их.  С  буйных  пленников,  томившихся  в  подвалах,   были   сняты
смирительные рубашки; в эту постыдную одежду были облачены санитары, и их  с
торжествующим смехом втолкнули под холодный душ. Ворота тюрьмы распахнулись,
и герои двинулись в самое пекло!

                                   * * *

     На третий день канонада стала заметно стихать; лишь  время  от  времени
рявкала какая-нибудь пушка.

                                   * * *

     На четвертый  день  парижане  говорили  друг  другу:  "Tiens!  Us  sont
fatigues, les cannoniers des forts!" {Ну, видно, они устали, эти  пушкари  с
фортов (франц.).}
     А почему? Потому что кончился порох? Да, действительно, порох кончился.
     Кончился порох, кончились пушки, пушкари, форты, - ничего не  осталось.
Форты уничтожили друг друга. Грохот  битвы  стих.  Темные  тучи  рассеялись.
Серебристая луна и мерцающие звезды ласково смотрели с безмятежных небес,  и
вокруг все было мир и покой - покой смерти. Священное, священное молчание!
     Да, битва за Париж была окончена. Но где же бойцы? Все полегли - все до
единого!  А  Луи-Филипп?  Достославный  государь  взят  в  плен  в  Тюильри;
Ирландская бригада окружила дворец: она явилась туда с небольшим  опозданием
- он уже был занят приверженцами его величества Людовика XVII.
     Этот высоконравственный монарх и его сторонники лучше  знали  дорогу  в
Тюильри,  чем  невежественные  сыны  Эрина.  Они  прорвали   слабый   заслон
гвардейцев,  победоносно  вбежали  в  величественные  залы  дворца,  усадили
семнадцатого Людовика на трон его предков, и парижане  прочли  в  "Деба"  от
пятого  ноября  знаменитую  статью,  возвестившую,  что  гражданская   война
окончена:
     "Наступил конец бедствиям, раздиравшим величайшую державу мира. Европа,
которая скорбела о смутах, волновавших  грудь  Королевы  Наций,  стоящей  во
главе цивилизации, теперь может успокоиться. Монарх, о котором мы так  давно
мечтали, чей образ был скрыт от нас, и все же - о! - так страстно  лелеем  в
сердце каждого француза, снова с  нами.  Да  пребудет  с  ним  благословение
божие; да будет тысячу раз благословенна счастливая страна, которая  наконец
возвращена под его благодетельную, законную и мудрую власть!
     Христианнейший из королей Людовик XVII вчера прибыл во дворец Тюильри в
сопровождении своих августейших союзников. Его королевское высочество герцог
Орлеанский вновь занял пост наместника королевства и вскоре вернется в  свою
резиденцию в  Пале-Рояль.  Величайшее  счастье,  что  дети  его  высочества,
находившиеся в бывших фортах Парижа (перед  обстрелом,  который  так  удачно
завершился их разрушением), вернулись к отцу еще до начала канонады.  Они  и
впредь, как доныне, останутся  самыми  преданными  приверженцами  порядка  и
трона.
     Невозможно без слез читать воззвание нашего августейшего монарха.
     "Мы, Людовик, и прочее, и прочее...
     Дети  мои!  После  девятисот  девяноста  девяти  лет,   проведенных   в
заточении, я вернулся к  вам.  Круговорот  событий,  предсказанный  древними
волхвами, и обращение планет, упомянутое  в  утраченных  Сивиллиных  книгах,
завершили свое взаимоотталкивающее воздействие и привели (как я  всегда  был
уверен, томясь в глубине своей подземной темницы) к торжеству Ангела Добра и
полному поражению мерзкого Синего Дракона.
     Когда началась стрельба и  все  силы  мрака  принялись  совершать  свои
адские пороховые эволюции, я был поблизости - в своем Шарантонском дворце, в
трехстах тридцати трех тысячах миль отсюда, на кольце Сатурна, - и  я  видел
ваши страдания. Они тронули мое сердце, и я сказал: "Разве таблица умножения
- это досужий вымысел? Разве знаки Зодиака - лишь болтовня астрономов?"
     Я заковал в цепи и обрек  на  стенания  и  мрак  своего  врага  доктора
Пинеля. Санитаров я велю изжарить заживо. Я призвал к себе своих  союзников.
Высокие договаривающиеся стороны явились на мой зов: монархи со всех  концов
земли; властители с Луны  и  других  небесных  светил:  белые  некроманты  и
бледные  пленные  духи.  Я   прошептал   мистическое   заклятие,   и   двери
распахнулись. Мы с торжеством вступили в Париж по Шарантонскому  мосту.  Наш
багаж  не  подвергся  досмотру  в  таможне.  Бутылочно-зеленые  надсмотрщики
испугались наших криков и с визгом бежали: они узнали нас и пришли в трепет.
     Мои верные пэры и члены палаты депутатов сплотятся вокруг меня. У  меня
есть друг в Турции, великий визирь мусульман: он бывший протестант и зовется
лорд Бруэм. Я послал за ним, дабы он издал для нас законы: он великий знаток
юриспруденции, астрологии и всех прочих  наук;  он  поможет  моим  министрам
решить все вопросы. Я отправил ему письмо по  почте.  Во  Франции  не  будет
больше позорных сумасшедших домов,  где  страдальцы  дрожат  в  смирительных
рубашках.
     Я сразу узнал своего милого кузена Луи-Филиппа. Он был в своей  конторе
и считал деньги, о чем меня предупредило древнее пророчество. Он  отдал  мне
ключи  от  своего  золота;  я  сумею  найти   ему   применение.   Умудренный
несчастьями, я не расточителен,  но  и  не  скуп.  Я  пожалую  своей  стране
благородные установления вместо этих дьявольских  фортов.  Больше  не  будет
отлито ни единой пушки. Они - наше проклятье  и  должны  быть  переплавлены,
чугунные - на железнодорожные  рельсы,  бронзовые  -  на  статуи  прекрасных
святых, ангелов и мудрецов, а медные -  на  деньги,  которые  будут  розданы
беднякам. Я сам был беден, и сердце мое преисполнено любви к ним.
     Не будет больше бедности; не будет войн; не будет  жадности;  не  будет
паспортов; не будет таможен; не будет лжи; не будет медицины.
     Мои палаты утвердят эти реформы. Такова моя воля. Я - король.

                                                        Подписано: Людовик".

     "Вчера некоторую  тревогу  вызвало  прибытие  отряда  английской  пешей
гвардии  под  командованием  герцога  Дженкинса;  сначала  они  намеревались
разграбить город, однако, услышав, что знамя с лилиями снова  водружено  над
Францией, герцог поспешил в Тюильри и предложил его величеству  свою  верную
службу. Предложение было  принято,  и  желтоплюшевая  гвардия  заняла  место
швейцарцев, охранявших прежних монархов".

                                   * * *

     "Ирландская бригада, размещенная в Тюильри, поступает к нам на  службу.
Их командующий утверждает, что это они взяли приступом все  парижские  форты
и, взорвав их, шли освобождать Людовика XVII, когда обнаружили, что  монарх,
к счастью, уже на свободе. Весть об их славной победе послана в Дублин,  его
величеству королю Ирландии. В его зеленой короне появятся новые лавры!"

                                   * * *

     Итак, мы довели до конца нашу  историю  Великой  французской  революции
1884  года.  Она  содержит  деяния  великие  и  многообразные,  всевозможные
доблестные подвиги; она повествует о поразительных превратностях судьбы; она
дает моралисту широкое поле для философствования; а иного читателя она, быть
может, просто позабавит на досуге. Но пусть  этот  читатель  не  воображает,
что, коль скоро здесь нет прямой  морали,  у  автора  были  какие-либо  иные
намерения, кроме благих.  Плох  тот  читатель,  который  требует  от  автора
прописной морали. Она хороша в  букварях  и  книжках  для  детского  чтения;
мыслящим же умам она ни к чему. Сама история "Панча" далеко не моральна:  но
ее читают во всем мире. Счастлив тот,  кому  в  наши  мрачные  времена  дано
вызвать у людей улыбку! Будем же смеяться и радоваться солнцу, даже если его
лучи скользят по глади омута, сверкающей над холодной, черной бездной!


КОММЕНТАРИИ

     История очередной французской революции (The History of the Next French
Revolution).
     Впервые опубликовано в "Панче" (февраль - апрель 1844 г.).

     Не следует путать его  с  теми  самозванцами...  -  Речь  идет  о  сыне
Людовика XVI, умершем в раннем детстве. В разное время несколько самозванцев
выдавали себя за  Людовика  XVII,  в  том  числе  некий  американец  Элеазар
Вильяме.

     Герцог Бордосский - он же граф де Шамбор (1820-1883), внук короля Карла
X, претендент на французский престол, которого роялисты  именовали  Генрихом
V.

     ...в заброшенном лондонском квартале,  именуемом  Белгрейв-сквер.  -  В
действительности  это   фешенебельный   квартал   Лондона,   прилегающий   к
Бэкингемскому дворцу и Хайд-парку.

     ...его величество... не замедлит занять свою резиденцию в  Шарантонском
дворце.  -  В  Шарантоне  находилась  известная  больница  для  умалишенных,
основанная в 1741 г.

     Джон   Томас   Наполеон.   -   Теккерей   не    без    основания    дал
претенденту-бонапартисту английские имена: отпрыски младшего брата Наполеона
I  Жерома  Бонапарта  от  его  брака  с  Элизабет  Паттерсон,   американкой,
переселились в Соединенные Штаты.

     "Монитер".  -  Точнее:  "Монитер  юниверсель"  -   официальная   газета
французского правительства с 1800 по 1869 г.

     Солдаты 520-го полка, помните, что ваш пароль -"Жеманн",  ваш  отзыв  -
"Вальми". - Под Валъми войска революционной Франции разбили 20 сентября 1792
г. прусскую армию, под Жеманном 6 ноября того же года - австрийскую.

     Их королевские высочества принцы Немурский  и  Жуанвильский  -  сыновья
короля Луи Филиппа.

     Венсенский ров (который уже был роковым для его предка)... - Речь  идет
о герцоге Энгиенском,  возглавлявшем  армию  французских  эмигрантов.  После
роспуска этой армии в 1801 г. герцог жил на территории Баденского княжества.
В 1804 г., готовясь провозгласить себя императором, первый  консул  Наполеон
Бонапарт приказал схватить герцога на нейтральной территории и доставить его
во Францию. 21 марта 1804 г. он был расстрелян во рву Венсенского замка.

     22-го нивоза, 92-й  год  Республики.  -  Нивоз  -  четвертый  месяц  по
республиканскому  календарю,  введенному  в  сентябре  1792  г.  французским
Конвентом,  так  что  эта  дата  приходится  на  середину  января  1884   г.
Республиканский календарь был отменен Наполеоном в 1804 г.

     Сорок веков смотрит на вас... и далее - набор фраз из разных  обращений
Наполеона Бонапарта к войскам.

     Свобода, равенство и война всему миру!  -  Пародийный  вариант  лозунга
Французской революции 1789 г.: "Свобода, равенство и братство".

     Родина Дюгеклена, -  Дюгеклен  Бертран  (1320-  1380)  -  прославленный
французский военачальник, коннетабль Карла V.

     Да станут отныне неразлучны лилии и арфа. - Лилии - эмблема на  знамени
французских королей династии Валуа и Бурбонов. Арфа - в гербе Ирландии.

     ...богатый  материал...  (который  носил  Ричард  Львиное  Сердце   при
Азенкуре)... - Нарочитый анахронизм: король английский Ричард I умер в  1199
году, а король Генрих V нанес решительное поражение французам  при  Азенкуре
во время Столетней войны в 1415 г.

     Теобальд  Мэтью   (1790-1856)   -   ирландский   священник,   известный
общественный деятель и проповедник трезвенности.

     Не забудем Ганнибала и Капую. - Карфагенский полководец Ганнибал,  взяв
в 215 г. до н. э. у римлян Капую, расположился в ней на  отдых.  Как  гласит
предание, его воины предались там пирам и безделью, после чего военная удача
ему изменила.

     Одиллон Барро (1791-1873) - консервативный политический деятель периода
Июльской монархии. При Наполеоне ITI возглавлял кабинет министров.

     Томас Мур  (1779-1852)  -  ирландский  поэт-романтик.  Близкий  друг  и
биограф Байрона.

     "Здесь, как и на Веллингтон-стрит, государь". - На  Веллингтон-стрит  в
Лондоне находились гвардейские казармы.

     Араго Доминик-Франсуа (1786-1853) - известный французский ученый,  член
Академия.

     ..."жаждая крови., но остерегаясь нанести удар"... - Из "Послания  д-ру
Арбетноту" Александра Попа.

     Битва, между фортами, - В начале сороковых годов XIX века правительство
Луи Филиппа приступило к возведению вокруг Парижа целой системы  фортов  под
предлогом защиты от "вторжения  извне".  Однако  прогрессивная  печать  того
времени вскрыла истинное назначение этих сооружений. Форты в первую  очередь
должны были служить  защитой  Июльской  монархии  от  народных  масс,  среди
которых назревало недовольство режимом, приведшее  к  февральской  революции
1848 г.

     Пинель Филипп (1745-1826) - врач-психиатр, автор ряда  научных  трудов,
добивавшийся гуманного обращения с душевнобольными. Работал  в  Шарантонской
больнице.

                                                      Комментарии Я. Рецкера



    Уильям Мейкпис Теккерей.
    Лондонские зрелища


     Перевод А. Поливановой.
     Собрание сочинений в 12 томах. М., Издательство "Художественная
     литература", 1975, т. 2
     OCR Бычков М.Н.


     Сэр..., я человек пожилой, не  слишком  крепкого  здоровья  и  живу  за
городом, лишь изредка наезжаю в столицу, опасности, а главное - шум и  суету
которой мои привыкшие к тишине и покою нервы не в состоянии вынести. Тем  не
менее когда в этом году я приехал на Пасху в Лондон, где живет мой сын, меня
уговорили отправиться с его пятью прелестными ребятишками и  в  его  экипаже
посмотреть некоторые лондонские достопримечательности. И  доложу  вам,  сэр,
что этих достопримечательностей оказалось более чем достаточно не только  на
этот день, но и на всю мою жизнь.
     Дом моего сына расположен  в  фешенебельном  квартале  по  соседству  с
П-ртм-н-сквер, а потому первое место, куда мы направились (и лошадь и  кучер
уже не первой молодости, и поэтому на них  вполне  можно  положиться),  была
Диарама в Риджент-парке, где, как мне  говорили,  демонстрировали  несколько
любопытных картин и где, таким образом, можно было увидеть  некоторые  сцены
из жизни других народов, не подвергая себя опасностям и трудностям  дальнего
путешествия.  Я  купил  у  входа  билет  и  вошел  со   своими   ничего   не
подозревавшими маленькими  питомцами  внутрь  павильона.  Более  всего  это,
пожалуй, походило, сэр, на введение в  элевсинские  таинства  или  на  обряд
посвящения  франкмасонов.  После  дневного  света  мы  погрузились  в  такую
кромешную тьму, что моя драгоценная Анна Мария  тут  же  принялась  плакать.
Казалось, что мы  очутились  в  камере,  полы  которой  странно  скрипели  и
двигались у нас под ногами, и мне самому, сэр, было почти  так  же  страшно,
как моей бедняжке Анне Марии - этому невинному созданью.
     Сначала нам показали какую-то страшную церковь у  стен  Иерихона,  если
память не изменяет мне, она называется собором Гроба Господня,  -  это  было
огромное мрачное здание, и в нем не было ни души, даже ни одного  церковного
служителя,  присутствие  которого  могло  бы  смягчить  атмосферу  гнетущего
одиночества. Не стыжусь признаться, сэр, - я боюсь оставаться один в церкви.
Как-то, мне было тогда тринадцать лет, меня заперли одного в церкви, когда я
заснул во время проповеди, и хотя сам я никогда не видел привидений, но  моя
бабушка однажды видела, так что в нашей семье это  вполне  возможно.  И  что
может быть ужаснее, чем смотреть на огромное зловещее пустое здание,  полное
могильных плит,  с  эпитафиями  и  скрещенными  костями  на  стенах;  должен
сознаться, по-моему, было бы куда приятнее прогуляться  по  Хайд-парку,  чем
смотреть на все это.
     Пока мы разглядывали картину,  мрачная  церковь  сделалась  как-то  еще
более мрачной; сцену (с помощью занавесок и еще каких-то  приспособлений,  с
невероятным шумом хлопающих и гремящих позади этой картины)  окутала  ночная
тьма, и стало совсем  жутко.  Не  было  видно  ни  зги,  бедные  мои  крошки
судорожно вцепились в мои колени, а в это  время  орган  заиграл  похоронный
марш. Наступила ночь. Тут в темноте замерцали огоньки свечей, и вдруг в силу
какого-то жуткого оптического  обмана  нам  показалось,  что  церковь  полна
народа, алтарь освещен, как при погребенье, и страшные монахи  восседают  на
своих местах.
     Я бывал в церквах и всегда считал, что проповедь тянется слишком долго.
Но никогда еще настоящая служба не казалась мне такой длинной, как  та,  что
мы увидели здесь.
     - Уведи нас отсюда, дедушка, - взмолились мои драгоценные крошки.
     Я бы, разумеется, так и сделал. Я стал подниматься (привыкшие к темноте
глаза лучше различали тускло освещенную комнату, и мы заметили,  что,  кроме
нас, в полумраке сидят еще двое несчастных), я стал, повторяю,  подниматься,
когда комната снова завертелась, и я опять опустился на  стул,  не  в  силах
Сдвинуться с места.
     Следующая картина изображала, кажется,  вершину  Арарата  или  какой-то
горы в Швейцарии перед самым рассветом. Я совершенно не могу смотреть с горы
или с высоты вниз. Однажды (я был еще совсем  малым  ребенком)  моя  дорогая
матушка взяла меня с собой в собор святого Павла, - так поверите ли, я  едва
не лишился чувств, когда меня вывели на наружную галерею; а  тут,  на  горе,
было так пустынно и страшно, и так было похоже, что все  это  происходит  на
самом деле, что мне стоило  большого  труда  не  свалиться  с  остроконечной
вершины и не упасть в долину, простиравшуюся внизу. Полноту этой бесподобной
картины (сказать по правде, я бы так же охотно  согласился  увидеть  ее  еще
раз, как пережить ночной  кошмар)  довершила  гроза,  от  громовых  раскатов
которой мурашки забегали у меня по спине, снежная лавина,  которая  погребла
под собой целую деревню, и, если не ошибаюсь, солнечное затмение.
     Ни жив ни мертв, я увел наконец моих драгоценных  крошек  и,  когда  мы
оказались на улице, нежно прижал их к груди.
     Тут же неподалеку помещалась еще одна  диарама,  и  мой  дорогой  внук,
третий по  старшинству,  настоял,  чтобы  мы  отправились  туда.  Ничего  не
подозревая, мы вошли в павильон и увидели там, -  что  бы  вы  думали,  сэр?
Лиссабонское землетрясение! Корабли на реке швыряло из  стороны  в  сторону,
монастыри и  замки,  охваченные  пламенем,  разрушались  у  нас  на  глазах,
слышались пронзительные  крики  матросов,  стоны  несчастных,  засыпанных  и
раздавленных обломками рассыпающихся  и  обрушивающихся  зданий,  чудовищные
молнии слепили глаза, и то и дело раздавались оглушительные  раскаты  грома,
заставлявшие нас трепетать от ужаса; вот уж когда поистине мы были  напуганы
до полусмерти, и все виденное в первом павильоне показалось мне пустяками  в
сравнении с этим. Сам уже не помню, как я очутился в карете.
     Далее мы направились в Зоологический  сад,  куда  я  чрезвычайно  люблю
ходить (разумеется, я всегда стараюсь держаться подальше от крупных  зверей,
вроде медведей, которые, как мне это часто кажется, легко могут выскочить из
своих клеток и наброситься на безобидных христиан, - или вроде рычащих львов
и тигров, постоянно откусывающих головы своим сторожам) и где  я  так  люблю
смотреть  на  обезьян  в   клетках   (этакие   разбойницы!)   и   любоваться
разноцветными птичками.
     Можете вообразить себе мои чувства, сэр, когда  в  этом  Зоологическому
саду, где всегда гуляют матери и няни с детьми, я  увидел  огромного  слона,
ростом около ста футов, мчащегося по дорожке с несчастным маленьким ребенком
на спине в сопровождении  одного-единственного  взрослого  мужчины,  который
тщетно пытался удержать животное! Я издал вопль, схватил  своих  драгоценных
крошек и, нисколько не  стыжусь  в  этом  признаться,  сэр,  -  обратился  в
бегство. Спасаясь от слона, мы устремились в ближайшее здание, где увидели -
о, ужас! -  огромного  боа-констриктора,  заглатывающего  живого  кролика  и
глядящего на нас с таким  видом,  словно  вслед  за  кроликом  он  собирался
проглотить одного из моих дорогих мальчиков. Силы  небесные!  И  такие  вещи
вынуждены лицезреть взрослые и дети! И  это,  сэр,  называется  христианской
страной!
     Следующее приятное (да простят мне слово приятное!) развлечение ожидало
нас на Бейкер-стрит, куда  мы  отправились  в  Музей  восковых  фигур.  Могу
сказать только одно: я бы п