нтервью проходило на террасе ранчо. Кенни и Эмма сидели на диване, а
Франческа элегантно примостилась на стуле. Эмма дала себе волю,  сровняв
Стерджиса Рэндалла с землей. И защищала своего мужа с энергией и юмором,
убедившими американских зрителей,  что  Кенни  Тревелер  не  может  быть
изнежен, если женился на  такой  приземленной  и  к  тому  же  небогатой
девушке, как Эмма. Имиджу Кенни  отнюдь  не  повредило,  что  Франческа,
никогда не придерживавшаяся нейтралитета, также встала на сторону Кенни.
   - В жизни так не смущался, - с дрожью признался Кенни Уоррену и Далли
после интервью. - Эти двое стрекотали так, что я слова не мог  вставить.
Обещайте мне кое-что: если Эмма  когда-нибудь  снова  захочет  поставить
меня перед телекамерой, лучше сразу пристрелите.
   Далли захохотал, Уоррен притворно посочувствовал, но Эмма знала: он в
восторге оттого, что сын публично оправдан.
   В отличие от Рэндалла Хью повезло больше: Эмма  ни  слова  о  нем  не
сказала, но лишь потому, что боялась, как бы он не  выместил  злость  на
"Святой Гертруде". Тревога за будущее  школы  была  единственным  темным
пятном на радужной ткани ее существования. Однако вскоре  Эмма  изобрела
новый план действий. После дюжины  телефонных  звонков  она  и  Пенелопа
Бриггс сумели собрать консорциум из  родителей,  местных  бизнесменов  и
нескольких  членов  семьи  Тревелеров,  желавших   выкупить   школу.   К
сожалению, Хью вовремя обнаружил, кто стоит за всем этим,  и  из  чистой
подлости наотрез отказался заключить сделку.
   Но тут вмешался Кенни.
   Эмма  застегнула  на  шее  последний  подарок  мужа  -  ослепительное
ожерелье из филигранных  золотых  лоз  -  и  улыбнулась,  вспомнив,  что
произошло  в  Ройал-Литеме  и  Сент-Эннт  три  месяца  назад,  во  время
открытого Британского турнира по гольфу.
   Изумительно точная игра плюс жена-англичанка сделали  Кенни  любимцем
британской публики, и  как  раз  перед  последним  раундом  он  попросил
Уоррена связаться с Хью. Действуя в полном соответствии  с  инструкциями
сына,  Уоррен  "по  секрету"  сообщил  герцогу  Беддингтону,  что  Кенни
собирается созвать пресс-конференцию, на  которой  развлечет  репортеров
занятными историями о конфликте его жены с неким сэром Холройдом.  Если,
разумеется, Хью не поддастся доводам благоразумия.
   И если Хью побоялся даже скромной обозревательницы из "Лоуэр  Тилби",
что  же  говорить  о  Си-эн-эн!  Пришлось  согласиться  на   предложение
консорциума и навеки забыть о "Святой Гертруде".
   Кроме Кенни и Эммы, владелицей части школы стала  и  Шелби  Тревелер:
сюрприз  от  мужа,  обожавшего  англофилку-жену.  Шелби  стала   горячей
поклонницей школы и, по предложению  Эммы,  представляла  консорциум  на
последнем Дне основателя.
   За это время Эмма привязалась не только  к  Шелби,  но  и  к  Уоррену
Тревелеру. По обычаю всех мужчин,  отец  и  сын  не  обсуждали  то,  что
отношения их значительно улучшились  и  стали  почти  родственными.  Они
просто проводили вместе целые  часы  на  поле  для  гольфа,  в  верховых
прогулках, за игрой с Питером.
   Успехи Кенни на спортивном поприще были поразительными.  Он  считался
одним из лучших игроков в мире  и  выигрывал  огромные  денежные  призы,
несмотря на то  что  сделался  исключительно  разборчивым  и  участвовал
далеко не во всех турнирах - не хотел надолго разлучаться с женой.
   Эмма устроилась подменным учителем, что позволяло ей путешествовать с
мужем, когда требовали обстоятельства. Она собиралась продолжать  писать
статьи, пока будет сидеть с ребенком, и, кроме  того,  организовала  ряд
семинаров  по  повышению  квалификации  преподавателей.  Первый  семинар
прошел на прошлой неделе и имел огромный успех у учителей средней  школы
Уайнета.
   - Очнись, милая, - прошептал муж, щелкнув по кончику маленького носа.
- Абсолютный чемпион Открытого Британского турнира по гольфу умирает  от
голода.
   Час спустя вся дружная восьмерка собралась за обеденным столом, чтобы
отпраздновать первый Эммин День благодарения и насладиться  горами  еды,
приготовленной Патриком. Питер  восседал  на  высоком  стульчике,  между
Уорреном и Шелби, пока Тори кормила Декстера самыми  лакомыми  кусочками
индюшачьей грудки с собственной  тарелки.  Патрик  громко  расстраивался
из-за чуть пригоревшей корочки пирога с тыквой, который собирался подать
на десерт, когда приедут Бодины и Скит Купер.
   - Она толкнулась! - взвизгнула Тори. - Декс! Потрогай!
   Декстер послушно положил руку на округлившийся живот жены. Тори  была
на седьмом месяце и никому  не  давала  покоя  по  этому  поводу.  Шелби
воздела руки к небу.
   - Ей-богу, Тори, можно подумать, ты единственная  женщина  на  свете,
которая собралась родить. Ты уже в четвертый раз  требуешь,  чтобы  Декс
пощупал твой живот!
   - Я не возражаю, - заверил Декстер и, наклонившись, поцеловал в  щеку
прелестную жену.
   Тори вернула поцелуй и обратилась к Шелби:
   - Лучше перестань ныть, иначе я  подробно  расскажу  о  подготовке  к
кормлению грудью.
   Все, кроме Декстера, дружно  застонали.  Декстер,  чрезвычайно  собой
довольный, лучезарно улыбался.
   Кенни улыбнулся, вспомнив тост сестры на свадебном обеде:
   За тебя, Декс! Мой третий и последний муж и любовь всей  моей  жизни.
Помнишь, я говорила, что у меня для тебя сюрприз? Ну, попробуй  угадать,
мой милый придурок! Что, не можешь? Ты меня обрюхатил!
   И с тех пор от нее житья не было. Она выступала  величаво,  выпячивая
живот,  и  настаивала  на  том,  чтобы  все,  от  водителей  грузовиков,
обедавших  в  "Раустэбау-те",  до  Реймонда,  Нового  сердечного  дружка
Патрика, его потрогали. За обедом она  не  находила  лучших  тем,  кроме
работы своей пищеварительной системы, пока присутствующие, включая  даже
Эмму, не начинали умолять Декса снова ее отшлепать.
   Взгляд Кенни переместился на противоположный конец стола, где  сидела
его жена. Его собственная беременная жена.  Ее  любовь  переродила  его,
превратив в человека куда более достойного, чем он мог надеяться. А сама
Эмма обрела счастье в семье, о которой столько мечтала все эти  одинокие
годы.
   Они обменялись одной  из  тайных  улыбок,  гревших  ему  душу.  Кенни
никогда не думал, что способен так страстно любить женщину.
   Эмма едва заметно кивнула в  сторону  Тори  и  подняла  бровь.  Кенни
мгновенно понял, что она хотела сказать. Они решили объявить  сегодня  о
ребенке, но Тори так наслаждалась всеобщим вниманием, что  Эмма  просила
его помолчать еще немного и не портить сестре удовольствия.
   Кенни медленно наклонил голову.
   Тори и не подозревает, как ей повезло с такой невесткой, как ты.
   Эмма наморщила лоб.
   Ты очень огорчишься, если мы подождем недельку-другую?
   Кенни коснулся пальцем губ.
   Нет, если договоримся насчет пункта номер шесть.
   Эмма засмеялась.
   - Опять они за свое. Изобрели какой-то язык немых  и  издеваются  над
нами, - проворчала Шелби.
   - Не пойму, чего ты жалуешься, - отпарировала Тори. - Вы с папой  все
время это проделываете, так что не чайнику пред котлом хвалиться.
   Шелби отодвинула бокал с вином.
   - Кстати, о языке... все видят, как вы с Дексом обожаете друг  друга,
почему же никогда не обмениваетесь жестами?
   - Я пыталась, но Декс ужасно  тупоголов,  помешан  на  грамматических
правилах и не понимает нюансов. Но укол ничуть не подействовал на Декса.
   - Ничего подобного, - невозмутимо объявил он, - я все понимаю, просто
предпочитаю непосредственное общение.
   Тори  похлопала  себя  по  животу  и  удовлетворенно  улыбнулась:  ну
точь-в-точь кошка, слизавшая сливки.
   - Черт возьми, твое непосредственное общение дает плоды!
   Все засмеялись, и Кенни в который раз подумал, как  же  все-таки  ему
повезло.
   Незадолго до конца обеда  прибыли  Бодины  и  Скит.  Тед,  получивший
должность в новой компании, образованной после слияния, привел подружку,
очаровательную и весьма неглупую девушку, социального работника, лет  на
пять старше его, чего, однако, совершенно не ощущалось.
   Все уверяли, что объелись и не в силах впихнуть  в  себя  ни  кусочка
десерта, но отчего-то  дружно  принялись  поедать  пироги  с  пекановыми
орехами и тыквой - шедевры Патрика. Тори вытащила новую камеру и  извела
целую катушку пленки на Питера.  Потом  гости  и  хозяева  устроились  у
камина, слишком сытые, чтобы подняться с места.
   -  Угадайте,  о  чем  судачат  в  городе,  -  начал  Патрик.  Все   с
любопытством уставились на него.
   - Ну...
   Он намеренно тянул время, делая вид, что поправляет пуфик, на котором
восседал, словно султан.
   - Если верить Полетте Кло, старшему секретарю высшей  школы  Уайнета,
проработавшей там многие годы...
   - С начала шестидесятых, - подтвердил Далли.
   - Так или иначе.
   Патрик расправил бахрому пуфика.
   - По словам мисс  Кот,  табели  с  годовыми  оценками  некоего  Кенни
Тревелера исчезли навсегда вместе со всеми отчетами о его  неблаговидном
поведении.
   - Не может быть!
   - Как такое могло случиться?
   - Она уверена?
   - Бред какой-то.
   Наконец воцарилось долгое  неловкое  молчание.  Все  головы,  как  по
команде, повернулись к Эмме.
   Кенни едва не рассмеялся, видя, как старательно жена делает вид,  что
поправляет колье. Его собственный, личный защитник, рыцарь в  сверкающих
доспехах. Немного стыдно... но как приятно!
   - Не пойму, с чего это вы вдруг уставились на меня? - Ей даже удалось
поджать губы. Само  олицетворение  оскорбленного  достоинства.  -  Можно
подумать, я на такое способна!
   - Способна, да еще как, - хмыкнула  Тори.  -  И  я  готова  поставить
двадцать баксов на то, что в будущем году к этому времени  ты  наверняка
ухитришься наложить лапки на архив колледжа, то есть на  ту  его  часть,
что имеет отношение к твоему муженьку.
   Никто из присутствующих не подумал принять пари. Гораздо позже, когда
гости разошлись  и  дом  снова  стал  принадлежать  им  одним,  супруги,
обнявшись, направились в спальню. Но не успели добраться и  до  середины
лестницы, как Кенни остановился.
   - Я кое-что хочу  от  тебя,  леди  Эмма.  Никаких  вопросов.  Никаких
споров.
   - О Боже... звучит зловеще.
   - Зловеще, и еще как! Но я все-таки хочу, чтобы ты согласилась.
   Эмма настороженно пригляделась к мужу. Кенни улыбнулся.
   - Я всего лишь хочу, чтобы ты меня любила. Всегда. Как сейчас.  И  до
конца наших дней.
   Глаза Эммы полыхнули нестерпимо ярким  пламенем.  И  Кенни  без  слов
стало ясно: его задиристая, властная маленькая  директриса-жена  сделает
все, что бы он ни попросил.



   Сьюзен Элизабет ФИЛЛИПС
   ТОЛЬКО ПРЕДСТАВЬТЕ...

Перевод с английского Т.А. Перцевой

Анонс

   Кто бы мог  поверить,  что  хрупкий  юноша-подросток,  появившийся  в
Нью-Йорке, чтобы встретиться с отважным северянином Бэроном Кейном, -  в
действительности  девушка?  Яростная  мстительница-южанка  Кит   Уэстон,
мечтающая Кейна убить?
   Кто бы мог поверить в невероятное? Возможно, лишь мужчина, впервые  в
жизни охваченный подлинной страстью - и безошибочным чутьем  влюбленного
угадавший в ожесточенной, безжалостной Кит свою судьбу...

Часть первая
ПОМОЩНИК КОНЮХА

   Когда долг тихо шепчет: "Ты обязан",
   Юность отвечает: "Я могу".
   Ралф Уолдо Эмерсон

Глава 1

   Старый уличный торговец сразу же заметил этого  мальчика,  разительно
выделявшегося из толпы  хорошо  одетых  биржевых  маклеров  и  банкиров,
заполонивших  улицы  Нижнего  Манхэттена.  Коротко  остриженные   черные
волосы, которые, будь они чистыми, скорее всего  лежали  бы  непокорными
завитками, жирными вихрами выбивались из-под полей потрепанной  фетровой
шляпы. Заплатанная рубаха с засаленным воротом, расстегнутым,  вероятно,
из-за июльской жары,  висела  мешком  на  узких  худых  плечах.  Обрывок
кожаного ремешка подхватывал грязные, чересчур широкие  штаны.  Парнишка
едва передвигал ноги, обутые в грубые черные башмаки,  которые  пришлись
бы впору великану. Под мышкой он держал довольно большой узел.
   Торговец облокотился на тележку с подносами, полными  соблазнительных
пирожных и булочек, и от  нечего  делать  стал  следить  за  подростком,
прокладывавшим  себе  путь  по  забитому   людьми   тротуару,   как   за
преступником, готовым вот-вот  скрыться.  Старик  часто  видел  то,  что
ускользало от внимания окружающих, и что-то в  этом  бродяжке  привлекло
его внимание.
   - Эй, ты, ragazzo  ,  у  меня  для  тебя  пирожное.
Воздушное, как поцелуй ангела. Vieni qui! .
   Мальчишка вскинул голову и голодными глазами уставился на  подносы  с
лакомствами, которые жена торговца собственноручно выпекала каждый день.
Разносчик почти  слышал,  как  бедняга  мысленно  пересчитывает  медяки,
запрятанные в узле, который он судорожно прижимал к себе.
   - Иди же, ragazzo, я не возьму  с  тебя  ни  цента.  Это  подарок,  -
окликнул он, протягивая воздушное яблочное  пирожное.  -  Подарок  много
повидавшего человека новому обитателю самого главного в мире города.
   Вызывающе  сунув  большой  палец   за   пояс,   паренек   вразвалочку
приблизился к тележке.
   - И с чего ты взял, что я новый обитатель?
   Акцент, столь же отчетливый и резкий, как запах растущего в  Каролине
жасмина, разливающийся по хлопковым полям,  невозможно  было  ни  с  чем
спутать, и старик поспешил скрыть улыбку.
   - Наверное, это всего лишь мой глупый бред?
   Мальчик пожал плечами и ковырнул носком ботинка валявшуюся  на  земле
картонку.
   - Я ничего такого не говорил. Может, так, а может, вовсе наоборот,  -
объявил он и ткнул грязным пальцем в пирожное:
   - Сколько просишь вот за это?
   - Сказано же, подарок.
   Парень, подумав немного, коротко кивнул и протянул руку.
   - Спасибочки вам.
   Едва он успел взять пирожное, как к тележке подошли два бизнесмена  в
сюртуках и высоких касторовых шляпах. Пренебрежительный взгляд  мальчика
скользнул по толстым золотым цепочкам от  часов,  свернутым  зонтикам  и
начищенным черным туфлям.
   - Пропади пропадом все дураки янки, - пробормотал он.
   Мужчины, занятые беседой, не расслышали, но едва успели  отойти,  как
старик мрачно нахмурился:
   - Думаю, мой город - неподходящее место для тебя,  верно?  Всего  три
месяца, как война закончилась. Наш президент мертв, и  страсти  все  еще
накалены.
   Мальчик как ни в чем не  бывало  уселся  на  обочину  и  принялся  за
пирожное.
   - Не очень-то я уважаю вашего мистера Линкольна. По-моему, он  просто
инфантилен.
   - Инфантилен?! Madre di Dio? .
   - Глупый, как дитя малое.
   - А откуда такому оборванцу, как ты, знать ученые словечки?
   Парнишка ладонью прикрыл глаза от палящего солнца и прищурился.
   - Чтение книг - мое призвание! - напыщенно объявил он. -  Я  встретил
это выражение у мистера  Ралфа  Уолдо  Эмерсона.  Я  большой  почитатель
мистера Эмерсона. - Он начал  осторожно  обкусывать  края  пирожного.  -
Правда, когда я увлекся его эссе, то еще не знал, что он янки. Поверишь,
просто на стену полез, когда обнаружил,  откуда  он  родом.  Но  к  тому
времени было слишком поздно. Я уже, можно сказать, стал его учеником.
   - Этот мистер Эмерсон, что такое особенное он изрек?
   Кусочек яблока прилип к грязному пальцу мальчишки, и тот слизнул  его
языком,
   - Он толкует насчет характера и уверенности в своих  силах.  Полагаю,
уверенность в своих силах - это и есть самое важное  качество  человека,
разве не правда?
   - А по мне, так вера в Господа нашего. Важнее ничего нет.
   - С некоторых пор я не слишком держусь Господа. Раньше - пожалуй,  но
за последние несколько лет уж больно много  всего  навидался.  Как  янки
резали наш скот и жгли загоны. Как пристрелили моего пса,  Фергюса.  Как
миссис Льюис Годфри Форсайт потеряла в один день сына и мужа. Мои  глаза
состарились. Одряхлели.
   Торговец попристальнее  пригляделся  к  подростку.  Маленькое  личико
сердечком, чуть курносый нос. Как обидно,  что  возмужание  огрубит  эти
тонкие черты.
   - Сколько тебе лет, ragazzo? Одиннадцать? Двенадцать?
   Глаза редкостного темно-фиолетового цвета настороженно сузились.
   - А что? Полагаю, я достаточно взрослый.
   - Где же твои родители?
   - Мать умерла, когда я родился. Папаша  скончался  в  Шило  три  года
назад.
   - А ты, ragazzo? Почему явился сюда, в мой город Нью-Йорк?
   Парнишка затолкал в рот остатки пирожного, сунул  под  мышку  узел  и
встал.
   - Хочу уберечь кое-что свое. Без меня это и защитить некому. Еще  раз
спасибо за пирожное. Очень рад нашему знакомству. Чистое удовольствие  -
встретить такого человека в незнакомом месте. - Он уже отошел было,  но,
поколебавшись, обернулся. - И кстати, чтобы вы знали: я  не  мальчик.  И
зовут меня Кит.

***

   Пробираясь   в   направлении,   указанном   дамой   на   пароме,    к
Вашингтон-сквер, откуда начинались жилые кварталы  города,  Кит  решила,
что не стоило называть старику настоящее  имя.  Человек,  решившийся  на
убийство, должен оставаться незаметным.  Впрочем,  какое  это  убийство?
Скорее, акт правосудия, хотя, если ее поймают, вряд ли судьи-янки станут
придерживаться этой точки зрения. Лучше бы им  не  знать,  что  Катарина
Луиза Уэстон с плантации  "Райзен  глори"  , расположенной  вблизи  Радерфорда,  Южная
Каролина, приблизилась к этому проклятому городу.
   Кит крепче прижала к себе узел, в котором были спрятаны шестизарядный
самовзводный армейский револьвер, когда-то принадлежавший отцу, обратный
билет до Чарлстона, "Эссе" и "Вера в  себя"  Эмерсона,  смена  одежды  и
деньги, на которые ей придется пока жить. Хорошо бы  покончить  с  делом
сегодня и поскорее вернуться домой, но  придется  сначала  последить  за
ублюдком-янки, вернее, за его передвижениями. Пристрелить его - полдела,
главное - потом не попасться.
   До сих пор самым большим городом,  куда  ей  доводилось  ездить,  был
Чарльстон, но Нью-Йорк - совсем другое дело! Шагая по шумным, оживленным
улицам, Кит была  вынуждена  признать,  что  и  тут  есть  свои  немалые
преимущества, не говоря уже о захватывающих  видах.  Прекрасные  церкви,
роскошные отели, шикарные магазины с мраморными  фасадами  и  массивными
дверями...  Но  горечь  мешала  восхищаться  чудесами  большого  города.
Похоже, Нью-Йорка совсем не коснулась война, уничтожившая  и  разорившая
Юг. Если Господь действительно существует, Кит свято надеялась,  что  он
отправит  душу  Уильяма  Т.  Шермана   гореть в аду.
   Засмотревшись на шарманщика, девушка  налетела  на  спешившего  домой
пешехода.
   - Эй, мальчишка! - рассердился тот. - Смотри под ноги!
   - Сам смотри! - огрызнулась она. - И я тебе не мальчишка!
   Но мужчина уже исчез за углом.
   Да что они, ослепли все?! С того дня как она покинула  Чарлстон,  все
принимают ее за мальчика! Ей это не нравилось, но, впрочем, может, все к
лучшему? Шатающийся  в  одиночку  мальчишка  не  так  подозрителен,  как
девушка. Правда, обитателям Радерфорда и в голову не  приходило  считать
ее девчонкой. Они знали ее едва не с  пеленок  и  помнили,  что  она  не
выносит девчоночьих ужимок, всяких бантиков, рюшечек и оборочек.
   Ах, если бы только все не менялось с такой ужасающей быстротой! Южная
Каролина. Радерфорд. "Райзен глори". Даже она сама. Старик принял ее  за
ребенка, на самом же  деле  она  совсем  взрослая.  В  восемнадцать  лет
девушка  уже  может  считаться  настоящей  женщиной.  И  хотя  тело  это
подтверждало, ум отказывался смириться. То, что она  родилась  девочкой,
всегда казалось ей чем-то невероятным.
   Заметив  полисмена,  она  поспешно  спряталась  за  спинами  рабочих,
тащивших ящики с инструментом. Несмотря на съеденное пирожное, в  животе
урчало от голода. Ноги заплетались от  усталости.  Если  бы  только  она
снова оказалась в "Райзен глори", на любимом персиковом  дереве,  или  у
озера, с удочкой в руках... или  хотя  бы  в  кухне,  где,  как  всегда,
хлопочет Софрония!
   Девушка сунула руку в карман и стиснула клочок бумаги,  словно  желая
увериться, ч