых
друзей. Тронуло Тоглара и внимание Аргентинца, тот предложил на первое время
остановиться  у него, на  той  самой шикарной квартире, отремонтированной  и
обставленной  по  изысканным проектам французских и итальянских  дизайнеров,
которую  он выиграл всего за одну  фартовую ночь. Конечно, Городецкий  знал,
что у Тоглара в  Москве  была  квартира  и  не  одна,  он  не раз там бывал,
особенно на той, которую Фешин считал своей рабочей и где прятал специальный
инструмент, картотеку и архив.  Но они оба понимали, что на любой из них его
может  поджидать  чеченская  засада.  Тоглар  поблагодарил   Городецкого  за
приглашение и  заверил, что  непременно заедет  к нему на  Кутузовский.  Его
действительно заинтересовали апартаменты, захотелось иметь что-то подобное и
желательно  в том же  районе,  где  стоят  величественные  сталин-ские дома,
построенные  на  века. За недолгое  время  проживания  в  "Редиссон-Ростове"
Тоглар  настолько   привык   к  уюту,   комфорту   и  ненавязчивому  сервису
пятизвездочного отеля,  где все желания постояльца исполняются мо-ментально,
что решил в Москве  первое  время пожить  или в "Национале", или же рядом, в
"Метрополе". Тем более  что старый кореш Олег Лозовский, по кликухе  Дантес,
снимает там  целое крыло  на пятом  этаже. Паспорт с ленинградской пропиской
позволит ему переезжать  в  столице из гостиницы в гостиницу. Там, в Москве,
как упоминали его бывшие хозяева -- чеченцы, теперь  такие  отели отгрохали:
"Софитель-Ирис", "Олимпик-Пента",  "Президент-отель", "Редиссон-Славянскую",
"Палас-отель"...  Да  и  старые,  известные  "Будапешт",  "Берлин",  "Савой"
отреставрировали  до  неузнаваемости, а главное,  там изменилось отношение к
постояльцам.
     Наталье он,  конечно, про  случай  в "Камее" не рассказал, зачем прежде
времени  настораживать   девушку,   уж   очень  ему  хотелось   добиться  ее
расположения.  Впрочем,  это не совсем точно  --  он  добивался не просто ее
внимания, а любви, настоящей, той, о которой мечтает в жизни каждый мужчина.
Возможно, первый раз он всерьез задумался о своем  будущем и о той,  которая
должна скрасить  ему все оставшиеся годы жизни. В эти  осенние дни в Ростове
надежда  на  счастье  расцвела  буйным  весенним  цветом,  он  строил  такие
грандиозные планы, такие  воздушные замки, что захватывало дух, смахивало на
фантастику или сон. Но даже самые  смелые  мечты при самом  суровом раскладе
оказывались вполне  осуществимы.  Ведь у него  были миллионы... В  его жизни
неожиданно  выпали сразу  две  крупные  удачи, два  козырных  туза: время  и
деньги.  Да, время,  его величество Время, оно  прежде  всего,  оно в первую
очередь, а  затем  уже миллионы. Что бы он  мог  позволить себе, заимей  эти
деньги не сегодня, а, скажем, десять лет назад? Разве мог он тогда слетать в
Париж или Лондон?  Встретить Рождество и Новый год  на Сейшельских островах?
Или   приобрести   квартиру   на  Кутузовском   проспекте?  Сделать   в  ней
первоклассный ремонт и  обставить по  проекту лучших европейских дизайнеров?
Да и просто купить "мазерати"? Мог ли издать солидный  каталог  работ своего
знаменитого деда? Такое не  могло присниться в самом  розовом сне даже члену
Политбюро. Да что  там любой партийный босс, такое не  могли нафантазировать
даже выдающиеся  братья Стругацкие. Время! Ему повезло со временем, и это он
осознал только здесь, в Ростове.
     Все дальнейшие  планы он теперь связывал  с Натальей. В  какие-то особо
волнующие минуты встреч ему хотелось выложить к ее ногам все прожекты сразу,
но  что-то Фешина всегда сдерживало в самый  последний момент. Просыпаясь по
утрам  в  своей гостиничной  роскошной  постели,  он  понимал,  что ни  одна
здравомыслящая  девушка не могла  бы принять его  планы всерьез,  поверить в
реальность  их  осуществления -- ведь кругом люди  боялись загадывать даже о
завтрашнем  дне.  Значит, надо  было действовать  как-то тоньше, деликатнее,
ненавязчиво вводя девушку за руку в реальность, напоминающую грезы.
     Впрочем, Наталья и так жила как во сне: каждый день  ужин при свечах  в
ресторане  за одним и тем же изысканно  сервированным столом, где  тончайший
саксонский фарфор и столовое серебро  оттеняли венецианское стекло креманок,
фужеров,  бокалов.  А тщательно продуманное, почти не  повторяющееся меню? А
искусно  подобранные цветы  и всякий раз новое французское шампанское? И она
не   знала,   которому  из   них   отдать   предпочтение:   ей  нравилось  и
"Биллекарт-Сальмон", и  "Крюг"  и  "Мерсьер",  и,  конечно,  упоминаемая еще
Пушкиным "Вдова Клико,  урожденная  Понсарден". Разве все это не было похоже
на сказку? Почувствовав слабость Натальи к шампанскому, он  и в номере забил
холодильник  разными  сортами  вин, уже  одним  своим названием  будоражащих
воображение.
     А  какие цветы он дарил ей каждый день, какие букеты ждали ее у него  в
номере! Не было  и  дня, чтобы он не сделал ей  роскошный подарок.  Дома  на
трюмо и  на макияжном столике у нее  уже  не  было  места духам, парфюмерным
наборам и  многочисленным коробкам. Как-то за ужином Тоглар  обмолвился, что
через месяц  пригласит ее в гости в  Москву, на что Наталья шутя ответила: у
нее, мол, нет приличного чемодана для достойного путешествия. Каково же было
удивление девушки, когда на следующий день, после ужина в номере, Константин
Николаевич, улыбаясь, сказал:
     --  Не забудь  захватить  свой чемодан.  Теперь  у тебя не  должно быть
поводов для отказа от поездки в Москву, прекрасная леди!
     И она  увидела  у  двери  большой  роскошный  кожаный чемодан,  сияющий
позолотой  замков,  на  золотистых колесиках.  Такой  она  видела в  витрине
итальянского магазина по соседству с "Асторией". В этот момент она, кажется,
даже почувствовала запах дорогой, хорошо выделанной кожи.
     -- Открой  и посмотри, --  легонько подтолкнул  ее к подарку Константин
Николаевич.
     Она с радостным нетерпением щелкнула упругими замками  и увидела внутри
еще один, такой же, но поменьше.
     -- Открывай и этот, -- подсказал Тоглар.
     Внутри находился дамский  дорожный саквояж-кофр,  очень похожий на тот,
что он приобрел для себя у "Формани".
     Она достала саквояж и, любуясь,  прошлась с ним мимо большого зеркала в
прихожей,  потом,  видимо,  восхищенная  мягкой  кожей  и  щедро  золоченной
фурнитурой, щелкнула застежкой  и тут уже не сдержала восторженного вскрика:
"Ах!"  В  саквояже  лежал главный сюрприз  -- изящная дамская сумочка, в тон
саквояжу и чемоданам, самой известной и дорогой французской фирмы "Дюпон" --
со скромным, но известным модницам всего света золотым логотипом "Д".
     Восторженная  и  благодарная, она бросилась  ему  на  шею,  засыпая его
поцелуями.
     Тоглар, конечно, чувствовал,  что не только он  попал под чары Натальи,
но  и  она тянется, все  сильнее привязывается к нему. Он же видел, как  она
спешила к нему на свидание, как  нехотя,  далеко  за полночь, расставалась с
ним. Она не задавала никаких серьезных вопросов, лишь однажды спросила,  чем
он занимается,  но он легко ушел  от ясного  ответа,  сказав, что, как и все
вокруг, занят бизнесом, имеет свое дело.
     Как-то  в  воскресенье  Наталья пригласила  Константина  Николаевича на
вернисаж   в  известную  в  городе   галерею,  там   выставлялся  ее  бывший
одноклассник,  прославившийся  в  первые  годы перестройки  своими работами.
Игорь Вартазаров не только взлетел на Олимп из небытия, но и, в этот краткий
период  интереса  к  нашему  искусству  богатых коллекционеров  и  известных
галерейщиков  с Запада,  сумел приобрести  имя  и  сколотить состояние.  Вся
коллекция, написанная им чуть  ли не со школьной скамьи и составлявшая более
семисот работ,  к которой раньше никогда не проявляли особого интереса, была
распродана с большим  успехом  на выставках и  аукционах. Наверное,  он  был
одним  из  немногих  художников-счастливчиков,  успевших  поймать  за  хвост
жар-птицу:  ему  удалось  показать свои  лучшие картины  во всех европейских
столицах,  в  самых  престижных  галереях.  Разбогатев в Москве,  Вартазаров
вернулся в Ростов, построил особняк с просторной, в два этажа, мастерской  и
залом для домашних выставок, а в городе,  на самой оживленной  улице, открыл
галерею под названием "Раздан". Видимо, этим названием  он хотел подчеркнуть
свои национальные корни, хотя и в искусстве, и  в  жизни придерживался  явно
космополитических взглядов и не знал ни слова по-армянски. Вот в эту галерею
они и были приглашены.
     Открытие  выставки  было   шумным,  видимо,  Вартазаров  помнил  первые
московские  презентации и  богемные тусовки:  играла  музыка, подавали вино,
белое   и  красное;  разносили  шампанское  и   даже  розовое  "Цимлянское".
Выстроенные зигзагом молнии три длинных узких стола в центре зала были щедро
уставлены  вазами   с  фруктами,  тарелками  с  бутербродами,   расстегаями,
кулебяками, всякими пышками и ватрушками, на которые так богат казачий край.
И  повсюду цветы,  цветы...  Осень  все-таки  благодатная пора  --  даже для
вернисажей.
     У  входа их  встретил  сам хозяин  --  высокий, болезненно бледный,  со
жгуче-черной  ассирийской  бородкой  и... явно русскими  голубыми  глазами в
обрамлении  по-девичьи  густых и  длинных ресниц. По тому, как  он держался,
говорил, улыбался, чувствовалось, что цену себе он знал. Рано приходя, успех
в  искусстве чаще  всего бывает на  пользу  творцу,  если,  конечно,  в  нем
действительно заложен талант.
     Наталью тут  же окружили  подруги,  одноклассницы  и друзья и несколько
оттерли  от  нее  Константина  Николаевича,  но  всевидящий  хозяин,  видимо
почувствовавший  в  седеющем  господине то  ли коллекционера,  то  ли просто
богатого  покупателя, тут же  приставил  к Тоглару какого-то шустрого парня,
чтобы тот показал ему экспозицию, а сам, извинившись, вновь поспешил к двери
--  гости  прибывали  и  прибывали. Минут через  пять  вертлявый экскурсовод
надолго застрял с  бокалом  шампанского  возле  какой-то шумной компании,  и
Константин Николаевич до самого конца больше его не встречал, чему, конечно,
ничуть не огорчился. Он считал, что живопись, как и музыка, да, впрочем, как
и любое другое искусство, вряд ли нуждается в комментариях.
     Чувствовалось,  что  Вартазаров  ищет  иные  формы,  новые  тона,  даже
технически  видоизменился:  Константин  Николаевич ясно видел, как  художник
пытается  перекинуть  мостик   из   сегодняшнего   дня,  когда  все   вокруг
возрождается  и  угасает  одновременно,  в начало  века,  оказавшееся  таким
плодотворным  именно для живописцев. И эта  попытка  не  копировать ретро, а
наладить  связь  времен  на   художественной,  а  не  идеологической  основе
нравилась Фешину. Возможно, большинство посетителей знали  творчество своего
удачливого земляка и не утруждали себя знакомством с выставленными работами,
-- пожалуй, только Константин Николаевич в  гордом  одиночестве переходил от
картины  к картине,  --  основные  события художественной жизни  развивались
возле богато накрытых столов.
     Около одной из картин стоял стул с брошенной стопкой прекрасной финской
бумаги  для рисунков сангиной,  тушью, темперой или  карандашом, рядом лежал
узкий пенал красного  дерева. Тоглару припомнилось детство,  уроки живописи,
что  давал  его отец в районном Доме  пионеров,  и он  невольно потянулся  к
пеналу. Пенал  оказался разделен на  три отсека, и  в каждом лежал карандаш,
почти  вдвое толще обычного. Фешин  догадался, что это сангина или уголь, но
он никогда прежде  не держал в руках  такие  роскошные заморские  карандаши.
Достав один  из них, он провел  на листке  линию и понял, что не  ошибся, --
уголь. И  вдруг  ему так захотелось что-то нарисовать, что  он не удержался.
Сев на свободный стул, взял стопку изумительной бумаги и, оглядевшись, начал
быстро-быстро делать наброски.
     С того места, где он случайно  оказался,  Константин  Николаевич хорошо
видел  в окружении подруг Наталью,  в нарядном  платье, с  искусно уложенной
прической.  Особую прелесть ее  наряду  придавал  его  последний подарок  --
пятирядное колье из розоватого жемчуга, на высокой лебединой шее девушки оно
смотрелось прекрасно, придавая ей изысканный шарм.  Таким же легким, изящным
получился  его первый рисунок. Второй и третий он тоже посвятил  Наталье, но
взял  более  крупный  план.  На одном  --  задумчивый  профиль, на другом --
улыбающаяся, несколько кокетливая, но в любом случае счастливая, -- такой он
видел  ее часто  в  последние  дни. На какое-то мгновение рядом  с  Натальей
появился Вартазаров, его выразительная внешность бросилась Тоглару в глаза в
первые же  минуты встречи,  когда он  и  не  предполагал,  что  его  потянет
рисовать.  Четко вырезанные, тонкие черты лица,  высокий лоб, ниспадающие на
плечи  волнистые  волосы  --  просто  находка  для  художника, и  Константин
Николаевич попытался набросать его портрет -- прежде всего на память об этом
вернисаже. Сегодня здесь, в "Раздане",  он почувствовал, как зов крови тянет
его  к мольберту, к холстам и краскам,  кистям