21. Римляне в Британии.
     22. Характер Цезаря.
     23. Об его преемниках.
     24. Их победы над варварами-бриттами - благо, а не зло.
     25.   Шотландцы   хвастаются   своей   непобедимостью;   подлинная   их
характеристика.
     26. Падение Римской империи. Легионы покидают  Британию.  Грабительские
набеги шотландцев на этом несчастном острове.

     Мисс Тиклтоби продиктовала ученикам следующие  контрольные  вопросы  по
главным разделам своей лекции:

                           Экзаменационная работа

                                                                Июль 1842 г.
                                Академия, возглавляемая Вильгельминой Марией
                                Тиклтоби, подворье "Телячья Ножка", Лондон.

     Вопрос. Кто и когда впервые колонизовал Британию?
     Ответ. Точного ответа не дают самые надежные источники.  Британия  была
колонизована, когда высадились колонисты!
     В. Когда римляне высадились в Британии?
     О. Через несколько дней после того, как отплыли из Галлии!
     В. Почему им пришлось искупаться в воде при высадке с судна?
     О. Потому что они были оккупанты!
     В. Почему,  когда  Боадицея  обратилась  к  своим  воинам-иценам  перед
решающей битвой со Светонием, они вспомнили о деньгах?
     О. Потому что она и ценам  придавала  значение.  (За  этот  ответ  мисс
Парминтер единодушно присудили премию.)

                                   Лекция

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

     Мисс Вильгельмина Мария Тиклтоби.
     Юный Спрай (неисправимый драчун).
     Мисс Понтифекс (примерная девочка).
     Юный Максимус  Понтифекс  (ее  брат,  весьма  достойный,  но  ничем  не
выдающийся мальчик).
     Юный Делани Мортимер (все время молчит).
     Мистер  Десборо  Мортимер  (ливрейный  лакей  сэра   Джорджа   Голлопа,
баронета, и отец вышеупомянутого Мортимера).
     Мисс Бадж (привратница, молчит).
     Мальчики, девочки, родители и т. д.

     Место действия прежнее.

      Пикты, шотландцы и датчане; остряк Григорий, обращение бриттов в
                      христианство, личность Альфреда.

     В своей прошлой лекции я ни  словом  не  обмолвилась  о  речи  королевы
Боадицеи, с которой она обратилась к своему войску перед битвой, потому что,
хотя до нас дошло несколько свидетельств об этой речи, по моему  мнению,  ни
одно из них нельзя считать достоверным, а что пользы, дорогие мои, приводить
здесь слова (весьма оскорбительные для  римлян),  которые  никогда  не  были
сказаны? И без того, мои милые, довольно сплетен в этом ужасном мире,  чтобы
еще вспоминать давнишние истории - тем более что нынешние сплетни  подлинные
и кого угодно удовлетворят.
     Ничего не сказала я и о благородном поведении  короля  Карактака  перед
римским императором Клавдием; история эта до того приелась, что,  право  же,
мои возлюбленные крошки, вам незачем ее знать.
     Когда бриттов, покинутых римлянами, начали грабить и разорять  пикты  и
шотландцы, они послали гонцов к народу, который назывался саксы (их называют
так потому, что они не жили в Саксонии); те пришли на помощь своим  друзьям,
изгнали пиктов и шотландцев, и поскольку  здесь  им  понравилось,  завладели
островом, заявив, что бритты не достойны иметь собственную страну,  так  как
не способны ее удержать. Такие доводы считались в те времена весьма вескими,
да и в нашей школе есть мальчики, которые  поступают  на  саксонский  манер:
например, юный Спрай на днях отобрал у Джонса пряник, а взамен  съездил  его
по носу; и каковы же были последствия? Я разъяснила  Спраю  несправедливость
его поступка, и он был строго наказан. (Обращаясь  к  юному  Спраю.)  Как  я
наказала тебя, мой милый? Расскажи всем.
     Спрай. Вы забрали пряник себе.
     Мисс Т. (строго). Я не об этом: как еще я тебя наказала?
     Спрай. Вы меня высекли. Но я все время брыкался и бил  вас  пятками  по
ногам.
     Каков проказник! Но в детстве человека, леди и джентльмены, все обстоит
точно так же, как и в детстве народов: мы имеем свидетельства о  бесконечных
насилиях до тех пор, пока благоразумие не научило уважать  собственность,  а
закон не стал могущественней грубой силы. Но вернемся к саксам: они отняли у
слабых бриттов все их имущество и захватили в  плен  их  самих,  сделали  их
рабами и продали в чужие земли. Душа содрогается от таких  ужасов!  Как  вам
понравилось  бы,  проказник  Спрай,  если  бы  вас  схватили  и   увели   из
родительского  дома?  (Сильное   волнение   и   явственные   рыдания   среди
присутствующих дам.) Как вам понравилось бы, если б вас увели  и  продали  в
рабство во Францию или в Италию?
     Спрай. А там есть школы? Если нет, я ни капельки не пожалею.
     Мисс Т. Да, сэр, там есть школы, и розги тоже.
     (Оглушительный  шум.  Крики:  "Стыд  и  срам!"  "Нельзя  сечь  детей!",
"Поделом ему!", "Долой произвол!", "Всыпать ему сию же минуту!" Однако  мисс
ТИКЛТОБИ с восхитительным присутствием духа прекратила беспорядок, развернув
перед  слушателями  В_Е_Л_И_К_У_Ю   И_С_Т_О_Р_И_Ч_Е_С_К_У_Ю   К_А_Р_Т_И_Н_У,
которую мы воспроизводим далее.)
     Однажды двое прелестных британских деток,  проданные,  подобно  тысячам
других, в рабство своими безжалостными саксонскими господами, попали в Рим и
были  выставлены  там  на  рынке  рабов.  Представьте  себе  положение  этих
несчастных крошек!
     Бедняжки стояли там и  плакали,  вспоминая  родную  хижину  на  далеком
северном острове, вздыхали и тосковали по зеленым полям Альбина!.. {Альбин -
древнее название Англии; не путать  с  парикмахером  Альбином,  поставляющим
парики судейским (Эссекс-Порт, Темпл).}
     Волею  судьбы  некий  джентльмен  по  имени  Григорий,  который   позже
возвысился и стал папой Римским, но в  то  время  был  простым  священником,
проходил с друзьями по рынку и очутился на том месте, где стояли двое бедных
английских деток.
     Преподобного мистера Григория сразу поразил их вид - их розовые  щечки,
золотистые волосики, их курточки, сплошь  усеянные  круглыми  пуговками,  их
поношенные штанишки, которые стали им коротки от  стирки  и  времени,  и  он
спросил у их хозяина, какой национальности эти бедняжки.
     Хозяин (говоривший по латыни) ответил, что они - англи, то есть  англы,
или англичане.
     - Англы! - в восторге воскликнул мистер Григорий. - Да они не англы,  а
просто ангелы! - И с этой шуткой, которая не делает большой чести  его  уму,
хотя сердце, конечно, у него было доброе, он подошел к  деткам,  обласкал  и
расспросил их {Мисс Тиклтоби не упомянула (и  правильно  сделала)  о  других
каламбурах, которые Григорий отпустил по этому поводу; они до того бездарны,
что не могут быть напечатаны в "Панче".}.
     Мисс Понтифекс (одна из девочек). А мистер Григорий отпустил малышей на
свободу и отправил их домой, мэм?
     - Мистер Юм, моя милая, добрая девочка,  ничего  не  говорит  по  этому
поводу. Но будем надеяться, что так оно  и  было.  Поверьте,  я  всей  душой
надеюсь на это. Но зато точно  известно,  что  он  не  забыл  о  них,  и  со
временем, когда стал папой Римским...
     Юный Максимус Понтифекс. Папаша  говорит,  что  моя  фамилия  по-латыни
означает "Римский папа". Это правда, мэм?
     - Без сомнения, мой милый, раз твой папа это говорит.  Так  вот,  когда
Григорий стал папой Римским, он послал в Англию своих  священников,  которые
обратили погрязших во мраке саксов и бриттов в христианство, и они отреклись
от своих мерзких идолов и ужасных человеческих жертвоприношений  и  прогнали
прочь негодных друидов.
     В конце концов саксы сделались полными хозяевами страны,  и  народ  наш
стал называться англо-саксами, то есть английскими саксами.  В  то  время  в
стране было много мелких королей, но около 830 года король по  имени  Эгберт
стал повелителем всей страны; а он, дорогие мои, был отцом Альфреда.
     Альфред вступил на престол вслед за тремя своими  братьями,  и  вы  все
знаете, каким добрым и славным королем он был. Говорят, отец баловал его,  и
он до двенадцати лет не умел читать, но этому, дорогие, я не могу поверить -
или, во всяком случае, мне остается лишь сожалеть, что в то  время  не  было
хороших школ, где детей учили бы грамоте ранее двенадцати, ранее десяти  или
даже восьми лет, как многих из моих дорогих учеников.
     (Здесь мисс Тиклтоби выдержала паузу и продолжала с заметной  дрожью  в
голосе.)
     Я хотела бы в меру своих сил развлечь присутствующих, и поэтому  иногда
- ибо по натуре я веселая старая женщина и от души люблю  позабавиться  -  я
невольно шучу на такие темы, которые другие историки трактуют высокопарно  и
торжественно.
     Но, дорогие, не подобает шутить  по  адресу  доброго  короля  Альфреда,
который был так добр, мудр, благороден  и  храбр,  что  над  ним  невозможно
смеяться, нам остается лишь чтить и боготворить его память.  Вспомните,  как
редки добрые короли, будем же ценить его доброту.  После  него  у  нас  было
ровно пятьдесят королей, правивших без малого тысячу лет, но он  один  среди
них  был  Великим.  Многие  были  храбрыми  и  одерживали  победы,  блистали
щедростью и великолепием, были во сто крат могущественней его; но кто помнит
хоть одного из них (кроме Гарри Пятого,  а  все  достоинства  этого  короля,
по-моему, выдумал Шекспир), кто  любит  хоть  одного  из  них,  кроме  него,
человека, который сжег лепешки в пастушьей хижине, а потом  пел  и  играл  в
лагере датчан?
     Даже среди младших из вас нет ни одного, кто не знал: бы  этих  историй
про  него.  Видите,  какой  благодарной  может  быть  любовь  народа!  Целое
тысячелетие эти рассказы передавались от отца  к  сыну  по  всей  Англии,  и
каждый из многих миллионов людей, которые их слышали, любил короля  Альфреда
в сердце своем, благословлял его и гордился, что он  правил  англичанами.  А
потом мы узнаем, что Альфред победил датчан и изгнал их из  Англии,  что  он
был милосерден к врагам и сохранял верность, когда все вокруг были коварны и
жестоки; и что он первый ввел законы и обеспечил нам мир и свободу.
     Кому теперь дело до Карла Второго, который прятался в ветвях дуба,  как
и до всякого другого, кому грозит опасность? Пускай Карл сидел бы  на  своем
дереве хоть всю жизнь, нам безразлично, что он сделал, когда наконец слез  с
него. Но король Альфред, который тайно выжидает на своем  островке,  собирая
силы, чтобы снова сразиться  с  недавними  победителями,  или  во  вражеском
лагере поет песни, аккомпанируя себе на арфе, всякому кажется близким другом
и отцом в минуту опасности, и всякий крикнет "ура", от всей души радуясь его
победе!
     Дети (хором). Ура! Да здравствует Альфред!
     - Да, мои дорогие, все вы его любите, и, я знаю, все готовы драться  за
него.
     Юный Спрай. Вот это хоть сейчас.
     Мисс Тиклтоби. Знаю, Джон. Но никогда  не  дерись  за  менее  достойное
дело! Ах, как это прекрасно, знать, что народ любит  человека  целую  тысячу
лет! О таком нам уже не придется больше говорить в наших лекциях, разве  что
мы доберемся до некоего Георга...
     Мистер Мортимер (громко, с апломбом). Вы, мисс, конечно, имеете в  виду
Георга Четвертого - первого джентльмена Европы.
     Мисс  Т.  (строго).  Нет,  сэр.  Я  имею  в  виду   Вашингтона,   этого
американского Альфреда, сэр, который не раз задавал нам хорошую трепку, а мы
ему, но в конце концов он изгнал англичан из своей страны, подобно тому, как
Альфред изгнал датчан.
     Мистер Мортимер. Это грязный радикализм! Делани, дорогой, уйдем отсюда.
Мэм! Я забираю своего сына из вашей академии. (Мортимеры, старший и младший,
уходят).
     Мисс Т. Скатертью дорога. Раз все честные люди со  мной  согласны,  что
мне за дело до мнения лакеев всяких знаменитостей! Мисс Бадж,  пошлите  счет
мистеру Мортимеру. Леди и джентльмены, в следующую среду я буду иметь  честь
возобновить свои лекции.
     ("Панч" в заключение к этому длинному отчету просит  намекнуть  мистеру
Симко,  которого  ждет  в  редакции  гонорар,  что  в  дальнейшем  он  может
воздержаться от своих комментариев, философских,  хвалебных,  а  также  всех
прочих, и ограничиться собственно лекциями мисс Тиклтоби.)

                               Лекция третья
                              Викинги в Англии

     В старину наша славная Англия, мои дорогие, была, как  видно,  чудесной
страной.  Посмотрите  только,  какому  множеству  людей  она   приглянулась!
Сначала, как мы уже знаем, пришли римляне, потом саксы, а когда  они  удобно
устроились здесь, датчане, предводительствуемые викингами, отважно пересекли
море, и их, ничуть не меньше, чем саксов и римлян, пленил наш остров.
     В числе знаменитых чужеземцев следует упомянуть короля  Свена,  который
прибыл в Англию в девятьсот... дай бог памяти, в каком году, и  высадился  в
Маргете, где ему до того понравилось, что он решил остаться там навсегда,  -
сказал, что привязался к нашей стране и ничто не заставит его  вернуться  на
родину. Разве  это  не  лестно  для  нас?  Северным  народам  в  особенности
свойственно такое благородство, и вы, вероятно, заметили, что  даже  в  наше
время некоторые из них, особенно шотландцы, попав сюда однажды, ни за что не
хотят уезжать.
     Так вот, король Свен оставался здесь несообразно  долго,  а  его  людям
требовалась такая бездна вина и еды, что в  конце  концов  наш  возлюбленный
покойный монарх, король Этельред  Второй,  был  вынужден  отправить  к  нему
посла. Один из тогдашних бардов очень точно и  подробно  описывает  прибытие
Свена, и так как это сочинение не использовано ни Тернером, ни Хэллемом,  ни
Юмом, ни прочими английскими историками,  будет  небесполезно  процитировать
его здесь. Бард Храпун (прозванный так потому, что его стихи соответствующим
образом воздействовали на читателей) так живописует нам обоих королей:

                        Этельред, король английский,
                       "Морнинг пост" читать изволящий

                 Сидел король английский, могучий Этельред,
                 И, чаем запивая, на завтрак ел омлет,
                 Он ел омлет и шелестел страницами газет.

                 И в "Морнинг пост" прочел он, что в Маргете туман
                 И что туда двадцатого приплыл, неждан-незван,
                 Датчанин Свен с пехотою и конницей датчан.

                 Король хихикнул: "Он паяц, я это знал всегда,
                 А Маргет для паяца - местечко хоть куда".
                 "Ох, - молвил канцлер, - как бы он не прискакал сюда!"

                 Загоготал тут шут Витфрид: "Ах, ах, какой герой!
                 Он заяц, а не волк морской, датчанин твой лихой!"
                 Но канцлер, муж мудрый, лишь покачал головой.

                 "Пускай прискачет, - рек король, разжевывая корку. -
                 В земле английской припасем мы для зайчишки норку".
                 "Ох, - молвил канцлер, - как бы он тебе не задал порку:

                 Бог знает, - канцлер продолжал, - останемся мы живы ли.
                 Немедля к Свену-королю герольду ехать ты вели:
                 Нет в Маргете, так в Рамсгете пусть ищет или в Тиволи".

                 И взял герольд тотчас же билет на пароход,
                 И в Маргете стал спрашивать он весь честной народ:
                 "Скажите, люди добрые, где Свен-король живет?"

                 А Свен меж тем пошел гулять на брег морской песчаный.
                 Шагал он, вслушиваясь в гул прибоя неустанный, -
                 Шагал он в желтых шлепанцах со всей своей охраной.

     Эта  баллада  имеет  неоценимое  значение  для  археологов,   ибо   она
показывает,  сколь  многие  из  наших  нынешних  обычаев  существовали   уже
девятьсот лет назад (так прочно англичане привязаны к своим  традициям!),  а
также свидетельствует, что некоторые из шуток, которые называют остротами  и
так часто преподносят как нечто новое, существовали уже в древности; далее в
ней с точностью, вызывающей зевоту, воспроизводится разговор между Свеном  и
послом. Тон разговора резок, ибо посол принес повелителю датчан  решительное
требование короля Этельреда покинуть пределы его королевства.

                 "Уехать мне, - так Свен сказал, - нельзя: течет мой бот".
                 Герольд в ответ: "Перевезет тебя английский флот".
                 "Я не желаю уезжать", - упрямо молвил тот {*}.

     {* Перевод Э. Линецкой.}

     Тогда Свен в гневе оскорбляет  короля  Англии  в  самых  непочтительных
выражениях, говорит, что будет пинать  его  спину,  как  футбольный  мяч,  и
оттаскает за нос,  уподобив  его  языку  колокола,  но  потом,  опомнившись,
отпускает посла, пожаловав ему два с половиной пенса  серебром  (необычайная
щедрость, если вспомнить, как ценились деньги в те времена),  и  сверх  того
предлагает ему выпить что душе угодно в  гостинице,  где  он  (король  Свен)
живет. "Что ж, - с чувством восклицает летописец,  -  он  мог  выпить,  чего
хотела душа. Все равно король Свен не уплатил ни гроша".  Вот  как  рисуется
чудовищная наглость и жадность этого захватчика и его банды!
     Разумеется, за этим  следует  битва,  и  захватчик  одерживает  победу.
Этельред  бежит  во  Францию,  а  почтенного  канцлера  Уигфрида  подвергают
ужасающим   пыткам,   жестокий   деспот   заставляет   его   выносить    все
надругательства, которые  (как  видно  из  приведенной  выше  цитаты)  сулил
монаршему беглецу, и многие другие.  В  качестве  примера  изобретательности
этого  варвара  можно  привести  такой  факт:  мученик  Уигфрид  должен  был
разыграть комедию правосудия, сидя на мешке из-под шерсти,  набитом  -  душа
переворачивается от одной мысли об этом, - да, да, набитом блохами!
     Заметим, что бард Храпун, который, до тех пор,  пока  Свен  не  победил
Этельреда, открыто обличает датчанина, после поражения  Этельреда  сразу  же
меняет тон и превозносит нового господина до небес. Когда Свен  умирает,  он
исполнен скорби, - однако  в  следующей  строфе  утешается;  восшествием  на
престол его сына Канута.
     Храпун подробно повествует о правлении и деяниях Канута - о его победах
в заморских странах и великом  сражении,  в  котором  ни  одной  стороне  не
удалось взять верх, между ним и Эдмундом Железнобоким,  о  чьих  притязаниях
бард, видимо, не решается говорить, - однако,  по  смерти  Эдмунда,  которая
постигла его поразительным образом,  весьма  кстати,  примерно  через  месяц
после того, как они с Канутом оба пошли на уступки в  споре  из-за  престола
(они договорились, что престол  достанется  тому,  кто  переживет  другого),
Храпун громко и открыто начинает воспевать Канута  и  в  то  же  время  дает
понять,  что,  по  его  убеждению,  Железнобокого   сейчас   поджаривают   в
определенном месте.
     А потом, описав все победы короля Канута  в  сражениях  -  в  одном  из
которых знаменитый Годвин (он, кажется, женился потом на Мэри Уоллстонкрафт)
показал, что такое  английская  доблесть,  -  и,  перечислив  все  убийства,
предательства, узурпации, которые соверпгал великий монарх, бард доходит  до
знаменитого места в своем повествовании, известного всем мальчикам,  и  я  с
охотой покажу вам копию англо-саксонского  рисунка,  который  можно  увидеть
только в рукописи и который до сего дня никто не знал.
     Мисс Тиклтоби пускает рисунок по рукам, и все передают его друг другу с
огромным волнением, а когда это волнение утихает, лектор читает  по  той  же
рукописи стихи XXVII-XXVIII из "Песни о короле Капуте" {Эти стихи переведены
с величайшей точностью  с  англо-саксонского  языка  талантливым  Адольфусом
Симко, эсквайром,  автором  "Проклятия"  и  "Вампира",  редактором  "Дамской
лютни" и проч.}

                                Король Канут

              Духом смутен, вышел к морю погулять король Канут.
              Много лет он бился, дрался, резал, грабил мирный люд,
              А сейчас воспоминанья короля, как псы, грызут.

              Справа от него епископ, слева канцлер, прям и горд