идала,  что
дверь захлопнется прямо у нее перед носом, как только она вознамерится
пройти через нее, но этого не случилось. И оттуда не выскочило бледное
привидение с физиономией Нормана. Она вышла  на  небольшое  крыльцо  с
каменными ступеньками с наслаждением вдыхая  запах  освеженной  ливнем
травы, вышла на воздух, который снова потеплел, несмотря на дождь, все
еще продолжающийся. Повсюду журчала и капала  вода.  Опять  пророкотал
гром (но теперь в  отдалении,  она  не  сомневалась).  И  младенец,  о
котором она позабыла на несколько минут, напомнил  о  себе  отдаленным
плачем.
     Сад - вернее, нечто среднее между лужайкой и огородом  -  делился
на две части: цветы слева, овощи справа; однако ее взгляд не обнаружил
ни одного живого растения. Все они погибли в результате  таинственного
катаклизма, и после буйной сочной зелени, окружавшей вход в Храм Быка,
мертвый  акр  земли  казался  еще  страшнее  -  как  вздувшееся   лицо
висельника с открытыми глазами и высунутым синим языком. Покоящиеся на
желтоватых  волокнистых  стеблях   огромные   шляпки   подсолнухов   с
коричневой сердцевиной и свернувшимися увядшими лепестками возвышались
над всем остальным, как умершие охранники в тюрьме, где не осталось ни
одного живого заключенного. Земли на клумбах почти не было  видно  под
слоем коричневых листьев, и это заставило  ее  на  короткое  кошмарное
мгновение вспомнить то, что она  увидела  на  кладбище,  когда  решила
навестить могилу родителей через месяц после похорон.  Тогда,  положив
на могилу букет свежих цветов, Рози прошла в дальнюю часть  небольшого
кладбища, желая собраться с  мыслями  и  успокоиться,  и  ее  едва  не
стошнило от вида гор гниющих цветов, сваленных в небольшой  ров  между
невысокой каменной оградой и лесом, начинающимся сразу  за  кладбищем.
Ее душил запах разлагающихся цветочных ароматов... и  она  подумала  о
том, что происходит с ее отцом, матерью и братом под  землей.  О  том,
как они {меняются}.
     Рози поспешно отвела взгляд от цветов, но то, что предстало перед
ней в другой части сада, было  ничуть  не  лучше;  одну  грядку  будто
полностью залило кровью. Она утерла слезящиеся глаза,  посмотрела  еще
раз и облегченно вздохнула. Не кровь, а помидоры. Двадцатифутовый  ряд
осыпавшихся гниющих помидор.
     - Рози.
     В этот раз ее звал не храм. Это голос  Нормана,  и  прозвучал  он
{прямо у нее за спиной}, и еще она сообразила, что  слышит  запах  его
одеколона. "От всех моих парней пахнет "Инглиш ледером", или не пахнет
ничем", - вспомнила она, чувствуя, как вверх  по  позвоночнику  ползет
ледяной страх. Он у нее за спиной. Совсем рядом. Тянется к ней.  "Нет,
я не верю в это. Не верю, даже если и верю".
     Мысль  была  откровенно  глупой,  может  настолько  глупой,   что
заслуживала быть занесенной в "Книгу рекордов  Гиннесса",  однако  она
почему-то помогла ей  успокоиться.  Двигаясь  медленно  -  зная,  что,
ускорив  шаг,  она  мгновенно  лишится  с  таким  трудом   обретенного
хладнокровия. - Рози спустилась по трем каменным ступенькам (еще более
запущенным) и очутилась в месте, которое про себя назвала Садом  Быка.
Дождь продолжал идти, но теперь  с  неба  падали  лишь  редкие  капли,
ураганный ветер утих  до  печальных  вздохов.  Рози  прошла  по  ряду,
образованному  двумя  грядками  коричневых  мертвых  стеблей  кукурузы
(ничто в мире не заставило бы ее шагать босиком по гниющим  помидорам,
чувствуя, как они лопаются под ногами), прислушиваясь  к  недовольному
бормотанию ручья  неподалеку.  Звук  уверенно  нарастал,  и  сразу  за
грядками с кукурузой, футах в пятнадцати  впереди,  она  увидела  этот
ручей. Шириной около десяти футов, он, судя по пологим  берегам,  вряд
ли был очень глубоким, но сейчас, после только что  прошедшего  ливня,
вздулся от впадавших в него ручейков.
     Вода в ручье оказалась черного, лишенного отблесков  цвета.  Рози
медленно подошла к потоку, смутно чувствуя,  что  свободной  рукой  на
ходу бессознательным движением отжимает  воду  из  собственных  волос.
Приблизившись  к  ручью  вплотную,  она  ощутила  исходящий  от   него
своеобразный минеральный запах, тяжелый от обилия металлов и вместе  с
тем необычайно привлекательный. Она  неожиданно  почувствовала  жажду,
невыносимую жажду, ее горло пересохло, как полка над камином.
     "Не вздумай пить из него, как бы сильно тебе ни  хотелось  -  {не
вздумай}, - даже не дотрагивайся до воды!"
     Да, именно так она сказала ей;  женщина  в  красном  предупредила
Рози, что если та замочит хоть один палец в  воде  ручья,  то  забудет
все, что знала, даже свое собственное имя. Но так ли это страшно? Если
задуматься над существующим порядком  вещей,  так  ли  это  страшно  -
забыть обо всем, тем  более  что  одной  из  вещей  в  данном  порядке
является Норман; она могла  бы  забыть  о  Нормане,  о  том,  что  он,
возможно, все еще разыскивает ее, что  он,  вероятно,  убил  человека,
пытаясь напасть на ее след.
     Она сглотнула и услышала сухой металлический скрежет  во  рту.  И
снова, действуя почти автоматически, практически не воспринимая  и  не
осознавая своих поступков,  Рози  провела  рукой  вдоль  своего  бока,
погладила выпуклость груди, дотронулась до шеи,  собирая  не  успевшую
высохнуть влагу. Она лизнула мокрую ладонь. Это не помогло  справиться
с жаждой; наоборот, только усилило ее. Густая, непроницаемая для света
чернота шевелилась, обтекая несколько брошенных в ручей камней, и Рози
казалось, что странный минеральный запах проник в ее голову,  пропитал
все тело. Она знала, каким окажется вкус воды - приторным, как  старый
сироп -  и  мысленно  представила,  как  по  горлу  в  живот  поплывут
неизвестные соли и бромиды,  оставляя  на  языке  привкус  беспамятной
земли. И тогда она перестанет бояться воспоминаний о том,  как  миссис
Пратт (седая и бледная, как снег, кроме губ, которые приобрели оттенок
сока голубики) позвонила в дверь и сообщила, что  ее  семья,  {вся  ее
семья} погибла в результате жуткой аварии  на  шоссе,  она  перестанет
бояться воспоминаний о Нормане с карандашом или  Нормане  с  теннисной
ракеткой. В сознании не возникнет  образ  мужчины,  прислонившегося  к
косяку двери таверны  "Маленький  глоток",  она  не  вспомнит  толстую
женщину,  обозвавшую  обитательниц  "Дочерей  и  сестер"  лесбиянками,
живущими на государственное пособие. Она больше не увидит во сне,  как
сидит, сжавшись в  комок,  в  углу  гостиной,  чувствуя  подкатывающую
тошноту от боли в почках и напоминая себе, что если ее стошнит, она ни
в коем случае не должна испачкать пол - в  фартук,  только  в  фартук!
Забыть  обо  всем  этом  -  что  может  быть  лучше?  Некоторые   вещи
заслуживают забытья, другие - то, например, что  он  сделал  с  ней  с
помощью теннисной ракетки, - {нуждаются} в забытьи... но беда  в  том,
что большинству людей так и  не  подворачивается  возможность  достичь
желаемого даже во сне.
     Рози дрожала всем телом, ее взгляд был прикован к  воде,  текущей
мимо нее, как дорогие шелка, залитые черными  чернилами;  горло  жгло,
словно в нем развели костер, глаза пульсировали в глазницах, и она уже
представила, как ложится на живот и припадает губами к ручью, а  затем
погружает в черноту потока всю голову и пьет, пьет, пьет, как лошадь.
     "Ты забудешь  и  Билла,  -  прошептала  Практичность-Благоразумие
почти извиняющимся тоном. - Ты забудешь  зеленоватый  проблеск  в  его
карих глазах, маленький шрам  на  мочке  уха.  В  последнее  время  ты
испытала нечто, о чем стоит помнить, правда, Рози? Ты же сама об  этом
знаешь, так ведь?"
     Не медля больше ни секунды (она  подумала,  что  если  задержится
перед ручьем  еще  немного,  то  даже  мысль  о  Билле  не  сможет  ее
удержать), Рози развела руки в стороны для  равновесия  и  ступила  на
первый камень. Из мокрой (и тяжелой) ночной  рубашки  в  ручей  падали
розовые капли, она чувствовала завернутый в полотно,  словно  косточка
персика, обломок скалы. Она  встала  на  первый  камень  левой  ногой,
правой опираясь о пологий берег, собирая в кулак  все  свое  мужество,
затем  перенесла  правую  ногу  на  следующий  камень.  Пока  что  все
нормально. Она подняла левую ногу и шагнула на третий камень.  В  этот
раз  равновесие  слегка  нарушилось,  и   Рози   покачнулась   вправо,
размахивая левой рукой, а бульканье и журчание странного потока давило
на уши. Пожалуй, ручей не такой узкий, как ей показалось вначале, и на
мгновение она застыла посередине, слыша лишь бормотание воды под ней и
свое испуганное сердцебиение.
     Боясь, что, если задержится надолго, решимость покинет  ее,  Рози
переступила на последний камень и спрыгнула на мертвую траву на другом
берегу ручья.  Пройдя  всего  три  шага  в  направлении  рощи  мертвых
деревьев, она вдруг сообразила, что жажда прошла, словно ее никогда  и
не было.
     Наверное,  когда-то,  давным-давно,   здесь   похоронили   живыми
сказочных великанов, и те  умерли,  пытаясь  выбраться  из-под  земли;
деревья - это их лишенные плоти руки, безуспешно пытающиеся зацепиться
за небо - молчаливые свидетельства убийства. Голые ветви переплетались
в странных геометрических узорах. Она увидела тропинку, скрывающуюся в
глубине рощи. Начало тропинки  охраняла  каменная  статуя  мальчика  с
огромным возбужденным фаллосом. Мальчик поднял обе руки  над  головой,
как футбольный судья, дающий знак о забитом в ворота противника  голе.
Когда Рози проходила мимо него, незрячие каменные  глаза  повернулись,
следя за ней. Она не сомневалась в этом.
     "Эй, малышка! - сплюнув,  произнес  каменный  мальчик  ей  вслед:
голос его звучал не в ушах, а в сознании. - Не хочешь прилечь со мной?
Мы быстро, по-собачьи".
     Она  попятилась  от  него,  инстинктивно  поднимая  руки,   чтобы
защититься, но каменная статуя - всего лишь  каменная  статуя...  если
она вообще превращалась во что-то иное, пусть даже на короткий миг.  С
его карикатурно огромного пениса капала вода. "Тут с эрекцией  никаких
проблем, -  подумала  Рози,  глядя  прямо  в  лишенные  зрачков  глаза
мальчика, видя его кажущуюся понимающей улыбку (улыбался ли он раньше?
Рози попыталась вспомнить и не смогла). - Пожалуй, Норман  позавидовал
бы ему".
     Она поспешила мимо  статуи  и  зашагала  по  тропинке,  борясь  с
желанием оглянуться, чтобы проверить, не  решил  ли  каменный  мальчик
последовать за ней, желая применить свое орудие на  практике.  Она  не
отважилась оглянуться, боясь, что перенапряженный мозг увидит то, чего
на самом деле нет.
     Дождь почти прекратился,  и  Рози  вдруг  поняла,  что  давно  не
слышала плача ребенка. Может, он устал от бесполезного крика и  уснул.
Может, быку Эринису надоело выслушивать его нытье, и  зверь  проглотил
его, как канапе. Что бы там ни произошло,  как  она  найдет  младенца,
если он перестал подавать голос?
     "Не забегай вперед, Рози, - прошептала Практичность-Благоразумие.
- Действуй постепенно, шаг за шагом".
     - {Тебе} легко советовать,  -  шепотом  ответила  Рози.  Она  шла
дальше, слыша стук капель дождевой воды, падающих  с  голых  веток,  и
поняла - с явной неохотой, - что видит  на  коре  лица.  Это  не  было
похоже на то, когда  лежишь  на  спине,  любуешься  облаками,  и  твое
воображение выполняет за тебя девяносто процентов работы;  с  коры  на
нее смотрели настоящие лица.
     {Кричащие}   лица.   Большинство   лиц   как   показалось   Рози,
принадлежало женщинам. Женщинам, с которыми говорили начистоту.
     Пройдя какое-то расстояние, она свернула за поворот и обнаружила,
что дальнейший путь  перегородило  упавшее  поперек  тропинки  дерево,
по-видимому сваленное молнией во время грозы. По одной, почерневшей  и
обуглившейся  стороне  ствола  шел  ряд  трещин.  Несколько  все   еще
дымилось, словно остатки древнего гигантского не до конца  потушенного
костра,  Рози  не  решилась  перебираться  через  дерево;   по   всему
изуродованному стволу торчали щепки, сучки, вырванные куски древесины.
     Она приняла вправо, намереваясь обойти дерево с той стороны,  где
к небу тянулись вывороченные из земли корни. Рози уже почти  вернулась
назад на тропинку, когда один корень внезапно дернулся,  выпрямился  и
затем обвился вокруг ее бедра пыльной коричневой змеей.
     "Эй, крошка! Давай развлечемся! Не хочешь трахнуться  по-собачьи?
Что скажешь, сучка?"
     Источник призрачного  голоса  скрывался  в  сухой  яме  в  земле,
которую совсем недавно пронизывали корни дерева. Корень скользнул выше
по бедру.
     "Не хочешь встать на  пол  на  все  четыре  кости,  Рози?  Звучит
неплохо, правда? Я буду  твоим  привратником,  я  проглочу  тебя,  как
бутерброд с сыром. Или тебе больше хочется поцеловать  мой  зараженный
СПИДом..."
     - Отпусти, - тихо приказала Рози и прижала влажный  комок  ночной
рубашки к державшему ее корню.  Хватка  мгновенно  ослабла,  и  корень
отпустил ее. Она торопливо прошла остальную часть пути до  тропинки  И
продолжила идти дальше. Корень сдавил ее ногу достаточно сильно, чтобы
на  бедре  осталось  красное  кольцо,  но  отметина  быстро  бледнела,
исчезая. Рози подумала, что, наверное, должна была бы испугаться,  что
случившееся и произошло-то именно для того, чтобы привести ее в  ужас.
Если так, то фокус не удался. Она решила, что для человека, прожившего
четырнадцать лет в одном доме с Норманом  Дэниелсом,  этот  сад  -  не
более чем неумело сделанная Комната ужасов.



                                  7


     Через пять минут ходьбы тропинка закончилась. Она  вывела  ее  на
поляну идеально круглой формы, и на поляне  росло  единственное  живое
дерево во всей этой пустыне. Ничего подобного Рози за  свою  жизнь  не
видела, и на несколько секунд буквально перестала  дышать,  В  детстве
она была одной  из  самых  прилежных  учениц  воскресной  методистской
школы, и теперь ей вспомнилась история  Адама  и  Евы,  начавших  свой
жизненный путь в Эдеме, и она подумала, что если древо, познания Добра
и Зла когда-либо существовало в раю, то оно наверняка походило на  то,
которое стояло перед ней.
     Его украшали густые узкие листья блестящего зеленого цвета, ветви
провисли, отягощенные щедрым урожаем пурпурных плодов.  Упавшие  плоды
лежали вокруг ствола мареновым слоем, в точности совпадавшим с  цветом
короткого хитона женщины на холме, на которую Рози так и не осмелилась
взглянуть. Многие плоды на вид казались свежими и  сочными;  наверное,
их только что сбило ветром и ливнем. Даже  те,  которые  валялись  под
деревом   давно   и   начали    портиться,    выглядели    чрезвычайно
соблазнительно; рот Рози наполнился слюной при одной  только  мысли  о
том, как она выберет самый сочный плод и вопьется в него  зубами.  Она
подумала, что на вкус он наверняка  окажется  терпковатым  и  сладким,
чем-то  похожим  на  ревень,  сорванный  на  самом  рассвете,  или  на
землянику, собранную за день  до  того,  как  ягоды  достигнут  полной
зрелости. Рози продолжала  смотреть  на  дерево,  и  на  ее  глазах  с
согнувшейся ветки сорвался плод (он так же походил на обычный  гранат,
как на ящик комода), ударился о землю  и  раскололся,  обнажив  сочную
мареновую мякоть. Она заметила в струйках густого сока зернышки семян.
     Рози сделала  один  шаг  к  дереву  и  остановилась  в  смятении,
разрываясь  между  твердым  убеждением  рассудка  в   том,   что   все
происходящее - сон, и не менее твердой уверенностью тела в  истинности
происходящего, ибо ни один человек на земле не может  видеть  сон,  до
такой степени  приближенный  к  реальности.  Словно  стрелка  компаса,
застигнутая врасплох на местности. изобилующей магнитными  аномалиями,
она  качнулась  в  сторону  утверждения  рассудка.  Слева  от   дерева
располагалось  небольшое  строение,  отдаленно  напоминающее  вход   в
станцию подземки. Широкие белые ступеньки  вели  вниз,  во  мрак.  Над
входом она прочла одно-единственное  написанное  на  алебастре  слово:
"ЛАБИРИНТ".
     "Честное слово, это  уже  слишком",  -  подумала  она  и  все  же
приблизилась к  дереву.  Если  происходящее  {действительно}  сон,  то
никому  не  станет  хуже,  начни  она  действовать  в  соответствии  с
полученными указаниями; более  того,  это,  вероятно,  даже  приблизит
момент,  когда  она   проснется,   нащупывая,   сонная,   безжалостный
будильник, чтобы заглушить его  самодовольный  звон,  пока  у  нее  не
раскололась голова. С какой радостью она услышит  его  сигнал  в  этот
раз! Она замерзла, ее ноги испачканы в  мокрой  грязи,  на  нее  напал
корень, пялился каменный мальчик, который, существуй он  в  правильном
мире, был бы, черт возьми, слишком  юн  для  этого.  Самое  неприятное
заключалось в том, что Рози знала: если ей не удастся вернуться в свою
комнату в ближайшее время,  она  сляжет  с  просто-таки  замечательной
простудой, а то и подхватит бронхит. Таким образом, сам собой  отпадет
вопрос о пикнике в субботу, а в дополнение ко всему она пропустит  как
минимум неделю работы в студии.
     Не осознавая абсурдности мысли о том, что человек может  заболеть
в результате совершенной во  сне  прогулки  на  свежем  воздухе,  Рози
опустилась на колени перед только что  упавшим  с  ветки  плодом.  Она
осмотрела его внимательно, все время представляя его  вкус  (наверняка
он не будет похож ни на один их фруктов, которые  можно  обнаружить  в
соответствующем отделе супермаркета "А  Р"),  затем  расправила  кусок
ткани от ночной  рубашки,  намереваясь  оторвать  еще  одну  небольшую
полоску, чтобы завернуть в  нее  семена.  Расстелив  на  земле  лоскут
(получившийся гораздо больше, чем она хотела), Рози принялась собирать
семена и складывать их на него.
     "Замечательный план, - подумала она. - Теперь бы  только  узнать,
зачем я это делаю".
     Кончики ее  пальцев  мгновенно  онемели,  словно  в  них  вогнали
тройную дозу  новокаина.  В  то  же  время  она  чувствовала,  как  от
удивительного  аромата  начинает  кружиться  голова.  Сладкий,  но  не
цветочный запах заставил ее вспомнить все пирожки, кексы  и  сладости,
вышедшие из печки бабушки. И  еще  вызвал  в  ее  памяти  нечто  иное,
удаленное на несколько световых лет от тесной бабушкиной  кухни  с  ее
стареньким выцветшим линолеумом на полу и обоями с почти  неразличимым
рисунком: аромат напомнил ей о тех ощущениях, которые она  испытывала,
когда  бедро  Билла  случайно  касалось   ее   бедра   по   дороге   к
Корн-билдингу.
     Она уложила на лоскут пару дюжин семян, помедлила, пожала плечами
и добавила еще две дюжины. Хватит  ли  такого  количества?  Откуда  ей
знать, если она вообще не понимает, для чего они ей? Ну да ладно, надо
двигаться. Она снова  услышала  младенческий  лепет  -  но  сейчас  он
походил  на  слабые  затихающие  всхлипывания,  которые  издают  дети,
засыпая.
     Рози сложила квадрат ткани вдвое, затем  подогнула  углы,  сделав
конвертик,  напомнивший  ей  пакетики  с  семенами,  которые  ее  отец
регулярно получал от компании "Берпи" в конце каждой зимы  в  те  дни,
когда она прилежно посещала воскресную детскую  методистскую  школу  в
Обрейвилле. Она уже настолько освоилась со своей наготой, что испытала
скорее раздражение, чем стыд: ей  требовался  карман,  чтобы  положить
сверток с семенами. "Эх, если бы  желания  были  свиньями,  магазинные
полки ломились бы от бе..."
     Практично-благоразумная  часть  ее   сознания   сообразила,   что
намерена  сделать  Рози  со  своими  перепачканными  в  мареновый  сок
пальцами, за долю секунды до того, как они оказались у нее во рту. Она
испуганно одернула руку; сердце ее бешено колотилось в  груди,  голова
кружилась  от  одуряющего  сладостно-терпкого  аромата.  "Не   вздумай
попробовать вкус плодов, - сказала ей "Уэнди". - Не  подноси  даже  ко
рту пальца той руки,  которая  прикоснется  к  семенам!"  Здесь  полно
всяческих ловушек.
     Рози поднялась на ноги, глядя на перепачканные и онемевшие пальцы
так,  словн