ала что было сил, но ей представлялось, что она едва
переставляет ноги, словно в замедленной съемке,  и  теперь  все  снова
начало казаться сном, потому что {так} можно  бежать  только  во  сне,
особенно в плохом сне, где враг всегда преследует  тебя,  отставая  на
каких-то  два-три  шага.  В  кошмарных  снах  бегство  превращается  в
подводный балет.
     Она ворвалась в жерло узкого коридора в тот момент, когда бык  за
ее спиной повернулся, и топот стал приближаться. Гулкий стук копыт  по
камню быстро нарастал, Эринис мчался  прямо  на  нее,  и  в  последний
момент Рози, не выдержав, закричала  и,  прижимая  захлебывающегося  в
рыданиях испуганного ребенка к груди, побежала еще стремительнее, хотя
это казалось просто невозможным. Бык двигался быстрее. Он настиг ее...
и, промчавшись мимо с правой  стороны,  скрылся  за  стеной  соседнего
прохода. Эринис вовремя обнаружил уловку  с  камнем,  чтобы  повернуть
назад и броситься в погоню, но его подвело зрение, и он выбрал не  тот
коридор.
     Рози бежала, не замедляя скорости, хватая воздух пересохшим ртом,
ощущая бешеный ритм своего сердца в горле, в висках, в глазах. Она  не
знала, ни где находится, ни в каком направлении движется.  Теперь  все
зависело только от зернышек помгранатового дерева. Если она  хоть  раз
забыла пометить какое-то  ответвление  дороги  или  положила  зернышко
острым кончиком в другую сторону, ей, возможно,  придется  бродить  по
лабиринту часами, пока в конце концов ее не обнаружит Эринис. Тогда...
     Она  добралась  до  развилки,  от  которой   в   разные   стороны
расходилось целых пять коридоров. Посмотрев на пол, она  {не}  увидела
зернышка. Зато обнаружила блестящую ароматную лужу свежей бычьей мочи,
и ей пришла в голову ужасающая и вместе с тем очень вероятная мысль. А
что если  здесь  {было}  зернышко?  Конечно,  она  точно  не  помнила,
помечала  ли  эту  развилку,  так  что   само   по   себе   отсутствие
указательного знака еще ничего  не  означает.  Однако  Рози  не  могла
сказать и того, что {не} оставляла знака.  Предположим,  она  все-таки
положила зернышко; предположим, оно прилипло к огромному копыту  быка,
когда тот промчался мимо, низко  опустив  голову,  рассекая  короткими
острыми рогами воздух и брызгая горячей мочой.
     "Ты не должна думать об этом, Рози - что бы там ни  было,  ты  не
должна об этом думать. Ты  застынешь  в  нерешительности,  и  и  конце
концов бык наткнется на вас и убьет обеих".
     Она бросилась бежать, одной рукой  придерживая  головку  девочки,
чтобы та не ушиблась. Коридор шел  прямо  ярдов  двадцать,  затем  под
прямым углом сворачивал вправо и еще через двадцать ярдов  выходил  на
Т-образную развилку. Рози поспешила туда, заранее уговаривая  себя  не
терять головы, если и там не обнаружит зернышка.  В  таком  случае  ей
просто придется вернуться к разветвлению из пяти проходов и опробовать
новый маршрут - что может быть  легче,  проще  пареной  репы...  если,
конечно, сохранять хладнокровие. И  пока  она  готовилась  к  худшему,
проигрывая возможные варианты дальнейшего развития событий, враждебный
перепуганный  голос   из   глубины   сознания   стонал:   "Потерялась,
заблудилась, сбилась с пути, вот что бывает  с  теми  женами,  которые
бросают  своих  мужей,  вот  что  с  ними  случается,  заблудилась   в
лабиринте, играешь в прятки  в  темноте  с  огромным  быком,  бегаешь,
выполняя мелкие поручения сумасшедших женщин... вот  что  ждет  плохих
жен, тех жен, которые пытаются вознестись, не  знают  своего  места  в
сложившемся порядке вещей. Сбилась с дороги в темноте..."
     Она увидела зернышко, острие которого четко указывало направо,  и
зарыдала от  облегчения.  Поцеловав  маленькую  девочку  в  щеку,  она
увидела, что та уснула.



                                  9


     Рози вошла в правый коридор и  зашагала  вперед,  держа  Кэролайн
(прекрасное имя, ничуть не хуже любого другого) на руках. Ее ни на миг
не покидало ощущение кошмарного сна, равно как и тошнотворное чувство,
что она вот-вот выберется на  перекресток,  который  забыла  пометить,
однако зернышки помграната ожидали ее на каждом разветвлении, указывая
нужное направление заостренным кончиком.  Эринис,  впрочем,  тоже  был
поблизости, и топот копыт, иногда приглушенный  и  отдаленный,  иногда
близкий и отвратительно отчетливый, напомнил ей поездку с родителями в
Нью-Йорк, когда ей было пять или шесть лет. Два момента сохранились  в
ее памяти с особенной яркостью: группа  "Рокетс",  участники  которой,
высоко вскидывая ноги и двигаясь удивительно  слаженно,  выступали  на
сцене Радио-Сити Мюзик-холла, и ошеломляющая суета и толкотня Большого
центрального  вокзала  с  его  гулким  эхом,   огромными   светящимися
информационными табло, рекламными щитами и непрерывным потоком  людей.
Толпы на Большом центральном вокзале  заворожили  ее  так  же,  как  и
музыканты "Рокетса" (и во многом по той же причине, хотя осознала  она
это гораздо позже), однако шум поездов сильно испугал ее,  потому  что
не могла понять, откуда или куда они едут.  Невидимый  визг  тормозов,
скрежет металла, грохот колес то нарастал до оглушительной  громкости,
то снова угасал, то  усиливался,  то  затихал,  иногда  шум  доносился
издалека, иногда от него сотрясался пол под ногами. Слыша топот  копыт
Эриниса, слепо мечущегося по лабиринту, она вспомнила свои ощущения  с
необычайной ясностью.  Рози  понимала,  что  она,  не  потратившая  ни
единого доллара на лотерею штата, ни разу за  всю  жизнь  не  купившая
карточки  бинго,  чтобы  выиграть  рождественскую  индейку  или  набор
керамической посуды, сейчас оказалась  вовлеченной  в  игру,  основным
правилом которой является  случай,  призом  за  победу  -  сохраненная
жизнь, а в случае проигрыша ее ждет смерть... ее и ребенка  тоже.  Она
вспомнила мужчину  на  вокзале  в  Портсайде  -  молодого  человека  с
привлекательным, но  не  внушающим  доверия  лицом,  предложившего  ей
угадать пикового туза среди  трех  карт,  которые  он  проворно  менял
местами на крышке чемодана. Теперь {она} превратилась в пикового туза.
Самое страшное, быку даже не обязательно полагаться на свой  слух  или
обоняние, чтобы найти их; хватит и простого везения -  или  невезения,
смотря с чьей стороны.
     Но этого не случилось.  Рози  свернула  за  последний  поворот  и
увидела  впереди  начало   лестницы.   Задыхаясь,   смеясь   и   плача
одновременно, выбежала из коридора между стенами лабиринта и бросилась
к ней. Поднявшись на несколько ступеней,  остановилась  и  оглянулась.
Отсюда она видела, как, извиваясь, скрываются в  полумраке  изломанные
стены лабиринта, беспорядочное, хаотичное переплетение прямых линий  и
углов, правых  и  левых  поворотов,  разветвлений  и  тупиков.  Где-то
вдалеке раздавался топот перешедшего на галоп  Эриниса.  Галопирующего
{прочь} от них. Они спаслись от рассвирепевшего зверя,  и  плечи  Рози
опустились от облегчения.
     В голове снова  прозвучал  голос  "Уэнди":  "Забудь  про  Него  -
возвращайся скорее сюда с ребенком. Пока  ты  держишься  молодцом,  но
дело еще не окончено".
     О нет, отнюдь не закончено. Ей предстоит подняться  На  двести  с
хвостиком ступеней, и не самой, а с ребенком  на  руках,  и  не  после
хорошего  отдыха,  а  сейчас,  когда  у  нее  подгибаются  колени   от
изнеможения.
     "Постепенно,   милая,    шаг    за    шагом,    -    посоветовала
Практичность-Благоразумие. - Только так и не иначе -  и  не  стой  как
вкопанная, а действуй".
     Ну  конечно,  конечно.  Миссис  П.  -  Б.,   королева   философии
"Двенадцать ступеней", Рози начала подниматься (шаг за  шагом),  время
от времени оглядываясь назад и отвлеченно думая
     {(могут ли быки подниматься по ступеням?)}
     о всяческих ужасах, постепенно  удаляясь  от  лабиринта.  Ребенок
становился  все  тяжелее  и  тяжелее,  словно  здесь  вступал  в  силу
таинственный физический закон: чем ближе к  поверхности,  тем  тяжелее
дети. Внимательно присмотревшись, она различила далеко впереди искорку
дневного света.  Казалось,  точка  света  дразнила  ее,  не  желая  ни
увеличиваться, ни приближаться, в то время как дышать становилось  все
труднее, а кровь глухо стучала в  висках.  Впервые  за  последние  две
недели  она  почувствовала  по-настоящему  сильную  боль   в   почках,
пульсирующую контрапунктом с ударами  не  справляющегося  с  нагрузкой
сердца. Она  игнорировала  все  это  -  в  той  степени,  в  какой  ей
удавалось, - цепляясь  взглядом  за  светлую  точку  впереди.  Наконец
искорка  увеличилась  в  размерах  и  приобрела  очертания  выхода  из
лестничного коридора.
     В пяти ступенях от вершины ее парализовала  сильнейшая  судорога,
захватившая большую мышцу в верхней части правого  бедра,  отчего  под
кожей, от колена  до  самой  ягодицы,  образовались  тугие  узлы.  Она
протянула руку и начала массировать одеревеневшую  ногу;  поначалу  ей
казалось, что она пытается вымесить тесто из камня. Ее  дрожащие  губы
искривились в гримасе боли. Слабо  постанывая,  Рози  разминала  мышцу
(еще одно привычное занятие; за  годы  брака  ей  нередко  приходилось
приводить себя в нормальное состояние), пока, наконец, узлы под  кожей
не рассосались. Рози согнула ногу в колене, проверяя, не  вернется  ли
судорога.  Убедившись,  что  повторяться  она  не   собирается,   Рози
осторожно преодолела последние несколько  ступеней,  перенося  большую
часть  своего  веса  на  левую  ногу.  Наверху  она  остановилась,   в
замешательстве  озираясь  взглядом  шахтера,  который,  вопреки   всем
ожиданиям, выкарабкался живым из страшного завала.
     За то время, которое она провела под землей, ветер прогнал с неба
почти все тучи, и день теперь  наполнился  ленивым  солнечным  светом.
Воздух был тяжелым и сырым, но Рози подумала, что никогда в  жизни  не
получала такого удовольствия от простого дыхания. Она повернула  лицо,
влажное от пота и слез, к  кусочкам  проступавшего  в  разрывах  между
облаками неба цвета джинсов. Где-то в отдалении  продолжал  беспомощно
грохотать гром, как  побитый  задира,  сотрясающий  кулаком  в  пустой
угрозе. Это навело ее на мысль об  Эринисе,  мечущемуся  по  коридорам
лабиринта  в  мрачном   подземелье   в   надежде   отыскать   женщину,
осмелившуюся нарушить его покой, проникнуть в его владения и  похитить
его сокровище.
     "Cherches la femme, - подумала Рози с  гримасой,  которая  должна
была   изображать   улыбку.   -   Можешь   cherches    сколько    тебе
заблагорассудится, лобастый дружок: эта femme - не  говоря  уже  о  ее
petit fille - обвела тебя вокруг пальца. Вот так-то!"



                                  10


     Рози медленно удалялась от  лестницы.  У  начала  тропы,  ведущей
назад в рощу мертвых деревьев, она села, осторожно опустив  завернутую
в одеяло девочку на колени. Она хотела всего лишь  перевести  дух,  но
солнце согрело ее затылок и шею, и, когда Рози снова  подняла  голову,
небольшие изменения в вытянувшихся тенях свидетельствовали о том,  что
она, по всей видимости, ненадолго уснула.
     Поднявшись на ноги, она поморщилась от боли, мгновенно пронзившей
правое бедро, и услышала резкие сварливые крики множества  птиц  -  их
вопли походили на ссору большого  семейства  за  воскресным  обеденным
столом. Рози поправила одеяло, стараясь поудобнее устроить девочку,  и
малышка легонько всхрапнула, выпятила губы, надула  маленький  пузырик
из  слюны  и  опять  затихла.  Рози  забавляла  ее  спокойная   сонная
уверенность, и в то же время она ей завидовала.
     Она зашагала по тропинке, но вдруг остановилась и  оглянулась  на
единственное живое дерево  с  блестящими  темно-зелеными  листьями,  с
изобилием несущих смерть соблазнительных сочных плодов; затем перевела
взгляд на сооружение, напоминающее вход в метро. Она долго смотрела на
них, запоминая картину глазами и разумом.
     "Они настоящие, - подумала она. - Как могут предметы,  которые  я
вижу с такой отчетливостью и ясностью, быть ненастоящими? К тому же  я
спала. Я знаю, я спала. А разве можно уснуть во сне? Как можно уснуть,
если уже спишь?"
     "Опять забиваешь себе голову всякой чепухой, - прикрикнула на нее
Практичность-Благоразумие. - Забудь обо всем. Мой тебе совет - забудь,
это самое лучшее, что ты можешь сделать. По крайней мере, на время".
     Да, наверное, она права.
     Рози снова тронулась в путь и, когда достигла поваленного дерева,
перегородившего тропинку, с удивлением  и  раздражением  увидела,  что
легко могла  бы  избежать  отвратительного  столкновения  с  нахальным
корнем, пытавшимся ее облапать: за кроной дерева достаточно свободного
места, чтобы обойти его с другой стороны.
     "Во всяком случае, дерево можно обойти сейчас, - подумала она.  -
Ты уверена, что проход был и раньше?"
     Ее слуха достигло лепетание черного  ручья,  и,  приблизившись  к
нему, она обнаружила, что уровень воды в нем понизился и теперь  камни
не казались такими маленькими и ненадежными; теперь они были  размером
с кафельные плитки для  пола,  а  запах  воды  потерял  свою  зловещую
притягательность. От ручья исходил обычный запах воды, вроде  той,  от
которой на раковине или унитазе остается бледно-оранжевый налет солей.
     Опять возобновилась сварливая перепалка птиц: "Ты!"  -  "Нет,  не
я!" - "Нет ты, я видел, видел!", и она заметила два-три десятка  самых
крупных пернатых созданий, которых ей  когда-либо  доводилось  видеть,
рассевшихся  на  коньке  крыши  храма.  Они  намного  превосходили  по
размерам обычных ворон, и после секундного раздумья Рози  решила,  что
это местный вариант канюка или какой-то другой хищной птицы. Но откуда
они взялись? И почему прилетели сюда?
     Не  осознавая,  что  делает,  до  тех  пор,  пока  в  одеяле   не
зашевелилась, выражая сонный протест, девочка, Рози плотнее прижала ее
к груди, не сводя глаз с пернатых стервятников. В то же мгновение  они
все разом поднялись в воздух, хлопая крыльями со звуком,  напоминающим
полощущееся на ветру высохшее белье. Как будто  они  почувствовали  ее
взгляд, и им он не понравился.  Почти  все  птицы  спустились  в  рощу
мертвых деревьев, и  лишь  несколько  экземпляров  продолжали  кружить
высоко в небе, как недобрая примета в вестерне.
     "Откуда они взялись? Что им надо?"
     Новые вопросы, на которые она не имеет ответов. Выбросив мысли  о
птицах из головы, Рози перешла ручей по камням. Приближаясь  к  храму,
она  заметила   давно   не   используемую,   но   все   же   отчетливо
просматривающуюся тропинку, которая уходила  вправо  и  скрывалась  за
каменным углом строения. Без малейших колебаний Рози свернула на  нее,
хотя по обеим сторонам росли колючие кусты, а ее тело не было защищено
одеждой. Она шла осторожно, поворачиваясь боком в узких местах,  чтобы
не поцарапать бедра, приподнимая
     {(Кэролайн)}
     ребенка, чтобы колючки не достали до него. Два или три  раза  она
все-таки почувствовала острые  уколы,  но  лишь  одна  царапина  -  на
правом, и без того больном  бедре  -  оказалась  достаточно  глубокой,
чтобы появилась кровь.
     Обойдя громаду храма, она взглянула на фасад и ей почудилось, что
строение очень изменилось, но настолько неуловимо,  что  поначалу  она
никак не могла понять, в  чем  состоят  перемены.  На  мгновение  Рози
позабыла об этом, испытав облегчение  при  виде  "Уэнди",  стоящей  на
своем месте у свалившейся колонны,  однако,  сделав  к  ней  несколько
шагов, она опять остановилась и оглянулась, открывая  глаза  навстречу
храму, открывая свой {разум}.
     В этот раз Рози сразу увидела  перемены,  и  с  ее  губ  невольно
сорвался  возглас  удивления.   Храм   Быка   выглядел   маленьким   и
незначительным...  он  словно  стал   двухмерным.   Рози   вспомнилась
поэтическая строка, застрявшая в голове со школьных времен,  что-то  о
нарисованном  корабле  на   фоне   нарисованного   океана.   Странное,
неприятное ощущение непропорциональности здания, не  вписывающегося  в
перспективу (словно появившегося из чужой неевклидовой Вселенной,  где
существуют другие геометрические законы),  пропало,  а  вместе  с  ним
исчезла и окружавшая храм аура угрозы. Все его линии казались  ровными
там, где им и положено быть ровными; в его архитектуре не  осталось  и
следа  от  раздражающих  глаз  неожиданных   поворотов   и   провалов.
Собственно,  здание   теперь   походило   на   картину,   нарисованную
художником,   чьи   посредственные   способности   и   побитая   молью
романтичность родили типичный образец плохого искусства - что-то вроде
картины, заканчивающей свои дни в углу подвала или на пыльном  чердаке
в компании со старыми  номерами  "Нэшенл  джиографик"  и  коробками  с
разрезными головоломками, у которых не хватает одного-двух элементов.
     Или, может быть, в антикварном магазине  -  в  третьем  ряду,  до
которого посетители почти никогда не доходят.
     - Женщина! Эй, женщина!
     Она обернулась к "Уэнди" и  увидела,  что  та  нетерпеливо  машет
рукой, подзывая к себе.
     - Топай сюда скорее и неси ребенка! Здесь не место для туристов!
     Рози проигнорировала  ее  окрик.  Она  рисковала  жизнью,  вынося
малышку из  лабиринта,  так  что,  наверное,  имеет  полное  право  не
торопиться. Приподняв  краешек  одеяла,  она  взглянула  на  крохотное
тельце, такое же обнаженное  и  женственное,  как  и  ее  собственное.
Впрочем, на этом все сходство  кончалось.  На  теле  ребенка  не  было
шрамов  или  отметин  от  старых  укусов  или  уколов.  На   маленьком
прекрасном теле не было  даже,  насколько  заметила  Рози,  ни  единой
родинки или пятнышка. Она медленно провела пальцем по всему тельцу, от
пятки до маленького плечика. Само совершенство.
     "Да, совершенство. А теперь, Рози, после того, как  ты  рисковала
своей жизнью ради нее, после того, как ты спасла ее от тьмы и  быка  и
Бог знает чего еще,  готова  ли  ты  отдать  ее  двум  этим  женщинам?
Женщинам, страдающим от неведомого тяжкого заболевания; а у  той,  что
на холме, вдобавок еще и проблемы с рассудком?  {Серьезные}  проблемы.
Готова ли ты отдать им ребенка?"
     - С ней все будет в порядке, - проговорила темнокожая женщина.
     Рози вскинула голову при звуках ее голоса. "Уэнди Ярроу" стояла у
ее плеча и смотрела с полным пониманием.
     - Да, - кивнула она, словно Рози выразила свои сомнения вслух.  -
Не отказывайся, я знаю, о чем ты думаешь, и  скажу  тебе,  что  все  в
порядке. Она сумасшедшая, никто в мире в {этом} не  усомнится,  но  ее
безумие не распространяется на ребенка.  Она  знает,  что,  хотя  дитя
вышло на свет из ее чрева, ей не даровано  право  оставить  девочку  у
себя, как не дано оно и тебе.
     Рози посмотрела на вершину холма,  где  рядом  с  пасущимся  пони
стояла женщина в хитоне, ожидая конца их беседы.
     - Как ее зовут? - спросила Рози. - Мать девочки? Не...
     - Замолчи! - торопливо перебила ее женщина в красном, не позволяя
произнести вслух слово, которое должно остаться непроизнесенным. - Имя
ее не так важно. Вот состояние мозгов - да.  В  последнее  время  наша
леди стала очень нетерпеливой, в дополнение  ко  всем  прочим  грехам.
Давай-ка мы прекратим болтовню и пойдем наверх.
     Рози сказала:
     - Я решила  назвать  свою  дочь  Кэролайн.  Норман  не  возражал.
Вообще-то  ему,  честно  говоря,  было  абсолютно  все  равно.  -  Она
расплакалась.
     - Ну что ж, на мой взгляд, хорошее имя. {Замечательное}  имя.  Да
не плачь ты хоть сейчас-то.  Хватит,  хватит  траву  поливать.  -  Она
обняла Рози за плечи, и  две  женщины  начали  подниматься  по  склону
холма. Трава нежно шуршала  под  босыми  ногами  Рози  и  щекотала  ей
колени. - Не хочешь послушаться моего совета, женщина?
     Рози с любопытством посмотрела на спутницу.
     - Знаю, в делах печали и скорби трудно принимать  чьи-то  советы,
но ты подумай, кто еще  посоветует  тебе  лучше  меня?  Я  родилась  в
рабстве, выросла