то  же
время она испытывала какое-то болезненное любопытство. Недаром Кит  была
южанкой и к тому же разбиралась в хлопке. Сможет ли прядильня  сотворить
такое же чудо, как очистка хлопка? Или станет проклятием?
   Как любой другой ребенок на Юге, она знала эту историю так же хорошо,
как линии на собственной ладони. История не имела границ, не зависела ни
от вероисповедания или убеждений, ни от цвета кожи. Ее передавали из уст
в уста богатые и бедные, свободные люди и рабы. Историю о  том,  как  Юг
был спасен всего за десять дней.
   По дороге к прядильне она вспоминала...
   Это было в конце  восемнадцатого  века,  когда  чертовы  семена  были
главной проблемой  Юга.  О,  можно  было  сколько  угодно  рассуждать  о
преимуществах  си-айлендского  хлопка  с   его   длинными   шелковистыми
волокнами, из которых семена выскальзывали так же легко, как косточки из
зрелой вишни! Но если вы не владели песчаными почвами, тянувшимися вдоль
побережья, можно было с  таким  же  успехом  не  знать  о  существовании
си-айлендского хлопка, потому что больше он нигде не рос.
   Зато  грубоволокнистый  хлопок  рос  повсюду.  Был  неприхотлив.   Не
нуждался ни  в  песчаной  почве,  ни  в  морском  воздухе.  И  мгновенно
вытягивался, как любой сорняк. Да и стоил примерно  столько  же,  потому
что чертовы семена цеплялись за короткие  жесткие  волокна,  как  репей,
будто сам дьявол  сунул  их  туда,  решив  посмеяться  над  всяким,  кто
попытается извлечь их из коробочки.
   Приходилось  трудиться  десять  часов,  чтобы  отделить   один   фунт
хлопкового волокна от трех фунтов этих чертовых семян. Три  фунта  семян
на один фунт волокна! Десять часов работы! Должно  быть,  дьявол  в  аду
здорово повеселился над южанами.
   Так откуда появиться денежному  урожаю?  Денежному  урожаю,  которому
суждено спасти Юг?!
   Люди перестали покупать рабов и обещали оставшимся  вольную.  Слишком
много ртов приходилось кормить.  И  никакого  денежного  урожая.  Только
чертовы семена.
   И тут в Саванну явился  школьный  учитель.  Парень  из  Массачусетса,
мозги которого были  устроены  иначе,  чем  у  остальных.  Он  мечтал  о
машинах. Жил машинами.  Именно  ему  рассказали  о  чертовых  семенах  и
коротких жестких волокнах. Он не поленился сходить в сарай и  посмотреть
своими глазами, как тяжело приходится  работникам,  пытавшимся  очистить
хлопок.
   Три фунта семян на один фунт хлопкового волокна. Десять часов.
   Учитель покачал головой и засел за работу. У него ушло  десять  дней.
Десять дней на то, чтобы спасти Юг. Из его рук вышел  странный  агрегат,
состоящий из деревянного ящика,  внутри  которого  размещались  валки  и
проволочные крючки.  Спереди  была  прибита  металлическая  пластинка  с
прорезями, а сбоку проворачивалась ручка. И все это сооружение сотворило
настоящее волшебство. Зубья цепляли волокно и протаскивали через валики.
Чертовы семена падали в ящичек. Один человек. Один день.  Десять  фунтов
чистого волокна.
   Вот он, денежный урожай!
   Юг стал Королевой, а на трон взошел Король Хлопок.  Плантаторы  стали
покупать все новых рабов, перебивая друг у друга цену. Сотни тысяч акров
были засажены грубоволокнистым хлопком, а для полевых работ  требовались
крепкие невольники. Обещания дать рабам свободу были забыты. Эли  Уитни,
школьный учитель из Массачусетса, нашел способ очистки хлопка.  Взмахнул
волшебной палочкой, словно маг, и совершил чудо. Чудо и кошмар.
   Кит привязала Соблазна к столбу и направилась  к  кирпичному  зданию,
размышляя о том, как очистка спасла и одновременно  уничтожила  Юг.  Без
очистки рабство исчезло бы просто  потому,  что  стало  бы  экономически
невыгодным. Исчезла бы причина для войны.
   Станут ли прядильни таким же несчастьем? Кейн  был  не  единственным,
кто понимал, что означают для  Юга  собственные  прядильные  мастерские.
Отпадала необходимость экспортировать хлопковые кипы на северо-запад или
в  Англию.  Вскоре  примеру  Кейна  последуют  многие.  Тогда  Юг  будет
контролировать весь процесс обработки  хлопка,  начиная  с  выращивания,
сбора, очистки и кончая прядением и ткачеством.  Мастерские  вернут  Югу
процветание. Но, подобно очистке,  они  принесут  с  собой  и  перемены,
особенно для таких плантаций, как "Райзен глори".
   Джим Чайлдз показал ей всю прядильню. Если он и удивлялся, с чего  бы
это жена нанимателя  вздумала  внезапно  появиться  после  двухмесячного
отсутствия, то не подал виду. Насколько было известно Кит,  Кейн  никому
не сказал, что  именно  она  пыталась  сжечь  здание.  Только  Магнус  и
Софрония, похоже, догадывались, что произошло.
   Покинув прядильню,  Кит  внезапно  поняла,  что  ей  хочется  увидеть
огромные станки за работой. Ждать осталось недолго: прядильня  откроется
в октябре.
   На обратном пути она заметила Кейна, стоявшего  рядом  с  нагруженным
хлопком фургоном. Он по своей  привычке  был  обнажен  до  пояса,  грудь
блестела от пота. На ее глазах он выхватил у одного  из  рабочих  полный
мешок и опорожнил в фургон. Потом снял шляпу и вытер рукой лоб.
   Тугие,  мощные  мускулы  перекатывались  под  кожей.  Он  всегда  был
стройным и сильным, а изнурительный труд на плантации и в прядильне  еще
больше закалил его. Каждая мышца  и  сухожилие  рельефно  выделялись  на
плечах  и  торсе.  Кит  ощутила  мгновенную  слабость,  словно  на   нее
надвигался ураган, и поспешно тряхнула головой, чтобы прийти в себя.
   Вернувшись в дом, она попыталась занять себя готовкой, несмотря на то
что последние дни августа стояла угнетающая жара и на кухне  было  нечем
дышать. К концу дня она успела состряпать черепашье  жаркое,  кукурузные
булочки и пирог с вареньем, но желанного покоя так и не обрела.  Поэтому
и  решила  поплавать  до  ужина  в  пруду.  Уже  оседлав  Соблазна,  она
вспомнила,  что  Кейн  работает  на  поле,  через  которое  ей  придется
проехать. Он сразу поймет, куда она собралась. Но эта мысль, вместо того
чтобы расстроить, воодушевила ее. Она пришпорила Соблазна и  отправилась
в путь.
   Кейн сразу ее увидел и даже поднял руку в насмешливом приветствии. Но
не пошел к пруду. Она долго плавала в прохладной воде, нагая и одинокая.
   Утром Кит обнаружила, что  пришли  месячные.  К  полудню  радость  по
поводу того, что она не беременна,  сменилась  рвущей  тело  болью.  Так
плохо она никогда еще себя не чувствовала.
   Сначала она пыталась  немного  походить,  чтобы  облегчить  боль,  но
вскоре сдалась: сбросила платье и юбки  и  легла.  Софрония  пичкала  ее
лекарствами,  мисс   Долли   читала   из   "Секрета   счастливой   жизни
христианина", но лучше Кит не становилось.  Наконец  она  не  вынесла  и
попросила их выйти и дать ей спокойно умереть.
   Но и это ей не удалось. Ближе к ужину дверь распахнулась и в комнату,
даже не успев переодеться, ворвался Кейн.
   - Что это с тобой? Мисс Долли сообщила, что ты  больна,  но  когда  я
спросил, в чем дело, заморгала глазами, как кролик, и  ринулась  в  свою
комнату.
   Кит лежала на боку, подтянув колени к подбородку.
   - Убирайся!
   - Ни за что, пока не объяснишь, в чем дело.
   - Ни в чем, - простонала Кит. - Завтра все пройдет. Только уходи!
   - Ни за что! В доме тихо, как в похоронной конторе, жена заперлась  в
спальне, и никто ничего не желает объяснять.
   - У меня женские дни, - пробормотала Кит, слишком  измученная,  чтобы
стыдиться. - Просто такого со мной еще не было.
   Кейн молча повернулся и вышел.
   "Бесчувственный олух!"
   Кит судорожно сжала живот и тихо заскулила.
   Однако, к ее удивлению, не прошло и получаса, как Кейн явился снова.
   - Выпей это, - велел  он,  поднимая  ее  и  поднося  чашку.  -  Сразу
почувствуешь себя лучше.
   Кит глотнула и закашлялась.
   - Что это?!
   - Теплый чай с изрядным количеством рома. Очень успокаивает.
   Вкус оказался омерзительным, но легче было выпить, чем затевать спор.
Кейн бережно уложил ее. Голова Кит приятно  кружилась.  До  нее  донесся
запах мыла. Значит, Кейн принял ванну, прежде чем вернуться к  ней.  Это
почему-то ее тронуло.
   Кейн откинул простыню. Хорошо, что Кит успела надеть простую  сорочку
и дорогие панталончики с оборками. Как все предметы ее туалета, эти тоже
никак не подходили друг к другу.
   - Закрой глаза и предоставь рому делать свое дело, - прошептал он.
   Веки и  в  самом  деле  налились  тяжестью,  так  что  держать  глаза
открытыми не было никакой  возможности.  Кит  послушалась,  а  Кейн  тем
временем стал массировать ей  спину.  Его  руки  нежно  скользили  вдоль
позвоночника. Она почти не почувствовала того момента, когда  он  поднял
сорочку и коснулся обнаженной кожи. Ее уже  несло  по  волнам  сна.  Кит
понимала только, что боль постепенно угасает.
   Наутро она увидела на  прикроватном  столике  большой  букет  полевых
ромашек, втиснутый в стакан.

Глава 17

   Лето сменилось осенью, и атмосфера напряженного ожидания окутала  дом
и его  обитателей.  Сбор  хлопка  начался,  и  скоро  прядильные  станки
заработают.
   Софрония стала просто невыносимой:  рычала  на  всех,  огрызалась,  и
никто не мог ей угодить. Только сознание того, что Кит не делит  постель
с Кейном, приносило ей некоторое удовлетворение. И дело не  в  том,  что
она сама хотела заполучить Кейна:  наоборот,  давно  рассталась  с  этой
мыслью. Просто чувствовала, что, пока  Кит  держится  на  расстоянии  от
Кейна, ей не придется столкнуться с ужасной  истиной,  признать  которую
было выше ее сил. Неужели порядочная женщина вроде Кит, вроде  ее  самой
действительно способна получить наслаждение, лежа в постели с  мужчиной?
Если это так, все ее выстраданные мысли о том, что в жизни важно, а  что
нет, потеряют смысл.
   Софрония понимала,  что  время  работает  против  нее.  Джеймс  Спенс
донимал ее требованиями принять решение. Он давно просил Софронию  стать
его любовницей и переехать в уютный домик в Чарльстоне, подальше от злых
языков. Софрония же, не привыкшая лениться, теперь то и дело ловила себя
на том, что подолгу смотрит в окно на домик надсмотрщика.
   Магнус тоже выжидал, чувствуя, что Софрония  приближается  к  некоему
поворотному моменту своей жизни. Что же, он  готов  выдержать  удар.  Но
сколько еще придется терпеть? И как он сможет жить в ладу с собой,  если
она бросит его ради Джеймса Спенса и его  модного  красного  кабриолета,
фосфатного рудника и кожи, белой, как рыбье брюшко?

***

   У Кейна были иные,  хотя  в  чем-то  схожие  проблемы.  Когда  хлопок
соберут, а станки установят, у него не будет причин целыми  днями  гнуть
спину. Но ему требовалась  тяжелая,  доводящая  до  изнеможения  работа,
чтобы обмануть потребности тела. Никогда еще, с самой зеленой юности, он
так долго не обходился без женщины.
   По вечерам он возвращался домой  к  ужину  и  никак  не  мог  понять,
мерещится ему или жена на самом деле намеренно доводит его  до  безумия.
Каждый вечер она появлялась  за  столом,  благоухая  жасмином.  Прическа
соответствовала  настроению:  иногда  волосы  были  забраны   наверх   и
крошечные локоны обрамляли лицо мягкими черными перышками; в другие  дни
она следовала строгому испанскому  стилю,  который  идет  лишь  немногим
женщинам, - разделяла волосы на прямой пробор и  укладывала  на  затылке
тяжелым узлом, который так и хотелось распустить. Но в любом случае Кейн
не мог отвести от нее глаз. Что за жестокая ирония! Он  никогда  не  был
верен ни одной женщине и теперь страдал по той, до которой запретил себе
дотрагиваться...
   Кит была так же несчастна,  как  и  Кейн.  Ее  тело,  пробужденное  к
страсти,  не  желало  снова  засыпать.  Странные  эротические   фантазии
одолевали ее. Она нашла книгу стихов Уолта  Уитмена,  подаренную  Кейном
несколько лет назад. В то время его смелые строки смущали ее. Теперь  же
словно  обнажили  душу.  Никогда  она  не  встречала  подобной   поэзии,
наполненной воспламенявшими тело причудливыми образами.

   Отлив, порожденный приливом, прилив, порожденный отливом, -  любовная
плоть в томленье и сладостной боли,
   Безграничный, прозрачный фонтан любви знойной, огромной,
   Дрожь исступленья, белоцветный яростный сок;
   Новобрачная  ночь  любви  переходит  надежно  и   нежно   в   рассвет
распростертый,
   Перелившись в желанный покорный день...


   Она томилась по ласкам Кейна. Днем подолгу лежала в ванне, а к вечеру
одевалась в самые соблазнительные  платья.  Прежний  покрой  казался  ей
слишком скромным, поэтому она углубляла  вырезы  и  срезала  пуговицы  с
лифов, так что теперь декольте открывало грудь едва  ли  не  наполовину.
Она надевала яркие бусы, а как-то раз  заменила  пояс  на  светло-желтом
утреннем платье длинным лоскутом тафты в красно-синюю  полосу,  напялила
пунцовые туфли к оранжевому  туалету  и,  не  устояв  перед  искушением,
продела  в  рукава  лимонного  цвета   ленты.   Кит   была   невыносима.
Возмутительна. Очаровательна. Софрония ехидно заметила,  что  она  ведет
себя как павлин, распускающий хвост, чтобы привлечь самку.
   Но Кейн, похоже, ничего не замечал.

***

   Месяца три спустя  после  свадьбы  дождливым  осенним  днем  в  гости
заглянула Вероника Гэмбл. Кит угораздило как раз в этот  момент  залезть
на чердак в поисках пропавшего во время войны сервиза, так что она опять
предстала перед красавицей в неприглядном виде.
   Встречаясь  в  церкви  или  в  городе,  они  обменивались   вежливыми
приветствиями, но не вступали в разговор. С того злосчастного ужина  Кит
ни  разу  не  навестила  Веронику.  Только  послала  записку  с  учтивой
благодарностью за "Мадам Бовари" в красивом переплете  телячьей  кожи  -
крайне неуместный  свадебный  подарок  миссис  Гэмбл.  Кит  с  жадностью
проглотила  книгу,  наслаждаясь  каждым  словом.  Она  никак  не   могла
определить  свое  отношение  к  Веронике.  Та  восхищала  ее  и   чем-то
притягивала, но Кит  пугали  самоуверенность  и  холодная  красота  этой
женщины.
   Пока Люси расставляла на столе стаканы с ледяным  лимонадом  и  блюдо
сандвичей с  огурцом,  Кит  тоскливо  сравнивала  хорошо  сшитый  костюм
песочного цвета, который был на Веронике, со своим испачканным и помятым
платьишком. Стоит ли удивляться, что муж находит  явное  удовольствие  в
обществе Вероники?
   Кит не впервые задалась вопросом, все  ли  встречи  мужа  и  Вероники
происходят на людях. При мысли о том, что Кейн назначает тайные свидания
миссис Гэмбл, у Кит заныло сердце.
   - Ну, как вы находите супружескую  жизнь?  -  осведомилась  Вероника,
после того как они  обменялись  любезностями  и  Кит  уничтожила  четыре
сандвича. Сама Вероника ограничилась одним.
   - По сравнению с чем?
   Смех Вероники серебряным звоном раскатился по комнате.
   - Вы, вне всякого сомнения, самая интересная женщина во всем  здешнем
невероятно скучном и чопорном мирке.
   - Если вам так противно, почему остаетесь здесь? Легче уехать.
   Вероника потеребила заколотую у горла камею.
   -  Я  приехала  сюда,  чтобы  исцелить   свой   дух.   Понимаю,   как
мелодраматично это должно звучать, по мнению такой молодой женщины,  как
вы, но муж был мне очень дорог и  я  до  сих  пор  не  смирилась  с  его
смертью. Но в конце концов скука станет таким же смертельным врагом  для
меня, как и скорбь. Не так легко жить  одной  после  того,  как  столько
времени провела рядом с необыкновенным человеком.
   Кит не знала, что ответить на эти откровения, тем более что  за  ними
чувствовалось нечто намеренно расчетливое. И это впечатление  немедленно
подтвердилось.
   - Но довольно жалоб!  -  продолжала  Вероника.  -  Невозможно  часами
слушать сентиментальные  тирады  одинокой  вдовы,  особенно  когда  твоя
собственная супружеская жизнь только начинается. Лучше скажите, нравится
ли вам быть замужем.
   - Привыкаю, как всякая новобрачная, - осторожно ответила Кит.
   - Какой сдержанный и предсказуемый ответ! Сознаюсь,  я  разочарована!
Ожидала, что вы с обычной прямотой посоветуете мне не лезть  не  в  свое
дело, хотя уверена, что перед уходом еще услышу это. Скажу прямо, что  я
приехала сюда с единственной целью - сунуть нос в брачную постель  самой
оригинальной пары во всем штате.
   - Неужели, миссис Гэмбл? - пробормотала Кит.  -  В  толк  не  возьму,
зачем вам это надо.
   - Видите ли, людские тайны вносят в  жизнь  пряную  нотку.  И  теперь
передо мной разворачивается  увлекательнейший  спектакль,  -  призналась
Вероника, задумчиво  постучав  по  щеке  овальным  ноготком.  -  Почему,
спрашиваю я себя, такие привлекательные  люди  никак  не  поладят  между
собой?
   - Миссис Гэмбл, я...
   - Почему они никогда не встречаются взглядами  на  людях?  Почему  не
стараются украдкой коснуться друг друга, как обычные любовники?
   - Но я никак не...
   - Это, разумеется,  самый  интересный  вопрос,  поскольку  заставляет
задуматься, действительно ли они любовники.
   Кит  задохнулась  от  ярости,  но  Вероника  ленивым   взмахом   руки
предупредила ее возражения.
   - Пощадите меня и подождите возмущаться, пока не выслушаете до конца.
А вдруг и поймете, какое одолжение я вам делаю?
   Благоразумие и любопытство вели в душе Кит настоящую войну.
   - Продолжайте, - обронила она наконец как могла равнодушнее.
   - В этой паре есть нечто неестественное. У мужа  вид  изголодавшегося
человека, что, согласитесь, несколько странно для молодожена. Что же  до
его жены... Ах, его жена! Она еще  интереснее  мужа!  Наблюдает  за  ним
исподтишка, когда он не смотрит на нее, буквально упивается  его  видом,
причем самым нескромным образом, позволяет себе ласкать его глазами.  Ну
чем не головоломка? Мужчина  пылок,  женщина  чувственна,  и  все  же  я
убеждена, что эти двое не любовники.
   Высказавшись, Вероника сложила руки на коленях и выжидающе воззрилась
на Кит. У той было такое чувство, словно ее обнажили на людях.  До  чего
же унизительно! И все же...
   - Вы приехали не просто так, миссис Гэмбл. Я  бы  хотела  знать,  что
привело вас сюда.
   - Но разве это не очевидно? - удивилась Вероника. - Вы  не  настолько
наивны, чтобы  не  понимать,  как  сильно  тянет  меня  к  вашему  мужу.
Предупреждаю честно: если вы отказываетесь от него, я сделаю все,  чтобы
он достался мне.
   На Кит снизошло странное спокойствие.
   - То есть вы объявляете, что намерены вступить в связь с моим мужем?
   - Только если  вы  не  хотите  его,  дорогая,  -  пояснила  Вероника,
деликатно пригубив лимонад. - Что бы вы там ни думали,  но  я  с  первой
встречи питаю к вам искреннюю симпатию. Когда-то и я  была  такой,  хотя
умела лучше скрывать свои эмоции. Но моя симпатия не беспредельна, и для
вашего брака будет лучше, если делить с Кейном  постель  буду  я,  а  не
какая-нибудь бесстыдная тварь, которая постарается разлучить вас навеки.
   До этого момента она говорила небрежно,  почти  шутя,  но  теперь  ее
глаза маленькими светящимися изумрудами впились в Кит.
   - Поверьте, дорогая, я знаю, что говорю. По каким-то  непонятным  мне
причинам вы толкаете мужа в объятия другой женщины, и он не устоит.  Его
измена - всего лишь вопрос времени. Вот я и намереваюсь  быть  первой  в
этой гонке.
   Кит понимала, что ей следует вскочить и с негодующим видом выплыть из
комнаты, но что-то в  неподдельной  искренности  Вероники  не  допускало
театральных жестов. Эта женщина знала ответы на такие загадки, о которых
Кит не имела ни малейшего представления.
   Все,  на  что  оказалась  способна  Кит,  -  сохранить   бесстрастное
выражение лица.
   - Предположим... так, для разговора... кое-что из сказанного  вами  -
правда. Возможно... я не питаю интереса к своему  мужу.  А  он,  в  свою
очередь, не проявляет интереса ко мне. - Щеки Кит залились  краской,  но
она не сдавалась. - Каким образом, по вашему  мнению...  я  могла  бы...
привлечь его?
   - Соблазнить, разумеется.
   Последовало долгое, мучительное молчание.
   - И как, - настырно допытывалась Кит, - это можно осуществить?
   Вероника немного по