е, которые развились
в  нем в  силу известных обстоятельств,  воспитания или случайностей судьбы.
Мне  чудилось,  что  он  представляет собой  превосходный материал,  хотя  в
настоящее время все  его  дарования казались заглохшими и  заброшенными.  Не
могу отрицать,  что я скорбела его скорбью,  какова бы она ни была, и многое
дала бы, чтобы смягчить ее.
     Наконец я  погасила свечу  и  легла в  постель,  но  не  могла заснуть,
вспоминая его взгляд, когда он остановился посреди аллеи и сказал, что перед
ним  предстала его  судьба  и  побуждала его  дерзнуть и  быть  счастливым в
Торнфильде.
     "А почему бы и нет?  - спрашивала я себя. - Что отталкивает его от этих
мест?  Скоро ли он опять уедет? Миссис Фэйрфакс говорила, что он редко живал
в  этом доме больше двух недель кряду,  -  а  вот живет же  он здесь уже два
месяца.  Если он уедет,  это внесет такую грустную перемену. Может быть, его
не будет весну,  лето,  осень.  Какими безрадостными покажутся мне солнечный
свет и прекрасные дни!"
     Не знаю, забылась я после этих размышлений или нет, - во всяком случае,
я сразу же проснулась,  услышав,  как мне казалось, прямо над своей комнатой
какое-то смутное бормотание,  странное и зловещее.  Я пожалела, что погасила
свечу.  Ночь была непроницаема,  моя душа -  угнетена.  Я поднялась, села на
кровати, прислушалась: все было тихо.
     Я попыталась снова заснуть,  но мое сердце тревожно билось,  и душевное
спокойствие было нарушено. Далеко внизу, в холле, часы пробили два. В это же
мгновение мне  почудилось,  что  кто-то  прикоснулся к  моей двери,  словно,
пробираясь ощупью  по  темному коридору,  кто-то  провел  по  ней  рукой.  Я
спросила: "Кто здесь?" Ответа не было. От страха меня охватил озноб.
     Но  тут  я  вспомнила,  что это мог быть Пилот:  когда забывали закрыть
кухонную дверь,  он нередко пробирался к двери мистера Рочестера и ложился у
порога.  Сколько раз  утром  я  сама  видела его  там.  Эта  мысль несколько
успокоила меня,  я легла.  Тишина успокаивает, и так как во всем доме теперь
царило глубокое безмолвие,  я снова задремала. Но в эту ночь мне, видимо, не
было суждено уснуть.  Едва сон  приблизился к  моему изголовью,  как он  уже
бежал, спугнутый страшным происшествием.
     Раздался сатанинский смех -  тихий,  сдавленный,  глухой.  Казалось, он
прозвучал у самой замочной скважины моей двери.  Кровать находилась недалеко
от  входа,  и  мне  сначала почудилось,  что  этот дьявольский смех раздался
совсем рядом,  чуть ли не у моего изголовья; я поднялась, огляделась, однако
ничего не  увидела.  Но вот зловещие звуки повторились:  я  поняла,  что они
доносятся из  коридора.  Моим  первым побуждением было  вскочить и  запереть
дверь на задвижку,  а  вторым -  крикнуть:  "Кто здесь?"  Раздались какие-то
стоны,  а затем шаги по коридору, направлявшиеся к лестнице, которая вела на
третий  этаж.  Недавно была  сделана дверь,  отделявшая ее  от  коридора.  Я
услышала, как она открылась и закрылась, а затем все стихло.
     "Неужели это Грэйс Пул?  -  спрашивала я себя.  -  Она, верно, одержима
дьяволом!"  Боясь долее оставаться одна,  я  решила пойти к миссис Фэйрфакс.
Поспешно набросила я  платье и  шаль,  отодвинула задвижку и  дрожащей рукой
открыла дверь.  В коридоре горела свеча,  она стояла на дорожке, покрывавшей
пол.  Это обстоятельство меня поразило.  Но  еще больше я  удивилась,  когда
заметила, что в воздухе висит какая-то мгла, словно он полон дыма. А когда я
оглянулась вокруг,  стараясь  отыскать  источник  этой  синеватой  мглы,  то
ощутила резкий запах гари.
     Что-то  скрипнуло,  где-то  приоткрылась дверь.  Это была дверь мистера
Рочестера,  и  из  нее  клубами вырывался дым.  Я  уже  не  думала о  миссис
Фэйрфакс, я не думала о Грэйс Пул и о ее таинственном смехе: в мгновение ока
я  очутилась  в  комнате  моего  хозяина.  Вокруг  кровати  вздымались языки
пламени, занавески уже пылали, а среди огня и дыма мистер Рочестер лежал без
движения, погруженный в глубокий сон.
     - Проснитесь! Проснитесь! - крикнула я.
     Я  стала трясти его,  но  он  только забормотал что-то  и  отвернулся к
стене. От дыма он лишился сознания. Нельзя было терять ни минуты - уже тлели
простыни. Я бросилась к тазу и кувшину. К счастью, оба оказались полны воды.
Я  схватила их,  вылила воду на  кровать и  на спящего,  бросилась к  себе в
комнату,  принесла свой кувшин с водой, тоже вылила на кровать - и, с божьей
помощью,  погасила огонь,  пожиравший ее.  Шипение гаснущего пламени и  звон
разбитого кувшина,  который я отшвырнула,  вылив его содержимое,  а главное,
ледяная ванна,  в  которой очутился мистер Рочестер,  помогли ему,  наконец,
очнуться.  Хотя в  комнате было темно,  я знала,  что он проснулся,  так как
слышала,  что он бормочет какие-то ругательства, недоумевая по поводу своего
пробуждения в луже ледяной воды.
     - Что это, наводнение?!
     - Нет,  сэр,  - отвечала я. - Но здесь был пожар. Вставайте, прошу вас,
вы залиты водой, я сейчас принесу свечу.
     - Во имя всех фей в христианском мире,  скажите,  это вы,  Джейн Эйр? -
спросил он.  -  Что вы сделали со мной, колдунья? Кто здесь в комнате, кроме
вас? Так вы решили утопить меня?
     - Я принесу вам свечу,  сэр.  И,  ради бога,  вставайте. Кто-то задумал
черное дело: вам надо как можно скорее выяснить, кто и что.
     - Ну вот,  я и на ногах!  Непременно принесите мне свечу,  но подождите
две минуты,  пока я надену на себя что-нибудь сухое...  Да, вот мой халат. А
теперь бегите.
     Я побежала и принесла свечу, которая все еще стояла в коридоре. Он взял
ее  у  меня,  поднял и  осмотрел кровать,  всю  почерневшую и  опаленную,  с
намокшими простынями, и лужи воды на ковре.
     - Что это такое? Кто это сделал? - спросил он.
     Я  вкратце рассказала ему  все,  что мне было известно:  странный смех,
услышанный мной в коридоре,  шаги,  поднимавшиеся на третий этаж, дым, запах
гари,  который привел меня к  нему в  комнату,  наконец пожар и  то,  как  я
затушила его, вылив всю воду, какая была под рукой.
     Он  слушал нахмурившись;  по  мере того как  я  говорила,  его лицо все
больше  выражало  озабоченность,  но  не  удивление.  Когда  я  смолкла,  он
заговорил не сразу.
     - Может быть, позвать миссис Фэйрфакс?
     - Миссис Фэйрфакс?  Нет.  На кой черт ее звать!  Что она может сделать?
Пусть спит сном праведных.
     - Тогда я позову Ли и разбужу Джона и его жену.
     - Ничего подобного! Сидите смирно. У вас есть платок? Если вам холодно,
можете взять вон там мой плащ.  Завернитесь в него и сядьте в кресло;  вот я
укутаю вас.  А теперь поставьте ноги на скамеечку,  чтобы не замочить их.  Я
вас покину на несколько минут;  свечу возьму с собой.  Сидите здесь до моего
возвращения; ведите себя тихо, как мышь. Мне нужно подняться на третий этаж.
Не забудьте: не двигайтесь и никого не зовите.
     Мистер Рочестер вышел.  Я  следила за  удаляющимся светом свечи.  Он на
цыпочках прошел  по  коридору,  почти  беззвучно открыл дверь  на  лестницу,
притворил ее  за  собой,  и  свет  исчез.  Наступила полная темнота.  Тщетно
старалась я уловить какие-нибудь звуки -  я не слышала ничего.  Прошло очень
много времени,  усталость все больше овладевала мной.  Несмотря на плащ, мне
было холодно,  к тому же я не видела смысла в моем пребывании здесь,  раз не
надо было будить остальных. Я уже намеревалась ослушаться мистера Рочестера,
рискуя вызвать его  гнев,  когда  на  стене  коридора снова  появился слабый
отблеск свечи и послышались его шаги, приглушенные ковром. "Надеюсь, это он,
- подумала я, - а не кто-нибудь еще".
     Он вернулся бледный и очень мрачный.
     - Я  все выяснил,  -  сказал он,  ставя свечу на  умывальник.  -  Как я
предполагал, так оно и есть.
     - А именно, сэр?
     Ответа не последовало:  мистер Рочестер стоял,  скрестив руки,  глядя в
пол. Через несколько минут он каким-то странным тоном спросил:
     - Я забыл,  - вы говорили, что видели что-то, когда открыли дверь своей
комнаты?
     - Нет, сэр, только свечу на полу.
     - Но вы слышали странный смех?  Вы ведь и раньше слышали такой смех или
что-то в этом роде?
     - Да,  сэр!  У вас тут есть женщина-швея, ее зовут Грэйс Пул, - это она
так смеется. Странная особа!
     - Совершенно верно,  Грэйс Пул,  -  вы угадали.  Она,  как вы говорите,
действительно странная.  Я обо всем этом подумаю.  Но все-таки я рад, что вы
единственный человек,  кроме меня,  кто  знает все  подробности сегодняшнего
происшествия. Вы не болтливы; ничего не говорите об этом. Я сам объясню, что
здесь  произошло (он  указал  на  кровать).  А  теперь возвращайтесь в  свою
комнату.  Я  прекрасно проведу ночь  в  библиотеке на  диване.  Сейчас около
четырех. Через два часа встанут слуги.
     - Спокойной ночи, сэр, - сказала я, собираясь удалиться.
     Мистер Рочестер казался удивленным,  что было весьма непоследовательно,
- ведь он сам только что предложил мне уйти.
     - Как! - воскликнул он. - Вы уже уходите от меня? И уходите так?
     - Вы же сами сказали, сэр.
     - Но нельзя так сразу,  не простившись, не сказав ни слова сочувствия и
привета...  во  всяком случае,  не  так резко и  сухо...  Ведь вы спасли мне
жизнь,  вырвали меня у мучительной и ужасной смерти!  И спокойно удаляетесь,
как будто бы мы чужие люди! Давайте хоть пожмем друг другу руки.
     Он протянул мне руку,  я дала ему свою.  Он взял ее одной рукой,  затем
обеими.
     - Вы спасли мне жизнь;  мне приятно,  что я  именно перед вами в  таком
огромном долгу.  Больше я  ничего не скажу.  Я  не перенес бы такого долга в
отношении никого другого.  Но вы -  иное дело.  Ваше благодеяние для меня не
бремя, Джен.
     Он смолк и посмотрел на меня. Какие-то слова почти ощутимо трепетали на
его устах, но голос ему не повиновался.
     - Еще раз спокойной ночи,  сэр! В данном случае не может быть и речи ни
о каком долге, благодеянии, бремени или обязательстве.
     - Я знал,  -  продолжал он, - что вы когда-нибудь сделаете мне добро, я
видел это по вашим глазам, когда впервые встретил вас: их выражение и улыбка
недаром (он  опять остановился)...  недаром,  -  продолжал он  торопливо,  -
озарили  радостью самые  глубины  моего  сердца.  Говорят,  есть  врожденные
симпатии; я слышал также о том, что существуют добрые гении; в самой нелепой
басне есть крупица правды. Ну, моя дорогая спасительница, спокойной ночи!
     Его голос был полон своеобразной силы, его взгляд - странного огня.
     - Я рада, что не спала, - сказала я, собираясь уходить.
     - Как, вы все-таки уходите?
     - Мне холодно, сэр.
     - Холодно?  Да ведь вы стоите в луже! Тогда идите, Джен, идите! - Но он
все еще держал мою руку, и невозможно было высвободить ее.
     Я сказала:
     - Мне кажется, идет миссис Фэйрфакс.
     - Ну, расстанемся.
     Он отпустил мои пальцы, и я вышла.
     Я  легла в  постель,  но и  подумать не могла о  сне.  До самого утра я
носилась по  бурному и  радостному морю,  где  волны  тревог  перемежались с
волнами радости. Минутами мне казалось, что я вижу по ту сторону кипящих вод
какой-то  берег,  сладостнее рая,  и  время  от  времени  освежающий ветерок
пробуждал мои надежды и торжествующе нес мою душу к этому берегу; но я так и
не  могла достигнуть его  даже в  воображении,  ибо  навстречу дул береговой
ветер и неустанно отгонял меня.  Здравый смысл противостоял бреду,  рассудок
охлаждал страстные порывы.  Слишком взволнованная, чтобы предаться отдыху, я
встала, едва рассвело.



Глава XVI

     После этой ночи,  проведенной без сна,  мне и  хотелось и  страшно было
снова увидеться с  мистером Рочестером.  Я  жаждала услышать его  голос,  но
боялась встретиться с  ним  взглядом.  Всю первую половину дня я  ежеминутно
ожидала его появления;  хотя он и  был редким гостем в классной комнате,  но
все же иногда забегал на минутку,  и мне почему-то казалось, что в этот день
он непременно появится.
     Однако утро прошло, как обычно: ничто не нарушило моих мирных занятий с
Аделью.  Вскоре после завтрака я  услышала какой-то  шум в  комнате рядом со
спальней мистера Рочестера,  а затем голоса миссис Фэйрфакс,  Ли и кухарки -
жены  Джона,   и  даже  грубоватый  бас  самого  Джона.  До  меня  донеслись
восклицания:  "Какое  счастье,  что  хозяин  не  сгорел  в  постели.  Опасно
оставлять на ночь зажженную свечу!"  -  "Слава богу,  что он не растерялся и
схватил кувшин с водой".  -  "Удивительно, как это он никого не разбудил!" -
"Надеюсь,  мистер Рочестер не  простудился,  он  ведь остаток ночи провел на
диване в библиотеке... "
     Ко всем этим разговорам вскоре прибавился шум уборки:  за стеной мыли и
скребли,  передвигали мебель;  и  когда  я  проходила мимо  спальни  мистера
Рочестера,  спускаясь вниз обедать,  я увидела в открытую дверь, что все там
снова приняло обычный вид;  только с кровати были сняты занавески. Ли стояла
на подоконнике,  протирая закопченные дымом стекла.  Я  только что собралась
заговорить с ней, чтобы узнать, как ей объяснили вчерашний пожар, но, сделав
несколько шагов, увидела в комнате еще фигуру: в кресле возле кровати сидела
какая-то  женщина и  пришивала кольца к  новым занавескам.  Это была не  кто
иная, как Грэйс Пул.
     Как  обычно,  замкнутая  и  угрюмая,  в  коричневом  шерстяном  платье,
клетчатом переднике, белой косынке и чепце, она казалась всецело погруженной
в  свою работу;  ни на низком лбу,  ни в  будничных чертах ее лица не было и
намека на  тот ужас,  ту растерянность или ожесточение,  которые естественны
для женщины,  покушавшейся на убийство и уличенной в этом.  Я была поражена,
потрясена. Почувствовав мой пристальный взгляд, она подняла голову, но ничто
не  дрогнуло,  ничто не изменилось в  ее чертах,  не выдало ни волнения,  ни
сознания виновности,  ни  страха перед  карой.  Она  сказала:  "Доброе утро,
мисс", - как всегда флегматично и кратко, а затем, взяв еще кольцо и тесьму,
продолжала шить.
     "Сейчас испытаю ее,  -  решила я,  -  такое притворство превосходит мое
понимание".
     - Доброе утро,  Грэйс,  -  сказала я.  - Что здесь случилось? Несколько
минут назад мне послышались какие-то разговоры.
     - Просто хозяин ночью читал в постели,  потом заснул,  а свеча осталась
гореть,  и занавеска вспыхнула;  к счастью, он проснулся, когда пламя еще не
успело охватить кровать и простыни,  и ему удалось погасить огонь, залив его
водой.
     - Странная история, - сказала я вполголоса, затем, пристально посмотрев
на нее,  добавила:  -  И неужели мистер Рочестер никого не разбудил, неужели
никто ничего не слышал?
     Она снова подняла на меня глаза,  и  на этот раз мне показалось,  что в
них  мелькнула какая-то  искра внимания.  Казалось,  она  исподтишка изучает
меня; затем она ответила:
     - Вы знаете, мисс, слуги спят так далеко - они едва ли могли что-нибудь
услышать.  Спальня миссис Фэйрфакс и  ваша  ближе  всего к  комнате хозяина;
однако миссис Фэйрфакс говорит,  что тоже ничего не слышала: у пожилых людей
сон  крепкий.  -  Она  помолчала  и  затем  добавила  с  каким-то  напускным
равнодушием,  но  все  же  многозначительно подчеркивая слова:  -  А  вот вы
молоды, мисс, и, вероятно, спите чутко; вы-то должны были бы слышать шум.
     - Так  оно  и  было,  -  сказала я,  понижая голос,  чтобы Ли,  все еще
протиравшая окно,  не слышала меня.  - И сначала я решила, что это Пилот; но
ведь Пилот не может смеяться, а я уверена, что слышала смех, и престранный.
     Она взяла новую нитку,  тщательно навощила ее,  спокойно вдела в иглу и
заметила с полным самообладанием:
     - Знаете,  мисс,  едва ли  хозяин стал бы смеяться,  когда ему угрожала
такая опасность. Вам, наверно, приснилось.
     - Нет, не приснилось, - возразила я с некоторой горячностью, так как ее
хладнокровие возмущало меня.
     Она снова обратила в мою сторону проницательный, испытующий взгляд.
     - А вы сказали хозяину, что слышали смех? - спросила она.
     - У меня не было случая говорить с ним сегодня.
     - И вам не захотелось открыть дверь и выглянуть в коридор? - продолжала
Грэйс.
     Казалось,  это она теперь ведет допрос, пытаясь выжать из меня какие-то
сведения.  Вдруг  мне  пришло в  голову:  как  бы  она,  догадавшись о  моих
подозрениях,  не сыграла со мной какой-нибудь злой шутки.  И  я решила,  что
следует быть настороже.
     - Наоборот, я заперла дверь на задвижку, - ответила я.
     - А  разве  вы  не  запираете свою  дверь каждый вечер,  когда ложитесь
спать?
     "Черт побери,  она хочет узнать мои привычки,  она что-то замышляет!" И
негодование снова взяло во мне верх над осторожностью. Я резко ответила:
     - До сих пор я  очень часто забывала про задвижку.  Я  не видела в этом
необходимости,   считая,  что  в  Торнфильдхолле  мне  не  угрожает  никакая
опасность,  но с  этого дня (продолжала я  с особым ударением) я буду всякий
раз запирать ее покрепче, прежде чем лечь в постель.
     - И хорошо сделаете.  Правда, у нас тут кругом спокойно, и, насколько я
знаю,  никто никогда не пытался ограбить этот дом,  хотя всем известно,  что
здесь в кладовых одной серебряной посуды на многие сотни фунтов. Кроме того,
как вы видите, для такого большого дома здесь очень мало слуг, - ведь хозяин
не живет у  нас подолгу,  а когда приезжает,  ему,  как холостяку,  мало что
нужно.  Но осторожность никогда не мешает. Дверь запереть нетрудно, и лучше,
если  вы  будете  защищены  от  любой  неожиданности.   Многие  люди,  мисс,
полагаются во всем на провидение,  а  я  считаю:  на бога надейся,  а сам не
плошай,  и  береженого бог  бережет.  -  Тут  женщина замолчала.  Она и  так
говорила слишком долго и эту тираду произнесла с назидательностью квакерши.
     Я  все еще стояла на  том же месте,  сраженная таким сверхъестественным
самообладанием и непостижимым лицемерием, когда вошла повариха.
     - Миссис Пул,  -  сказала она, обращаясь к Грэйс. - Обед для слуг скоро
будет готов, вы не сойдете вниз?
     - Нет.  Поставьте пинту портера и кусок пудинга на поднос,  я захвачу с
собой наверх.
     - А мяса вы не хотите?
     - Немного, и ломтик сыру. Вот и все.
     - А как насчет саго?
     - Пока ничего не нужно. Я спущусь к чаю и сварю сама.
     Тут повариха обратилась ко мне,  сказав, что миссис Фэйрфакс ждет меня,
и я сошла вниз.
     За обедом я  была так занята размышлениями о загадочном поведении Грэйс
Пул и  еще больше о том,  какое положение она занимает в Торнфильде и почему
ее  в  это же утро не отправили в  тюрьму или по крайней мере не рассчитали,
что  совершенно не  слышала  рассказа  миссис  Фэйрфакс  относительно ночных
происшествий.  Ведь  мистер  Рочестер  совершенно  ясно  высказал  мне  свою
уверенность в том,  что преступницей была именно она;  какая же таинственная
причина удерживала его  от  того,  чтобы  открыто изобличить ее?  Отчего  он
просил  и  меня  хранить  тайну?  Это  было  очень  странно:  ни  с  чем  не
считающийся,  вспыльчивый и гордый джентльмен находился, казалось, во власти
одной из самых ничтожных своих служанок,  и притом настолько, что даже когда
она покусилась на его жизнь, он не решился открыто обвинить ее в этом, а тем
более покарать.
     Будь Грэйс молода и красива,  я могла бы допустить, что мистер Рочестер
находился под влиянием чувств,  более властных,  чем осторожность или страх;
но в отношении столь мало привлекательной,  некрасивой и пожилой особы такое
предположение казалось невероятным.  "Правда,  -  размышляла я,  -  она была
молода,  и  эта молодость совпала с  молодостью ее хозяина.  Миссис Фэйрфакс
как-то говорила мне,  что Грэйс уже давно живет в этом доме. Не думаю, чтобы
она  когда-нибудь  была  хорошенькой.   Но   даже  при  отсутствии  внешнего
очарования она могла привлечь его оригинальностью и силой характера.  Мистер
Рочестер любитель решительных и эксцентрических натур,  а Грэйс уж во всяком
случае эксцентрична. Что, если из-за случайн