том он взял под свое командование
шотландские войска и одно время был регентом королевства. И тем  больше  ему
чести,  что  он   своим   искусством   и   доблестью   победил   храбрые   и
дисциплинированные войска, высланные против  него,  и  занял  столь  высокое
положение, хоть и  на  время,  через  голову  всесильного,  невежественного,
трусливого,  подлого,  вероломного,  себялюбивого  дворянства,  каким   было
дворянство Шотландии.
     Даже бедняга Джон Балиол и тот несколько раз пытался спасти свою корону
от самовластного  Эдуарда.  Но  дворяне,  хотя  и  были  в  заговоре  против
английского короля, первые стали раболепствовать перед ним, когда он  явился
утвердить то,  что  называл  своим  правом.  Их  двурушничество  лишний  раз
подтверждает то, что король Эдуард простил их всех, кроме  Уоллеса,  который
один отказался вступить в сделку с захватчиком.
     Пока короля не было, Уоллес добился  некоторых  успехов.  Он  разгромил
английских военачальников во многих мелких  боях  и  неожиданных  стычках  и
разбил  при  Кэмбескеннете  большую  армию  англичан.  Он   надеялся   легко
расправиться и с самим королем,  когда  Эдуард,  узнав  о  поражении  своего
полководца, явился отомстить ему. Шотландцу не под  силу  было  совладать  с
суровым английским рыцарем. При Фолкерке король задал  армии  Уоллеса  такую
трепку, что от нее почти ничего не осталось, и  Уоллесу  пришлось  бежать  в
леса, где его в конце  концов  схватил  один  из  его  же  бывших  друзей  и
приверженцев. Его отправили в Лондон и казнили как изменника.
     Помните же, дорогие  мои,  когда  станете  читать  историю  шотландских
вождей, написанную моим дорогим другом мисс Портер, что  Уильям  Уоллес  был
вовсе не таким, каким нарисовала его эта очаровательная дама, он  отнюдь  не
шел в бой со слезами на глазах, с батистовым платочком в руке  и  в  юбке  с
оборками, и вовсе не был героем, как это изображено у Тайтлера и Скотта, но,
вероятнее всего, не был и негодяем, каким  его  вздумалось  сделать  доктору
Лингарду.
     Правда, он, пожалуй, был самым  жестоким  и  свирепым  воином  в  мире,
который во время своих набегов на Англию убивал и грабил без всякой жалости,
но если мы прощаем Уоллесу убийства англичан, мы должны простить  и  Эдуарду
то, что он повесил Уоллеса, когда поймал его.  Заметьте,  вешать  и  убивать
было принято в те времена, - более того, считалось, что  это  справедливо  и
похвально, и я не сомневаюсь, что  людей,  возражавших  в  то  время  против
убийств, обвиняли в "слюнявой  сентиментальности",  точь-в-точь  как  сейчас
всякого, кому тяжело, когда суд велит убить ближнего по закону.  Что  ж,  во
всяком случае, благодарение богу, что мы не живем в то время,  ибо  тогда  у
каждого из нас было бы в тысячу  раз  больше  шансов  быть  повешенным,  чем
теперь. В таком предпочтении нет болезненной сентиментальности.
     А раз так, мы должны понять право Уоллеса считаться героем и патриотом.
После казни Уоллеса в  Шотландии  появился  новый  герой,  которому  повезло
больше. Но длинноногий король Эдуард, не знавший  пощады,  уже  умер,  когда
Брюс восторжествовал. Ну а его сын, Эдуард Карнаваронский, только делал вид,
будто правит страной.
     Этот Брюс долгое время колебался, на чью сторону стать: примкнуть ли  к
своим соотечественникам, над которыми он мог надеяться стать королем, или же
сохранить верность Эдуарду и не рисковать своими владениями или  даже  своей
головой. Последнее решение на  время  возобладало,  так  как  помимо  прочих
причин, побуждавших его выступить против своей родины, им владела  ненависть
к Балиолам. Когда Джон Балиол умер, сын его сидел в то  время  в  Лондонской
тюрьме, и Шотландией стал править племянник Джона Балиола Комин Баденохский.
Он всегда храбро сражался против короля Эдуарда, выполнил свой долг в  битве
при Фолкерке, участвовал во  многих  других  сражениях  с  большим  или,  по
крайней мере, с неменьшим успехом - и не переметнулся в  английский  лагерь,
как Брюс.
     Однако король, который много раз прощал этого юношу, наконец проведал о
нескольких новых заговорах, в которых тот был замешан, и, говорят,  поклялся
избавиться от него. Брюс вовремя был предупрежден, поспешил  в  Шотландию  и
встретился с регентом Комином, который  согласился  дать  ему  аудиенцию,  а
потом Брюс убил Комина в божьем храме и, не теряя времени, провозгласил себя
королем Шотландии. Шотландские историки,  по  своему  обыкновению,  пытались
оправдать это грязное и подлое убийство, утверждая, что оно было совершено в
запальчивости, непреднамеренно и все такое. Вздор,  мои  дорогие,  -  Роберт
Брюс кривил душой и плел интриги всю свою жизнь. Он убил человека, стоявшего
между ним и троном, после чего воссел на  этот  трон,  а  если  вы  прочтете
"Властителя островов" сэра Вальтера Скотта, то увидите, какого героя  он  из
него сделал. Ох, уж эти шотландцы! Ох, эти шотландцы! Все  они  горой  стоят
друг за друга!
     Старик Эдуард, узнав об этом, со всех ног устремился к границе, клянясь
растерзать Роберта Брюса своими руками,  но  судьба  решила  иначе:  старого
короля сразил  гораздо  более  сильный  враг,  чем  какой-то  там  голоногий
шотландец, а у его сына, Эдуарда Карнаваронского (который царствовал с  1307
по 1327  год),  не  было  отцовской  решительности.  И  хотя  он  предпринял
несколько попыток покарать шотландцев, дворянство всякий раз покидало его  в
трудную минуту, и один раз, при Баннокберне, он был разбит  наголову.  После
этой битвы шотландцы подняли страшный шум, - уж будьте уверены, и  в  Глазго
или в Песли еще и сейчас  можно  услышать,  как  тамошние  портные  шумят  и
похваляются этим. Пускай они гордятся этой битвой, мои дорогие, мы можем  им
это позволить. (Сильное волнение.) Что же  касается  этого  убийцы,  Роберта
Брюса, он правил, надо признаться, благоразумно и смело, был мудр  в  удаче,
решителен в трудную минуту и разорял английские графства  на  радость  своим
подданным. Я готова пожалеть его, но он заслужил петлю.
     Во время раздоров в Англии Роберт Брюс, прочно укрепившись в Шотландии,
стал зариться и на Ирландию, - сперва он самолично вторгся в эту страну,  но
потом  вдруг  вернулся  и  послал  туда  своего   брата   Эдуарда,   который
окончательно потерял совесть и был даже коронован и провозглашен  ирландским
королем, но английские войска, настигшие его, сняли с него корону  вместе  с
головой, - на этом и кончилось царствование Брюсов в Ирландии.
     Что же до Эдуарда Карнаваронского, то о нем и о его царствовании нельзя
сказать ничего хорошего. Сам король - чудак и  бездельник,  наглые  фавориты
(хотя надо признать, Гэвестен был храбрый и  решительный  малый),  свирепые,
жадные бароны, которые изо всех сил старались, чтобы никто,  кроме  них,  не
имел никакой власти, и, главное (увы, приходится сказать  правду),  негодная
француженка-жена, - все они сплошь  заполняют  страницы  царствования  этого
презренного  монарха  раздорами,  пороками  и  убийствами.  Занятые   своими
склоками, они позволили французам и даже шотландцам угрожать  нашей  стране.
Народ устал и  был  измучен  налогами  и  тиранией.  Наконец,  в  результате
происков его подлой жены, король был свергнут и  убит,  но  ей,  однако,  не
удалось долго оставаться регентшей и  пользоваться  властью,  добытой  столь
бесчестным путем. На трон взошел Эдуард Третий, а о нем у нас пойдет речь  в
следующей лекции.
     В 1356 году Черный Принц, начавший свою карьеру за десять лет перед тем
храбрым  молодым  воином  в  битве  при  Креси,  одержал  победу,  столь  же
грандиозную, как и славная победа в упомянутой битве. Десять лет  предаваясь
грабежам и убийствам, он, разумеется, стал искусным военачальником; и вот, в
1356 году, как говорят историки,  он  выступил  из  своей  столицы  Бордо  с
двенадцатью тысячами солдат, пересек  Гаронну,  опустошил  Кверси,  Лимузин,
Овернь и Берри, убивая крестьян, уничтожая зерно,  вина  и  другие  припасы,
сжигая фермы, деревни и города, а близ Пуатье, в провинции  Пуату,  на  него
неожиданно напала большая армия, которой командовал  король  Франции  Иоанн.
Французская армия была очень велика, а у Черного Принца -  совсем  маленькое
войско. "Да поможет нам бог! - сказал  его  королевское  высочество.  -  Нам
остается лишь одно - сражаться до конца".
     Однако принц был настолько не  уверен  в  исходе  дела,  что  предложил
французскому королю помириться на  самых  скромных  условиях,  -  он  обещал
вернуть награбленное и пленных и дать слово в течение семи  лет  не  воевать
против  Франции,  если  только   французы   отпустят   его   на   этот   раз
подобру-поздорову. Однако король Иоанн ответил, что пускай прежде сам Черный
Принц и сто его главных рыцарей сдадутся в плен, а уж тогда он  готов  вести
переговоры, и эти условия его королевское высочество "с возмущением отверг".
     Принц разбил короля Франции, во  владениях  которого  награбил  столько
добра, казнил друзей короля, которые пришли к тому  на  помощь,  и  разогнал
королевских слуг, а короля Иоанна увез в Англию и не отпускал домой  до  тех
пор, пока тот не заплатил огромный выкуп. И это человек,  который  взывал  к
небесам, моля их защитить правого! Ах, мои дорогие, во всей Европе не  найти
ни одного коронованного негодяя, который за последнюю тысячу лет не возносил
бы точно такой же мольбы, призывая небо поддержать его в неправедной распре,
не убивал и не грабил бы с самыми святыми именами на устах.
     Пожалуй, бедному королю Иоанну в плену всего досаднее  была  лицемерная
вежливость и смирение победителя. Когда  великую  армию  короля  обратила  в
бегство горстка голодных оборванцев, а сам он был схвачен, его  препроводили
к ужину в шатер победителя и принц сделал ему комплимент,  сказав,  что  эта
победа была чистейшей случайностью, что  победить  должен  был  король  (что
верно, то верно, так и должно было быть) и что его  величество  -  "краса  и
гордость рыцарства". Он даже отказался сесть в присутствии его величества, -
нет, нет, боже упаси, - заявил, что он всего  только  скромный  подданный  и
достоин лишь прислуживать королю (а заодно и  ограбить  его).  И  он  вносил
блюда, откупоривал бутылки и исполнял все обязанности лакея его величества.
     Подобным же образом он вел себя, когда препровождал  его  величество  в
Лондон. В город он вступил с триумфом: короля посадили на огромного коня,  а
принц смиренно ехал рядом на  маленькой  лошадке,  и  весь  народ,  конечно,
кричал: "Да здравствует принц!" "Какая скромность! - восклицают историки.  -
Какое благородство!" Нет, нет, моя дорогие, уверяю вас, это была  притворная
скромность, которая хуже всякой гордыни: если принц хотел  пощадить  чувства
своего пленника, почему он не взял наемный экипаж?
     В 1376 году, через двадцать  лет  после  победы  при  Пуатье,  отважный
Черный Принц (с тех пор, командуя своими славными  вольнонаемными  войсками,
он выиграл во Франции и в Испании много  жестоких  сражений)  умер,  оставив
единственного сына. Старый король Эдуард, который  в  свое  время  воевал  и
сражался не меньше сына, теперь, на старости лет, по уши влюбился  в  гадкую
шлюху, некую Алису Пирс, которая была фрейлиной у доброй  королевы  Филиппы.
Король подарил этому ничтожеству все драгоценности королевы, а  она  раздала
все места при дворе своим фаворитам и вела себя так, что парламент  вынужден
был вмешаться и пресечь ее безобразия.
     Через год после смерти сына славный старый  рыцарь  король  Эдуард  III
почувствовал, что  приходит  его  последний  час,  и  призвал  к  себе  свою
возлюбленную Алису Пирс, чтобы она утешила его перед кончиной. Она же,  видя
на его лице тень смерти, взяла руку умирающего короля и  стянула  у  него  с
пальца кольцо.  Слуги  разграбили  гардеробы,  сорвали  полог,  и  умирающий
Эдуард, гроза французов, лежал на своей кровати,  всеми  покинутый,  пока  в
комнату случайно не вошел  священник,  который  опустился  около  короля  на
колени и прочел молитву за упокой души, а после молитвы король  не  в  силах
был даже повторить за священником: "Аминь".

     Здесь мисс Тиклтоби прервала свой торжественный рассказ, и  дети  молча
разошлись в задумчивости, а на другой день, в классе, примерно себя вели.

                               Лекция десятая

                                 Эдуард III

     Царствование Эдуарда  III  всегда  считалось  славной  эпохой  в  нашей
истории, - и в самом деле, он здорово поколотил французов, а всегда  приятно
читать  о  том,  как  этих  глупых,  хвастливых,  тщеславных   француз   зов
поколотили, - а летописцем его сражений был  некий  Фруассар,  очень  плохой
священник, насколько мне известно, но  писал  он  так  удивительно  легко  и
складно, что кажется, будто видишь все сражения своими  глазами.  Нет,  нет,
совсем не так, кстати говоря, как видишь на самом деле, а будто  смотришь  в
театре хороший спектакль, где в главных ролях выступают мистер Чарльз Кин  и
другие знаменитости.
     Итак, в сочинениях преподобного Фруассара мы не находим  ничего,  кроме
битв, - там сплошь одни сражения и убийства,  но  все  совершается  с  таким
блеском, великолепием и добродушием, что мысль о страданиях даже в голову не
приходит. И хотя рыцари, о которых он рассказывает,  иногда  бывают  ранены,
кажется, будто им это только приятно. Скажем, такая сцена:  "Достойный  сэр,
не снести ли  нам  друг  другу  головы  в  честь  наших  дам  или  во  славу
благословенной девы Марии?" - "Ах, я  не  достоин  высокой  чести  проткнуть
шпагой вас, красу рыцарства!" - отвечает другой. И,  ласково  улыбаясь  друг
другу, оба джентльмена в ярких  перьях,  в  золоте  и  сверкающих  доспехах,
гарцуя на боевых конях, также покрытых яркими попонами и сверкающей стальной
бронею, с копьями наперевес мчатся друг на друга, и  каждый,  ликуя,  издает
свой боевой клич. "Во славу  Мэнни!",  "Святая  дева,  храни  Алансонов!"  -
кричат они. "Во имя всего святого парируйте этот удар, сэр", -  говорит  сэр
Уолтер Мэнни, изящно взмахивая тяжелым мечом. "Par  la  Sambeu,  beau  sire,
voila un beau coup d'esprit" {Вот так, милостивый государь, прекрасный  удар
(франц.).}, - вежливо говорит один коннетабль другому,  который  только  что
рассек ему нос надвое или сбрил  левый  бакенбард  вместе  со  щекой.  Да  и
простой люд действует не менее благородно. "Дзинь!" Так звенит тетива, когда
английские лучники с криком: "Святой Георг да  хранит  Англию!"  -  посылают
свои стрелы.  "Montjoie,  Saint  Denis!"  {Ура,  Сен-Дени!  (франц.).}  -  и
французские воины скачут по засеянным полям, их копья и доспехи сверкают  на
солнце. Что касается меня, мои дорогие, то, когда я  читаю  про  это,  я  на
мгновение воображаю себя Жанной де Монфор и в доспехах, с  сыном  на  руках,
призываю своих верных бретонских дворян защитить меня и его.
     (Тут мисс Тиклтоби, шутливо подхватив юного Тимсона, подняла его  одной
рукой и мгновение стояла в героической позе; но  дети,  которые  никогда  не
слышали о Жанне Монфор и ее судьбе, перепугались и решили, что их  почтенная
наставница сошла с ума, а Тимсон, уверенный, что  его  сейчас  высекут,  так
заревел, что достойная леди поспешила опустить его на пол.)
     Но вернемся к королю Эдуарду III. Вступив на престол, он  первым  делом
приказал схватить некоего Мортимера, любовника королевы, и повесить  его,  а
ее величество заточить в замок, где она и провела  последние  двадцать  семь
лет своей жизни, получая от сына приличное содержание.
     А потом он почти все время воевал, - про эти войны так приятно читать у
Фруассара, о котором я  уже  говорила,  но  они  далеко  не  так  приятны  в
действительности, это знает всякий ребенок, кому хоть раз  в  жизни  подбили
глаз или задали порку. Когда читаешь, что сын  короля,  Черный  Принц,  сжег
дотла ни много ни  мало  пятьсот  городов  и  деревень  на  юге  Франции,  а
предварительно разорил всю округу и угнал жителей бог весть  куда,  нетрудно
представить себе, каковы были войны, и если они служили хорошим развлечением
для рыцарей и воинов, то народу это вовсе не доставляло удовольствия.
     Но как бы то ни  было,  все  царствование  Эдуарда  отмечено  подобными
подвигами. Так как Роберта Брюса уже не было в живых, а его сын еще не вышел
из детского возраста, Эдуард обрушился на шотландцев,  перебил  сорок  тысяч
человек при Хэлидон-Хилле  и  помог  на  время,  завладеть  троном  молодому
Балиолу, который за это  обещал  покориться  Англии  вместе  со  всем  своим
королевством. Однако шотландцы вскоре восстали против Балиола, и Эдуард Брюс
получил обратно корону, ту же самую, что и прежде.
     А потом государю нашему, сэру Эдуарду, вздумалось завладеть Францией, и
он, основываясь на каких-то нелепых притязаниях,  принял  французский  герб,
провозгласил себя королем этой страны и стал  ее  завоевывать.  Начал  он  с
того, что одержал славную победу над французским флотом, захватил  ни  много
ни мало двести сорок вражеских кораблей и перебил бог  весть  сколько  тысяч
человек. Не знаю, носили ли французы в те  времена  деревянные  башмаки,  но
англичане ненавидели их за это, а может быть, по какой-то  другой  столь  же
серьезной причине, так что обе палаты парламента предоставили королю сколько
угодно денег на войну за утверждение его законных прав. Законных, скажите на
милость! Если бы простой смертный вздумал так притязать на чужой  кошелек  и
утверждал свои  законные  права,  приставив  ко  лбу  жертвы  пистолет,  его
повесили бы за такие дела. Но епископы и  священники  возносили  молитвы  за
короля  Эдуарда,  а  судейские   стряпали   длинные   подложные   документы,
подтверждающие его правоту.
     И хотя подданные дали  Эдуарду  сотни  тысяч  фунтов,  хотя  он  погнал
воевать против французского  короля  сотни  тысяч  людей,  первое  время  он
действовал без особого успеха и не разбил армию французов - по  той  простой
причине, что никак не мог с ней встретиться. Замечательно,  что,  когда  обе
армии наконец сошлись и  англичане  одержали  те  две  победы,  которыми  мы
хвастаемся вот уже без малого пятьсот лет, наши не вступали  в  бой  до  тех
пор, пока их к этому не принудили  и  у  них  не  осталось  другого  выхода.
Предавая огню, грабя, опустошая все на своем пути, войска Эдуарда  дошли  до
ворот Парижа, причем стремились не завоевать Францию,  а  просто  разграбить
ее, -  и  тут  им  пришлось  со  всех  ног  удирать  восвояси,  спасаясь  от
преследования огромной французской армии, которая наседала на них, и наконец
Эдуард, видя, что ему не  уйти  от  сражения,  вынужден  был  занять  лучшие
позиции, какие удалось найти, на знаменитом холме близ Кресси.
     Здесь,  укрывшись  среди  виноградных  лоз,  расположились   английские
лучники и рыцари, а глупые французы, столь же тщеславные и высокомерные в те
времена, как и сейчас, думая  легко  разделаться  с  ces  coquins  d'Anglais
{Этими английскими негодяями (франц.).}, атаковали холм и виноградники -  но
не могли найти англичан,  которые  там  прятались  и  беспощадно  разили  их
стрелами.
     Когда огромное французское войско  дрогнуло  под  таким  обстрелом,  из
засады выскочили английские рыцари и принялись рубить без всякой жалости,  и
дело  закончилось  полнейшим  торжеством  английского  оружия.  Сын   короля
Эдуарда, четырнадцатилетний  мальчик,  отличился  в  бою,  храбро  удерживая
позицию во время единственной, видимо, серьезной атаки, которую  французы  в
тот день предприняли. И с этого дня принцы Уэльские, как вам известно, стали
брать пример с короля Богемии (этого старого слепого  дурака!),  который  не
видел англичан, но приказал своим оруженосцам подвезти себя к ним, чтобы  он
мог обменяться с ними несколькими coups de lance {Ударами копья  (франц.).}.
Оруженосцы связали поводья своих коней с его поводьями, бросились в атаку  и
в один миг были проткнуты насквозь. И поделом, скажу я вам.
     Пока Эдуард в