увидел бы ее, но у Рози от такой улыбки пробежал бы холодок по спине и
ей отчаянно захотелось бы стать невидимой. Про себя  она  называла  ее
нормановской кусачей улыбкой.
     Совершенно замечательный прыжок, просто замечательный  прыжок  на
самый верх, но до того, как совершить его, Норману  пришлось  испытать
горькое разочарование. Откровенно говоря, он попросту  {обгадился},  и
все из-за Роуз. Он надеялся покончить с ее делом давным-давно,  но  не
смог. Каким-то образом она все еще  там.  Все  еще  за  пределами  его
досягаемости.
     Он отправился в Портсайд в тот же день, когда  допрашивал  своего
хорошего друга Рамона в парке  напротив  полицейского  управления.  Он
отправился туда, захватив  с  собой  фотографию  Роуз,  но  и  она  не
помогла. Когда он упомянул о солнцезащитных очках  и  красном  шарфике
(ценные детали, выяснившиеся в ходе первоначального допроса), один  из
двух  кассиров   компании   "Континентал   экспресс"   припомнил   ее.
Единственная проблема заключалась в том, что кассир  не  мог  сказать,
{куда} она купила билет,  а  проверить  записи  не  было  возможности,
потому  что  никаких  записей  не  велось.  Она  заплатила  за   билет
наличными, багаж не зарегистрировала.
     Из  расписания  рейсов  компании  "Континентал"   следовали   три
возможности, но Норман  счел  третью  наименее  вероятной  -  автобус,
отправлявшийся на юг в час сорок  пять.  Вряд  ли  она  отважилась  бы
шататься по вокзалу так долго. Таким образом, оставалось два варианта:
большой город, расположенный в ста пятьдесяти  милях,  и  другой,  еще
более крупный город в самом сердце Среднего Запада.
     И  затем  он  совершил  шаг,  который,  как   теперь   постепенно
убеждался, стал ошибкой, стоившей ему по меньшей мере двух недель:  он
предположил, что она не захочет уезжать  далеко  от  дома,  далеко  от
мест, где выросла - кто угодно, но не  такая  перепуганная  незаметная
мышка, как она. Но вот теперь...
     На своих ладонях Норман  увидел  сеточку  белых  полукружий.  Они
остались от ногтей, впившихся  в  ладони,  но  настоящий  их  источник
располагался у него в голове - раскаленная  печь,  на  которой  кипел,
переливаясь через край, бульон мыслей о сбежавшей жене.
     - Советую тебе не {забывать о} страхе, - пробормотал он. - А если
ты случайно забыла, что это такое, я обещаю напомнить тебе.
     Да. Он выкопает ее хоть из-под земли. Без Роуз все, что случилось
этой весной, - сенсационное  разоблачение  преступной  банды,  хорошая
пресса, репортеры, которые время от времени удивляли его уважительными
и умными вопросами, даже продвижение по служебной лестнице, - не имело
ровно никакого значения. И женщины, с которыми он спал с тех пор,  как
Роуз ушла из дому, тоже не имеют значения. А что  же  тогда?  То,  что
{она от него ушла}, А еще обиднее то, что {он  не  питал  ни  малейших
подозрений на этот счет}. Но самое неприятное заключается в  том,  что
она {украла его кредитную карточку}.  Воспользовалась  ею  всего  один
раз, и сняла каких-то триста пятьдесят долларов, но не  в  этом  дело.
Дело в том, что она взяла предмет, принадлежавший {ему},  она  забыла,
кто самый жестокий и безжалостный хищник в джунглях, мать  ее  так,  и
поплатится за свою забывчивость. И цена расплаты будет очень  высокой.
Очень.
     Одну женщину из тех, с кем спал после побега  Роуз,  он  задушил.
Задушил ее, а потом  увез  труп  и  сбросил  за  башней  элеватора  на
западном берегу озера. И что, в случившемся он тоже должен винить свой
неукротимый темперамент? Он не знал,  но  подобные  мысли  свойственны
лишь психам. Он  выбрал  женщину  из  толпы  покупательниц  у  мясного
прилавка магазина на Фремонт-стрит - невысокую миловидную  брюнетку  в
пестрых, как оперение павлина, обтягивающих леггинсах  и  с  большущей
грудью, не вмещавшейся в бюстгальтер. Собственно, он не видел, в какой
степени она походила на Роуз (во всяком случае, сейчас он убеждал себя
в этом  и,  похоже,  по-настоящему  верил),  до  того  момента,  когда
остановил  дежурную  машину,  неприметный   "шевроле"   четырехлетнего
возраста на западном  берегу  озера.  Она  повернула  голову,  и  свет
прожекторов, установленных на крыше ближайшего элеватора, на мгновение
упал на ее лицо и осветил его так, под таким углом, что секунду-другую
ему казалось, будто перед  ним  Роуз,  что  шлюха  {стала}  Роуз,  той
сучкой, которая бросила его, не оставив даже  записки,  не  сказав  ни
{единого проклятого слова}, и, не успев сообразить, что делает, Норман
схватил бюстгальтер и обмотал его вокруг шеи проститутки... Следующее,
что он увидел, - это торчащий изо рта  язык  и  глаза,  вылезающие  из
орбит, как стеклянные шарики. А хуже всего было,  что  теперь,  удавив
шлюху, он увидел: она совершенно не похожа на Роуз. Совершенно.
     Что ж,  он  не  ударился  в  панику...  собственно,  с  чего  ему
паниковать? В конце концов, это не первый раз. Знала ли об этом  Роуз?
Чувствовала ли она? Не потому ли она сбежала? Ибо  почувствовала,  что
он может...
     - Не впадай в маразм, - пробормотал он и прикрыл глаза.
     И зря. Ему привиделось то, что в последнее  время  слишком  часто
видел во сне: зеленая кредитная карточка банка "Мерчентс", выросшая до
неимоверных размеров и плавающая в темноте,  как  выкрашенный  8  цвет
долларовой  банкноты  дирижабль.  Он  поспешно  открыл  глаза.  Ладони
болели.  Разжал  пальцы  и  без   особого   удивления   посмотрел   на
наполняющиеся кровью раны. Он давно привык к вспышкам своего  гнева  -
темперамент! - и знал, что с ним делать:  надо  просто  взять  себя  в
руки. Поставить ситуацию под контроль. Это  означает,  что  он  должен
поразмыслить, составить в голове  план,  для  чего  следует  начать  с
анализа уже известного.
     Он созвонился с полицейским управлением ближнего из двух городов,
представился и затем описал внешность Роуз, сказав, что она проходит в
качестве главного подозреваемого лица по крупному скандалу, связанному
с  получением  денег  по  кредитной   карточке   (почему-то   карточка
представлялась ему  тягчайшим  из  ее  поступков,  он  больше  не  мог
выбросить из головы зеленый пластиковый прямоугольник). Он  назвал  ее
имя - Роуз Макклендон, -  уверенный,  что  она  вернулась  к  девичьей
фамилии. Если окажется, что по-прежнему носит его  фамилию  -  что  ж,
сделает вид, что это забавное  совпадение:  полицейский,  расследующий
дело, и главный подозреваемый -  однофамильцы.  Такие  случаи  истории
известны. Кроме того, речь идет о фамилии Дэниелс, а не  Тржевски  или
Бьюшатц.
     Он также отправил факсом два снимка Роуз, в профиль и  анфас.  На
одной  фотографии,  сделанной  в  прошлом  августе,  она   сидела   на
ступеньках перед дверью черного хода. Ее сфотографировал  Рой  Фостер,
его приятель-полицейский. Снимок вышел не очень хороший -  в  основном
из-за того, что на нем отчетливо видно, сколько жира накопилось у  нее
под кожей с тех пор, как ей перевалило за тридцать, -  однако  он  был
черно-белым и с достаточной ясностью давал представление о  чертах  ее
лица. Второй снимок стал плодом вдохновенного творчества  полицейского
художника (Эла Келли, талантливого сукиного сына, который сотворил это
чудо в неурочное время по личной просьбе Нормана) и  изображал  ту  же
женщину, но с шарфиком на голове.
     Полицейские из того города навели справки в нужных местах, задали
вопросы нужным людям, посетили нужные точки - убежища  для  бездомных,
дешевые отели, захудалые пансионы, где без  труда  можно  заглянуть  в
списки постояльцев, если вам, конечно, известно, кого и как просить, -
но все без  толку.  Норман  сам  осоловел  от  бесконечных  телефонных
переговоров, на которые тратил каждую выдававшуюся свободную минуту, с
возрастающим  раздражением  выискивая  хоть  какой-то  след.  Он  даже
заплатил за предоставленный ему список тех, кто  в  течение  последних
недель  подал  заявление  на  получение  водительских  прав,  но   все
безрезультатно.
     Мысль о том, что она скрылась бесследно,  ушла  от  справедливого
возмездия, избежала наказания  за  свои  поступки  (из  которых  самым
тяжким грехом было похищение кредитной карточки), все еще не возникала
в его сознании, однако он с неохотой приходил к выводу,  что  все-таки
остановила свой выбор  на  другом  городе,  что  из-за  страха  двести
пятьдесят  миль  до  первого  города   показались   ей   недостаточным
расстоянием.
     Впрочем, и восемьсот миль - тоже не так  уж  и  далеко,  как  она
вскоре узнает.
     Как бы там ни было, хватит рассиживаться. Пора найти какую-нибудь
тележку и заняться переноской своего имущества в новый кабинет, на два
этажа выше. Он опустил ноги с  письменного  стола,  и  в  этот  момент
зазвенел телефон. Он поднял трубку.
     - Я могу поговорить с инспектором Дэниелсом? - осведомился  голос
на другом конце линии.
     - Слушаю вас, - ответил он, думая (без особого удовольствия):  "С
инспектором первого класса Дэниелсом, если быть точным".
     - Это Оливер Роббинс.
     Роббинс... Роббинс... Фамилия знакомая, но где...
     - Из "Континентал экспресс", помните? Я продал билет  на  автобус
женщине, которую вы  разыскиваете.  Дэниелс  мгновенно  распрямился  в
кресле.
     - Да, мистер Роббинс, я вас отлично помню.
     - Я видел вас по телевизору, - сказал Роббинс. - Как здорово, что
вы всех их арестовали. Такое преступление!.. Знаете,  мы  очень  рады,
что вам удалось распутать дело.
     - Да, - произнес Дэниелс, старательно следя за тем, чтобы  в  его
голосе не проскочили нетерпеливые интонации.
     - Как вы думаете, их всех посадят за решетку?
     - По крайней мере,  большинство  из  них.  Чем  могу  помочь  вам
сегодня?
     - Наоборот, мне кажется, я могу  помочь  {вам},  -  поправил  его
Роббинс.  -  Помните,  вы  просили  меня  позвонить,  если  я  вспомню
какие-нибудь новые подробности? Я имею в  виду,  о  женщине  в  темных
очках и красном шарфике.
     - Конечно, помню, - ответил Норман. Голос его звучал  спокойно  и
сдержанно, но рука с телефонной трубкой сжалась в кулак, и ногти снова
впились в ладонь.
     - Так вот, я думал, будто рассказал вам все, что знаю, но кое-что
пришло мне в голову сегодня утром, когда я принимал душ.  Я  размышлял
целый день и, как мне кажется, не ошибаюсь. Она действительно  сказала
именно так.
     - Что сказала именно так? - переспросил  Норман.  Голос  все  еще
звучал хладнокровно - и даже приятно, пожалуй, - однако  по  морщинкам
на запястье сжимавшей телефонную трубку  руки  потекла  яркая  струйка
крови. Норман выдвинул пустой ящик письменного стола и занес  над  ним
кулак, чтобы кровь падала в ящик. Маленькое крещение во имя того,  кто
займет эту вонючую конуру после него.
     - Видите ли, она, собственно, не  сообщила  мне,  куда  ей  нужен
билет; я {сам} сказал {ей}. Наверное, поэтому я не вспомнил, когда  вы
расспрашивали меня, инспектор Дэниелс,  хотя  обычно  память  в  таких
вещах меня не подводит.
     - Я вас не понимаю.
     - Люди,  покупающие  билеты,  обычно  называют  конечный   {пункт
назначения}, - пояснил Роббинс. - "Обратный  до  Нэшвилла",  например,
или "В один конец до Лансинга, пожалуйста". Вы следите за моей мыслью?
     - Да.
     - Та женщина так не сказала. Она  не  назвала  {место},  куда  ей
нужно попасть; она упомянула о времени отправления  автобуса,  которым
хотела бы уехать. Вот что я вспомнил  сегодня  утром,  когда  принимал
душ. Она сказала: "Я хочу купить билет на рейс, который отправляется в
одиннадцать ноль пять. На этот автобус есть еще свободные места?"  Она
говорила так, словно место не имеет особого значения, а  единственное,
что по-настоящему важно...
     - ...это уехать как можно скорее и как можно дальше! - воскликнул
Норман. - Да! Да, конечно! Спасибо огромное, мистер Роббинс!
     - Рад помочь. - Голос Роббинса звучал немного озадаченно, он явно
не ожидал такого всплеска эмоций на другом конце телефонной  линии.  -
Эта женщина... вам, по-видимому, очень хочется найти ее.
     - Вы правы, - согласился Норман. Он снова улыбался  той  улыбкой,
от которой по коже Рози всегда пробегали мурашки,  которая  заставляла
ее  прижиматься  к  стене,  чтобы  защитить  измученные  почки.  -  Вы
совершенно  правы.  Значит,  рейс  в  одиннадцать  ноль  пять,  мистер
Роббинс, куда он идет?
     Роббинс сообщил ему название города, затем спросил:
     - Она тоже входит в  ту  банду,  которую  вы  поймали,  инспектор
Дэниелс? Женщина, которую вы ищете?
     - Нет, она  подозревается  в  получении  денег  с  помощью  чужой
кредитной карточки, - ответил Норман. И Роббинс начал говорить  что-то
по этому поводу - по всей видимости, он настроился на  продолжительную
беседу, - однако Норман  положил  трубку  на  рычаг,  оборвав  его  на
полуслове. Он снова забросил ноги на письменный стол.  Тележку  найдет
позже, вещи подождут, новый кабинет никуда не денется. Он откинулся на
спинку кресла и уставился в потолок.
     - Получение денег с помощью чужой кредитной карточки, как  же,  -
произнес он. - Что там говорится о длинной руке закона?
     Он вытянул левую руку  и  разжал  кулак,  открывая  перепачканную
кровью ладонь. Несколько раз сжал и  разжал  пальцы,  тоже  измазанные
кровью.
     - Длинная рука закона.  Сучка!  -  Он  неожиданно  рассмеялся.  -
Чертовски длинная рука  закона,  и  она  тянется  к  тебе.  Можешь  не
сомневаться, она тебя достанет.
     Он продолжал сжимать и разжимать пальцы, глядя на маленькие капли
крови, падающие на крышку стола, не обращая на них внимания, смеясь  и
чувствуя себя превосходно. Все возвращается на нужные рельсы.



                                  7


     Добравшись ближе к вечеру в "Дочери и  сестры",  Рози  обнаружила
Пэм в складном кресле в расположенной на нижнем этаже комнате  отдыха.
На коленях у нее лежала раскрытая  книга,  но  она  смотрела  на  Герт
Киншоу и  сухощавое  крошечное  существо,  появившееся  в  "Дочерях  и
сестрах" десять дней назад - девушку по  имени  Синтия,  фамилию  Рози
забыла. У Синтии была пестрая панковская  прическа  -  половина  волос
зеленые, половина оранжевые, - и, судя  по  виду,  весила  она  фунтов
девяносто, не больше. Левое ухо, которое приятель Синтии попытался - с
определенной долей успеха - оторвать, прикрывала толстая повязка.  Она
была одета  в  фуфайку-безрукавку  с  огромными  вырезами  для  рук  и
портретом   Питера   Тоша   в   центре    кружащегося    сине-зеленого
психоделического взрыва. "Я ЭТО ТАК НЕ ОСТАВЛЮ!" - грозила надпись  на
фуфайке. При каждом движении  девушки  фуфайка  с  огромными  вырезами
шевелилась,  приоткрывая  ее  груди  размером  с  чайную   чашечку   и
клубничного цвета соски. Она задыхалась, по лицу стекали  ручьи  пота,
однако, казалось, была  счастлива  оставаться  тем,  кем  она  есть  и
находиться там, куда попала.
     Герт Киншоу отличалась от Синтии  так,  как  день  отличается  от
ночи. Рози никак не могла окончательно решить для  себя,  кто  же  она
такая - консультант при "Дочерях  и  сестрах",  надолго  задержавшаяся
обитательница приюта или же, так сказать, друг дома.  Она  появлялась,
оставалась  на  несколько  дней,  потом  исчезала   снова.   Частенько
принимала  участие  в  терапевтических   лечебных   сеансах   (таковые
устраивались в "Дочерях и сестрах" два раза в день, причем присутствие
на втором, проводившемся в четыре часа пополудни,  являлось  для  всех
непременным условием пребывания), однако  Рози  ни  разу  не  слышала,
чтобы она что-нибудь говорила. Высокая, не ниже шести футов, и крупная
-  с  широкими  мягкими  темно-коричневыми  плечами,  двумя  огромными
арбузами грудей, гигантским мешкообразным животом, над которым свисала
футболка размера XXXL, и  широким  задом  в  просторных  тренировочных
штанах,  которые  она  не  снимала,  казалось,  никогда.   Волосы   ее
представляли собой джунгли беспорядочно торчащих косичек (высший  крик
моды). В целом она настолько походила на тот тип женщин, которых часто
можно увидеть у автоматических  прачечных  с  шоколадкой  и  последним
номером "Нэшенл инкуайрер"  в  руке,  что  с  первого  взгляда  вы  не
замечали упругости бицепсов, подтянутости бедер и то, что  ее  крупный
зад {не} трясется при ходьбе. Только  во  время  семинаров  в  комнате
отдыха Рози изредка слышала ее громкий голос.
     Герт обучала всех  желающих  из  числа  обитательниц  "Дочерей  и
сестер" тонкостям искусства  самообороны.  Рози  тоже  не  удержалась,
посетила несколько занятий и до сих пор хотя бы раз в  день  старалась
повторить приемы,  проходившие  у  Герт  под  общим  названием  "Шесть
отличных способов отшить зарвавшегося придурка". Получалось у  нее  не
очень  убедительно,  и  она  вообще  сомневалась  в  том,  что  сможет
применить их на реальном человеке - мужчине  с  усами  Дэвида  Кросби,
например, стоявшем в дверях "Маленького глотка", - и все  же  Герт  ей
нравилась. Больше всего она любила смотреть, как преображается широкое
коричневое лицо Герт во время  занятий,  как  рассыпается  в  прах  ее
обычная  глиняная  бесстрастность,  как  в  глазах  загорается  огонек
умного,  живого  азарта.  В  такие  минуты  Рози  казалось,  что   она
превращается в настоящую красавицу.  Однажды  Рози  спросила  ее,  как
называется то, чему она их обучает - таэквондо,  джиу-джитсу,  каратэ?
Или это какая-то другая дисциплина? Герт пожала плечами в ответ.
     - Кусочек оттуда, кусочек отсюда, - сказала  она.  -  Так,  всего
понемножку.
     Когда Рози заглянула в комнату отдыха, стол  для  пинг-понга  уже
отодвинули в сторону, на пол постелили жесткие серые маты. Вдоль одной
обшитой сосновой  доской  стены  стояли  восемь  или  девять  складных
стульев, вытянувшихся в ряд  между  старинным  стереопроигрывателем  и
допотопным телевизором, на экране которого все выглядело либо розовым,
либо зеленым. В тот момент, когда Рози заглянула в комнату, лишь  один
стул был занят - тот, на котором  сидела  Пэм.  С  книжкой  на  плотно
сжатых коленях, с пучком темных волос, перехваченных на затылке  синей
лентой,  она  смахивала  на  девочку-старшеклассницу  на  танцевальном
вечере, не пользующуюся успехом у кавалеров. Рози опустилась  на  стул
рядом с ней, прислонив завернутую в бумагу картину к стене.
     Герт, в ком было никак не меньше  двухсот  семидесяти  фунтов,  и
Синтия, которой, чтобы сдвинуть стрелку  весов  до  цифры  сто,  нужно
натягивать  альпинистские  ботинки  и  надевать  на  плечи   полностью
снаряженный рюкзак, кружили на матах. Синтия тяжело  дышала  и  широко
улыбалась.  Спокойная  и  молчаливая   Герт,   слегка   согнувшись   в
несуществующей талии, удерживала  соперницу  на  расстоянии  вытянутой
руки. Рози посмотрела на них, чувствуя, что ей одновременно и  смешно,
и немного тревожно. Как будто белка или  бурундук  пытались  атаковать
матерого медведя.
     - Я уже начала волноваться из-за тебя, - заметила негромко Пэм. -
Честно признаться, я  собиралась  было  бросить  клич  и  организовать
поисковую группу.
     - Я просто {изумительно} провела время. Впрочем, как ты?  Как  ты
себя чувствуешь?
     - Лучше. Во всяком случае, мне так кажется. Мидол - ответ на  все
мировые  проблемы.  Не  обращай  на  меня  внимания,  что  с  тобой-то
случилось? Ты вся сияешь!
     - Правда?
     - Правда. Выкладывай. Что произошло? - Сейчас посчитаем.  -  Рози
принялась загибать пальцы на руке. - Во-первых, я  выяснила,  что  мое
обручальное кольцо - дешевая фальшивка. Во-вторых, я поменяла  его  на
картину - повешу ее в своей новой квартире, как только  получу  ее,  -
в-третьих, мне предложили работу... - Она сделала паузу  -  намеренную
паузу - и затем добавила:  -  И  еще  я  повстречала  кое-кого  весьма
{интересного}.
     Пэм посмотрела на нее круглыми глазами:
     - Ты все выдумываешь!
     - Не-а.  Клянусь  Господом.  Не  горячись,   подруга,   ему   лет
шестьдесят пять - при вечернем ос