чае не могу бросить вас здесь,  сэр,  в такой поздний
час, на пустынной дороге; по крайней мере пока вы не окажетесь в силах сесть
на лошадь.
     Когда я  сказала это,  он поднял глаза.  До сих пор он едва ли хоть раз
взглянул на меня.
     - Вам  самой давно пора быть дома,  -  сказал он,  -  если ваш  дом  по
соседству. Откуда вы взялись?
     - Вон оттуда,  снизу.  И  я ничуть не боюсь,  -  ведь светит луна;  я с
удовольствием сбегаю в  Хэй,  если хотите;  да  мне и  нужно туда на почту -
отправить письмо.
     - Вы живете там, внизу? Вы хотите сказать - вон в том доме с башнями? -
спросил он,  указывая на  Торнфильдхолл,  залитый ярким лунным светом и  тем
резче выделявшийся на  фоне  лесов,  которые издали казались сплошной темной
массой.
     - Да, сэр.
     - А чей это дом?
     - Мистера Рочестера.
     - Вы знаете мистера Рочестера?
     - Нет, я его никогда не видела.
     - Разве он не живет там?
     - Нет.
     - А вы знаете, где он теперь?
     - Нет, не знаю.
     - Вы не прислуга в  доме,  это ясно.  Вы...  -  Он остановился,  окинув
взглядом  мою  одежду,  которая  была,  как  всегда,  очень  проста:  черный
мериносовый плащ и черная касторовая шляпка; и то и другое не надела бы даже
камеристка знатной дамы. Он, видимо, затруднялся решить, кто же перед ним. Я
помогла ему:
     - Я гувернантка.
     - Ах,   гувернантка,   -  повторил  он.  -  Черт  побери,  я  и  забыл!
Гувернантка!  -  и  снова принялся рассматривать меня.  Минуты через две  он
поднялся  со  ступеньки,  но  едва  сделал  движение,  как  лицо  его  снова
исказилось от боли.
     - Я не стану посылать вас за помощью,  - сказал он, - но вы сами можете
мне помочь, если будете так добры.
     - Хорошо, сэр.
     - У вас нет зонтика, которым я мог бы воспользоваться как тростью?
     - Нет.
     - Тогда постарайтесь взять мою  лошадь и  подвести ее  ко  мне.  Вы  не
боитесь?
     Сама я  побоялась бы  коснуться лошади,  но так как мне было предложено
это сделать, пришлось послушаться. Положив свою муфту на ограду, я подошла к
рослому коню  и  попыталась схватить его  за  уздечку,  однако  лошадь  была
горячая и не давала мне приблизиться. Я делала все новые попытки, но тщетно.
При  этом я  смертельно боялась ее  передних копыт,  которыми она непрерывно
била. Путник ждал, наблюдая за мной; наконец он рассмеялся.
     - Да,  уж я вижу,  -  сказал он,  -  гора отказывается идти к Магомету!
Поэтому все, что вы можете сделать, это помочь Магомету подойти к горе.
     Я приблизилась к нему.
     - Извините  меня,   -   сказал  он,  -  необходимость  заставляет  меня
воспользоваться вашей помощью.
     Его рука тяжело легла на  мое плечо,  и,  весьма ощутительно надавив на
него,  путник доковылял до своей лошади. Как только ему удалось взять в руки
уздечку,  он сразу же подчинил себе коня и  вскочил в седло,  делая при этом
ужасные  гримасы,  так  как  вывихнутая щиколотка причиняла ему  при  каждом
движении резкую боль.
     - Ну вот,  -  сказал он;  и я видела, что он уже не кусает себе губы. -
Дайте мне мой хлыст, вон он лежит возле изгороди.
     Я поискала хлыст и подала ему.
     - Благодарю вас,  а теперь бегите с вашим письмом в Хэй и возвращайтесь
как можно скорее домой.
     Он  коснулся лошади шпорами,  она  взвилась на  дыбы,  затем  поскакала
галопом. Собака бросилась следом, и все трое быстро исчезли из виду, -

     Как вереск, что в степи сухой
     Уносит, воя, ветер.

     Я  подобрала свою муфту и  зашагала дальше.  Эпизод был закончен и  уже
отошел в прошлое;  в нем не было ничего значительного, ничего романтического
и,  пожалуй, ничего интересного; и все же он внес какое-то разнообразие хотя
бы  в  один  час  моей  бесцветной жизни.  Кто-то  нуждался в  моей помощи и
попросил ее;  я ее оказала. Мне удалось что-то сделать, и я была рада этому;
и  хотя услуга эта была ничтожной и  случайной,  все же я  имела возможность
действовать, а я так устала от своего однообразного существования. Это новое
лицо было как новая картина в  галерее моей памяти,  оно резко отличалось от
всех хранившихся там образов:  во-первых,  это было лицо мужчины; во-вторых,
оно было смуглое,  решительное и  суровое.  И  это лицо все еще стояло перед
моими глазами,  когда я  вошла в  Хэй и  бросила письмо в  почтовый ящик.  Я
видела это лицо перед собой, пока спускалась под гору, торопясь домой. Дойдя
до изгороди,  я приостановилась,  словно ожидая,  что опять услышу на дороге
топот  копыт,  увижу  всадника  в  плаще  и  большого ньюфаундлендского пса,
похожего на  Гитраша.  Но  передо мной  лишь темнела изгородь и  серебристая
подстриженная ива  безмолвно возносила свою стройную вершину навстречу лучам
луны.  Я  ощущала только легчайшее дуновение ветра,  проносившегося за  милю
отсюда между деревьями,  обступившими Торнфильд.  И когда я посмотрела вниз,
туда,  откуда доносился этот непрерывный шелест, мой взгляд невольно отметил
одно из окон фасада, в котором трепетал огонек. Это напомнило мне о том, что
уже поздно, и я поспешила домой.
     Мне не хотелось возвращаться в Торнфильд: переступить через его порог -
значило вернуться домой,  в  стоячее болото;  опять  бродить по  безмолвному
холлу,  подниматься по мрачной лестнице, сидеть в своей одинокой комнатке, а
затем  беседовать с  безмятежной миссис Фэйрфакс и  проводить длинные зимние
вечера только с ней, с ней одной - одна мысль об этом была способна погасить
то легкое возбуждение,  которое было вызвано моей прогулкой, и снова сковать
мои силы цепями однообразного и слишком тихого существования,  безмятежность
и  спокойствие которого я  уже переставала ценить.  Как полезно было бы  мне
тогда очутиться среди бурь и  треволнений необеспеченной жизни,  чтобы тоска
по  тишине и  миру,  которые меня сейчас так  угнетали,  пришли ко  мне  как
результат сурового и горького опыта; да, это было мне так же необходимо, как
долгая прогулка человеку, засидевшемуся в слишком удобном кресле.
     У ворот я помедлила,  помедлила и на лужайке перед домом. Я ходила взад
и вперед по мощеной аллее;  ставни стеклянной входной двери были прикрыты, и
я не могла заглянуть внутрь.  Казалось,  и взор мой и душа влеклись прочь от
этого мрачного здания,  от  этой серой громады,  полной темных закоулков,  -
таким оно по крайней мере мне тогда представлялось,  - к распростертому надо
мною  небу,  к  этому голубому морю без  единого облачка.  Луна торжественно
поднималась все выше,  ее  лик словно парил над холмами,  из-за  которых она
показалась;  и  они  отступали все  дальше  и  дальше вниз,  тогда  как  она
стремилась к зениту,  в неизмеримые и неизведанные бездны полуночного мрака.
А  за  ней  следовали трепетные звезды;  при виде их  мое сердце задрожало и
горячее  побежала  в  жилах  кровь.  Но  иногда  достаточно  пустяка,  чтобы
возвратить нас  на  землю:  в  холле  пробили  часы,  и  это  заставило меня
оторваться от луны и звезд; я открыла боковую дверь и вошла.
     В  холле  было  полутемно,  горела  только  бронзовая лампа  высоко под
потолком;  на  нижних  ступеньках дубовой лестницы лежал  теплый красноватый
отблеск,  -  он  падал  из  большой столовой,  раздвижные двери которой были
открыты;  в  камине жарко  пылал  огонь,  бросая яркие  блики  на  мраморную
облицовку и медную каминную решетку, на пышные пунцовые шторы и полированную
мебель;  он озарял также и  расположившуюся перед камином группу.  Но едва я
успела  взглянуть на  нее,  едва  до  меня  донеслись веселые голоса,  среди
которых мне послышался и голос Адели, как дверь уже захлопнулась.
     Я  поспешила в  комнату миссис Фэйрфакс;  здесь тоже топился камин,  но
свечи не  были зажжены,  и  хозяйка отсутствовала.  Зато перед камином важно
уселся большой,  черный с белым,  пес,  совершенно такой же, как встреченный
мною на дороге Гитраш.  Он настолько был похож на того пса,  что я  невольно
произнесла:  "Пилот!" - и собака поднялась, подошла и стала обнюхивать меня.
Я  погладила ее,  а  она  помахала  пушистым хвостом.  Но  животное все  еще
казалось мне каким-то фантастическим существом, я не могла представить себе,
откуда оно взялось. Позвонив, я попросила, чтобы принесли свечу; кроме того,
мне хотелось узнать, что у нас за гость. Вошла Ли.
     - Откуда эта собака?
     - Она прибежала за хозяином.
     - За кем?
     - За хозяином, за мистером Рочестером. Он только что приехал.
     - Да что вы? И миссис Фэйрфакс у него?
     - Да,  и мисс Адель.  Они все в столовой,  а Джона послали за врачом. С
хозяином случилось несчастье: его лошадь упала, и он вывихнул себе ногу.
     - Лошадь упала на дороге в Хэй?
     - Да,  когда он спускался с  холма.  Она поскользнулась на обледеневшей
тропинке.
     - А... Принесите мне, пожалуйста, свечу, Ли.
     Ли принесла свечу,  а за ней следом вошла миссис Фэйрфакс,  повторившая
мне ту  же  новость.  Она добавила,  что мистер Картер,  врач,  уже прибыл и
находится  сейчас  у  мистера  Рочестера.   Затем  она  вышла  распорядиться
относительно чая, а я поднялась наверх, чтобы раздеться.



Глава XIII

     По  требованию врача мистер Рочестер рано  лег  в  этот вечер и  поздно
поднялся на следующее утро,  А когда наконец сошел вниз, то сразу же занялся
делами: явился его управляющий и кое-кто из арендаторов.
     Нам  с  Аделью  пришлось  освободить  библиотеку.  Она  служила  теперь
приемной для  посетителей.  В  одной  из  комнат  наверху затопили камин,  я
перенесла туда наши книги и устроила там классную комнату. В это же утро мне
пришлось убедиться,  что Торнфильд стал иным.  В  доме уже не царила тишина,
как в церкви:  через каждый час или два раздавался стук в парадную дверь или
звон колокольчика,  в холле слышались шаги и разнообразные голоса,  - ручеек
из внешнего мира заструился через наш дом,  ибо этот дом обрел хозяина.  Что
касается меня - так он мне нравился больше.
     В этот день нелегко было заниматься с Аделью. Она то и дело выбегала из
комнаты и,  перегнувшись через перила, высматривала, не видно ли где мистера
Рочестера,  и  то  и  дело  изобретала предлоги,  чтобы  сойти  вниз,  но  я
подозревала,  что у  нее одна цель -  библиотека,  где ее  отнюдь не  желали
видеть;  а  когда я,  наконец,  рассердилась и велела ей сидеть смирно,  она
продолжала все  время  болтать о  своем  друге,  monsieur Edouard Fairfax de
Rochester, как она его называла (я до сих пор не знала всех его имен), строя
предположения относительно тех подарков,  какие он  ей привез:  он,  видимо,
вчера вечером намекнул ей,  что,  когда из  Милкота приедет его  багаж,  она
найдет там коробку, содержимое которой будет для нее небезынтересно.
     - А это значит,  - продолжала она по-французски, - что там есть подарок
для меня,  а может быть,  и для вас, мадемуазель. Он спросил меня, как зовут
мою  гувернантку.   Говорит:   "Это  такая  маленькая  особа,   худенькая  и
бледненькая?" Я сказала, что да, такая. Ведь это же правда, мадемуазель?
     Мы с моей ученицей,  как обычно,  обедали в комнате миссис Фэйрфакс; во
вторую половину дня пошел снег,  и мы остались в классной комнате. В сумерки
я разрешила Адели убрать книги и сойти вниз,  ибо, судя по тишине и по тому,
что никто не звонил у парадного входа,  можно было предположить,  что мистер
Рочестер,  наконец, свободен. Оставшись одна, я подошла к окну, но ничего не
было видно -  снег и сумерки образовали плотную пелену и скрыли от глаз даже
кусты на лужайке. Я опустила штору и вернулась к камину.
     Вглядываясь в причудливый пейзаж,  возникший из пылающих углей и пепла,
я   старалась  уловить  в   нем   сходство  с   виденным  мною  изображением
Гейдельбергского  замка  на  Рейне,   когда  вошла  миссис  Фэйрфакс.  С  ее
появлением  рассеялись  мрачные  мысли,   которые  уже   подстерегали  меня,
воспользовавшись моим одиночеством.
     - Мистеру Рочестеру будет очень приятно, если вы и ваша ученица придете
сегодня вечером пить чай в гостиную,  - сказала она. - Он был так занят весь
день, что не мог пригласить вас к себе раньше.
     - А в котором часу будет чай? - осведомилась я.
     - О,  в шесть часов.  В деревне он ведет правильный образ жизни.  Самое
лучшее,  если вы переоденетесь сейчас же.  Я пойду с вами и помогу вам.  Вот
вам свеча.
     - Разве необходимо переодеваться?
     - Да,  лучше бы.  Я всегда к вечеру переодеваюсь, когда мистер Рочестер
дома.
     Эта   церемония  показалась  мне  несколько  претенциозной,   однако  я
вернулась к  себе и вместо черного шерстяного надела черное шелковое платье;
это было мое лучшее платье,  и  притом единственная смена,  если не  считать
светло-серого,  которое,  по моим ловудским понятиям о  туалетах,  я считала
слишком нарядным и годным лишь для высокоторжественных случаев.
     - Сюда нужно брошку, - сказала миссис Фэйрфакс.
     У  меня  было  лишь  одно  украшение -  жемчужная брошка,  которую  мне
подарила на память мисс Темпль.  Я  приколола ее,  и мы сошли вниз.  Не имея
привычки к  общению с  посторонними,  я  чувствовала себя особенно смущенной
оттого,  что  предстану перед  мистером Рочестером после  столь официального
вызова.  Я предоставила миссис Фэйрфакс войти в столовую первой и спряталась
за нее,  когда мы проходили через комнату;  затем,  миновав арку с опущенной
драпировкой, я вошла в элегантную гостиную.
     На столе стояли две зажженные восковые свечи и еще две -  на камине.  В
тепле и свете ослепительно пылавшего камина растянулся Пилот,  а рядом с ним
стояла на  коленях Адель.  На кушетке,  слегка откинувшись назад,  полулежал
мистер Рочестер,  его нога покоилась на  валике;  он  смотрел на Адель и  на
собаку. Пламя ярко освещало все его лицо. Я сразу же узнала в нем вчерашнего
незнакомца, - это были те же черные густые брови, тот же массивный угловатый
лоб,  казавшийся квадратным в рамке темных волос, зачесанных набок. Я узнала
его резко очерченный нос,  скорее характерный,  чем красивый,  раздувающиеся
ноздри, говорившие о желчности натуры, жесткие очертания губ и подбородка, -
да,  все это носило,  несомненно,  отпечаток угрюмости.  Его фигура - он был
теперь без плаща - соответствовала массивной голове; не отличаясь ни высоким
ростом,  ни  изяществом,  он все же был сложен превосходно,  ибо при широких
плечах и груди имел стройный стан.
     Мне казалось,  что мистер Рочестер заметил,  как мы  вошли,  но,  может
быть, не хотел это обнаружить, ибо не поднял головы, когда мы приблизились.
     - Вот  мисс  Эйр,   сэр,  -  сказала  миссис  Фэйрфакс  с  присущим  ей
спокойствием.
     Он поклонился, все еще не отводя глаз от ребенка и собаки.
     - Пусть мисс Эйр сядет,  -  сказал он.  И в его чопорном и принужденном
поклоне,  в нетерпеливых, однако вежливых интонациях его голоса было что-то,
как бы говорившее:  какое мне, черт побери, дело до того, здесь мисс Эйр или
нет! В данную минуту я нисколько не расположен ее видеть.
     Я  села,  и мое смущение исчезло.  Безукоризненно вежливый прием вызвал
бы,  вероятно,  во мне чувство неловкости. Я бы не сумела ответить на него с
подобающей изысканной любезностью;  но  эта  своенравная резкость снимала  с
меня всякие обязательства,  спокойствие же и самообладание, наоборот, давали
мне преимущество над ним.  Кроме того,  в эксцентричности его поведения было
что-то неожиданное и  вызывающее.  И  мне было интересно посмотреть,  как он
будет держаться дальше.
     Впрочем,  он продолжал вести себя так, как вел бы себя истукан, то есть
не двигался и не говорил.  Миссис Фэйрфакс, видимо, находила, что кто-нибудь
должен же быть любезен,  и начала говорить сама -  как обычно, очень ласково
и,  как обычно,  одни банальности. Она выразила мистеру Рочестеру сочувствие
по  поводу того,  что  ему  весь  день докучали делами и  что  у  него такая
невыносимая боль,  и  заметила напоследок,  что надо быть очень терпеливым и
осторожным, если он хочет скорее поправиться.
     - Сударыня,  я  попросил  бы  чашку  чая,  -  был  единственный  ответ,
последовавший на эту тираду.
     Она торопливо позвонила и, когда Ли принесла чайный прибор, принялась с
хлопотливым усердием расставлять чашки.  Мы с Аделью перешли к столу, однако
хозяин остался на кушетке.
     - Будьте добры,  передайте мистеру Рочестеру его чашку, - обратилась ко
мне миссис Фэйрфакс, - как бы Адель не пролила.
     Я исполнила ее просьбу. Когда он брал чашку из моих рук, Адель, видимо,
решила, что настала подходящая минута и надо напомнить и обо мне.
     - А ведь в вашем чемодане, мсье, наверное есть подарок и для мисс Эйр?
     - О  каких подарках ты  говоришь?  -  сердито спросил он.  -  Вы  разве
ожидали подарки,  мисс Эйр?  Вы любите получать подарки?  -  и  он испытующе
посмотрел мне в лицо своими темными, злыми и недоверчивыми глазами.
     - Право,  не знаю,  сэр.  У меня в этом отношении мало опыта, но обычно
считается, что получать подарки очень приятно.
     - Обычно считается? А что вы думаете?
     - Мне,  вероятно,  понадобилось бы некоторое время, сэр, чтобы дать вам
удовлетворительный ответ.  Ведь  подарки  бывают  разные,  и  тут  надо  еще
поразмыслить, прежде чем ответить.
     - Вы,  мисс Эйр,  не так простодушны, как Адель: она откровенно требует
от меня подарка, вы же действуете исподтишка.
     - У  меня меньше уверенности в  моих правах,  чем  у  Адели,  она может
опираться на права давнего знакомства и на силу обычая:  она утверждает, что
вы всегда ей дарили игрушки.  Мне же не на что опереться в моих требованиях,
так  как  я  здесь  чужая  и  не  сделала решительно ничего,  заслуживающего
благодарности.
     - Ах,  не  напускайте  на  себя,  пожалуйста,  еще  сверхскромность.  Я
экзаменовал Адель и  вижу,  что вы  немало потрудились.  У  нее не бог весть
какие способности и  уж вовсе нет никаких талантов,  и  все-таки за короткое
время она достигла больших успехов.
     - Вот вы мне и сделали подарок,  сэр; и я вам чрезвычайно признательна.
Самая большая радость для учителя, когда похвалят его ученика.
     - Гм...  -  мистер  Рочестер промычал что-то  невразумительное и  начал
молча пить чай.
     - Присядьте к  огню,  -  сказал мне  мой хозяин,  когда чай был убран и
миссис Фэйрфакс уселась в уголке со своим вязаньем, а Адель принялась водить
меня за руку по комнате,  показывая книги в  роскошных переплетах и красивые
безделушки на консолях и шифоньерках.  Мы послушались, как нам и полагалось.
Адель хотела усесться у  меня  на  коленях,  но  ей  было приказано играть с
Пилотом.
     - Вы прожили в моем доме три месяца?
     - Да, сэр.
     - Вы приехали из... ?
     - Из Ловудской школы в ...ширском графстве.
     - А, из благотворительного учреждения! Сколько вы там пробыли?
     - Восемь лет.
     - Восемь лет!  Ну,  значит,  вы очень живучи. Мне кажется, если прожить
там   половину  этого  времени,   так   подорвешь  и   не   такое  здоровье.
Неудивительно,  что вы похожи на существо из другого мира.  А я-то спрашивал
себя,  откуда у  вас такое лицо!  Когда вы  вчера вечером встретились мне на
дороге в  Хэй,  я почему-то вспомнил о феях и чуть не спросил вас,  не вы ли
напустили порчу на мою лошадь;  я  и  сейчас еще не разубедился в этом.  Кто
ваши родители?
     - У меня их нет.
     - Наверно, никогда и не было, а? Вы их помните?
     - Нет.
     - Я так и думал. И что же, вы ждали своих сородичей, сидя у изгороди?
     - Кого ждала, сэр?
     - Маленьких человечков в зеленом?  Был как раз подходящий лунный вечер.
Я,  вероятно,  помешал вашим танцам,  поэтому вы  и  сковали льдом проклятую
тропинку?
     Я покачала головой.
     - Маленькие человечки в  зеленом  покинули  Англию  лет  сто  назад,  -
сказала я,  продолжая разговор в том же тане, что и он. - И теперь ни в Хэе,
ни в окрестных селах не осталось от них и следа.  Я думаю, что ни летняя, ни
осенняя, ни зимняя луна больше никогда не озарит их игр.
     Миссис  Фэйрфакс уронила на  колени вязанье и,  удив