чез среди деревьев. Она зашла в трейлер и тут же подумала, что надо бы запереть дверь. Но она так устала, что поняла - ей все равно. Пусть себе принимает душ. А потом уйдет, и она опять сможет побыть в одиночестве.
     Ее трясло от холода, и она не собиралась ждать в мокрой одежде, пока "Мистер Кинозвезда" не израсходует всю ее горячую воду. Пусть уж воспользуется тем, что останется. Хани стянула с себя рабочую одежду и пошла под душ, размышляя, что с ним могло случиться. Кроме развода и автомобильной катастрофы, в которой он уцелел, она не слышала ни об одном трагическом случае в жизни Эрика. Он был одним из небожителей, кому были дарованы слава и удача, как будто фея посыпала его волшебным порошком при рождении. Что заставляло Эрика вести себя так, будто он только что пережил греческую трагедию?
     Выйдя из ванной и вытершись насухо, она надела старые брюки, которые висели на двери, и вышла в крохотный отсек, служивший спальней и занимавший заднюю часть трейлера. Она не удосужилась заглянуть в жилую зону, посмотреть, вернулся ли он, но через пару минут услышала, как щелкнула дверь в ванную и зашумела вода в душе.
     Закончив вычесывать опилки из влажных волос, она прошла в маленькую кухню, расположенную сбоку от жилой части трейлера. Хани собиралась сварить побольше кофе, но ей не хотелось, чтобы Эрик оставался надолго, поэтому она включила воду и стала мыть грязные чашки и стаканы, накопившиеся за последние несколько дней.
     Когда Эрик появился из ванной, на нем были чистые джинсы и фланелевая рубашка. Он убрал с лица длинные волосы и побрился. Она не была расположена лезть к Эрику с расспросами, которые вынудили бы его задержаться, но повязка на глазу снова привлекла ее внимание.
     - Твой глаз поврежден навсегда или его можно вылечить?
     - Навсегда. По крайней мере до хирургической операции. Хотя и потом - кто знает? Это зрелище не для слабонервных.
     На этот раз жалости удалось пробиться через стену, которую она возводила вокруг себя. Потерять глаз трудно для любого, но особенно ужасно это должно быть для актера, который лишается одного из самых важных инструментов своего ремесла.
     - Извини, - сказала Хани. Извинение прозвучало безучастно, и она подумала, что ей и самой противна та сухая, черствая особа, в которую она превратилась.
     Эрик пожал плечами:
     - Дерьмово получилось.
     "И не только это", - подумала она. Так вот от чего он убегал. Он травмировал глаз в автомобильной аварии и не мог этого перенести.
     Эрик прошел по короткому светло-серому ковру к заднему окну и заглянул в него. Она начала вынимать чашки из посудомоечной машины.
     - У тебя тут нет телевизора. Это хорошо.
     - Большую часть времени я не вижу даже газет.
     Он коротко кивнул, А потом спросил:
     - А ты что тут делаешь?
     Хани ждала этого вопроса. Все задавали кучу вопросов - горожане, рабочие, Лиз. Все хотели знать, почему она уехала из Лос-Анджелеса и почему теряет время, пытаясь восстановить американские горки, расположенные в центре мертвого парка отдыха. Хани было трудно объяснить людям, что она восстанавливает горки для того, чтобы обрести, ощутить своего мужа. Она обычно объясняла, что самые большие в округе деревянные американские горки были объявлены памятником истории и она пытается спасти их. Но Эрику Хани ничего объяснять не стала, резко ответив:
     - Мне нужно было уехать из Лос-Анджелеса, поэтому я и восстанавливаю "Черный гром". Американские горки.
     Хани ждала, что он начнет приставать к ней с другими вопросами, но Эрик повернулся к ней лицом:
     - Послушай, сразу видно, что тебе не нужна компания, но я хотел бы остаться здесь на пару дней. Я постараюсь не попадаться тебе на глаза.
     - Ты прав, мне не нужна компания.
     - Вот и замечательно. Мне тоже. Вот почему здесь такое чудесное место для меня.
     Она вытащила кружку и сполоснула ее.
     - Тебе негде остановиться.
     - Я спаю в своем фургоне.
     Хани взяла кухонное полотенце и вытерла руки.
     - Сомневаюсь.
     - Боишься?
     - Тебя? Вряд ли.
     - Реконструкция аттракциона - большая работа. Может быть, тебе пригодится еще пара рук?
     Хани коротко рассмеялась:
     - Строительные работы не для рук кинозвезд. Они играют с этим чертовым маникюром по сотне долларов.
     Он пропустил мимо ушей ее шпильку. Казалось, Эрик просто не слышал ее.
     - Только я попрошу тебя об одолжении. Не говори никому, кто я такой.
     - Я еще не сказала, что ты можешь остаться.
     - Ты даже не будешь знать, что я здесь. И еще одна вещь. Каждые пару дней я буду на какое-то время исчезать. Поскольку меня не будет в платежной ведомости, это не вызовет затруднений.
     - Тебе нужно будет обновлять прическу?
     - Что-то вроде этого.
     Хани не хотелось, чтобы он был поблизости, но она могла использовать еще одну пару рук, тем более что за них не придется платить.
     - Прекрасно, - бросила Хани, - но если ты будешь мне надоедать, тебе придется убраться восвояси.
     - Я не пробуду здесь так долго, чтобы надоесть тебе.
     - Тебе это уже почти удалось, поэтому будь осторожен.
     Он засунул одну руку в задний карман джинсов и стал откровенно рассматривать ее - влажные волосы, поношенные серые брюки, ноги в старых шерстяных носках Дэша. Единственным ее украшением было обручальное кольцо, но за последние месяцы инструменты оставили на нем несколько глубоких царапин. Она не помнила, когда в последний раз пользовалась косметикой. Через несколько недель ей исполнялось двадцать шесть лет, но лицо ее было выцветшим и усталым, глаза ввалились. Хани изредка поглядывала в зеркало и знала, что в ней ничего не осталось от той девочки, которую он помнил.
     Эрик бесцеремонно разглядывал ее, но Хани начала испытывать странное чувство единения с этим человеком. По причине, ей самой неясной, его ничего не трогало. Она могла все ему сказать или не говорить ни слова. Он был наглухо отгорожен своим безразличием и, что бы она ни сделала, не выразил бы ни сочувствия, ни осуждения. Ему просто все было безразлично.
     Хани еще не покинуло чувство иронии. Многие годы она вспоминала об Эрике Диллоне с неприязнью. Сейчас он был первым встреченным ею после смерти Дэша человеком, чье присутствие она смогла терпеть.

***

     На следующее утро Шанталь примчалась к Хани сразу же после встречи с Эриком, бурно протестуя, что та наняла столь подозрительного незнакомца:
     - Да этот Дэв зарежет нас в наших же постелях, Хани! Ты только посмотри на него!
     Хани взглянула на Эрика, который складывал в штабель балки два на шесть на утреннем морозце. Дэв? Так вот каким именем он воспользовался. Сокращенный вариант от слова "дьявол" ?
     Как всегда, он надел жесткую шляпу, но стянул волосы в конский хвост, запятой выделявшийся на шее. Ворот его фланелевой рубахи был расстегнут, и под ней Хани увидела безрукавку. На нем были пара поношенных рабочих ботинок и джинсы с дыркой на колене. Однако и эта одежда казалась частью его гардероба от Армани. Все, что он носил, выглядело костюмом, а не одеждой, мимоходом отметила Хани.
     - С ним все в порядке, Шанталь. Не беспокойся. Он был священником.
     - Кто?
     - Так он сказал.
     Хани допила свой кофе и выкинула бумажный стаканчик. Криво усмехнувшись, она установила раму и начала карабкаться на вершину деревянной горки. Мысль об Эрике Диллоне в роли священника впервые за долгое время вызвала у нее улыбку.
     Забравшись наверх, Хани прикрепила страховочную веревку и посмотрела вниз, на землю. Эрик закреплял балки на веревке, которой поднимали грузы наверх. "Конский хвост" не принадлежал к числу причесок, которые ей нравились у мужчин, но его тонкий нос, резкий подбородок и драматическая повязка через глаз определенно с ним сочетались. Она представила, что сказал бы Дэш по этому поводу, и улыбнулась, разыграв небольшой диалог, - ей это доставило какое-то болезненное удовлетворение.
     "Ну как может кто-нибудь, желающий называть себя мужчиной, носить нечто подобное?" - сказал бы он.
     А она бы ответила с тем мечтательным видом, который, как она точно знала, раздражал его:
     "Потому что это чертовски привлекательно".
     "Да он же смахивает на педика!"
     "Ты не прав, ковбой. Мне он кажется настоящим мужчиной".
     "Ну, тогда, если он кажется тебе таким красавчиком, почему бы тебе не воспользоваться им для утоления того зуда, что начинает мучить тебя по ночам?"
     Она едва не отбила палец молотком, чего не случалось уже целый месяц. Откуда пришла эта мысль? Никакого зуда и в помине не было. Ни капельки.
     Она ожесточенно замахнулась, но воображение сдаваться не собиралось, и она явственно услышала голос Дэша:
     "Не вижу ничего плохого в том, что у тебя этот зуд есть. Наше с тобой время давно ушло. А я воспитывал тебя вовсе не для того, чтобы ты была монашкой, детка".
     "Черт возьми, прекрати эти отцовские нравоучения!"
     "Да ведь какая-то часть меня и есть твой отец, Хани. И ты с этим вряд ли будешь спорить!"
     Она принялась лихорадочно перебирать в голове цифры своего неуклонно сокращающегося банковского счета, решительно вознамерившись положить конец всем этим воображаемым беседам.

Глава 25

     Верный слову, Эрик не появлялся на ее пути, и после того первого дня она с ним почти не разговаривала. Его фургон был поставлен между двумя старыми складскими постройками неподалеку от доставочного подъезда. Вечерами, когда она обедала с Шанталь и Гордоном, он обычно приходил в ее трейлер принять душ.
     Он с самого Начала сумел влиться в рабочий коллектив, восполняя недостаток опыта мускулами и упорством. И недели две спустя Хани уже приходилось напоминать самой себе, что перед ней действительно Эрик Диллон, а вовсе не тот созданный им человек - длинноволосый одноглазый незнакомец, представляющийся всем как Дэв.
     По несколько раз в неделю он исчезал после обеда на некоторое время. Хани невольно стала задумываться, где это он может пропадать по четыре-пять часов. Когда он исчез в третий раз, она в конце концов решила, что у него, должно быть, где-то есть женщина. Такой человек, как Эрик Диллон, вряд ли откажется от секса только из-за того, что у него нет глаза.
     Она ударила молотком по гвоздю, который заколачивала в "кошачью тропу". Позднее, когда она размышляла, где бы достать денег, столь необходимых для окончания ремонта американских горок, в голову полезли мысли о сексе, а прошлой ночью ей опять привиделся будоражащий душу сон, в котором кто-то безликий приближался к ней с явно похотливыми намерениями. Хани захотелось, чтобы эта ее часть была похоронена вместе с Дэшем, но у тела на этот счет, похоже, была своя точка зрения.
     Она заткнула молоток в инструментальный пояс, полная решимости впредь избегать таких мыслей. Они с Дэшем так много значили друг для друга, что сейчас даже думать о сексе было бы самым настоящим предательством,
     Этим вечером за обедом Шанталь и Гордон были какие-то очень уж тихие. Шанталь поковыряла в кастрюльке с пересоленным тунцом, которого сама же и приготовила, потом отодвинула ее и пошла к холодильнику за кастрюлькой из пирекса, полной красного желе.
     Гордон откашлялся.
     - Хани, я должен тебе кое-что сказать.
     Шанталь, как раз ставившая кастрюльку на стол, едва не опрокинула ее.
     - Нет, Гордон! Не говори ничего. Ну пожалуйста...
     - Сейчас я почти разорена, поэтому если вам нужны деньги, то рекомендую об этом забыть.
     Хани отгребла в сторону сыроватую корку из картофельных чипсов в слабой надежде отыскать хотя бы ломтик тунца.
     Гордон стукнул вилкой о стол:
     - Черт побери, дело вовсе не в деньгах! Я уезжаю. Завтра же. Недалеко от Уинстон-Салема нанимают строителей, и я рассчитываю получить там работу.
     - Как же, рассчитываешь, - фыркнула Хани.
     - Я не шучу. Не собираюсь больше работать здесь на тебя. Надоело брать твои деньги.
     - Ты случайно не знаешь, почему мне с трудом в это верится? - язвительно осведомилась Хани, отодвигая тарелку. - А как насчет твоей грандиозной карьеры художника? Я-то полагала, что ты никогда не изменишь своим творческим устремлениям.
     - По-моему, только этим я и занимаюсь с тех пор, как ты подобрала меня на шоссе в Оклахому, - тихо сказал он.
     Хани впервые ощутила укол беспокойства, поняв, что Гордон говорит серьезно.
     - И что же вызвало столь внезапный поворот в твоих умонастроениях?
     - За эти последние несколько месяцев я вспомнил, что тяжелая работа мне всегда была по нраву.
     Шанталь сидела, уставившись в стол. Потом вдруг всхлипнула. Гордон погрустнел:
     - Шанталь не хочет ехать. Она... э-э... возможно, не поедет со мной.
     - Я еще не решила.
     - Да он дурака валяет, - резко сказала Хани. - Он в жизни тебя не бросит!
     Гордон посмотрел на Шанталь, и в его глазах засветилась нежность.
     - Я серьезно, Шанталь! Завтра же утром, с тобой или без тебя, я уезжаю из этого города. И ты должна решить сама, поедешь со мной или останешься здесь.
     Шанталь заплакала.
     Поднявшись из-за стола. Гордон повернулся к ним спиной. По его ссутулившимся плечам Хани догадалась, что и он едва сдерживает слезы. Она дала волю гневу, пытаясь спрятать нараставшую тревогу.
     - Что это вы здесь устраиваете? Просто уезжайте, и все тут! Вы оба! - Она вскочила на ноги и резко повернулась к сестре:
     - Содержать тебя я больше не могу. Все пыталась найти повод сказать тебе об этом и наконец, похоже, сказала. Я хочу, чтобы ты завтра же утром уехала отсюда.
     Шанталь резко поднялась со стула и подступила к мужу:
     - Ты слышишь меня, Гордон? Как я могу оставить ее в таком состоянии? Что с нею будет?
     Хани недоуменно уставилась на сестру:
     - Со мной? Ты беспокоишься, что оставляешь меня одну? Ладно, об этом можешь не волноваться. Я сильная. И всегда была сильной.
     - Я же нужна тебе, - засопела Шанталь. - Нужна впервые с тех пор, как себя помню. А я и понятия не имею, как тебе помочь.
     - Помочь - мне? Не смеши меня. Да ты даже себе не в состоянии помочь! Мне просто жаль тебя, Шанталь Делавис! Если уж ты так хотела мне помочь, почему же не сняла с меня хотя бы часть забот, когда я надрывалась в "Шоу Кугана"? Почему тогда ничего не делала, чтобы помочь мне, а лишь целыми днями колодой пролеживала диван? Если ты так уж хотела помочь мне, почему заботилась исключительно о Гордоне? Если ты так уж хотела мне помочь, почему не испекла мне именинного пирога, который бы не взорвался?
     Хани с неудовольствием почувствовала, как глаза наполняются слезами. Наступило длительное молчание, нарушаемое только ее тяжелым дыханием, свидетельствовавшим о тщетных попытках овладеть собой.
     Наконец Шанталь заговорила:
     - Я не делала ничего этого, потому что тогда я вроде как ненавидела тебя, Хани. Все мы ненавидели тебя.
     - Как вы могли меня ненавидеть? - выкрикнула Хани. - Ведь я давала вам все, чего вы только не желали!
     - Ты помнишь, как заставила меня пойти на конкурс красоты "Мисс округа Паксавачи", потому что во что бы то ни стало хотела, чтобы мы не жили на подачки государства? Ну так вот: все эти годы мы с Гордоном жили, совсем как в этой благотворительной системе соцобеспечения. Не потому, что нуждались в помощи, как те люди с кучей детишек, не знающие, как их прокормить. А потому, что легче было взять бесплатную подачку, чем работать! Мы потеряли свое достоинство, Хани, и поэтому ненавидели тебя.
     - Но ведь я-то не была в этом виновата!
     - Не была. Это наша вина. Но исходило это от тебя.
     Гордон повернулся к Шанталь с несчастным выражением на лице:
     - Ты нужна и мне, Шанталь! Ты моя жена. Я люблю тебя.
     - О Гордон! - Губы Шанталь задрожали. - Я тоже тебя люблю. Но ты можешь позаботиться о себе и сам. А именно сейчас Хани, похоже, не сможет.
     У Хани от внезапно нахлынувшего потока чувств перехватило горло. Она, как могла, боролась с ним, боролась в попытке сохранить достоинство.
     - Ничего глупее я еще не слыхала от тебя, Шанталь Букер Делавис! Женщина принадлежит мужу, и я ни слова больше не желаю слышать о том, что ты остаешься здесь. Если хочешь знать, я буду даже довольна, когда ты уедешь.
     - Хани...
     - Ни слова больше, - свирепо прошипела она. - Говорю "прощайте" прямо сейчас, и вам лучше всего отчалить завтра с самого утра! - Схватив сестру за плечи, Хани притянула ее к себе и крепко обняла.
     - Ох, Хани...
     Она отстранилась от Шанталь и протянула руку Гордону:
     - Удачи тебе, Гордон!
     - Спасибо, Хани! - Он пожал ей руку, потом тоже обнял. - Береги себя, слышишь?
     - Непременно. - Задержавшись у дверей, Хани попыталась выдавить улыбку, отчего все лицо свело, а потом стремглав выскочила наружу.
     Она бросилась бежать через парк. Растрепавшиеся на ветру волосы хлестали по щекам. Твердая земля гудела под ногами. Когда показался трейлер, Хани уже задыхалась, но не стала останавливаться.
     Споткнувшись на ступеньках, она едва удержалась, чтобы не упасть. Войдя внутрь, захлопнула дверь и оперлась о нее спиной, навалившись всем телом, чтобы не дать чудовищам вторгнуться внутрь. Тяжело дыша, она попыталась успокоиться, но здравый смысл уступил место всепоглощающему страху.
     Месяцами Хани говорила себе, что мечтает остаться одна, но теперь, когда это произошло, она почувствовала себя выброшенной в открытый космос, где бесцельно кружилась, не имея связи ни с одной живой душой. Она уже перестала быть частью кого бы то ни было. У нее не осталось семьи. Она жила одна в стране мертвых, и только упорная мечта о восстановлении "Черного грома" еще удерживала ее в живых. Но у самого "Черного грома" нет ни крови, ни кожи, ни сердца.
     Постепенно в ее сознание проник шум текущей воды. Вначале она не могла сообразить, откуда идет звук, потом поняла, что это Эрик моется у нее в душе. Как правило, он исчезал ко времени ее возвращения с обеда, но сегодня она вернулась раньше обычного.
     Хани прижала ладони к вискам. Она не хочет оставаться одна. Она не может оставаться одна! "Я больше не вынесу этого, Дэш! Я так боюсь. Я боюсь жить. И боюсь умереть".
     Зубы застучали. Она отступила от двери, придерживаясь рукой за стойку. Страх вошел в ее кости, пожирая ее плоть по маленькому кусочку. Надо избавиться от этого страха, а главное, не оставаться одной. Только не это!
     Почти бессознательно Хани вернулась в узкий коридорчик и, спотыкаясь, приблизилась к двери в ванную. Она приказала себе не думать ни о чем. Ей нужно было просто выжить.
     "Прости меня. Пожалуйста, прости!"
     Ручка повернулась, и дверь тихонько подалась.
     Хани вошла, и всю ее окутал пар. Она плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, пытаясь дышать ровнее.
     Он стоял спиной к ней, повернувшись к кранам. Его тело было слишком крупным для этой прямоугольной кабинки душа, при движении плечи задевали о листы дешевого пластика, образовывавшего стены, отчего те потрескивали. Сквозь пар она не различала деталей и видела лишь контур его спины и ягодиц. Это тело могло принадлежать любому мужчине.
     Плотно зажмурив глаза, Хани сбросила туфли. Затем стянула через голову спортивный свитер и майку. Бюстгальтер был кружевной и изящный, с бледными ракушками чашечек мятно-зеленого цвета - последний признак женственности, от которого она не пожелала отказаться в этом мире твердых шляп, тяжелых рабочих ботинок и пил марки "Скил". С тупым чувством неизбежности она расстегнула джинсы и медленно стянула их с ног, открыв изящные трусики под стать бюстгальтеру.
     Ноги задрожали, и она, чтобы не упасть, ухватилась рукой за край раковины. Если она не найдет человеческого общения, участия, то просто развалится. Общения с кем угодно.
     Ее отражение плавало перед ней в затуманившемся зеркале над раковиной. Она разглядела спутанные волосы, расплывчатые очертания лица.
     Вода перестала бежать. Хани стремительно обернулась. Эрик повернулся в кабинке душа и, увидав ее, застыл на месте.
     Она молчала. Покрытые паром пластиковые панели все