юта для сирот Британских прачек"!
     При столь блистательных видах на будущее ужели не  печально,  ужели  не
прискорбно, что попечительницы благотворительного  общества  были  вынуждены
отклонить прошения не менее трех тысяч  восьмисот  одной  британской  прачки
из-за отсутствия средств для оказания  им  помощи.  Женщины  Англии!  Матери
Англии! Мы взываем к вам. Ужели хоть одна из вас  останется  глуха  к  этому
зову и откажется поддержать сих достойных представительниц нашего пола?
     Дамы-патронессы приняли  решение  устроить  праздник  на  водах  Бьюла,
который имеет состояться в четверг 25  июля;  которому  окажут  честь  своим
посещением отечественные и иностранные таланты, отечественные и  иностранные
знатные гости и на который дамы-патронессы приглашают всех ДРУЗЕЙ ПРАЧКИ.
     Удостоить праздник своим посещением  обещали  ее  высочество  принцесса
Шлоппенцоллерншвигмарингская,      герцог      Сакс-Туббингенский,       его
превосходительство      барон      Штрумпф,      его      превосходительство
Луутф-Али-Кули-Бис-милла-Мохамед-Рашид-Алла,   персидский    посол;    принц
Футти-Джо, посланник короля  Ауда;  его  превосходительство  дон  Алонсо  ди
Качачеро-и-Фанданго-и-Кастаньете, испанский посол; граф Равиоли  из  Милана,
посланник республики Топинамбо и еще целое скопище знатных особ. Их имена  в
афишах произвели необычайный фурор.
     Кроме них,  мы  пригласили  прославленный  оркестр  Московской  музыки,
семьдесят   семь   Трансильванских   трубачей   и    знаменитых    Богемских
миннезингеров, а также самых известных артистов Лондона, Парижа,  континента
и всей Европы.
     Вам остается теперь только представить,  какой  это  был  блистательный
триумф для "Приюта сирот прачек". В парке раскинули  великолепный  шатер,  в
котором надлежало собраться дамам-патронессам. Шатер был  обвешан  образцами
мастерства питомцев  приюта;  для  девяноста  шести  из  них  предполагалось
устроить  пиршество  в  саду,   и   прислуживать   им   должны   были   сами
дамы-патронессы.
     Джемми с дочерью, мадам де Фликфлак,  я,  граф,  барон  Понтер,  Таг  и
Хламсброд покатили туда в кабриолете и в  ландо  четверкой,  напрочь  затмив
бедняжку леди Килб-лейз с ее парным выездом.
     Было устроено отличное угощение из холодных блюд, на которое пригласили
друзей дам-патронесс, после чего мои дамы с кавалерами отправились гулять по
аллеям. Хламсброд и Таг вели под руки Джемми, а барон  предложил  одну  руку
мадам де Фликфлак, другую - Джемайме Энн. Во время прогулки им встретился не
кто иной, как бедняга Крамп, мой преемник по парикмахерскому и  парфюмерному
делу.
     - Орландо! - вымолвила Джемайма Энн, красная как мак, и  протянула  ему
руку.
     - Джемайма! - воскликнул он, протягивая свою,  белый,  как  помада  для
волос.
     - Сэр?! - молвила Джемми тоном герцогини.
     - Сударыня, неужели ж вы забыли своего работника?
     - Маменька, разве вы не помните  Орландо?  -  чуть  не  плача  спросила
Джемайма Энн, чью ручку Орландо успел схватить и не отпускал,
     - Мисс Таггеридж Коукс, вы меня удивляете. А вы, сэр,  запомните:  наше
положение в обществе изменилось, и впредь я попрошу не  докучать  нам  вашей
фамильярностью.
     - Наглец! - сказал барон. - Кто есть этот канайль?
     - Канайте-ка сами отсюда, мусье, подобру-поздорову! - в ярости вскричал
Орландо. Обезумев от гнева, он кинулся прочь и тут  же  смешался  с  толпой.
После его ухода Джемайма Энн побледнела и,  казалось,  занемогла...  Поэтому
Джемми отвела ее в шатер и оставила там под надзором  мадам  де  Фликфлак  и
барона, а сама удалилась с остальными джентльменами, чтобы присоединиться  к
нам.
     Как мы узнали позднее, вскоре после того,  как  они  уселись  в  шатре,
мадам де Фликфлак, радостно вскрикнув, вдруг сорвалась с  места  и  кинулась
догонять знакомую, которая якобы только что прошла мимо.
     Барон же остался наедине с Джемаймой Энн. То ли шампанское ударило  ему
в голову, то ли красота моей  милочки,  которая  в  тот  день  казалась  еще
привлекательнее, чем обычно, - но только не  прошло  и  минуты  после  ухода
мадам Фликфлак, как он бухнулся перед моей дочерью на колени и  безо  всяких
признался ей в любви.
     Тем временем несчастный Орландо Крамп разыскал меня и,  стоя  рядом,  с
самым унылым видом слушал знаменитых  Богемских  миннезингеров,  исполнявших
прославленное сочинение Гете:

            Ich bin ya hupp lily lee, du bist ya hupp lily lee,
            Wir sind doch hupp lily lee, hupp la lily lee.

     Припев:

            Йо дл-одл-одл-одл-одл-о дл-хуп!
            Йодл-одл-одл-о-ооо!

     Они стояли, как обычно, заложив пальцы за проймы жилеток, и только  хор
затянул  "о-оооо!"  в  конце  сорок  седьмого  куплета,  как  Орландо  вдруг
встрепенулся.
     - Кто-то кричит! - сказал он.
     - Так и есть, - подтвердил я, - и уж больно надсадно, хоть нынче и мода
на охи да ахи.
     Но тут опять раздался пронзительный крик, и  Орландо  стрелой  метнулся
вперед, успев воскликнуть:
     - Клянусь, это ее голос!
     - Чей голос? - спросил я.
     - Пойдемте посмотрим, что там за скандал, - предложил Таг.
     И мы пошли в сопровождении целой оравы  любопытных,  которые  заметили,
куда побежал Орландо.
     Мы застали бедняжку Джемайму Энн почти в  обмороке;  Джемми  держала  в
руке флакон с нюхательной солью; барон  сидел  на  земле,  прижимая  к  носу
платок, а Орландо наскакивал на него и вызывал драться, если у того достанет
храбрости.
     Джемми гневно взирала на моего бывшего подручного.
     - Уведите этого малого, - приказала она.  -  Он  оскорбил  французского
дворянина, на каторгу его! Несчастного Орландо увели.
     - Просто сладу нет с этой негодницей! -  воскликнула  Джемми,  наградив
свою дочь щипком. - Ей бы стать баронессой, а она крик поднимает из-за того,
видите ли, что его сиятельство слегка пожал ей руку.
     - О мама, мама, - рыдала Джемайма Энн, - он же пья-а-а-а-ный!
     - Пья-а-а-ный! Тем паче, бесстыдница, нельзя  обижаться  на  дворянина,
когда он сам не знает, что делает!

                               Август. Турнир

     - Послушай, Таг, - сказал однажды юный Мак-Турк вскоре  после  скандала
на празднике в  Бьюла.  -  Килблейз  в  октябре  празднует  совершеннолетие,
увидишь тогда, какой мы вам натянем нос. Старуха парикмахерша, поди,  лопнет
от злости, как только узнает про нашу затею.  Знаешь  какую?  Мы  устраиваем
турнир.
     - А что это такое? - спросил Таг, в точности как  его  маменька,  когда
прослышала об этой новости; но когда ей объяснили, что  это  значит,  она  и
впрямь рассвирепела именно  так,  как  предсказывал  юный  Мак-Турк,  и  дни
напролет донимала нас.
     - Как! - возмущалась она.  -  Нацепить  доспехи,  будто  комедианты,  и
кидаться друг на дружку с копьями? Эти Килблейзы просто с ума спятили!
     Я был того же мнения, но никак не думал, что Тагге-риджи тоже спятят  с
ума. Как  только  Джемми  узнала,  что  празднество  у  Килблейзов  покамест
хранится  в  глубокой  тайне,  она  отправила  в   газету   "Морнинг   пост"
сногсшибательное объявление:

"ТУРНИР В ТАГГЕРИДЖВИЛЕ

     Дни рыцарства еще не канули в  прошлое.  Очаровательная  хозяйка  замка
Т-гг-джвиль,   прославившегося   роскошными   празднествами,    неоднократно
описанными в нашей газете, намерена устроить увеселение, превосходящее своим
великолепием даже празднества средневековья. Мы не вправе  сообщать  публике
никакие  подробности,  однако   известно,   что   в   программу   сюрпризов,
приготовленных леди Т-гг-виль для ее великосветских гостей, входят:  турнир,
в котором примут участие его сиятельство б-р-н де П-нт-р и Томас  Хл-мсбр-д,
эсквайр, старший сын сэра Т-са Хл-мстр-да, в роли рыцарей-зачинщиков  против
всех желающих с ними сразиться; Королева Красоты, чьи чары испытал  на  себе
каждый завсегдатай светских развлечений; банкет, в устройстве  коего  Гантер
намерен превзойти сам себя, а также бал,  на  котором  краски  средневековой
старины будут сочетаться с мягкими тонами Вейпперта и Коллинета".

     Душой всей затеи был барон. Он прямо-таки рвался в седло, и на  поле  в
Таггериджвиле, где он,  Хламсброд  и  остальные  наши  друзья  готовились  к
турниру, барон лучше всех управлялся с  копьем,  вольтажировал  и  выделывал
такие штуки, какие увидишь разве что у Дюкроу.
     Эх, будь в моем распоряжении двадцать страниц, а не  такая  коротенькая
главка, как бы я живописал все чудеса  этого  праздника!  От  Астли  прибыли
двадцать четыре рыцаря, по две гинеи за штуку. Мы надеялись заполучить  мисс
Вулферд, для роли Жанны д'Арк, но она не приехала. Мы  воздвигли  шатер  для
рыцарей-зачинщиков, с обеих сторон его  нацепили  щиты  вроде  мрамориальных
досок с гербами, что вывешивают, когда умирает какая-нибудь  знатная  особа.
Под щитами сидели  пажи,  держа  шлемы  рыцарей  до  начала  боя.  Хламсброд
облачился в медные доспехи (благодаря связям в Сити я сумел достать для него
этот  замечательный  костюм),  а  на  его  превосходительстве  бароне   были
блестящие,  стальные.  Голову  моей  супруги  украшала   маленькая   корона,
точь-в-точь как у королевы Екатерины в "Генрихе Пятом", стан ее  великолепно
обрисовывался шитым золотом жакетом, и вдобавок у нее был шлейф самое  малое
в сорок футов длиной. Моя  милочка  Джемайма  Энн  была  во  всем  белом,  с
жемчужными  украшениями  в  волосах.  Мадам  Фликфлак  изображала   королеву
Елизавету, а леди Бланш Блюнос - турецкую принцессу.
     Лондонский олдермен с  супругой;  двое  судей  графства  и  самый  цвет
Кройдона; несколько польских дворян; два  итальянских  графа  (кроме  нашего
собственного);  сто  десять  молодых  офицеров  из  Эдискомского  училища  в
парадной форме под командой генерал-майора сэра Майлза Маллигатони К.О.Б.  и
его  супруги;  обе  мисс  Пиммини  и  четырнадцать  молодых  воспитанниц  их
пансиона, сплошь в белом; преподобный доктор Уошпот и под его надзором сорок
девять  молодых  джентльменов  из  лучших  семейств,  -  это  только   часть
приглашенных. А посему вы можете себе представить, что если  уж  моя  Джемми
домогалась светского общества, то на сей раз его было вдоволь.  Все  хотели,
чтобы я снова забрался в седло, но  верховой  езды  на  охоте  с  меня  было
предостаточно, да и ростом не вышел я для рыцаря. Но  раз  уж  миссис  Коукс
настаивала, чтобы  я  открыл  турнир,  а  перечить  ей,  как  я  знал,  было
бесполезно, то барон и Хламсброд взялись устроить все  так,  чтобы  я  вынес
испытание с честью, если только меня самого не вынесут с поля.  Они  достали
из  театра  на  Стрэнде   целый   табун   знаменитых   деревянных   лошадок,
изготовленных для самого лорда Бейтмена. Я смутно представлял себе, что  это
за лошади, покуда их не привезли, но решил, что коли они предназначались для
лорда, то, стало быть, хороши, и согласился. Оно и в самом  деле  оказалось,
что это, пожалуй, лучший способ верховой езды: с виду вроде сидишь верхом, а
в то же время преспокойно ходишь по земле на  своих  двоих.  И  свалиться  с
такого коня не свалишься,  покамест  ноги  держат,  и  вдобавок  можешь  его
стегать, пришпоривать и за поводья дергать, сколько душе угодно,  -  он  все
равно не лягнет и не укусит. Как распорядителю  турнира  мне  вручили  жезл,
расписанный сине-золотой спиралью. И тут же мне вспомнился шест над  дверьми
моей парикмахерской, и меня даже потянуло туда, пока я лихо  скакал  к  полю
битвы в шлеме и латах под звуки фанфар и бой барабанов. Противником моим был
капитан Хламсброд, и мы славно потыкали  друг  дружку  копьями,  пока  я  не
зацепился ногой за юбку моей лошади; а падая наземь, я получил вдобавок удар
копьем, который чуть было не перебил мне лопатку.
     - По рыцарскому уставу, - сказали мне, - этого  довольно.  -  И  я  был
радешенек, что счастливо отделался.
     Вслед  за  этим  не  менее  семи  всадников   из   числа   приглашенных
джентльменов, все в боевых доспехах, а  также  нанятые  циркачи  выехали  на
арену, и барон всех их превосходил в ловкости.
     - Как прелестно скачет наш милый барон! - сказала моя жена, которая  не
сводила с него нежного взора, умильно ему улыбалась и махала платочком.
     - Послушай, Сэм, - сказал один из наемных своему товарищу,  после  того
как они, исполнив номер, встали  подле  беседки  Джемми  (как  она  величала
навес). - Лопни мои глаза, если вон тот субчик в доспехах не из наших.
     От такого замечания Джемми и вовсе  растаяла.  Что  и  говорить,  барон
выбрал самый верный  путь  к  руке  Джемаймы  Энн,  начав  ухаживать  за  ее
матушкой.
     В первом круге барон был объявлен победителем,  и  Джемми  вручила  ему
приз, - надев на его копье венок из белых роз. Он принял  его,  склоняясь  в
изящном поклоне, все ниже и ниже, покуда перья шлема не запутались  в  гриве
коня, помаленьку пятившегося к противоположному краю арены, но  тогда  барон
пустил его галопом к тому месту, где сидела Джемайма  Энн,  и  попросил  мою
дочь надеть венок ему на  шлем.  Бедняжка,  вся  зардевшись,  выполнила  его
просьбу. Раздались громовые рукоплескания публики, но тут к барону подскакал
Хламсброд, положил ему руку на плечо и что-то  шепнул  на  ухо,  после  чего
барон ужасно рассердился, потому что сразу отпихнул Хламсброда. "Chacun pour
soi, - ответил он, - мсье де Ламсбро", - что, как  мне  пояснили,  означает:
"Каждый за себя", - и с этим помчался прочь, на  скаку  подбрасывая  и  ловя
копье и заставляя  своего  коня  выделывать  прыжки  да  разные  фортели,  к
всеобщему восторгу зрителей.
     А потом начался самый турнир. Барон  и  Хламсброд  выходили  на  бой  с
другими рыцарями, и каждый сшиб наземь по паре, после чего  трое  оставшихся
отказались сражаться, ну и мы все, понятно же, всласть над ними посмеялись.
     - А уж теперь наш черед, мистер Шико! -  сказал  Хламсброд  и  погрозил
барону кулаком. - Берегись, гнусный фигляр, клянусь Юпитером, я тебе покажу!
     Мы так и ахнули, и не успела Джемми или кто-либо из нас вымолвить  хоть
слово, как  оба  приятеля  ринулись  в  бой  с  копьями  наперевес,  готовые
прикончить друг друга. Напрасны были вопли Джемми. Напрасно я  кинул  наземь
свой жезл. Не успел я и рта раскрыть, а противники уже сломали свои палки  и
кинулись друг на друга с новыми.  В  первом  бою  барону  крепко  досталось,
Хламсброд едва не выбил его из седла.
     - Смотри, Шико! - гремел Хламсброд. - Теперь береги башку!
     В следующем бою оба и впрямь все время норовили угодить друг  другу  по
голове. Копье Хламсброда попало в  цель  -  сшибло  баронов  шлем  вместе  с
перьями и венком из роз. Однако бросок его сиятельства пришелся еще точнее -
копье стукнуло Хламсброда по шее, и тот камнем свалился наземь.
     - Он победил! Он победил! - вскричала Джемми, махая платочком; Джемайма
Энн упала в обморок, леди Бланш завопила, а мне стало так худо, что  я  едва
устоял на ногах. Все зрители волновались, кричали, только сам барон сохранял
полное спокойствие, отвесил изящный поклон и,  глядя  на  Джемми,  поднес  к
губам свою руку. И тут вдруг откуда ни  возьмись  какой-то  иудейского  вида
незнакомец перепрыгивает через барьер и в сопровождении еще троих  бросается
к барону.
     - Стань у ворот, Боб! - кричит он. -  Барон,  я  арестую  вас  по  иску
Сэмюела Левисона за...
     Но он так и не успел сказать за что. Выкрикнув: "А!" и "Saprrrristi!" -
и еще что-то  непонятное,  его  сиятельство  обнажил  меч,  пришпорил  коня,
перемахнул через бейлифа  и  был  таков.  Мистер  Стабз,  помощник  бейлифа,
убрался с дороги, потому что барон пригрозил, что  проткнет  его  копьем.  А
когда мы подхватили бейлифа и привели в чувство с помощью глотка бренди,  он
нам все рассказал.
     - У меня бумага на его арешт, миштер Кокш, но я не  хотел  портить  вам
удовольштвие, да и ужнал я его, только когда с него шбили шлем!
     . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Вот так история!

                       Сентябрь. За бортом и на крюке

     Хвалиться нашим турниром в Таггериджвиле нам было не резон, а все ж  он
удался куда лучше, чем  праздник  у  Килблейзов,  на  котором  бедняга  лорд
Гейдуйдерри расхаживал в  черном  бархатном  халате,  а  император  Наплевон
Бонапарт появился в рыцарских доспехах и в  шелковых  чулках,  вроде  как  у
друга мистера Пелла из Пиквика.
     Мы-то хоть, нанявши актеров из Антитеатра Астли, поразвлеклись за  свои
денежки.
     От барона мы не получали ни весточки, после того как  он  показал  себя
столь прекрасным наездником, а потом сшиб  бейлифа  мистера  Цаппа  (поделом
ему!) и его помощника мистера Стабза, которые  хотели  его  арестовать.  Моя
душенька Джемми после исчезновения барона пребывала в скверном  расположении
духа, а это, скажу вам, весьма печальное зрелище. В такие дни ей  ничего  не
стоит закатить пощечину Джемайме Энн или швырнуть блюдо с тартинками  в  мою
горемычную особу.
     Как я уже сказал, моя Джемми все время хандрила, но однажды  (помнится,
после визита капитана Хиггинса,  который  обмолвился,  что  видел  барона  в
Булони) она объявила, что единственное  для  нее  спасение  -  это  перемена
климата и что она помрет, если не поедет на побережье Франции. Я понимал,  к
чему она клонит и что возражать ей все равно, что возражать ее  королевскому
величеству во время тронной речи. А потому я велел слугам укладывать вещи  и
заказал четыре  билета  на  пакетбот  "Турецкий  султан",  отправлявшийся  в
Булонь.
     Дорожный экипаж с тридцатью семью чемоданами  Джемми  и  моим  ковровым
саквояжем был доверху нагружен и отправлен на пароход  накануне  вечером.  А
мы, позавтракав в нашем городском доме на Портленд-Плейс  (ох,  не  думал  я
тогда, что... впрочем, не стоит об этом...), поехали  во  втором  экипаже  к
Таможне, а следом в наемной карете и кебе катили слуги, а также четырнадцать
картонок и чемоданов, которые могли  понадобиться  моей  душеньке  во  время
путешествия.
     Дорогу по Чипсайд и Темз-стрит описывать не стоит. Мы видели  Монумент,
который поставили в память устроенной  католиками  страшной  Варфоломеевской
ночи, только почему его тут поставили - в толк не возьму,  раз  церковь  св.
Варфоломея находится в Смитфильде. Мельком глянули мы и на Биллингсгет, и на
дом лорд-мэра с двадцатидвухшиллинговым угольным дымом из труб  и,  наконец,
благополучно добрались до Таможни.
     Мне стало грустно  при  мысли,  что  теперь  нам  придется  якшаться  с
жуликами, каковыми слывут все французы, и что,  не  зная  ихнего  языка,  мы
покидаем родину и честных своих соотечественников.
     Навстречу нам вышли  четырнадцать  носильщиков,  и  каждый  с  отменной
готовностью  подхватил  какую-нибудь  поклажу,  то  и  дело  называя  Джемми
"миледи", а меня "ваша честь", и этак миледили  они  и  честили  даже  моего
лакея и горничную в кебе. Тут мне и вовсе взгрустнулось, как я подумал,  что
уезжаю на чужбину.
     - Возьми, любезный, - сказал я кучеру наемной кареты, который  с  самым
почтительным видом стоял передо мной, держа в одной руке шляпу, а  в  другой
Джеммину шкатулку с драгоценностями. - Вот тебе, милый мой, шесть шиллингов,
- говорю ему, потому как я не мелочный.
     - Шесть чего? - спрашивает он.
     - Шесть шиллингов! -  заверещала  Джемми.  -  Вдвое  больше,  чем  тебе
причитается.
     - Причитается, мэм?!  -  повторяет  грубиян.  -  Вот  и  причитайте  на
здоровье! Выходит, я должен коней гробить,  шею  ломать,  коляску  корежить,
тащить вас, и ваших ребятишек, и ваши пожитки, и за  все  про  все  -  шесть
монет?
     С этими словами громила швырнул шляпу вместе с моими шиллингами  наземь
и подсунул мне кулачище под самый нос, так что я было решил, что  он  пустит
из него Кровь.
     - Восемнадцать шиллингов - вот сколько мне положено! -  объявил  он.  -
Поняли? Спросите любого из вон тех джентльменов.
     - Ну по правде-то - семнадцать шиллингов ше