од руку, если  дело  дойдет
до этого, или прикончить тех,  кто  сунется,  и  распугать  остальных.
Служебный револьвер лежит  в  сейфе  гостиничного  номера  -  одно  из
преимуществ автобусных поездок - однако стрельба, как  правило,  самое
глупое из всех возможных решений. А вдруг ее адрес хранится  в  памяти
компьютера? Скорее всего, так оно и есть, сейчас все пользуются  этими
игрушками. Скорее всего, пока он будет  возиться  со  шлюхами,  требуя
сообщить ему пароль и название файла, прибудет полиция и превратит его
задницу в решето.
     Затем на него снизошло прозрение - в памяти всплыл другой  голос,
слабый и неотчетливый, как расплывающийся в  сигаретном  дыму  силуэт:
"...жалко пропустить концерт, но если мне понадобится эта машина, я не
смогу..."
     Кому принадлежит этот голос, и чего не сможет его обладатель?
     Ответ  пришел  сам  собой  через  мгновение.  Голос   принадлежал
блондинке. Блондинке с большими глазами  и  маленькой  соблазнительной
попкой. Блондинке, которую зовут Пэм. Пэм работает в "Уайтстоуне", Пэм
может знать, где находится его бродячая Роуз, Пэм  чего-то  не  может.
Чего же она не может? Впрочем, если призадуматься,  если  напялить  на
макушку  шляпу  охотника  и  заставить  чуть-чуть   потрудиться   мозг
блестящего детектива, ответ, в общем-то, не так уж и  сложен,  правда?
Она вынуждена пропустить концерт, а из-за чего?  Из-за  того,  что  не
сможет уйти с работы. А поскольку  концерт,  который  она  пропускает,
состоится сегодня вечером, то вполне вероятно, что он  застанет  ее  в
отеле. И даже если ее нет, то скоро она должна появиться. А  если  она
знает, то уж он-то заставит  ее  рассказать.  Панки-роки  с  крашеными
волосами не сказала, но только потому, что у него не хватило  времени,
чтобы выколотить из нее нужные сведения. В этот  раз,  однако,  в  его
распоряжении будет все время мира. Уж он-то об этом позаботится.



                                  2


     Напарник лейтенанта Хейла Джон Густафсон  доставил  Рози  и  Герт
Киншоу в третий полицейский участок на Лейкшор. Билл следовал за  ними
на своем мотоцикле. Рози то и дело поворачивала голову,  проверяя,  не
отстал ли он. Герт обратила внимание на ее поведение, но оставила  без
комментариев.
     Хейл представил Густафсона  как  "свою  лучшую  половину",  но  в
действительности Хейл являлся, как выразился  бы  Норман,  альфа-псом;
Рози догадалась с первой же секунды,  когда  увидела  их  вместе.  Она
поняла распределение ролей в паре по тому, как  Густафсон  смотрел  на
Хейла, как проводил взглядом, когда тот занимал место на  пассажирском
сиденье  неприметного  "каприса".  Подобную  картину  ей  тысячу   раз
доводилось наблюдать раньше в собственном доме.
     Они проехали мимо часов над входом в банк  -  тех  же  самых,  на
которые незадолго до них  смотрел  Норман,  -  и  Рози,  вытянув  шею,
увидела цифры: 4:09. День растянулся, как жевательная резинка.
     Она  оглянулась  через  плечо,  опасаясь,  что  Билл  отстал  или
затерялся,  в  глубине  души  уверенная,  что  именно  так  и   должно
случиться. Но он по-прежнему следовал  за  ними.  Билл  улыбнулся  ей,
поднял руку и приветственно помахал. Она помахала в ответ.
     - По-моему, довольно милый молодой человек, - заметила Герт.
     - Да, -  согласилась  Рози,  однако  ей  не  хотелось  продолжать
разговор  о  Билле,   особенно   в   присутствии   двух   полицейских,
прислушивающихся с передних сидений к каждому сказанному ими слову.  -
Тебе  следовало  остаться  в  больнице.  Пусть   бы   они   посмотрели
внимательно,  не  повредил  ли  он  тебе  что-нибудь  своим   дурацким
электрошокером.
     - Черт возьми, для меня это даже  полезно,  -  усмехнулась  Герт.
Поверх разорвавшегося сарафана на ней был накинут больничный  халат  в
синюю и  белую  полоску.  Я  впервые  чувствовала  себя  по-настоящему
проснувшейся с тех пор,  как  потеряла  девственность  в  лагере  юных
баптистов в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году.
     Рози попыталась  изобразить  ответную  улыбку,  но  лишь  жалобно
скривилась.
     - Надо полагать, пикник на этом закончился? - спросила она.
     Герт бросила на нее недоуменный взгляд.
     - Что ты имеешь в виду?
     Рози посмотрела на свои руки и не без удивления увидела, что  они
сжаты в кулаки.
     - Я имею в виду {Нормана}. Скунса  на  пикнике.  Одного  большого
вонючего б... скунса.
     Она услышала слетевшее с собственных  уст  слово  и  не  поверила
своим ушам: как  она  решилась  произнести  его,  особенно  на  заднем
сидении полицейской машины, в которой два детектива. Еще сильнее  Рози
удивилась, когда сжатая  в  кулак  левая  рука  вдруг  размахнулась  и
треснула по панели левой дверцы чуть выше открывающей окно ручки.
     Сидевший за рулем Густафсон заметно подпрыгнул.  Хейл  оглянулся,
повернув к  ней  бесстрастное  лицо,  затем  снова  посмотрел  вперед.
Кажется,  он  что-то  негромко  сказал  своему  напарнику.   Рози   не
расслышала; впрочем, ей было плевать.
     Герт взяла ее за мелко  подрагивающую,  сжатую  в  кулак  руку  и
принялась усердствовать над ней, как массажист над сведенной судорогой
мышцей.
     - Все в порядке, Рози, - успокаивала она рокочущим, как двигатель
грузовика на холостом ходу, голосом.
     - Да нет же! - закричала Рози. - Какой там черт в порядке, как ты
можешь говорить? - В глазах защипало от слез, однако ей и на это  было
наплевать. Впервые за взрослую жизнь она плакала не от унижения, стыда
или страха, а от злости. - Ну какого дьявола ему надо?  Почему  он  не
хочет оставить меня в покое? Он избивает Синтию, он  портит  пикник...
б... Норман! - Она снова хотела было ударить по дверце, но Герт  сжала
ее кулак стальной хваткой. - Б... {скунс Норман}!
     Герт согласно кивала головой:
     - Все верно, б... скунс Норман.
     - Он  как...  родимое  пятно!  Чем  сильнее  его   трешь,   чтобы
избавиться от него, тем заметнее  оно  становится!  Проклятый  Норман!
Долбаный, вонючий, сумасшедший Норман! Я ненавижу  его!  {Я  ненавижу}
его!
     Она замолкла, тяжело дыша. Лицо ее излучало  ярость,  щеки  стали
мокрыми от слез... но она не могла сказать, что ей плохо.
     "Билл! Где Билл?"
     Рози внезапно обернулась, {уверенная}, что  уж  в  этот  раз  его
точно не будет, но Билл  ехал  за  ними.  Он  помахал  ей  рукой.  Она
ответила и снова повернулась, чувствуя, как возвращается спокойствие.
     - Да, Рози, устроила ты нам проповедь.  Черт  возьми,  ты  имеешь
полное право слегка сойти с ума. Но...
     - О да, это я сошла с ума, все верно.
     - ...но незачем думать, что он испортил нам день.
     Рози растерянно заморгала.
     - Что? Но как они смогут продолжать? После...
     - А как {ты} могла продолжать после  того,  как  он  столько  раз
избивал тебя?
     Рози всего лишь покачала  головой,  не  понимая.  -  В  некоторой
степени это можно считать проявлением терпимости, -  сказала  Герт.  -
Отчасти обыкновеннейшее упрямство, не стану отрицать. Но прежде всего,
Рози, мы хотим показать миру наше лицо. Мы хотим доказать, что нас  не
так-то легко вывести из себя. Думаешь,  подобное  происходит  впервые?
Ха-ха. Норман худший из всех, но далеко не первый. А что  ты  делаешь,
когда на пикнике появляется скунс  и  забрызгивает  все  вокруг  своей
зловонной  жидкостью?  Ты  ждешь,  пока  ветер  не  развеет  вонь,   и
продолжаешь   веселиться.   Именно   это   и   происходит   сейчас   в
Эттингер-Пиере, и дело совсем не в договоре, который  мы  подписали  с
"Индиго Герлс". Мы продолжаем, чтобы доказать прежде всего самим себе:
никто не сможет кулаком вышибить  из  нас  жизнь...  наше  {право}  на
жизнь. Конечно, некоторых уже и след простыл - думаю,  Лана  Клайн  со
своими пациентками возглавила ряды  беглецов,  -  но  остальные  будут
веселиться до конца. Мы  не  успели  еще  отъехать  от  больницы,  как
Консуэло и Робин отправились назад в Эттингер.
     - Молодцы ребята, - вставил с переднего сиденья лейтенант Хейл.
     - Как вы позволили ему уйти? - набросилась на него с  обвинениями
Рози. - Господи, вы хоть знаете, как ему удалось скрыться?
     - Ну, если придерживаться истины, не {мы} его упустили,  -  мягко
поправил ее Хейл. - Промашка на совести службы безопасности Эттингера;
к  тому  времени,  когда   прибыли   первые   полицейские   городского
управления, вашего мужа и след простыл.
     - Как мы выяснили, он отнял у мальчика резиновую маску, - вступил
в разговор Густафсон. - Большую, которая  надевается  на  всю  голову.
Натянул ее и смылся. Должен сказать, что ему крупно повезло.
     - Ему {всегда} везло, - с горечью в  голосе  заметила  Рози.  Они
въезжали на  стоянку  перед  зданием  полицейского  участка;  Билл  не
свернул вслед за ними. Рози повернулась к  подруге.  -  Ладно,  можешь
отпустить мою руку.
     Герт поддалась на ее уловку,  и  кулак  Рози  тут  же  грохнул  о
дверцу. В этот раз она здорово ушибла руку,  но  какой-то  только  что
родившейся части ее самосознания боль доставила странное удовольствие.
     - Ну почему он не хочет оставить меня в покое?  -  повторила  она
свой вопрос, ни к кому не обращаясь.  И  все  же  услышала  ответ.  Ей
ответил чувственный низкий голос, прозвучавший в глубине ее разума.
     "Он  не  будет  твоим  мужем.  Он  не  будет  твоим  мужем,  Рози
Настоящая".
     Она опустила голову, глядя на  свои  руки,  и  увидела,  что  они
покрылись гусиной кожей.



                                  3


     Его разум снова воспарил - выше, выше и прочь, как пела  когда-то
эта рыжая сучка Мэрилин Макку -  очнувшись,  обнаружил,  что  пытается
втиснуть "темно" на очередной пятачок стоянки. Он не мог  понять,  где
находится, но подумал, что, скорее всего, приехал в подземный гараж  в
половине  квартала  от  "Уайтстоуна",   где   уже   оставлял   машину.
Наклоняясь, чтобы рассоединить провода  зажигания,  он  увидел  датчик
уровня топлива в баке, и кое-что показалось ему  довольно  интересным:
стрелка упиралась в  правый  край  шкалы.  Значит,  во  время  провала
сознания он заезжал на заправку. Но почему он это сделал?
     "Потому что на самом деле я останавливался не  ради  бензина",  -
ответил Норман самому себе.
     Он снова подался вперед, намереваясь глянуть на  себя  в  зеркало
заднего вида, но вспомнил, что оно валчется на полу.  Подняв  его,  он
поднес зеркало к лицу.  На  него  уставилась  распухшая  в  нескольких
местах физиономия в  ссадинах  и  кровоподтеках;  огромное  количество
следов, свидетельствовавших  о  недавней  драке,  но  крови  не  было.
Следовательно, пока служащий заправки заливал бак его "форда", он смыл
кровь в туалете заправочной станции. Что ж, в таком виде он уже  может
появляться на улице - во всяком случае, если удача не изменит ему, - и
это хорошо.
     Рассоединяя  провода  зажигания,  он  задумался   на   мгновение,
определяя, который сейчас час. Узнать неоткуда;  он  не  носил  часов,
никто не  догадался  установить  их  на  вшивеньком  "форде",  и  даже
спросить не у кого. Да, впрочем, так ли это важно? Какое...
     "Нет, - мягко произнес  знакомый  голос.  -  Совершенно  неважно.
Время не должно тебя волновать".
     Он опустил голову и увидел маску быка, уставившуюся  на  него  со
своего места на резиновом коврике перед пассажирским сидением:  пустые
глаза, всезнающая  сморщенная  улыбка,  идиотские  украшенные  цветами
рога. Ему тут же захотелось надеть ее. Глупо,  конечно,  он  испытывал
отвращение к  цветочным  веночкам  на  рогах,  еще  сильнее  ненавидел
дебильную улыбку счастливого  кастрата...  но,  как  знать,  возможно,
маска  принесет  ему  удачу.  Разумеется,  на  самом   деле   она   не
разговаривает,  все  это  фокусы  его  сознания,  однако  без  нее  он
наверняка не смог бы выбраться из  Эттингер-Пиера.  В  этом  никто  не
сомневается.
     "Ну хорошо, хорошо, - подумал он, - viva el toro"  и  наклонился,
чтобы поднять маску с пола.
     Затем, казалось, без малейшего перерыва в происходящем он  шагнул
вперед   и,   обхватив   руками    талию    блондинки,    сдавил    ее
сильно-сильно-сильно, чтобы девушка не смогла набрать в грудь  воздуха
и закричать. Она только  что  появилась  из  двери  с  табличкой  "ДЛЯ
ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА" толкая перед собой тележку,  и  он  подумал,
что,  наверное,  прождал  здесь  некоторое  время,  но  это   неважно,
совершенно неважно, потому что  они  опять  возвращаются  за  дверь  с
табличкой "ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА", только вдвоем, -  Пэм  и  ее
новый друг Норман, viva el toro.
     Она  дергалась  и  вырывалась,  пытаясь  ударить  его  ногой,   и
некоторые удары  приходились  в  кость  голени,  но  он  их  почти  не
чувствовал, потому что она была обута в мягкие кроссовки. Он освободил
одну руку, без труда придерживая ее другой, закрыл за  собой  дверь  и
запер на задвижку. Быстро огляделся, убеждаясь, что они одни. Суббота,
предвечерний час, самая середина уик-энда, здесь должно быть  пусто...
и действительно, в подсобке никого не было. Узкая и длинная комната  с
небольшим рядом шкафчиков для одежды  в  дальнем  конце.  В  подсобной
комнате царил удивительный запах - аромат выстиранного и  наглаженного
белья, пробудивший у Нормана воспоминания о днях стирки в родительском
доме, когда он был еще совсем маленьким.
     На полочках с одной стороны комнаты возвышались стопки  аккуратно
свернутых  простыней  и  наволочек,  чуть  дальше  стояли  корзины   с
пушистыми ванными полотенцами. У другой стены расположился целый склад
одеял. Норман толкнул Пэм на одеяла, без малейшего  интереса  наблюдая
за тем, как ее форменная юбка задралась при падении,  открывая  бедра.
Его сексуальные потребности ушли в отпуск, а может быть, и на  пенсию,
и это, наверное,  тоже  неплохо.  За  прошедшие  годы  та  штука,  что
болтается у него  между  ног,  втянула  его  во  многие  неприятности.
Забавный вывод ив серии тех, которые способны заставить поверить,  что
Господь Бог имеет гораздо больше общего с Эндрю Дрисом Клэем, чем  это
кажется. Двенадцать лет вы этого не замечаете, а следующие пятьдесят -
или даже шестьдесят -  половые  прихоти  волокут  вас  за  собой,  как
взбесившийся бритоголовый тасманийский дьявол.
     - Не вздумай кричать, - пригрозил он ей. -  Не  вздумай  кричать,
Пэмми. Если пикнешь, убью.
     Разумеется, он не намеревался исполнять свою угрозу - по  крайней
мере сразу, - но ей-то откуда знать?
     За миг до этого Пэм сделала глубокий вдох; теперь же она медленно
и неслышно выпустила воздух из легких. Норман заметно расслабился.
     - Пожалуйста, не трогайте меня, -  заскулила  она,  и  {это}  уже
оригинально, {этого} он прежде никогда не слышал, нет-нет, ну что вы!
     - И не собираюсь, - с теплотой в голосе заверил он  ее,  -  Я  не
собираюсь причинить тебе боль. - Что-то зашевелилось в заднем кармане.
Он сунул туда руку и нащупал резину. Маска. Нельзя сказать,  чтобы  он
удивился. - Все, что мне надо от тебя,  это  узнать  то,  что  я  хочу
знать, Пэм.  Ты  мне  это  скажешь,  и  мы,  счастливые  и  довольные,
разойдемся каждый в свою сторону.
     - Откуда вам известно, как меня зовут? Он ответил  ей  уклончивым
пожатием плеч, которое  часто  применял  при  допросах  подозреваемых,
словно говоря - ему известно многое, в этом и заключается его работа.
     Она сидела на  свалившейся  куче  темно-коричневых  одеял,  точно
таких же, как и то, что покрывало его  постель  в  номере  на  девятом
этаже, и разглаживала юбку на коленях. Надо отдать ей должное, глаза у
нее замечательные, такого редкого сочного синего цвета. На нижнем веке
левого глаза  собралась  слезинка,  дрогнула  и  покатилась  по  щеке,
оставляя черный след туши для ресниц.
     - Вы хотите изнасиловать меня? -  спросила  она,  глядя  на  него
своими бесподобными по-детски синими  глазами,  роскошными  глазами  -
имея такие глазки, можно свести с ума любого мужика, правда, Пэмми?  -
однако он не замечал в них того, что хотел. А хотел он увидеть взгляд,
знакомый ему по  камерам,  взгляд  человека,  который  после  допроса,
продолжавшегося целый день и половину ночи, готов  сломаться:  жалкий,
униженный, умоляющий взгляд, утверждающий: "Я скажу вам все, все,  что
хотите, только оставьте меня в покое  хоть  ненадолго".  Он  не  видел
этого взгляда в глазах Пэмми. Пока.
     - Пэм...
     - Пожалуйста, не надо насиловать меня, прошу  вас,  не  надо,  но
если вы все-таки собираетесь сделать это,  прошу  вас,  воспользуйтесь
презервативом, я так боюсь СПИДа...
     Он уставился на нее потрясенный,  потом  разразился  хохотом.  От
смеха у него свело живот, вернулась невыносимая боль  в  груди  и  еще
сильнее  заболело  лицо,  но  какое-то  время  Норман  просто  не  мог
остановиться.  Он  говорил  себе,  что  {обязан}   остановиться,   что
кто-нибудь   из   администрации    отеля,    проходя    мимо,    решит
полюбопытствовать,  что  же  так  развеселило  кого-то,  и  попытается
заглянуть в подсобку, но даже  {эта}  доводы  не  помогли;  он  просто
должен отсмеяться, пока приступ не закончится сам собой.
     Блондинка смотрела на него сначала удивленно,  затем  тоже  робко
улыбнулась. Улыбнулась с надеждой.
     С огромным трудом Норману удалось взять себя в руки, хотя к  тому
времени глаза его все еще слезились от смеха.
     - Господи, не собираюсь я тебя  насиловать,  Пэм,  -  выдавил  он
наконец, после того как приступ смеха  ослабел  настолько,  чтобы  его
слова не показались неискренними.
     - Откуда вы знаете, как меня зовут? - снова спросила она. В  этот
раз ее голос звучал более уверенно.
     Он выдернул из  кармана  маску,  сунул  руку  внутрь  и  принялся
шевелить ею, как тогда, на улице, перед глазеющим на него  похожим  на
бухгалтера водителем "камри".
     - Пэм-Пэм-бо-Бэм, банана-фанна-фо-Фэм, фи-фай-мо-Мэм, -  заставил
петь маску. Он покачивал рукой вперед-назад, как Шери Льюис  со  своей
трахнутой отбивной из ягнятины, только теперь это не ягненок,  а  бык,
кастрированный бык-недоумок с цветочками на рожках. На всей  земле  не
найдется причины, по которой он мог бы испытывать к Фердинанду  теплые
чувства... однако следует признаться честно - проклятый бык ему чем-то
нравился.
     - Ты  тоже  мне  чем-то  нравишься,  -  признался  кастрированный
бык-недоумок,  глядя  на  Нормана  своими  пустыми  глазницами.  Затем
повернулся к Пэм и с помощью Нормана, чьи пальцы заставляли  двигаться
его губы, спросил: - У тебя что, какие-то проблемы?
     - Н-н-нет, - промямлила она, и выражение глаз, которого  ему  так
не хватало,  все  не  появлялось  и  не  появлялось,  хотя  наметились
признаки прогресса: он приводил ее в трепетный ужас - они приводили ее
в ужас, - в этом можно не сомневаться.
     Норман присел на корточки,  свесив  руки  между  коленями;  морда
Фердинанда была  теперь  обращена  к  полу.  Он  посмотрел  на  нее  с
искренним сочувствием.
     - Клянусь, больше всего на свете ты хотела бы, чтобы я убрался из
этой комнаты и из твоей жизни, правда же, Пэм?
     Она кивнула с такой силой, что волосы подпрыгнули на плечах.
     - Да, я понимаю и полностью с тобой согласен. Ты скажешь мне одну
вещь, и я растаю, как прохладный бриз. И ответ не  представляет  собой
ничего сложного. - Он подался к ней; рога Фердинанда уперлись в пол. -
Все, что мне надо, - это знать, где Роуз. Роуз Дэниелс. Где она живет.
     - О мой Бог! - С лица Пэм исчезли последние краски - два  розовых
пятна на скулах, - а глаза расширились так, что  им,  казалось,  стало
тесно. - О мой Бог! Это вы! Вы Норман.
     Он испугался и разозлился - {ему} полагалось знать ее имя, именно
на этом все и построено, но {она} не должна знать, как  его  зовут,  -
после чего события приняли неожиданный оборот. Пока он  реагировал  на
произнесенное ею имя, она вскочила на  ноги  и  едва  не  убежала.  Он
бросился за ней, протягивая правую руку с надетой на нее  маской  бык