а публика - целый
мир, и он должен постоянно быть во всеоружии, ибо сделать ошибку было бы
катастрофой. Но он точно знал, что не сделает  ошибки.  Наверное,  такое
своеобразное, восхитительное чувство характерно для  блестящего  актера,
играющего главную роль и убежденного, что  никто  не  может  сыграть  ее
лучше, чем он. Он был самим собой и в то же время другим  человеком.  Он
чувствовал себя безупречным и свободным, несмотря на то что его рассудок
контролировал каждое движение. Теперь он уже не уставал от этого, как  в
первое время. Исчезла  потребность  расслабиться,  оставшись  наедине  с
собой. С той самой минуты, как он вставал с постели и шел чистить  зубы,
он был Дикки Гринлифом и так же, как  Дикки,  чистил  зубы,  отставив  в
сторону локоть,  и  так  же,  как  Дикки,  вращал  ложку  внутри  яичной
скорлупы, собирая остатки, так же, как Дикки,  неизменно  вешал  обратно
первый галстук, вынутый из шкафа, и выбирал  второй.  Том  даже  написал
картину в манере Дикки.
   В конце января  Том  решил,  что  Фаусто,  по-видимому,  уже  побывал
проездом в Риме, хотя в последних письмах Мардж об этом не  упоминалось.
Мардж писала ему через Американское агентство примерно раз в неделю. Она
спрашивала, не нужны ли ему носки или  шарф,  потому  что,  несмотря  на
работу над книгой, свободного времени у нее  сейчас  предостаточно.  Она
вставляла в  каждое  письмо  какую-нибудь  забавную  историю  про  общих
знакомых в Монджибелло, чтобы Дикки не подумал, будто она  по  нему  все
глаза выплакала, хотя было совершенно очевидным - так  оно  и  есть.  Не
приходилось также сомневаться, что она не собирается отбыть в феврале  в
Штаты, не сделав еще одной отчаянной попытки встретиться  с  ним  лично.
Потому-то она и не жалела трудов на длинные письма и  вязание  носков  и
шарфа, которые, как был уверен Том, не заставят себя ждать, хотя он и не
отвечал на ее письма. Эти письма были ему противны. Прикасаться к ним  и
то было неприятно, и, едва проглядев, он рвал их в  клочки  и  бросал  в
мусорную корзинку.
   Наконец он написал:

   "Я пока отказался от мысли снять квартиру в Риме. Ди Массимо едет  на
несколько месяцев на Сицилию, и, возможно, я поеду с ним, а  оттуда  еще
куда-нибудь. Планы мои неопределенны, но мне  как  раз  и  нравится  эта
свобода, тем более в том настроении, какое у меня сейчас.
   Не посылай мне носков, Мардж. Честное слово,  мне  ничего  не  нужно.
Желаю удачи с книгой".

   У Тома был билет на Мальорку: поездом до Неаполя, потом теплоходом из
Неаполя в Пальму в ночь с тридцать первого января на первое февраля.  Он
купил два новых чемодана в магазине  "Гуччи",  лучшем  магазине  кожаных
изделий в Риме: один - большой,  мягкий,  из  кожи  антилопы,  другой  -
изящный,  матерчатый,  желтовато-коричневый,  с   коричневыми   кожаными
ремнями. На обоих были инициалы Дикки. Один из  своих  собственных  двух
чемоданов, более  потертый,  он  выбросил,  а  оставшийся,  набитый  его
собственными вещами, держал в стенном шкафу на всякий  пожарный  случай.
Но Том не предполагал, что такой случай произойдет. Затопленную лодку  в
Сан-Ремо так и не нашли. Том каждый день тщательно просматривал газеты в
поисках сообщения о находке.
   Однажды утром,  когда  Том  укладывал  чемоданы,  кто-то  позвонил  в
наружную дверь. Он подумал, что  это  какой-нибудь  торговый  агент  или
кто-либо ошибся  адресом.  Рядом  с  его  звонком  не  было  таблички  с
фамилией, и он предупредил управляющего, что не  желает  этого,  ибо  не
любит незваных гостей. Позвонили  второй  раз,  но  Том  по-прежнему  не
обратил внимания и продолжал мечтательно паковаться. Он любил паковаться
и, отведя на это полный день или даже два, любовно укладывал вещи  Дикки
в чемоданы, то и дело  примеряя  перед  зеркалом  красивую  рубашку  или
куртку. Он стоял перед зеркалом, застегивая синюю с белым,  с  рисунком,
изображающим моржей, спортивную рубашку Дикки, которую тот  ни  разу  не
надевал. И в это время в дверь постучали.
   У Тома мелькнула мысль, что это Фаусто. Как раз в  духе  Фаусто  было
выследить его в Риме и сделать ему сюрприз. Впрочем,  что  за  глупости,
наверняка просто ошибка. Но пока он шел  к  двери,  у  него  вспотели  и
похолодели ладони. Еще немного, и он упадет в обморок, а ведь как нелепо
будет выглядеть этот обморок, и мало ли что может  случиться,  если  его
найдут лежащим на полу. Подумав об этом, он заставил себя  двумя  руками
дернуть дверь, которую, однако же, ему удалось  приоткрыть  едва  ли  на
десять сантиметров.
   - Привет! - сказали по-английски из полумpaкa прихожей. - Дикки?  Это
я, Фреддн!
   Том отступил назад, потянул на себя дверь.
   - Он... Заходите, пожалуйста. Его сейчас нет. Он придет попозже.
   Фредди Майлз вошел  и  огляделся.  Его  некрасивое  веснушчатое  лицо
поворачивалось во все стороны.  Как,  черт  побери,  ему  удалось  найти
квартиру? Том поспешил стащить с пальцев перстни и сунуть их  в  карман.
Что еще нужно сделать? Том быстро обвел глазами комнату.
   - Вы живете у него? -  спросил  Фредди,  посмотрев  тем  самым  косым
удивленным взглядом, который делал его похожим на испуганного идиота.
   - Да нет. Я зашел ненадолго, - сказал Том, небрежно снимая рубашку  с
моржами. Под ней у него была другая рубашка. - Дикки  вышел  перекусить.
Кажется, он сказал, что пойдет в "Отелло". И вернется часа в три.
   Наверное, кто-нибудь из Буффи  впустил  Фредди  и  показал,  в  какой
звонок звонить, а также сказал, что синьор  Гринлиф  дома.  Быть  может,
Фредди  представился  старым  другом  Дикки.  Теперь   надо   ухитриться
выпроводить Фредди из дому, не  столкнувшись  внизу  с  синьорой  Буффи,
которая всегда приветствовала его  певучим:  "Buon'  giorno, синьор Гринлиф!"
   - Я встречался с вами в Монджнбелло, не так ли? - спросил  Фредди.  -
Ведь вы Том? Я думал, вы приедете в Кортино.
   - Не получилось, к сожалению. А как было в Кортино?
   - Чудесно. Что же случилось с Дикки?
   - Разве он вам не написал? Он решил провести зиму в Риме. он  говорил
мне, что написал вам.
   - Ни словечка. Правда, может быть, он написал во Флоренцию. Но я  был
в Зальцбурге, и я давал ему адрес. - Фредди присел на длинный стол, смяв
зеленую шелковую скатерть. Он улыбался. - Мардж сказала, что он переехал
в Рим, но у нее не  было  адреса,  кроме  Американского  агентства.  Мне
просто повезло, что  я  узнал  адрес  этой  квартиры.  Вчера  вечером  я
случайно встретился в кафе "Греко" с человеком, который, как  оказалось,
знает его адрес. Зачем...
   - Кто он? - спросил Том. - Американец?
   - Нет, итальянский парнишка. Совсем молоденький. -  Фредди  уставился
на ботинки Тома. - У вас такие же ботинки, как у нас с Дикки.  Им  сносу
нет, верно? Свои я купил в Лондоне семь лет назад.
   На ногах у Тома были старые коричневые ботинки Дикки.
   - Я свои купил в Америке, - сказал Том. - Может быть,  хотите  выпить
или вы торопитесь поймать Дикки в "Отелло"? Вы знаете,  где  это?  Ждать
его здесь вряд ли стоит, обычно он приходит после ленча не раньше  трех.
Я сам тоже скоро уйду.
   Фредди прогулялся по комнате, дошел до двери в спальню и остановился,
увидев чемоданы на кровати.
   - Дикки собирается уезжать  или,  наоборот,  только  что  приехал?  -
спросил он, оборачиваясь.
   - Он уезжает. Мардж вам не говорила? Он собирается на Сицилию.
   - Когда?
   - Завтра. Или сегодня ночью. Не знаю точно.
   - Скажите, что происходит  с  Дикки  в  последнее  время?  -  спросил
Фредди, нахмурив брови. - С чего это вдруг он удалился от мира?
   - Он говорит, что очень  много  работал  этой  зимой,  -  сказал  Том
первое, что пришло в голову. - И теперь ему хочется побыть  одному.  Но,
насколько мне известно, он остался в дружбе со  всеми,  в  том  числе  с
Мардж.
   Фредди снова улыбнулся и расстегнул  пальто  -  свободное  пальто  из
верблюжьего сукна, сшитое на заказ.
   - Со мной он не останется в дружбе, если  будет  и  дальше  подводить
меня. Вы уверены, что он в дружбе с Мардж? Из разговора  с  ней  у  меня
создалось  впечатление,  что  они  поссорились.  Я  подумал,   возможно,
поэтому-то они и не приехали в Кортино. - Фредди выжидательно глянул  на
Тома.
   - По крайней мере, я об  этом  ничего  не  знал.  Желая  дать  понять
Фредди,  что  собирается  уходить,  Том  подошел  к  стенному  шкафу  за
пиджаком, но вовремя сообразил,  что  серый  пиджак,  подходящий  к  его
брюкам, может быть опознан как собственность Дикки,  если  Фредди  видел
этот костюм на своем приятеле.  Том  полез  в  дальний  угол  за  своими
собственными пиджаком и плащом. Плечи плаща  вытянулись,  как  будто  он
висел на вешалке много недель. Впрочем, так оно  и  было.  Повернувшись,
Том увидел, что Фредди не отрывает глаз от серебряного браслета с личным
знаком на его левом запястье. Это был браслет Дикки, который тот ни разу
не надевал в присутствии Тома. Том нашел его в шкатулке с запонками. Но,
судя по тому, как смотрел на браслет Фредди, он-то видел его  и  раньше.
Том небрежно надел плащ.
   Теперь Фредди смотрел на него с выражением  легкого  недоумения.  Том
знал, что подумал Фредди. Он внутренне сжался, почуяв опасность. "Ты еще
не вышел сухим из воды, - сказал он себе. - Ты еще не вышел из дому".
   - Ну что, готовы? - спросил Том.
   - Вы все-таки живете здесь, правда?
   - Нет! - улыбнулся Том. Глаза  на  некрасивом  веснушчатом  лице  под
ярко-рыжей шевелюрой таращились на него. Если  бы  только  выбраться  из
дому, не нарвавшись на синьору Буффи! - Пошли, - сказал он.
   - Как я погляжу, Дикки увешал вас своими драгоценностями.
   Том не нашелся что ответить. Лучше  бы  всего  шуткой,  но  шутка  не
приходила в голову.
   - Он просто дал мне его поносить, - сказал Том самым своим вкрадчивым
голосом. - Дикки надоело носить его, и он на время предложил его мне.
   Том имел в виду браслет, но вспомнил, что у  него  еще  и  серебряный
зажим на галстуке с выгравированной буквой "Т". Его он купил  себе  сам.
Том чувствовал нарастающую враждебность Фредди Майлза так же  отчетливо,
как если бы от его огромного тела исходил жар,  который  Том  ощущал  на
расстоянии.   Фредди,    здоровенный    бугай,    наверняка    ненавидел
гомосексуалистов и мог зверски избить человека,  подозреваемого  в  этом
грехе, в особенности при таких  отягчающих  обстоятельствах.  Глаза  его
пугали Тома.
   - Да, я готов, пошли, - мрачно сказал Фредди, вставая. Он  подошел  к
двери и повернулся всем своим массивным корпусом. - Вы имеете в виду бар
"Отелло" неподалеку от "Англии"?
   - Да, - сказал Том. - Он должен быть там к часу дня.
   Фредди кивнул.
   - Рад был вас повидать, - сказал он неприязненно и  закрыл  за  собой
дверь.
   Том шепотом выругался. Он приоткрыл дверь  и  прислушался  к  быстрым
шагам Фредди, спускавшегося по лестнице. Он хотел убедиться, что  Фредди
ушел, не поговорив еще раз с кем-либо  из  супругов  Буффи.  Но  вот  он
услышал  голос  Фредди,  произносящий:  "Добрый  день,   синьора".   Том
перегнулся через перила. Тремя этажами ниже увидел кусок рукава  Фредди.
Тот по-итальянски разговаривал с  синьорой  Буффи.  Ее  голос  доносился
яснее.
   - Никого, кроме синьора Гринлифа, - говорила она. -  Нет,  только  он
один... Синьор Ри... Нет, синьор. По-моему, он сегодня вообще не выходил
из дому. Но разумеется, я могу ошибаться. - Она рассмеялась.
   Том с такой силой сжал руками перила, точно это была шея  Фредди.  Но
вот он услышал шаги Фредди, взбегавшего вверх по ступеням. Том  вернулся
в квартиру и запер дверь. Конечно, он может стоять на своем,  утверждая,
что не живет здесь, что Дикки пошел в "Отелло" или что он не знает,  где
Дикки, но теперь Фредди не успокоится, пока не найдет  своего  друга.  А
может быть, Фредди потащит его вниз и  спросит  синьору  Буффи,  кто  он
такой.
   Фредди постучал в дверь. Потом  повернул  ручку,  пытаясь  войти,  но
дверь была заперта. Том нашарил тяжелую стеклянную  пепельницу.  Она  не
помещалась в руке целиком, и  пришлось  держать  ее  за  один  угол.  Он
подождал ровно две секунды, чтобы обдумать, нет ли другого выхода и  что
он будет  делать  с  трупом.  Но  он  не  мог  думать.  Этот  выход  был
единственным. Одной рукой он открыл дверь.  Другую  руку  с  пепельницей
держал за спиной.
   Фредди вошел в комнату.
   - Потрудитесь объяснить мне...
   Удар закругленным краем пепельницы пришелся посередине лба. Взгляд  у
Фредди был изумленный. Потом его колени подогнулись, и  он  упал,  точно
бык, которого ударили молотком между глаз.  Том  пинком  ноги  захлопнул
дверь. Стукнул Фредди краем пепельницы по затылку. Бил по затылку еще  и
еще, в ужасе от мысли,  что  Фредди,  возможно,  просто  притворяется  и
сейчас вдруг схватит Тома ручищей за щиколотки  и  повалит  на  пол.  От
удара по голове показалась кровь. Выругавшись про себя,  Том  побежал  в
ванную, принес полотенце и подложил Фредди под голову.  Взял  Фредди  за
запястье, пощупал пульс. Пульс был, но  совсем  слабенький,  и,  похоже,
трепетание его тут же замерло, будто Том нажатием пальцев остановил его.
Еще секунда - и пульса не стало. Том прислушался к звукам за дверью.  Он
представлял  себе  робко  улыбающуюся  синьору  Буффи,  которая   всегда
появлялась у него, когда опасалась, что пришла не вовремя.  Но  не  было
слышно ни звука. Да и  туда,  наружу,  вряд  ли  донеслись  из  квартиры
какие-нибудь звуки. И удары пепельницей, и падение  тела  были  глухими.
Том глянул на тушу на полу, и ему вдруг стало противно и страшно.
   Было всего половина первого, стемнеет еще очень не скоро. А  вдруг  у
Фредди свидание и его ждут? Может быть, внизу стоит машина? Том  обыскал
карманы  Фредди.  Бумажник.  Во  внутреннем  нагрудном  кармане   пальто
американский паспорт. Монеты,  итальянские  и  еще  какие-то.  Футляр  с
ключами. Два ключа от машины на кольце, на котором выгравировано "Фиат".
Он поискал в бумажнике водительские права. Вот  они  со  всеми  данными:
"Фиат-1400"  с  откидным  верхом,  1955.  Если  машина   где-нибудь   по
соседству, он сможет ее найти. Во всех карманах  Том  тщательно  поискал
гаражный талон, он так и не нашел его. Подошел к окну на улицу и едва не
улыбнулся, так все оказалось просто: черная открытая  машина  стояла  на
другой стороне, почти перед домом. В машине, похоже, никого не было.
   Тома осенило: теперь он знал, что  надо  делать.  Он  стал  придавать
комнате определенный вид. Вынул из бара бутылки  с  джином  и  вермутом,
поразмыслив, еще и перно,  потому  что  запах  у  него  резче.  Поставил
бутылки на длинный стол и в высоком бокале смешал мартини, положив  пару
кубиков льда. Отпил из него немного, чтобы оставить  отпечатки  пальцев,
перелил часть коктейля в другой бокал, поднес к Фредди, прижал к  стеклу
его вялые пальцы и поставил бокал обратно на стол. Посмотрел на  рану  и
убедился, что кровотечение прекратилось или вот-вот прекратится и  кровь
не просочилась сквозь полотенце на пол. Приподнял Фредди, прислонив  его
к стене, и влил ему в глотку неразбавленного джина из  бутылки.  Это  не
очень получилось,  большая  часть  пролилась  на  рубашку,  но  вряд  ли
итальянская полиция и в самом деле будет проводить тест  на  алкоголь  в
крови. Взгляд Тома нечаянно остановился на лице Фредди, рвотная судорога
свела ему желудок, и он быстро отвернулся. Больше никогда не надо  этого
делать. Голова у него закружилась. Казалось, он близок к обмороку.
   "Еще не хватало, чтобы я сейчас грохнулся в обморок", - подумал  Том,
отшатнувшись и пробираясь через комнату к окну. Неодобрительно  поглядев
на черную машину, глубоко вдохнул свежий воздух. Нет,  он  не  упадет  в
обморок! Он точно знал, что будет сейчас делать. Перно  для  них  обоих.
Еще два бокала с их отпечатками пальцев и остатками перно. И  пепельницы
должны быть полны. Фредди курил "Честерфилд". Потом Аппиева дорога. Одно
из этих темных  местечек  позади  надгробий.  Большие  отрезки  Аппиевой
дороги  не  освещались  фонарями.  Бумажника  Фредди  не  найдут.  Мотив
убийства - ограбление.
   У Тома в запасе было много часов, но он не успокоился, пока полностью
не привел комнату в должный вид: дюжина сигарет "Честерфилд" и  примерно
столько же "Лаки страйк" догорели, пепельницы были полны  окурков.  Один
бокал с перно разбит, половина осколков так и осталась на кафеле ванной.
И он странным образом как бы раздвоился: столь  тщательно  создавая  все
эти декорации, представлял себе, как он,  Том  Рипли,  будет  еще  более
неторопливо убирать все  это.  Скажем,  сегодня  вечером  между  девятью
часами, когда, вероятно, будет найдено тело, и полуночью, когда  полиция
может решить, что есть смысл допросить и его. Ведь кто-либо мог знать  о
намерении Фредди заглянуть сегодня  к  Дикки  Гринлифу.  И  одновременно
точно знал, что как миленький уберет все это к восьми часам, потому что,
согласно версии, которую он собирался рассказать, Фредди ушел от него  в
семь (как и на самом деле Фредди покинет его дом в семь часов), а  Дикки
Гринлиф был аккуратист и терпеть  не  мог  беспорядка,  даже  когда  был
немного выпивши. Но смысл всего этого бардака в  квартире  заключался  в
том, чтобы подтвердить для него  самого  версию,  которую  он  собирался
рассказать и в которую для этого должен был сам поверить.
   И в любом случае завтра утром в десять тридцать Том уедет в Неаполь и
на Мальорку, если только полиция по каким-либо причинам не задержит его.
Если завтра утром прочтет в газетах,  что  труп  найден,  а  полиция  не
сделает  попытки  выйти  на  него,  есть  смысл  добровольно  явиться  и
рассказать: Фредди Майлз был у него  и  ушел  во  второй  половине  дня.
Правда, врач сможет определить, что смерть наступила где-то в полдень.
   А сейчас, средь бела дня, никак нельзя вывезти труп. И надо выбраться
из дому так, чтобы ни одна душа не видела, независимо от  того,  удастся
ли ему с достаточной долей непринужденности разыграть,  будто  он  тащит
вниз по лестнице приятеля, упившегося  до  бесчувствия,  или  нет.  Так,
чтобы он мог сказать, мол, Фредди ушел от него часа в четыре или пять.
   Пять или шесть часов ждать темноты было очень страшно, на минуту  Том
испугался, что не выдержит. Эта туша  на  полу!  И  он  ведь  вообще  не
собирался убивать Фредди. Все  это  было  так  некстати  -  Фредди,  его
мерзкие грязные подозрения...  Дрожа,  Том  сидел  на  краешке  стула  и
хрустел пальцами. Ему хотелось  выйти  прогуляться,  по  он  не  решался
оставить в квартире труп. Кстати, если бы  они  с  Фредди  действительно
пили и разговаривали, " из квартиры доносился бы шум. Том включил  радио
и нашел станцию, по которой передавалась танцевальная музыка. Он  может,
по крайней мере, выпить. Это входит в сюжет пьесы. Он приготовил еще два
мартини со льдом. Ему даже и не хотелось, но он выпил.
   Спиртное лишь обострило его восприятие. Он смотрел на труп  Фредди  -
длинное массивное тело,  поверх  которого  сбилось  в  неопрятную  груду
съехавшее пальто, и не мог собраться с силами или  с  духом,  чтобы  его
расправить, хотя это  раздражало.  Он  думал  о  том,  какой  печальной,
глупой, нелепой и чреватой опасностями для него была эта  смерть  и  как
жестоко и несправедливо по отношению к Фредди все  получилось.  Конечно,
он противный тип, ничего другого не скажешь. Тупой эгоистичный  ублюдок,
который насмехался над лучшим другом Тома - Дикки, безусловно,  был  его
лучшим  другом  -  только  потому,  что  подозревал  его  в  сексуальных
отклонениях. Какой же тут секс? Какие отклонения? Он взглянул на  Фредди
и произнес тихо и с горечью:
   - Фредди Майлз, ты стал жертвой собственной испорченности.

Глава 16

   Он прождал почти до восьми, потому что часов в  семь  в  доме  всегда
происходило наибольшее движение народа.  Без  десяти  восемь  прогулялся
вниз по лестнице, дабы убедиться, что синьора Буффи не возится в  холле,
дверь к ней закрыта и в машине Фредди действительно никого нет,