ющее  сражение,  исход
которого предрешен заранее: смерть.
     Под крики - теперь  уже  от  боли  -  рассерженного  соседа  Рози
втащила Билла в комнату и захлопнула за собой дверь. Комнату наполняли
тени, туман приглушил свет уличного фонаря, от которого на полу обычно
оставался четкий прямоугольник, и тем не  менее  комната  после  мрака
вестибюля, лестницы и коридора показалась ей почти ярко освещенной.
     Первый предмет, который  увидела  Рози,  -  это  браслет,  тускло
мерцавший в полутьме на тумбочке рядом с лампой.
     "Я сделала это сама, - подумала она, чувствуя себя  на  удивление
глупо. - Я сделала это сама, одной лишь  мысли  о  браслете  оказалось
достаточно, чтобы..."
     "Разумеется, - подтвердил  внутренний  голос;  давненько  она  не
слышала   старой   знакомой   миссис   Практичность-Благоразумие.    -
Разумеется, ты сделала все сама, в браслете никогда не таилось никакой
силы, никогда, сила всегда находилась в {ней}, сила всегда была в..."
     Нет, нет и нет. Она не пойдет по этой тропинке дальше, ни на шаг,
иначе можно забрести в непролазные дебри. Тем более, что  ее  внимание
отвлек новый поворот событий: Норман  бросился  на  таран  двери,  как
грузовой поезд.  Дешевая  фанера  затрещала  под  его  напором;  дверь
жалобно  застонала  на  петлях.  Чуть  дальше   раздавались   жалобные
завывания и всхлипы соседа, которого Рози никогда раньше не встречала.
     "Быстрее, Рози, быстрее. Ты знаешь, что надо делать,  ты  знаешь,
куда идти..."
     - Рози... позвонить... надо... вызвать...
     На большее Биллу не хватило сил, его снова скрутил приступ  кашля
- слишком сильный, чтобы закончить фразу. Впрочем, у нее все равно нет
времени  на  выслушивание  подобной   чепухи.   Пожалуй,   позже   его
предложение будет иметь смысл, но в данный момент единственное, о  чем
следует думать, - это каким образом избежать  смерти  через  несколько
секунд. Настало время ей позаботиться о нем, найти  убежище...  а  это
значит увести его туда, где безопасно. Туда,  где  безопасно  для  них
{обоих}.
     Рози рванула на себя дверцу шкафа, ожидая, что странный  мир  тут
же прольется, заполняя собой тесное пространство  комнаты,  как  в  ту
ночь, когда она проснулась  от  раскатов  грома.  В  комнату  ворвутся
ослепительные солнечные лучи, заставляя их плотно закрыть привыкшие  к
темноте глаза...
     Но увидела только внутренность шкафа, тесную и пыльную, и  ничего
более - совершенно пустого шкафа,  ибо  те  предметы  одежды,  которые
хранились в нем раньше, свитер и пара кроссовок, сейчас были  на  ней.
Ну да, картина находится там, где она оставила ее, но не увеличилась в
размерах, не изменилась как-то еще, короче, она была такой же,  как  и
прежде. Всего-навсего картина, выдранная из рамы,  средней  паршивости
полотно, каких полным-полно на дальних полках  антикварных  магазинов,
на блошиных рынках и в ломбардах. Не более того.
     Дверь снова загрохотала под ударами  тела  Нормана.  В  этот  раз
фанера затрещала гораздо громче; от деревянной коробки отлетела  щепка
и упала на пол. Еще несколько ударов, и дело сделано; наверное, хватит
двух-трех. Двери меблированных  комнат  не  рассчитаны  на  то,  чтобы
противостоять безумию.
     - Это же была не  просто  картина!  -  воскликнула  Рози.  -  Она
предназначалась мне, и это не просто картина, черт бы ее побрал! Через
нее открывается вход в совершенно иной мир! Я {знаю,  потому  что  мне
достался ее браслет}!
     Она повернулась, посмотрела на золотое украшение, затем подбежала
к тумбочке и схватила  браслет.  Он  показался  ей  еще  тяжелее,  чем
раньше. И он был горячий.
     - Рози, - произнес Билл. Она  едва  различала  его  силуэт.  Билл
держался руками за шею. Ей показалось, что с уголка  его  рта  стекает
кровь. - Рози, мы должны позвонить в...
     И  тут  он  вскрикнул,  пораженный  ярким  сиянием,  проникшим  в
комнату...  только   оно   оказалось   не   настолько   ярким,   чтобы
соответствовать  памятному  солнечному  полдню.   Расползаясь   тонким
шлейфом по полу, комнату заливал лунный свет, исходящий из встроенного
шкафа. Держа браслет в руке, Рози приблизилась к Биллу и  заглянула  в
шкаф. Там, где  должна  была  находиться  задняя  стенка,  возвышалась
вершина холма,  покрытая  волнующейся  под  неустанным  ночным  бризом
густой высокой травой,  чуть  дальше  вырисовывались  четкие  линии  и
колонны поблескивающего в лучах луны храма. А над всей  этой  картиной
сверкающей серебряной монетой в пурпурно-черном небе висела луна.
     Ей представилось, как лисица, мать семейства, которую они  видели
сегодня
     {(тысячу лет назад)}
     поднимает морду к  луне.  Лисица,  следящая  за  луной,  пока  ее
детеныши спят под корнями вывороченного из  земли  дерева,  задирающая
морду к небу и глядящая на луну своими черными блестящими глазками.
     На лице Билла застыло выражение полнейшего непонимания; свет ночи
серебрил его кожу.
     - Рози, - пробормотал он слабым  неуверенным  голосом.  Губы  его
продолжали шевелиться, но он больше не произнес ни  звука.  Она  взяла
его за руку.
     - Идем, Билл. Нам нужно спешить.
     - Что происходит? -  Растерянный  и  недоумевающий,  он  выглядел
жалко.  Это  пробудило  в  ней  противоречивые  чувства:  раздражение,
вызванное его по-коровьи замедленной реакцией, и  безмерную  любовь  -
почти материнскую, - похожую на бушующий в сознании пожар. Она защитит
его. Да. Да. Она спасет его от смерти; ценой собственной  жизни,  если
на то пошло.
     - Не задавай вопросов и не думай о том, что происходит, -  велела
она. - Доверься мне, как я доверилась тебе,  когда  ты  вел  мотоцикл.
Положись на меня и иди за мной. {Нам надо торопиться}!
     Правой рукой она повлекла его за собой; браслет баранкой висел на
указательном пальце левой. На мгновение он воспротивился  ее  усилиям,
но в этот момент за дверью раздался крик Нормана,  и  дверь  затрещала
под его ударом. Вскрикнув от испуга и злости, Рози крепче  сжала  руку
Билла. Она  втащила  его  в  шкаф  и  в  залитый  лунным  светом  мир,
раскинувшийся перед ними.



                                  13


     Все пошло кувырком, когда паскуда Роуз перегородила ему  путь  на
лестницу вешалкой. Норман умудрился заплутаться в ней; правда,  не  он
сам, а плащ, который ему так нравился. Один крючок вешалки  застрял  в
петле для пуговицы - лучший фокус недели! - другой  влез  в  карман  с
нахальством неопытного  вора,  пытающегося  выудить  бумажник.  Третий
медный крючок, словно палец садиста, воткнулся в самую уязвимую  точку
на теле мужчины. Рыча и проклиная ее на чем свет стоит,  он  попытался
броситься вперед и вверх.  Отвратительная  вешалка  вцепилась  в  него
всеми щупальцами, не желая выпускать добычу, а волочить ее  за  собой,
как выяснилось, не было никакой  возможности;  одна  лапа  просунулась
между перилами лестницы, удерживая его, как якорь.
     Он должен подняться наверх, должен. Не хватало еще, чтобы  стерва
заперлась в своей конуре с сосунком. Ему необходимо добраться  до  них
раньше. Норман не сомневался, что, если потребуется, без особого труда
выбьет дверь, за свою карьеру полицейского ему  довелось  взломать  не
один десяток дверей, причем с некоторыми пришлось повозиться, однако в
данной ситуации главное - время. Он не хотел  стрелять  в  нее,  такая
смерть была бы слишком быстрой и легкой для Роуз  и  ей  подобных,  но
если путь, по которому он следует, не выровняется в  ближайшее  время,
то,  возможно,  иного  выбора  не  останется.   Какой   позор!   Какое
разочарование!
     - Да надень же меня, хозяин! - взмолился бык из кармана плаща.  -
Я в форме, я отдохнул, я готов!
     Превосходная мысль. Норман выхватил маску из кармана и напялил на
голову, вдыхая запах мочи и резины. Как ни странно, запах оказался  не
таким уж и противным; более того,  если  с  ним  свыкнуться,  он  даже
приятен. Во всяком случае, запах оказал успокаивающее воздействие.
     - Viva el toro! - бросил он боевой клич, срывая плащ  с  плеч.  С
пистолетом  в  руке  побежал  вверх  по  лестнице.  Проклятая  вешалка
треснула  под  тяжестью  его   ног,   наградив,   однако,   напоследок
чувствительным тычком в левую коленную чашечку. Норман не почувствовал
боли.  Он  улыбался  под  маской  и  дико   щелкал   зубами,   получая
удовольствие от звука,  похожего  на  стук  сталкивающихся  бильярдных
шаров.
     - Не надо играть со мной в  кошки-мышки,  Роуз.  -  Он  попытался
встать на  ноги,  но  колено,  в  которое  угодило  щупальце  вешалки,
предательски подогнулось.  -  Остановись  там,  где  стоишь.  Даже  не
пытайся убежать. Я только хочу поговорить с тобой.
     Она заорала в ответ - слова, слова, слова, не  имеющие  значения.
Он возобновил путь, продвигаясь на  четвереньках,  стараясь  двигаться
как можно быстрее и шуметь как  можно  меньше.  Наконец,  почувствовав
движение прямо над собой, выбросил руку вперед, схватил  ее  за  левую
ногу и впился ногтями. Какое приятное ощущение!
     "Поймалась, птичка! - подумал в диком, торжествующем возбуждении.
- Поймалась, слава Богу! Пойма..."
     Ее  нога  вынырнула  из  темноты   с   неотвратимостью   тяжелого
подкованного лошадиного копыта, и в результате его нос занял  на  лице
новое положение. Боль оказалась ужасной  -  словно  кто-то  разворошил
внутри черепа гнездо диких африканских пчел. Роуз вырвалась, но теперь
Норман не почувствовал {этого}, он катился, кувыркаясь,  по  лестнице,
стараясь зацепиться рукой за перила - касаясь их только пальцами, - но
не  в  силах  остановить  падение.  Так  добрался  до  самой  вешалки,
пересчитав все ступеньки; остатков благоразумия хватило, чтобы  убрать
пальцы  со  спускового  крючка  пистолета,  иначе   он   рисковал   бы
продырявить себя... а судя по тому,  как  развивались  события,  такая
возможность не исключалась. Секунду-другую лежал неподвижно, приходя в
себя, затем встряхнул головой и снова пополз по лестнице.
     В этот раз его сознание не совершило  скачка  и  не  сорвалось  в
пропасть беспамятства, он отдавал себе отчет в производимых действиях,
однако все же не имел представления о том, что они кричали ему  сверху
и какими  словами  отвечал  он.  Раздробленный  нос  занимал  все  его
чувства, отгораживая остальной мир красной пеленой боли.
     Он помнил, что на сцене появился новый  персонаж  -  традиционный
случайный  свидетель,  и  дружок  Роуз  пытался  предупредить  его  об
опасности. Самое приятное в предусмотрительности сердобольного сосунка
заключалось  в  том,  что  его   жужжание   помогало   Норману   легко
ориентироваться в темноте: никаких проблем. Он нащупал шейку сосунка и
снова принялся душить его. В этот раз намеревался довести начатое дело
до конца, но тут из мрака вынырнула ручонка Роуз  и  уткнулась  ему  в
щеку...  в  резиновую  маску.  Наверное,  так  ощущает  женские  ласки
мужчина, находящийся под воздействием новокаина.
     Роуз. Роуз прикасается  к  нему.  Она  близко,  совсем  рядом,  в
пределах досягаемости. Впервые с того дня, когда она  покинула  дом  с
проклятой  банковской  карточкой  в  сумочке,  Роуз  находится  совсем
{рядом}, и Норман в мгновение ока потерял всякий интерес к плейбою. Он
схватил ее руку, затолкал через ротовое отверстие маски в  собственный
рот и что было сил впился зубами  в  ее  пальцы,  испытывая  подлинный
экстаз. Но...
     Но потом произошло нечто невероятное. Нечто очень  плохое.  Нечто
{ужасное}. Норману показалось, что она выдернула его  челюсть,  словно
дверь с петель. Две отточенные стальные стрелы боли скакнули от скул к
вискам и встретились под сводом черепа. Он взвыл и попятился прочь  от
нее, сука, грязная  сука,  что  с  ней  произошло,  что  изменило  ее,
превратив  из  тщедушной  безропотной  предсказуемой  мышки  в   такое
чудовище?
     Случайный свидетель решил дополнить сценарий  своим  участием,  и
Норман почти не сомневался в том, что выстрел достиг цели. По  крайней
мере, кого-то он подстрелил: так кричат только от пулевого ранения или
сильного ожога. Затем, когда он направил пистолет в ту  сторону,  где,
по его предположениям, должны находиться Роуз с дружком, слуха Нормана
достиг стук  закрывшейся  двери.  Все-таки  паскуда  успела  запрятать
любовника в свою конуру.
     Но сейчас их уход занимал в его мыслях далеко  не  первое  место.
Главное -  это  боль,  которая  сконцентрировалась  теперь  в  области
челюсти, и Норман на время забыл о сломанном носе, ушибленном колене и
пострадавших от столкновения с вешалкой яичках. Что она сотворила?  Он
ощущал   нижнюю   челюсть   как   некое   {продолжение}   лица,   зубы
представлялись ему спутниками,  вращающимися  по  независимым  орбитам
вдали от кончика носа.
     "Не будь идиотом, Норми, - раздался успокаивающий голос  отца.  -
Подумаешь, свернули челюсть. Ну и  что?  Ты  же  знаешь,  как  следует
поступать в подобных случаях. Так что же ты медлишь?"
     - Заткнись, старый извращенец! - попытался произнести Норман,  но
с вышедшей из подчинения челюстью ему удалось лишь выдавить  несколько
бессвязных нечленораздельных междометий: "Аа-ыы, аы иаэ-э!" Он положил
пистолет на пол, поддел резиновые бока края большими пальцами  (но  не
натянул ее на лицо до самого низа, что  облегчало  задачу),  аккуратно
прижал основания  ладоней  к  челюсти.  Свободно  болтающаяся  челюсть
смахивала на вышедшее из строя шарнирное соединение.
     Приготовившись к боли, он сдвинул ладони чуть глубже, отвел локти
в стороны и резко толкнул челюсть  внутрь.  Боли  было  предостаточно,
главным образом из-за того, что сначала челюсть встала на  место  лишь
одной стороной. Нижняя часть лица съехала набок, словно перекосившийся
ящик комода.
     "Походи с такой рожей немного,  Норман,  и  она  никогда  уже  не
станет прежней", - предупредил его презрительный голос матери - старой
гадюки, которую он помнил слишком хорошо.
     Норман повторил процедуру, направляя  усилия  на  правую  сторону
челюсти. С отчетливым звучным щелчком  челюсть  встала  на  положенное
место. Впрочем, его не покидало ощущение некоторой слабости, как будто
сухожилия  растянулись,  и  им  понадобится  довольно  продолжительное
время, чтобы принять прежние  размеры.  Ему  казалось,  что,  если  он
зевнет, челюсть опустится до самого пупка.
     "Маска, Норми, - подсказал папаша. - Не забывай про маску. Натяни
ее полностью, она тебе поможет".
     - Совершенно верно, - согласился бык. Голос его звучал  невнятно,
ибо во время пластической операции Норман сдвинул ее набок,  смяв  рот
Фердинанда, однако понять сказанное не составляло труда.
     Он осторожно опустил маску на лицо,  поправил  нижний  край  так,
чтобы он приходился под линией  челюсти,  и  почувствовал,  что  маска
действительно помогла; она удерживала части его лица на своих местах.
     - Отлично!  -  воскликнул  Ферди.  -  Считай,  что   это   просто
вспомогательная повязка.
     Норман сделал глубокий  вдох  и  не  без  труда  встал  на  неги,
засовывая пистолет сорок пятого калибра за пояс брюк. Bce в порядке, -
подумал он. - Никого, кроме парней, не  впускать;  дело  предстоит  не
женское". Ему даже показалось, что через глазницы маски он стал видеть
лучше, словно его зрение приобрело масштабность. Несомненно, это  лишь
проделки воображения, но ощущение; тем не  менее,  приятное,  и  он  с
удовольствием отдался ему. Нечто из серии  психологических  упражнений
для восстановления утраченной уверенности.
     Он  на  мгновение  прижался  к  стене,  затем  ринулся  вперед  и
обрушился всей массой на дверь, за  которой  укрылась  Роуз  со  своим
дружком-сосунком.  От  столкновения  челюсть   болезненно   дернулась,
несмотря на плотную перевязь маски, но он без колебаний снова бросился
на дверь, напрягая все силы. Дверь загрохотала в коробке, и на верхней
панели появилась длинная трещина.
     Нормаи неожиданно пожалел, что рядом с ним нет старого приятеля и
напарника Харли Биссингтона. Вдвоем  они  бы  снесли  дверь  с  первой
попытки, и в знак благодарности позволил бы Харли поразвлечься  с  его
женушкой, пока он, Норман, занимался бы ее дружком. Развлечение с Роуз
составляло едва ли не главное  потаенное  желание  Харли  Биссингтона;
Норман  никогда  не  понимал  до  конца   его   страсти,   безошибочно
угадывавшейся в глазах напарника всякий раз, когда тот посещал их дом.
Он снова бросился на дверь.
     При шестом ударе - или при седьмом, счастливое число,  он  сбился
со счета - дверь сорвалась с  петель,  и  Норман  катапультировался  в
комнату. Она здесь, они оба  здесь,  им  просто  некуда  деваться,  но
какое-то мгновение их не видел. Ручьями стекавший пот застилал  глаза.
Комната была пуста, но ведь это невозможно! Через окно  они  выбраться
не могли: оно опущено и закрыто на защелку.
     Он  забегал  по  комнате,  топчась  по  прямоугольнику  света  от
уличного фонаря, растерянно озираясь по сторонам; рога  Фердинанда  со
свистом  рассекали  воздух.  Где  же  прячется  эта  сука?  Куда   она
подевалась? Боже милостивый, куда же она запропастилась?
     Норман увидел распахнутую дверь в другом конце комнаты и закрытую
крышкой корзину для белья. Бросившись к двери, он заглянул  в  ванную.
Никого. Разве что...
     Он выхватил из-за пояса пистолет и  дважды  выстрелил  в  душевую
занавеску, проделав  два  похожие  на  испуганные  глаза  отверстия  в
виниловой  пленке  с  цветочным  рисунком.  Затем  одернул  занавеску,
загремевшего металлическими  кольцами.  Пусто.  Пули  раздробили  пару
керамических плиток в стене; невелика потеря. Впрочем, возможно, все к
лучшему; он ведь не собирался пристрелить ее, нет. Да, но где  же  она
все-таки?
     Норман выскочил из ванной,  рухнул  на  колени,  поморщившись  от
боли, и провел стволом пистолета влево-вправо под кроватью. Никого. Он
разлаженно грохнул кулаком по полу.
     Направился к окну, отказываясь верить глазам, потому что  окно  -
это единственная оставшаяся возможность... впрочем, ему  так  казалось
до тех пор, пока не заметил свет - яркий свет, лунный свет, во  всяком
случае очень похожий на лунный, вырывающийся из другой открытой двери,
той, мимо которой промчался, когда ввалился в комнату.
     "Лунный свет? Тебе кажется, что ты видишь лунный свет?  Норми,  у
тебя явно поехала крыша. На тот случай, если ты запамятовал, за  окном
густой туман, сынок. Туман! И даже если бы  сейчас  была  ночь  самого
полного  из  всех  полнолуний,  перед  тобой  встроенный  шкаф.  Шкаф,
дубина!"
     Может, и так, но за свою жизнь Норман пришел к  выводу,  что  его
сладкоголосый, жирноволосый,  вечно  пьяный  папаша,  знавший  толк  в
способах развращения малолетних  детишек,  хорошо  разбирается  не  во
всем. Норман {знал}, что из шкафа в стене  комнаты,  расположенной  на
втором этаже жилого дома, не должен сочиться лунный свет... но  именно
это он {видел}.
     Опустив руку с пистолетом, он медленно приблизился к дверце шкафа
и остановился в потоке лучей. Сквозь глазницы  маски  быка  (почему-то
казавшиеся теперь {одной} глазницей, через которую он  смотрел  обоими
своими глазами) он уставился на шкаф.
     На деревянных боковых стенках встроенного шкафа  торчали  крючки,
на металлической перекладине посередине покачивалось несколько  пустых
вешалок для одежды, но задняя стенка отсутствовала. Ее  место  занимал
залитый лунными лучами пологий откос холма, поросшего  буйной  высокой
травой. Он  увидел,  как  в  сумеречной  темноте  мелькают  светлячки,
вычерчивая хитроумные световые узоры. Бегущие по небу облака,  проходя
неподалеку  от  луны   (еще   не   достигшей   фазы   полнолуния,   но
приближающейся к ней) или проплывая  под  ней,  превращались  в  комья
светящейся ваты. У основания холма расположилась  какая-то  развалюха.
Норману строение напомнило разрушенный восставшими рабами дом богатого
плантатора или ветхую церковь.
     "По-моему, я сошел с ума, - мелькнула  у  не