него свидание с  любовницей,
а в одиннадцать возвращается ее муж. Вот тот самый  мюзик-холл,  куда  я
хотел тебя повести. Заходи.
   Они купили билеты на вечернее представление. До начала оставался  еще
час, и они пошли на Виа Венето, сели за столик на тротуаре перед кафе  и
заказали аперитив. Том отметил, что в Риме у Дикки не было знакомых или,
по крайней мере, никто из них не прошел мимо, хотя  вообще-то  проходили
сотни итальянцев и американцев. В  спектакле  мюзик-холла  Том,  хоть  и
очень  старался,  почти  ничего  не  понял,  Дикки  предложил  уйти,  не
дожидаясь конца представления. Потом они наняли  извозчика  и  совершили
прогулку по городу, от одного фонтана к другому, через  Форум  и  вокруг
Колизея. Взошла луна. Том по-прежнему чувствовал некоторую сонливость  и
одновременно был  возбужден  первым  свиданием  с  Римом.  Оба  ощущения
сливались в особое состояние восприимчивости  и  размягченности.  Они  с
Дикки сидели в одинаковых  позах  -  тяжело  развалившись  на  сиденьях,
закинув ногу на ногу, оба в сандалиях, - и, когда Том взглядывал на ногу
Дикки, касавшуюся его сиденья, ему казалось, что он смотрит  в  зеркало.
Они с Дикки были одного роста и  примерно  в  одной  весовой  категории.
Может быть, Дикки чуть потяжелее.  У  них  был  один  и  тот  же  размер
купального халата, носков и, вероятно, рубашек тоже.
   Том расплатился с кучером, и Дикки сказал:
   - Спасибо, мистер Гринлиф.
   К часу ночи после ужина, за которым распили полторы бутылки  вина  на
двоих, настроение стало еще лучше. Они брели, распевая, обняв друг друга
за плечи, и, завернув в темноте за угол, умудрились налететь на  девушку
и сбить ее с ног. Рассыпавшись в  извинениях,  помогли  ей  подняться  и
предложили  проводить  до  дому.  Она  отказывалась,   они   настаивали,
подхватив ее под руки с двух сторон. Она сказала, что ей надо успеть  на
такой-то номер трамвая. Дикки и слышать об этом не хотел,  он  остановил
такси. Дикки и Том благопристойно сидели,  скрестив  руки,  на  откидных
сиденьях,  как  два  лакея,  и  Дикки  забавлял  ее  беседой,  заставляя
смеяться. Том понимал почти все, что  говорил  Дикки.  Улочка,  где  они
остановились, была такая узенькая, будто приятели вернулись  в  Неаполь.
Они помогли девушке выйти из машины, она сказала "grazie tante" и попрощалась с обоими за руку, потом исчезла в черноте
подъезда.
   - Ты слышал? - сказал Дикки. - Она никогда  еще  не  встречала  таких
симпатичных американцев, как мы.
   -  Сам  знаешь,  как  поступило  бы  в  подобном  случае  большинство
американских наглецов. Ее бы изнасиловали.
   - Интересно, где мы находимся? - спросил Дикки, поворачиваясь кругом.
   Ни тот, ни  другой  понятия  не  имели,  где  находятся.  Они  прошли
несколько кварталов, но не обнаружили никакого ориентира  или  знакомого
названия улицы. Справили малую нужду  у  какой-то  темной  стены,  потом
наобум пошли дальше.
   - Когда  рассветет,  увидим,  где  мы,  -  весело  сказал  Дикки.  Он
посмотрел на часы. - Осталось каких-нибудь два-три часика.
   - Ну вот и отлично.
   - А зато проводили домой симпатичную  девушку.  Ведь  правда,  мы  не
внакладе? - спросил Дикки. Он слегка пошатывался.
   - Ну конечно нет. Я люблю девушек, - сказал Том, хотя вид у него  был
недовольный. - Хорошо, что Мардж не поехала с нами. Уж тогда бы мы никак
не могли проводить девушку домой.
   - Это еще неизвестно, - раздумчиво сказал Дикки, глядя вниз, на  свои
заплетающиеся ноги. - Вообще-то Мардж не такая...
   - Я в том смысле, что, будь она с нами, мы бы постарались  устроиться
на ночь в гостинице. Наверно, мы бы и  сейчас  сидели  в  этой  паршивой
гостинице. И половины не увидели в Риме!
   - Это уж точно!
   Дикки грубо тряс его за  плечо.  Том  старался  освободиться  из  его
хватки пли поймать его руку. "Дик-ки-и-и!" Том открыл глаза.  Перед  ним
был полицейский.
   Том приподнялся и сел. Он находился в парке. Дикки сидел рядом с  ним
на  траве  и  очень   самоуверенно   втолковывал   что-то   полицейскому
по-итальянски. Том на ощупь проверил, на месте ли квадратик его дорожных
чеков. Да, они были у него в кармане.
   - Passporti! - снова грозно произнес полицейский,  и  снова,  так  же
самоуверенно, Дикки пустился в объяснения.
   Том понимал все, что говорил Дикки. Что они американцы, а паспортов у
них при себе нет, ибо они только на минутку вышли полюбоваться звездами.
Тома  разбирал  смех.  Он  встал,  и  оба  отправились  восвояси,   хотя
полицейский продолжал орать им вслед. Дикки оглянулся  и  что-то  сказал
ему, учтивым тоном разъясняя то,  чего  тот  еще  не  понял.  Во  всяком
случае, полицейский не стал их преследовать.
   - Ну и вид у нас, - сказал Дикки.
   Том кивнул. На брюках на колене была длинная  прореха.  Вероятно,  он
где-то упал. У обоих костюмы мятые, в  пятнах  от  травы,  пропитавшиеся
пылью и потом, хотя сейчас Тома и Дикки  знобило.  Они  зашли  в  первое
попавшееся кафе и заказали кофе  с  молоком  и  сладкие  булочки.  Потом
выпили по несколько рюмок итальянского бренди, противного  на  вкус,  но
согревшего. После чего их разобрал смех. Приятели все еще были пьяны.
   К одиннадцати часам добрались до Неаполя и как раз успели на автобус,
идущий в Монджибелло.  Они  с  наслаждением  предвкушали,  как  еще  раз
приедут в Рим, но уже при полном параде, и посетят все те музеи, куда не
попали в этот раз.
   И с таким же наслаждением предвкушали, как, растянувшись на  пляже  в
Монджибелло, будут загорать на послеполуденном солнце. Но на пляж так  и
не попала. В доме у Дикки вымылись под душем, потом Повалились каждый  в
свою кровать и проспали до четырех часов, когда их разбудила Мардж.  Она
была недовольна, что Дикки не сообщил ей телеграммой о  своем  намерении
провести ночь в Риме.
   - Конечно, ты не обязан отчитываться, где ты проводишь ночи. Но  ведь
я думала, ты в Неаполе, а в Неаполе может случиться всякое.
   - О-о-о, - протянул Дикки, переглянувшись с Томом.  Он  в  это  время
готовил им всем троим "Кровавую Мэри".
   Том хранил загадочное молчание. Уж он-то  не  собирался  рассказывать
Мардж, что они делали. Пусть себе воображает все, что взбредет в голову.
Дикки не скрывал, что они очень здорово повеселились.  Мардж  оглядывала
Дикки, не одобряя его похмелья, его небритого лица, как и того,  что  он
продолжает  пить.  Когда  Мардж  бывала  очень  серьезна,  в  ее  глазах
появлялось выражение, придававшее ей  умудренный  и  старообразный  вид,
вопреки немного детской манере одеваться, растрепанным ветром волосам  и
всему скаутскому облику. Сейчас она смотрела взглядом матери иди старшей
сестры, выражающим извечное женское неодобрение разрушительным играм,  в
которые играют маленькие мальчишки и взрослые мужчины. Мол, уж  эти  мне
бабники! А может, она ревнует. Догадывается, что за эти сутки у Дикки  с
ним, Томом, именно потому, что он тоже мужчина,  сложилась  связь  более
тесная, чем та, которая когда-либо могла бы соединить ее с  Дикки,  даже
если бы он ее любил. А он не любил. Однако  скоро  она  расслабилась,  и
этот особый взгляд исчез. Дикки ушел, оставив Тома и Мардж  на  террасе.
Том спросил Мардж, что за книгу она пишет. Она сказала, что пишет  книгу
о Монджибелло с фотографиями, которые сама  снимает.  Мардж  рассказала,
что она из Огайо, и  показала  фотографию  родительского  дома,  которую
всегда носит с собой в сумочке.  Обычный  деревенский  коттедж,  но  это
родной дом, сказала она с улыбкой. Ее речь казалась Тому  отвратительной
и по лексике, и по произношению. Но он постарался быть  с  ней  особенно
милым. Ведь все преимущества теперь на его стороне. Он  проводил  ее  до
ворот, и они дружески распрощались. Но  ни  он,  ни  она  ни  словом  не
обмолвились о встрече сегодня вечером или завтра.  Без  сомнения,  Мардж
немного сердилась на Дикки.

Глава 10

   В следующие три или четыре дня они виделись с Мардж лишь на пляже,  и
во время этих встреч она была с ними обоими заметно  холоднее  обычного.
Улыбалась, говорила столько же, сколько и раньше, а возможно, и  больше,
но теперь, казалось, только из вежливости,  желая  скрыть  холодок.  Том
заметил, что Дикки это небезразлично, хотя, очевидно,  он  не  настолько
обеспокоен, чтобы объясняться с Мардж без свидетеля. Ведь с тех пор, как
Том  переехал  к  Дикки,  они  наедине  не  виделись.  Том  с  Дикки  не
расставались ни на минуту.
   Наконец Том, желая показать, что тоже заметил нечто касающееся Мардж,
упомянул мимоходом, что она ведет себя странно.
   - С ней бывает. Она человек настроения, - сказал Дикки. - Может быть,
у нее хорошо пошла работа. Когда выдается такая полоса, она ни с кем  не
общается.
   Отношения  Дикки  и  Мардж  явно  были  именно  такими,  как  Том   и
предположил с самого начала.  Мардж  была  гораздо  больше  привязана  к
Дикки, чем он к ней.
   Во всяком случае, Том не давал Дикки скучать. У него  в  запасе  была
масса  историй  про  людей,  которых  он  знавал  в  Нью-Йорке.   Подчас
правдивых, а подчас и выдуманных. Каждый день они вдвоем выходили в море
на яхте Дикки. О предстоящем отъезде Тома больше не  упоминалось.  Дикки
явно нравилось его общество. Когда Дикки  хотелось  порисовать,  Том  не
попадался ему на глаза, сам же всегда был готов бросить  любое  занятие,
чтобы пойти с  Дикки  погулять,  или  покататься  на  яхте,  или  просто
посидеть и поболтать. Похоже, Дикки нравилось и  то,  что  Том  серьезно
занимается  итальянским.  Он  ежедневно   проводил   два-три   часа   за
грамматикой и разговорниками.
   Том написал мистеру Гринлифу, что вот  уже  несколько  дней  живет  у
Дикки, что Дикки упоминал о своем намерении слетать зимой в Америку и  к
тому времени, возможно, Тому удастся убедить его побыть  дома  подольше.
Это  письмо,  сообщавшее,  что  он  живет  у  Дикки,   выглядело   более
обнадеживающим, чем предыдущее, где говорилось, что  Том  остановился  в
гостинице в Монджибелло. Он писал также, что, когда кончатся деньги,  он
постарается устроиться на работу,  вероятно,  в  одну  из  двух  местных
гостиниц. Это  мимоходом  брошенное  замечание  преследовало  две  цели:
напомнить мистеру Гринлифу, что шестьсот долларов не бесконечны, а также
показать, что он, Том,  не  дармоед  какой-нибудь,  а  молодой  человек,
готовый и стремящийся заработать себе на жизнь собственным трудом.  Тому
хотелось произвести такое же выгодное впечатление и на  Дикки,  и  перед
тем, как запечатать письмо, он дал ему прочитать.
   Прошла еще одна неделя с благодатной погодой,  с  днями  упоительного
безделья, когда самым большим физическим усилием для Тома было ежедневно
взбираться по крутым ступеням,  возвращаясь  с  пляжа,  а  умственным  -
болтать по-итальянски  с  Фаусто,  двадцатитрехлетним  парнем,  которого
Дикки специально нанял в городке трижды в неделю заниматься с Томом.
   Как-то раз  они  отправились  на  яхте  на  Капри.  Остров  находился
довольно далеко, из Монджибелло его не было видно.
   Том многого ожидал от этой поездки, но Дикки был не в духе, что с ним
иногда случалось, и расшевелить его так и не  удалось.  Он  повздорил  с
хозяином причала, где  они  привязали  "Летучую  мышь".  Дикки  даже  не
захотел прогуляться по чудесным улочкам, расходившимся в разные  стороны
от площади. Посидели в кафе на площади, выпили по две-три рюмки  мятного
ликера, а потом Дикки захотел уехать обратно, чтобы  засветло  добраться
до дому, хотя Том выражал готовность оплатить счет в гостинице,  если  б
Дикки согласился переночевать.  Том  решил,  что  это  не  последняя  их
поездка на Капри, а сегодняшний день надо списать со счетов и забыть.
   Пришло письмо от мистера  Гринлифа  (оно  разминулось  с  письмом  от
Тома), где тот повторял свои доводы в пользу возвращения Дикки  домой  в
Штаты,  желал  Тому  успеха  и   просил   незамедлительно   сообщить   о
результатах. Том  послушно  взялся  за  перо  еще  раз.  Письмо  мистера
Гринлифа было выдержано в отвратительно деловом стиле, ну точно как если
бы он ревизовал на  верфи  партию  доставленных  деталей,  и  Тому  было
нетрудно выдержать свой ответ в таком же стиле. Он был  навеселе,  когда
писал письмо, потому что сел за него как раз после ленча, а  они  всегда
были навеселе после ленча, за которым пили вино.  Восхитительное  легкое
опьянение, которое легко как преодолеть  при  помощи  двух-трех  чашечек
черного кофе и непродолжительной прогулки,  так  и  усилить,  выпив  еще
стакан за неспешными будничными послеполуденными занятиями.  Смеха  ради
Том подпустил в свое  письмо  толику  надежды.  Подражая  стилю  мистера
Гринлифа, написал:
   "...Если не ошибаюсь, Ричард уже не столь  тверд  в  своем  намерении
провести здесь еще одну зиму. Как я и обещал Вам, сделаю все, что в моих
силах, чтобы отговорить его от этого намерения,  и  со  временем,  хотя,
возможно, это произойдет только ближе к  Рождеству,  по-видимому,  сумею
убедить его остаться в Штатах, куда он собирается полететь в гости".
   В этом месте Том невольно  улыбнулся.  На  самом  деле  они  с  Дикки
обсуждали, не отправиться  ли  им  этой  зимой  в  круиз  по  греческому
архипелагу, и  Дикки  отказался  от  мысли  слетать  домой  хотя  бы  на
несколько дней, если только к тому времени матери не  станет  уж  совсем
худо. Они обсуждали также возможность провести январь и февраль -  самые
неприятные в Монджибелло месяцы - на Мальорке. И  Том  был  уверен,  что
Мардж с ними не поедет. Обсуждая планы  путешествий,  ни  он,  ни  Дикки
никогда не упоминали о ней, хотя Дикки сделал ошибку, проговорившись  ей
мимоходом, что они с Томом собираются куда-нибудь поехать зимой.  Ох  уж
этот Дикки с его дурацкой откровенностью!
   И теперь,  хотя  Том  знал,  что  Дикки  по-прежнему  тверд  в  своем
намерении  поехать  только  вдвоем  с  ним,  Дикки  был  более  обычного
внимателен к Мардж именно потому, что понимал: жестоко с их  стороны  не
пригласить ее тоже. Оба старались прикрыть эту  жестокость,  внушая  ей,
что  собираются  путешествовать  по  дешевке  и,  значит,  в   наихудших
условиях. На судах, перевозящих скот, будут спать  на  палубе  вместе  с
крестьянами и всякое такое. Условия вовсе не подходящие для девушки.  Но
Мардж по-прежнему выглядела удрученной, и Дикки старался загладить  свою
вину тем, что теперь чаще приглашал ее на  ленч  или  на  ужин.  Иногда,
когда они поднимались с пляжа в  гору,  Дикки  подавал  ей  руку,  чтобы
помочь,  хотя  Мардж  чаще  всего  тут  же  отнимала  свою.  Порой   она
высвобождала руку с таким видом, будто на самом деле готова  умереть  за
то, чтобы Дикки держал ее руку в своей.
   А когда они  пригласили  Мардж  поехать  с  ними  в  Геркуланум,  она
отказалась.
   - Думаю, мне лучше остаться дома. А вы развлекайтесь в своей  мужской
компании, - сказала она, с трудом изобразив улыбку.
   - Что ж, на нет и суда нет, - согласился Том и тактично ушел  в  дом,
чтобы Дикки с  Мардж  могли  поговорить  на  террасе  наедине,  если  им
захочется.
   Том стоял у большого окна в мастерской Дикки, скрестив на груди руки,
и смотрел на море. Он любил смотреть в окно на голубое Средиземное  море
и думать о том, как они с Дикки поплывут по нему,  куда  им  вздумается.
Танжер, София, Каир, Севастополь... К тому времени, как у него  кончатся
деньги, думал Том, Дикки, возможно, так привяжется и привыкнет  к  нему,
что сочтет само собой разумеющимся, чтобы они  продолжали  жить  вместе.
Они вдвоем вполне могут прожить на пятьсот долларов - ежемесячный  доход
Дикки. С террасы доносились голоса. Дикки  говорил  просительным  тоном,
Мардж отвечала односложно. Потом закрылись ворота. Мардж  ушла.  А  ведь
собиралась остаться на ленч. Том перемахнул через подоконник и  вышел  к
Дикки на террасу.
   - Она рассердилась на что-нибудь? - спросил Том.
   - Нет. Думаю, считает, будто мы не принимаем ее в компанию, что-то  в
этом роде.
   - Но мы как раз ее приглашали.
   - Речь не только об этом случае. - Дикки медленно ходил взад и вперед
по террасе. - Она теперь даже не хочет ехать со мной в Кортино.
   - Ну, до декабря еще передумает.
   - Сомневаюсь, - сказал Дикки.
   Мардж явно изменила свое решение насчет Кортино из-за того,  что  он,
Том, тоже поедет туда. Дикки пригласил его на прошлой педеле. Когда  они
вернулись из поездки в Рим, Фредди Майлза уже не застали: Мардж сказала,
что ему внезапно пришлось отправиться в Лондон. Но Дикки обещал написать
Фредди, что приедет с приятелем.
   - Дикки, может быть,  ты  хочешь,  чтобы  я  уехал?  -  спросил  Том,
уверенный, что Дикки  этого  не  хочет.  -  Боюсь,  я  каким-то  образом
расстроил ваши с Мардж отношения.
   - Что за глупости! Какие такие отношения?
   - Ну, если смотреть с ее точки зрения.
   - Нет, просто я чувствую себя  в  моральном  долгу  перед  ней.  А  в
последнее время я вел себя не слишком красиво. Мы с тобой вели  себя  не
слишком красиво.
   Дикки наверняка имел в виду, что они с Мардж вместе коротали  прошлую
долгую зиму с ее смертельной скукой, когда, кроме них, в деревне не было
американцев, и не следовало ему пренебрегать ею  теперь  только  потому,
что появился еще кто-то.
   - Может, мне поговорить с ней насчет Кортино? - предложил Том.
   - Тогда она уж точно не поедет, - бросил Дикки и пошел в дом.
   Том услышал, как он велел Эрмелииде повременить с ленчем: ему еще  не
хочется есть. Хотя Дикки говорил по-итальянски, Том явственно расслышал,
как он сказал: ему не хочется. Дал понять, что он,  Дикки,  единственный
хозяин в доме. Дикки вернулся на террасу, прикрывая рукой зажигалку,  от
которой прикуривал сигарету. У Дикки была красивая серебряная зажигалка,
но при малейшем ветерке она начинала барахлить. Кончилось тем,  что  Том
вытащил свою безобразную, но тут же ярко вспыхнувшую зажигалку. Такую же
безобразную и  такую  же  надежную,  как  пушка  или  танк.  И  дал  ему
прикурить. Хотел предложить Дикки выпить, но вовремя спохватился: это не
его дом, хотя три бутылки гилби, стоящие сейчас на кухне,  он  купил  на
свои деньги.
   - Сейчас третий час, - сказал Том. - Может,  прогуляемся?  По  дороге
зайдем на почту.
   Луиджи иногда открывал почту в половине третьего, а иногда  только  в
четыре. Кто его знает, а вдруг она открыта...
   Они молча спустились с холма. Том пытался догадаться, что  же  именно
Мардж сказала о нем Дикки. Его вдруг придавило тяжестью вины,  даже  лоб
покрылся испариной. Чувство вины было неопределенным, но очень  сильным,
как если  бы  Мардж  уличила  его  в  воровстве  или  каком-либо  другом
постыдном поступке. Дикки не стал бы вести себя так, как сейчас,  только
из-за того, что Мардж была с ним холодна. Как всегда, спускаясь с холма,
Дикки шел наклонившись вперед, высоко выбрасывая костистые  колени.  Том
непроизвольно перенял эту его походку. Сейчас Дикки вдобавок еще и низко
опустил голову и засунул руки глубоко в карманы шорт.
   Единственный раз он нарушил молчание, чтобы поздороваться с Луиджи  и
поблагодарить за письмо, которое тот ему  передал.  Для  Тома  почты  не
было. Письмо, полученное  Дикки,  было  из  банка  в  Неаполе:  бланк  с
впечатанной на машинке суммой - $500.00. Дикки небрежно  сунул  бланк  в
карман, а конверт выбросил в мусорную  корзину.  Вероятно,  извещение  о
том, что ежемесячная сумма поступила на счет. Дикки как-то упомянул, что
его банк в США переводит ему деньги через Неаполитанский банк. Они пошли
дальше вниз, и Том подумал, что они, как обычно, спустятся  на  шоссе  в
том месте, где оно огибает отвесную скалу на другой  стороне,  но  Дикки
остановился у каменных ступенек, ведущих к дому Мардж.
   - Пожалуй, я поднимусь, поговорю с Мардж, - сказал он. - Я ненадолго,
по ты меня не жди.
   - Отлично,  -  ответил  Том,  вдруг  почувствовав  себя  покинутым  и
несчастным.
   Он  проводил  глазами  Дикки,  взбиравшегося  по  крутым  ступенькам,
вырубленным в каменной стене, затем резко развернулся и пошел обратно  к
дому.