етиться во Франции, кроме мистера Рипли? - спросила миссис Мёрчисон.
     Том колебался. Пустить их по ложному следу или не стоит? Он ответил правдиво:
     - Нет, насколько я помню. Он и о мистере Рипли не говорил мне, коли уж на то пошло.
     - Могу я предложить вам чай, миссис Мёрчисон? - учтиво спросил Эд.
     - О, нет, благодарю вас.
     - Может быть, кто-нибудь все-таки не откажется от чая? Или от капельки хереса?
     Никто не хотел пить что-либо - или не осмеливался попросить.
     Это, по-видимому, послужило сигналом для миссис Мёрчисон. Она сказала, что ей пора идти: она хочет позвонить мистеру Рипли - инспектор дал ей номер его телефона - и договориться с ним о встрече.
     Джефф совершенно в духе авантюр Тома хладнокровно предложил:
     - Вы можете позвонить прямо отсюда, если хотите, миссис Мёрчисон. - Он указал на телефон, стоявший у него на столе.
     - О нет, большое спасибо. Я позвоню из отеля.
     Когда миссис Мёрчисон вышла, Том встал.
     - Где вы остановились в Лондоне, мистер Дерватт? - спросил инспектор.
     - В студии мистера Константа.
     - А могу я спросить, каким образом вы попали в Англию? - Уэбстер широко улыбнулся. - Ни на одном контрольном пункте нет сведений о том, что вы пересекали границу.
     Том ожидал этот вопрос и принял задумчиво-рассеянный вид.
     - У меня теперь мексиканский паспорт, - сказал он, - на другое имя.
     - Вы прибыли самолетом?
     - Нет, морем. Мне не очень нравится летать. - Том думал, что Уэбстер спросит, высадился ли он в Саутгемптоне или в каком-нибудь другом порту, но инспектор сказал только:
     - Благодарю вас, мистер Дерватт. Всего хорошего.
     "Что он сможет выяснить, если станет это проверять?" - подумал Том. Мало ли народа прибыло из Мексики в Лондон две недели назад? Может быть, и не так уж много.
     Джефф закрыл за инспектором дверь. Они помолчали несколько секунд, пока Уэбстер не удалился на достаточное расстояние. Джефф с Эдом слышали его последний вопрос.
     - Если он захочет удостовериться в этом, - сказал Том, - надо будет что-нибудь изобрести.
     - Что? - спросил Эд.
     - Ну, например, мексиканский паспорт, - ответил Том. - Я так и знал, что придется сразу же возвращаться во Францию. - Он говорил голосом Дерватта, но понизил его почти до шепота.
     - Но не сегодня же, разумеется? - спросил Эд.
     - Нет, не сегодня. Я ведь сказал инспектору, что буду у Джеффа.
     - Уф-ф, - произнес Джефф, вытирая шею носовым платком.
     - Мы победили! - произнес Эд с шутливой торжественностью.
     - Да, черт возьми, и это надо отметить! - воскликнул Том. - Но как я могу что-нибудь отмечать в этой треклятой бороде? Я уже чуть не утопил ее сегодня в сырном соусе. И еще предстоит терпеть ее целый день!
     - И спать с ней ночью! - расхохотался Эд, запрыгав от восторга.
     - Джентльмены!.. - Том выпрямился, но тут же ссутулился опять. - Боюсь, мне придется, несмотря на риск, позвонить Элоизе. Ты разрешишь, Джефф? Я наберу номер по автомату, так что, надеюсь, тебе пришлют не слишком разорительный счет. Мне необходимо с ней поговорить. - Том направился к телефону.
     Джефф приготовил чай и украсил поднос бутылкой виски.
     Том надеялся, что трубку снимет Элоиза, но подошла мадам Аннет. Он спросил женским голосом, нещадно коверкая французский язык, не может ли он поговорить с мадам Рипли.
     - Тише! - утихомирил он Джеффа с Эдом, которых это страшно развеселило. - Алло, Элоиза, - продолжал он уже на более приличном французском. - Я не могу говорить долго, дорогая. Если кто-нибудь будет мне звонить, то я в Париже у друзей... Должна позвонить одна женщина - она, может быть, не знает французского. Если она спросит мой парижский номер телефона, придумай какой-нибудь... Спасибо, любовь моя... Думаю, завтра к вечеру, но не надо, чтобы американка это знала... И не говори мадам Аннет, что я в Лондоне...
     Повесив трубку, Том попросил разрешения посмотреть книги учета поступления картин, которые состряпали Джефф с Эдом. Джефф показал ему два гроссбуха - один довольно потрепанный, другой поновее. Несколько минут Том изучал названия картин и даты их поступления. Джефф писал размашисто, не экономя места; кроме Дерватта, встречались имена и многих других выставлявшихся в галерее художников. Иногда даты поступления картин Дерватта и их названия были написаны разными чернилами, чтобы показать, что название присвоено картине владельцами галереи.
     - Мне особенно нравится вот эта страница с пятном от чая, - сказал Том.
     - Эд постарался, - усмехнулся Джефф. - Два дня назад.
     - Как насчет того, чтобы отметить? - спросил Эд, потирая руки. - Можно совместить это с визитом к Майклу на Холланд-Парк-роуд. Он приглашал нас к половине одиннадцатого.
     - Надо подумать, - отозвался Джефф.
     - Может, заглянем минут на двадцать? - спросил Эд с надеждой.
     Поскольку вычеркнуть "Ванну" из списка было невозможно, Джефф с Эдом проставили недавнюю дату ее получения. Основное место в книге занимали имена и адреса покупателей, а также цены, которые они заплатили. Все цены были, очевидно, истинными, чего нельзя было сказать о датах поступления картин. Но в целом, подумал Том, Джефф с Эдом постарались на славу.
     - Инспектор заглядывал в книги? - спросил он.
     - А как же, - ответил Джефф. - И вопросов они у него вроде бы не вызвали - да, Эд?
     - Да, никаких вопросов.
     "Веракрус... Веракрус... Саутгемптон... Веракрус..."
     Если уж Уэбстер ни к чему не придрался, то, значит, с записями все в порядке, заключил Том.
     Приближался час закрытия галереи, и они, распрощавшись с Леонардом, направились на такси в студию Джеффа. Том чувствовал, что они оба воспринимают его прямо каким-то чародеем. Это забавляло его, но в то же время и слегка беспокоило. Ну ладно, пускай он представлялся им чуть ли не святым, способным оживить одним прикосновением увядший цветок, излечивать мановением руки головную боль или ходить по морю аки посуху. Но Дерватт не умел, а возможно, и не хотел, ходить по морю аки посуху, а сейчас Том был Дерваттом.
     - Я хочу позвонить Цинтии, - сказал он.
     - Она работает до семи. У нее хозяин чокнутый.
     Но сначала Том позвонил в "Эр-Франс" и заказал билет на следующий день, на рейс 13.00. Том решил, что утром лучше побыть в Лондоне - на случай, если возникнут какие-либо проблемы. Не годится, чтобы Дерватт опять поспешно смылся, появившись на публике лишь один раз.
     С удобством расположившись на кушетке Джеффа, Том выпил чашку чая с сахаром. Он был без пиджака и без галстука, но в осточертевшей ему бороде.
     - Как бы это заставить Цинтию помириться с Бернардом? - произнес Том мечтательно, как Господь Бог, сознающийся в заветном желании.
     - Зачем это тебе? - спросил Эд.
     - Я боюсь за Бернарда. Хотел бы я знать, где он сейчас и что делает.
     - Ты боишься, что он покончит с собой? - спросил Джефф.
     - Да. Я же говорил вам. Но я не сказал этого Цинтии. Мне казалось, что это будет несправедливо, что-то вроде шантажа. Бернарду это не понравилось бы, я уверен.
     - Ты это всерьез насчет самоубийства? - не отставал Джефф.
     - Ну да, всерьез. - Сначала Том не хотел говорить им о "повешенном" у него в погребе, но теперь подумал, что, может быть, лучше, чтобы они знали об этом. Иногда правда, какой бы опасной она ни была, могла помочь прояснить что-либо, найти решение. - Он символически повесился у меня в погребе, изготовив собственный манекен. Может быть, точнее было бы сказать, что он повесил себя, - имея в виду, свою одежду. Он прицепил к манекену бумажку, в которой назвал его Бернардом Тафтсом. Иначе говоря, он повесил прежнего Бернарда, фальсификатора. А может быть, и настоящего. У него в голове все это перепуталось.
     - Фьюю! - присвистнул Эд. - Так он в самом деле свихнулся, а? - Он взглянул на Джеффа.
     У обоих округлились глаза, у Джеффа при этом был озабоченный вид человека, прикидывающего что-то в уме. Казалось, до них только сейчас дошло, что новых картин Дерватта больше не будет.
     - Это только мое предположение, - сказал Том. - Не стоит расстраиваться раньше времени. Но что действительно... - Том встал. Он хотел сказать "что действительно важно, так это то, что Бернард думает, будто убил меня". Но так ли уж это важно на самом деле? Если важно, то почему? Том был рад, что на этот раз он не давал интервью репортерам, - иначе в завтрашних газетах написали бы "Дерватт вернулся", и если бы это попалось на глаза Бернарду, он понял бы, что Том жив, что он каким-то образом выбрался из могилы. Впрочем, возможно, для Бернарда это было бы и к лучшему, - он меньше думал бы о самоубийстве, зная, что он не убийца. А может быть, для замутненного сознания Бернарда это не имело значения? И вообще, что такое хорошо и что плохо?
     В восьмом часу Том позвонил Цинтии домой на Бейсуотер-роуд.
     - Цинтия, я собираюсь уезжать, но перед этим хочу спросить тебя: если я вдруг встречу где-нибудь Бернарда, - не могу ли я его заверить...
     - В чем? - резко бросила Цинтия. Ее тон был агрессивным.
     - В том, что ты согласишься встретиться с ним. В Лондоне. Понимаешь, было бы очень неплохо, если бы я мог сказать ему что-нибудь обнадеживающее. Ему очень нужна поддержка.
     - Не вижу никакого смысла встречаться с ним, - отрезала Цинтия.
     В ее голосе слышалась непоколебимая уверенность среднего класса в своей непорочности и правоте. Неприступные серо-коричневые камни бастионов. Непробиваемая стена.
     - Значит, ты ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласишься?
     - Боюсь, что нет. К чему тянуть? Гораздо легче порвать сразу. Да и Бернарду так будет легче.
     Решение было окончательным и бесповоротным. Никаких компромиссов. Но вместе с тем, как это ужасно мелко и ничтожно, подумал Том. Ну, теперь он хотя бы знал, что к чему. Три года назад девушку увлекли и обманули, ее не оценили, оскорбили и бросили. Раз Бернард так поступил, то пускай теперь сам постарается по мере сил искупить это.
     - Ладно, Цинтия. Чао.
     Может быть, ее уязвленная гордость утешится, когда она узнает, что Бернард повесился из-за нее?
     Во время этого разговора Джефф с Эдом вышли в спальню Джеффа и ничего не слышали. Они поинтересовались результатами.
     - Она не хочет его видеть.
     Похоже, ни тот, ни другой не осознавали, к чему это может привести. Чтобы закрыть тему, Том сказал:
     - Конечно, не исключено, что я и сам никогда больше не увижу Бернарда.

20

     Они отправились на вечеринку к Майклу. Что за Майкл? Прибыли почти в полночь. Половина гостей была на бровях, и Том не увидал среди них никого мало-мальски интересного для себя - или для Дерватта. Он уселся в глубокое кресло, оказавшись почти под самой лампой, потягивал из большого стакана виски с содовой и болтал с несколькими гостями, взиравшими на него если не с благоговением, то, по крайней мере, почтительно. Джефф присматривал за обстановкой с противоположного конца комнаты.
     Интерьер был выдержан в розовых тонах; отовсюду свисали какие-то огромные кисти. Стулья напоминали белые меренги. Девушки носили такие короткие юбки, что взгляд Тома, не привыкший к подобному зрелищу, то и дело увязал в замысловатых рисунках на разноцветных колготках. В конце концов ему стало противно. Идиотки, подумал он. Тронутые. Или, может быть, он смотрел на них глазами Дерватта? Было очень трудно представить себе живую плоть под этими колготками, из-под которых иногда выглядывали трусики. Когда девушки наклонялись, чтобы взять сигарету, становилась видна их грудь. Прямо не знаешь, на какую половину девушки смотреть. Посмотрев на верхнюю, Том натолкнулся взглядом на глаза в коричневой бахроме Бесцветный рот под глазами произнес:
     - Дерватт, а где вы живете в Мексике? Я понимаю, что всерьез вы мне не ответите, но и понарошку сойдет.
     Том разглядывал ее сквозь простые стекла своих очков, изобразив задумчивое любопытство, словно для решения поставленной перед ним задачи он включил свой великий ум лишь на половину мощности. На самом деле он не испытывал ничего, кроме скуки. Насколько лучше смотрятся юбки Элоизы чуть выше колен, полное отсутствие косметики и нормальные ресницы вместо этих наставленных на него наконечников копий.
     - Ну, где... - произнес он глубокомысленно. - К югу от Дуранго.
     - А где это - Дуранго?
     - К северу от Мехико. Название деревни я вам сказать не могу. Это слишком длинное ацтекское слово, мне его не выговорить. Ха-ха-ха.
     - Мы хотим найти уголок, не испорченный цивилизацией. Мы - это мой муж Зах и двое наших детей.
     - Попробуйте Пуэрто Валларта, - посоветовал Том. Тут его спас Эд, поманивший его из своего угла. - Прошу простить, - сказал он, поднимаясь с белой меренги.
     Эд сказал, что пора сматываться. Том был с ним согласен. Джефф плавно скользил среди гостей, бросая тут и там реплики и одаривая собеседников непринужденной улыбкой. Безупречные манеры, подумал Том. Молодые и не очень молодые люди следили взглядом за Томом. Возможно, они не решались подойти; а может быть, и не стремились.
     - Ну что, уходим? - спросил Том, когда Джефф присоединился к ним.
     Том считал, что перед уходом надо непременно познакомиться с хозяином. За тот час, что они здесь провели, им это не удалось. Майкл оказался невысоким мужчиной в медвежьей парке со свисающим сзади капюшоном. Его черные волосы были острижены "под ежик".
     - Дерватт, вы были самой крупной жемчужиной в моем сегодняшнем ожерелье! Я просто не могу выразить, как я рад и как благодарен этим старым...
     Конец фразы потонул в окружающем гаме. Обмен рукопожатиями, и наконец дверь за ними закрылась.
     - Уф, - произнес Джефф, когда они спустились на два пролета, и закончил шепотом:
     - Мы пошли на эту вечеринку только потому, что здесь нет людей, сколько-нибудь значительных.
     - И вместе с тем, они значат немало, - отозвался Эд. - Это Публика. Так что еще с одним успехом тебя, Том!
     Том не стал спорить. Пускай считают вечер успешным, если хотят, - ведь и правда, бороду ему не оторвали.
     Они высадили Эда из такси на каком-то перекрестке.
     Утром Том позавтракал в постели. Джефф решил, что это послужит ему хоть небольшой компенсацией за неудобства, причиняемые бородой во время еды. Затем Джефф вышел купить какие-то фотопринадлежности, сказав, что к половине одиннадцатого вернется, но проводить Тома в Вест-Кенсингтон на автобус не сможет. В одиннадцать Том прошел в ванную и принялся осторожно отклеивать марлю с бородой.
     Зазвонил телефон.
     Сначала Том не хотел подходить. Но не будет ли это выглядеть подозрительно? Как будто он прячется от людей.
     Собравшись с духом на случай, если это Уэбстер, Том произнес голосом Дерватта:
     - Алло? Я слушаю.
     - Могу я поговорить с мистером Константом?.. Или это вы, мистер Дерватт?.. Очень хорошо. Это инспектор Уэбстер. Каковы ваши планы, мистер Дерватт? - поинтересовался инспектор своим обычным обходительным тоном.
     Для инспектора у Тома не было определенных планов.
     - Где-то на этой неделе возвращаюсь в Мексику, к своим соляным копям, - хмыкнул он. - И к спокойствию.
     - Не могли бы вы позвонить мне перед отъездом? - Уэбстер дал номер полицейского управления и свой добавочный, и Том записал их.
     Вернулся Джефф. Том уже собирался выходить. Ему не терпелось поскорее уехать. Попрощались они кратко, Том - так даже небрежно. Но каждый из них знал, что его благополучие зависит от другого.
     - Счастливо. Храни тебя...
     - Счастливо.
     К черту Уэбстера.
     Вскоре Том уже был пристегнут ремнями внутри кокона аэроплана, в синтетической атмосфере с улыбающимися стюардессами, дурацкими желто-белыми карточками, которые надо было заполнять, и в неприятном соседстве с пиджачными нарами, толкавшими его своими локтями и заставлявшими его отстраняться. Он пожалел, что не летит первым классом.
     Придется ли ему отчитываться перед кем-нибудь, где именно был Том Рипли в Париже, - в частности, прошлой ночью? У Тома был друг, готовый подтвердить все, о чем его попросят, но Тому не хотелось расширять круг вовлеченных в это дело людей - их и так было слишком много. Самолет тронулся с места и, задрав нос, взмыл вверх. Какая тоска, подумал Том, нестись вперед со скоростью нескольких сотен миль в час, почти ничего не слыша и заставляя людей внизу страдать от грохота. Том предпочитал поезда. Особенно скорые поезда дальнего следования, не делавшие промежуточных остановок между Парижем и конечным пунктом и пролетавшие по ровным рельсам мимо Мелёна с такой скоростью, что невозможно было прочитать французские и итальянские надписи на вагонах. Однажды Том решил было переехать через железнодорожное полотно там, где это было запрещено. Пути были свободны, стояла тишина. Он решил все же не рисковать, и секунд пятнадцать спустя два сверкающих хромовым покрытием состава пронеслись навстречу друг другу, как исчадие ада. Том представил себе, как они сплющивают в лепешку его машину и растаскивают в разные стороны чемоданы и исковерканные куски его тела. Даже сейчас, вспоминая об этом среди облаков, он поежился. Одно радовало Тома: миссис Мёрчисон в самолете не было. Он проверил это перед посадкой.

21

     Вот и Франция. Когда самолет снизился, верхушки деревьев стали похожи на темно-зеленые и коричневые узелки на ковре или декоративные кисточки с домашнего халата Тома. Сейчас Том был в своем новом страховидном плаще. На паспортном контроле в Орли его физиономию сверили с фотографией в паспорте Маккея, но никаких печатей не поставили - как и при выезде из Франции. Похоже, никому, кроме англичан, до печатей не было дела. Том прошел по коридору для пассажиров, не объявляющих никаких ценностей, и, поймав такси, отправился домой.
     Около трех Том уже был в Бель-Омбр. По дороге он расчесал волосы на свой обычный левый пробор и снял плащ.
     Элоиза была дома. Отопление работало вовсю, пол и мебель блестели. Мадам Аннет потащила вещи Тома наверх. Том и Элоиза расцеловались.
     - Что ты делал в Греции? - спросила она чуть озабоченно. - А потом в Лондоне?
     - Да так, смотрел, где что, - улыбнулся Том.
     - Этого чокнутого искал, да? Ну и как, нашел? Как, кстати, твоя голова? - Она развернула его спиной к себе, чтобы осмотреть рану.
     Том ее уже почти не ощущал. Он был очень рад, что за время его отсутствия Бернард не объявился в Бель-Омбр и не доставил Элоизе хлопот.
     - Американка не звонила?
     - Да-да, звонила. Миссис Мёрчисон. Она немного говорит по-французски, но очень забавно. Сегодня утром она была еще в Лондоне, но в три часа уже прибывает в Орли и хочет увидеть тебя. Слушай, что за merde <Дерьмо (фр.).>, кто все эти люди?
     Том взглянул на часы. Самолет миссис Мёрчисон должен был приземлиться через десять минут.
     - Дорогой, хочешь чая? - Элоиза усадила его на желтый диван. - Так ты встретил где-нибудь своего Бернарда?
     - Нет. Извини, мне нужно вымыть руки. Я на минуту. - Зайдя в туалет на первом этаже, Том вымыл руки и лицо. Он надеялся, что миссис Мёрчисон не изъявит желания посетить Бель-Омбр и согласится встретиться с ним где-нибудь в Париже, - хотя ехать в Париж сегодня ему смертельно не хотелось.
     Когда Том вернулся в гостиную, мадам Аннет спускалась по лестнице.
     - Мадам, как ваш многострадальный зуб? Лучше, я надеюсь?
     - О да, мсье Тоом. Я была сегодня утром у врача в Фонтенбло, и он вытащил нерв - взял и вытащил. В понедельник пойду к нему снова.
     - Ах, как было бы хорошо, если бы у всех нас взяли и вытащили все нервы! Мы бы не чувствовали никакой боли. - Том трепался, почти не отдавая себе отчета в том, что говорит. Он раздумывал, звонить Уэбстеру или нет. Ему казалось, что до отъезда лучше не звонить, потому что это выглядело бы как желание угодить полиции. Человек, не чувствующий за собой никакой вины, не стал бы звонить, рассуждал Том.
     Они с Элоизой пили чай.
     - Ноэль спрашивала, сможем ли мы быть у нее во вторник вечером, - сказала Элоиза. - У нее день рождения.
     Сборища у