к: для курящих или некурящих.
     - Вы курите? - спросил Билл, и Рози торопливо встряхнула головой.
- Где-нибудь подальше от течения, если можно, - сообщил Билл мужчине в
смокинге,  и  Рози  заметила,  как  что-то  зеленое   -   по-видимому,
пятидолларовая бумажка -  перешло  из  руки  Билла  в  ладонь  хозяина
ресторана. - Найдется ли свободный столик в уголке?
     - Разумеется, сэр.
     Он повел их через ярко освещенный  зал  под  лениво  вращающимися
лопастями вентиляторов.
     Когда они сели за столик, Рози спросила Билла,  как  ему  удалось
разыскать ее, хотя уже догадывалась, каким будет ответ. На самом  деле
ей хотелось понять, {почему} он взялся разыскивать ее.
     - С помощью Робби Леффертса, - признался он. - Робби  заглядывает
ко мне регулярно, проверяет, не появилось ли  что-нибудь  новенькое  -
вернее, {старенькое}, короче, вы понимаете, что я хочу сказать...
     Она вспомнила Дэвида Гудиса - "Все произошло хуже  некуда.  Пэрри
был ни в чем не виновен" - и улыбнулась.
     - Я знал, что вы читаете для него книги Кристины Белл, потому что
он  специально  заходил,  чтобы  сообщить  мне  об  этом.  Он  {очень}
волновался.
     - Правда?
     - Робби сказал, что не слышал лучшего голоса с тех пор, как  Кэти
Бейтс  записала  "Молчание  ягнят",   а   это   кое-что   значит:   он
{обожествляет} Бейтс и еще одну запись - Роберт Фрост  читает  "Смерть
наемника". У него есть старая пластинка, помните, тридцать три  и  три
десятых? Вся исцарапанная, но голос бесподобный.
     Рози ошеломленно молчала.
     - И я выпросил у него ваш адрес. Нет, ее выпросил - слишком слабо
сказано. Я надоедал ему до тех пор, пока он  не  сдался.  Робби  очень
чувствителен к занудам. Но, к его чести будь сказано, Рози...
     Остальную часть реплики она не уловила. "Рози, - думала она. - Он
назвал меня Рози. Я не просила его; он сам меня так назвал".
     - Не хотите ли что-нибудь выпить?
     У локтя Билла материализовался официант.  Пожилой,  держащийся  с
чувством собственного достоинства,  он  смахивал  на  университетского
профессора литературы. "Профессор, нацепивший средневековое  платье  с
завышенной талией". - Рози с трудом сдержала смешок.
     - Я бы выпил чая со льдом, - попросил Билл.  -  Что  вы  скажете,
Рози?
     "И опять. Он опять назвал меня  Рози.  Откуда  он  знает,  что  я
никогда и не была Роуз, что на самом деле я всегда оставалась Рози?"
     - Мне тоже.
     - Два чая со льдом, превосходно, - подтвердил  заказ  официант  и
затем процитировал внушительный список  фирменных  блюд.  К  огромному
облегчению Рози, все блюда  имели  английские  названия,  а  когда  он
произнес "лондонское жаркое", она ощутила, как в  желудке  зашевелился
червячок голода.
     - Мы подумаем и решим через минуту, - сказал Билл.
     Официант удалился, и Билл снова повернулся к Рози.
     - Еще два комплимента в адрес Робби. Он предложил мне заглянуть в
студию... вы ведь работаете в Корн-билдинг, верно?
     - Да, студия называется "Тейп Энджин".
     - Ага. Так вот, он предложил мне заглянуть  в  студию,  чтобы  мы
втроем могли выпить по чашечке  кофе  после  того,  как  вы  закончите
работу. Этакий отцовский жест. Я сказал ему, что не смогу  заехать,  и
тогда он заставил меня буквально {поклясться}, что сначала я  позвоню.
Я и пытался. Рози, но не нашел вашего номера в  справочнике.  Он  хоть
включен в телефонную книгу?
     - Вообще-то у меня пока  нет  телефона,  -  ответила  она,  уходя
чуточку в сторону от  прямого  ответа.  {Разумеется},  она  попросила,
чтобы ее номер не включали в  телефонный  справочник;  это  стоило  ей
лишние тридцать долларов -  сумма  весьма  внушительная  для  скудного
бюджета, - однако она  не  могла  позволить  себе  роскошь  попасть  в
полицейские компьютерные реестры.  По  раздраженным  репликам  Нормана
Рози знала, что полиции не позволяется шарить, когда ей вздумается, по
спискам не внесенных в справочник номеров так, как она  это  делает  с
обычными абонентами. Закон запрещает разглашать номера телефонов,  чьи
владельцы не захотели включать их в телефонные книги, - это  нарушение
прав личности на сохранение тайны, от которых добровольно отказываются
те, кто соглашается внести свой  номер  в  открытые  справочники.  Так
постановил суд, и Норман, как и  большинству  копов,  с  которыми  она
познакомилась за  время  супружеской  жизни,  испытывал  непреодолимую
ненависть к судам за то, что они мешают им работать.
     - Почему же вы не смогли заехать на студию? Вас не было в городе?
     Он взял салфетку,  аккуратно  развернул  ее  и  положил  себе  на
колени. Когда он снова  поднял  голову,  она  увидела,  что  его  лицо
изменилось, и ей понадобилось  еще  несколько  секунд,  чтобы  постичь
очевидное - он покраснел.
     - Знаете, мне просто не хотелось, чтобы наша встреча превращалась
в массовый митинг. В компании с человеком невозможно поговорить.  А  я
желал... гм... познакомиться с вами поближе.
     - И потому мы оказались здесь, - мягко произнесла она.
     - Совершенно верно. И вот мы здесь. - Но {почему} вам  захотелось
познакомиться со мной  поближе?  Почему  вы  решили  вытащить  меня  в
ресторан?  -  Она  сделала  паузу,  затем  скороговоркой   проговорила
остальное. - Я хочу сказать, что старовата для вас, не так ли?
     На  секунду  его  физиономия  застыла,  словно  он   не   доверил
услышанному, затем решил, что она пошутила, И рассмеялся.
     - Сколько вам лет, бабушка? Двадцать  семь?  Или  целых  двадцать
восемь?
     Сначала она подумала, что теперь {он} шутит - и притом  не  очень
удачно,  -  но  спустя  мгновение  до  нее  дошло,  что,  несмотря  на
легкомысленный тон, он говорит совершенно серьезно. Даже  не  пытается
льстить ей, лишь констатирует очевидный факт. По крайней мере, то, что
{ему}  кажется  очевидным.  Это  потрясло  ее,   и   мысли   мгновенно
разлетелись в  разные  стороны.  Лишь  одна  задержалась  в  сознании:
перемены в ее  жизни  не  ограничились  новой  работой  и  собственной
комнатой;  похоже,   они   только-только   начинаются.   Словно   все,
случившееся  до  этого  момента,  являлось  серией   мелких   толчков,
предвещающих  приближение   настоящего   землетрясения.   Вернее,   не
землетрясения, а жизнетрясения,  и  внезапно  она  ощутила  неутолимую
жажду перемен, волнение, объяснения которому не находила.
     Билл начал было  говорить,  но  тут  подоспел  официант,  который
принес чай со льдом. Билл заказал бифштекс, Рози попросила  лондонское
жаркое. Когда официант поинтересовался, какое жаркое она предпочитает,
Рози сказала, что мясо должно быть хорошо прожаренным - она ела хорошо
прожаренную говядину, потому что именно такую говядину любил Норман, -
но потом вдруг передумала.
     - Недожаренное, - сказала она. - Почти сырое.
     - Отлично!  -  воскликнул  официант  таким  тоном,   словно   его
действительно обрадовал именно этот  заказ,  и  когда  он  ушел,  Рози
подумала, что в мире официанта, наверное, очень хорошо жить - там  все
всегда отлично, замечательно, превосходно.
     Посмотрев на Билла, она увидела, что он по-прежнему не  сводит  с
нее глаз - таких тревожащих глаз с едва заметным зеленоватым оттенком.
Сексуальных глаз.
     - Он оказался совсем неудачным? - спросил он. - Ваш брак?
     - Что вы имеете в виду? - замялась она.
     - Вы сами прекрасно понимаете. Я встречаю женщину в лавке  своего
отца, разговариваю с  ней  минут  десять,  и,  черт  возьми,  со  мной
происходит то, чего я меньше всего ожидаю, -  я  не  могу  забыть  ее.
Такое случается только в фильмах да в рассказах на страницах журналов,
которыми завалены столы приемных в поликлиниках. Я лично никогда в это
не верил. И вот, на тебе, получите,  пожалуйста.  Я  вижу  ее  лицо  в
темноте, когда выключаю свет. Я думаю о ней за завтраком.  Я...  -  Он
помедлил, внимательно и встревоженно глядя на нее. - Надеюсь, я вас не
напугал?
     Он действительно ее напугал, и очень здорово, и  в  то  же  время
никогда в жизни она не слышала ничего более прекрасного. У нее  горело
все  тело  (а  ступни  оставались  холодными  как  лед),  она  слышала
усыпляющий шелест вентиляторов  над  головой.  Казалось,  их  было  не
меньше тысячи, целый батальон вентиляторов.
     - Эта женщина является, чтобы продать мне  обручальное  кольцо  с
камнем, который считает бриллиантом... хотя в глубине  души  понимает,
что камень фальшивый. Потом, когда я узнаю, где она  живет  и  прихожу
навестить - с букетом в руке  и  сердцем  в  пятках,  если  можно  так
выразиться, - она чуть  не  расшибает  мне  голову  банкой  фруктового
коктейля. Не хватает вот столько. - Он поднял  правую  руку  и  развел
большой и указательный пальцы на полдюйма. Рози вытянула руку -  левую
- и развела большой и указательный пальцы на дюйм.
     - Скорее вот столько, - уточнила она. - И  я  похожа  на  Роджера
Клеменса - у меня отличная реакция.
     Он от души рассмеялся ее шутке  -  хорошим,  искренним,  глубоким
грудным смехом. Через секунду она захохотала вместе с ним.
     - Как бы там ни было, леди не нажимает на  пусковую  кнопку,  она
лишь легонько поглаживает ее блестящую красную  поверхность,  а  потом
прячет  ручки  с  оружием  за  спину,  как  мальчишка,  застигнутый  с
"Плейбоем", который стащил  из  ящика  отца.  Она  говорит:  "О  Боже,
извините!", и мне хочется узнать, кто же враг,  ибо  оказывается,  что
это не я. А потом я задумываюсь над тем, до какой степени бывшим  стал
ее бывший муж,  потому  что  не  всякая  счастливая  в  браке  женщина
приходит ко мне в  ломбард,  чтобы  расстаться  со  своим  обручальным
кольцом. Понимаете?
     - Да, - кивнула она. - Думаю, да.
     - Это очень важно для меня. Видите ли, если вам  кажется,  что  я
сую нос не в свои дела, я согласен, так оно, наверное, и  есть,  но...
за считанные минуты эта  женщина  все  переворачивает  во  мне,  и  я,
естественно,  не  желаю,  чтобы  у  нее   имелись   какие-то   прочные
привязанности. С другой стороны, мне не хочется, чтобы ее  преследовал
страх, заставляющий всякий раз, когда кто-то звонит, открывать  дверь,
держа в руке банку консервированнего фруктового  коктейля  размером  с
ведро. Вы следите за ходом моих мыслей? Понимаете, что я хочу сказать?
     - Думаю, да, - сказала она. - Бывший муж, очень даже бывший. -  А
потом, сама не зная почему, добавила: - Его зовут Норман.
     Билл с серьезным видом склонил голову:
     - Теперь я  понимаю,  почему  вы  от  него  ушли.  Рози  невольно
засмеялась и зажала рот ладонями. Лицо ее  пылало  огнем.  Наконец  ей
удалось взять себя в руки, но к тому времени из глаз потекли слезы,  и
ей пришлось утереть их салфеткой. - Все нормально?  -  спросил  он.  -
Кажется, да. - Не хотите рассказать мне о нем? Перед ней неожиданно  с
четкостью ночного кошмара возник  образ.  Это  была  старая  теннисная
ракетка Нормана, видавший виды "Принс" с рукояткой, обмотанной  черной
лентой. Насколько она помнила, ракетка до сих пор висела дома на стене
над лестницей, ведущей в подвал. За первые годы их брака он  несколько
раз колотил ее ракеткой. Потом, примерно через полгода после выкидыша,
произошло нечто гораздо более ужасное. Он  изнасиловал  ее  с  помощью
ракетки,   всунув   рукоятку   ей   в   анус.   Во   время   заседаний
терапевтического кружка в "Дочерях и сестрах" она  поделилась  (именно
так  это  называлось,  {делиться}  -  слово  одновременно   точное   и
отвратительное) с остальными  женщинами  многим  из  своего  семейного
"опыта", но об этой маленькой неприятности решила умолчать  -  о  тем,
каково ощущать внутри себя обмотанную лентой рукоятку, которую вгоняет
в анальный проход оседлавший тебя мужчина, прижав коленями бедра  так,
что ты не можешь пошевелиться; каково чувствовать, как он  наклоняется
и говорит, что, если ты и дальше будешь  сопротивляться,  он  разобьет
стакан с водой, стоящий на тумбочке возле кровати,  и  перережет  тебе
горло. Каково лежать под ним,  ощущая  запах  мятных  таблеток  в  его
дыхании и думать, что он вот-вот разорвет тебя на части.
     - Нет, - отказалась она, благодарная своему голосу за то, что  он
не дрожит. - Я не хочу говорить о Нормане. Он обращался со мной  плохо
и потому я от него ушла. Конец рассказа.
     - Вполне исчерпывающее жизнеописание, - заметил он. - И он  исчез
из жизни навсегда?
     - Навсегда.
     - Знает ли он об этом? Я спрашиваю потому, что вспоминаю, как  вы
открыли мне дверь. Вряд ли вы ожидали увидеть представителя  церковной
общины Всех святых.
     - Не знаю, известно ли  ему  об  этом,  -  призналась  она  после
нескольких секунд раздумий - ибо вопрос показался ей очень уместным. -
Вы боитесь его?
     - О да. Очень. Но это  не  обязательно  что-то  значит.  Я  боюсь
{всего}. Все представляется мне новым.  Мои  друзья  в...  мои  друзья
говорят, что я перерасту свой страх, но я не уверена.
     - И все же вы не побоялись пойти со мной на ужин.
     - Как же! У меня до сих пор коленки дрожат.
     - Но почему вы тогда согласились?
     Она открыла рот, чтобы высказать  то,  о  чем  думала  раньше,  в
автомобиле по пути к ресторану - что  он  застал  ее  врасплох  и  она
просто не успела отказаться, - и потом снова закрыла его. Это  правда,
но это не вся правда {внутри} правды, к тому же  они  коснулись  темы,
которую она не хотела обходить стороной. Рози не  знала,  и  не  могла
знать, есть ли у них  двоих  какое-то  будущее,  ожидающее  за  дверью
ресторана "Попс Китчен", или ужином  все  и  закончится,  но  если  их
отношениям суждено иметь продолжение, увиливания и умолчания  вряд  ли
являются хорошим началом на этом пути.
     - Потому что мне хотелось, -  сказала  она.  Ее  голос  прозвучал
тихо, но отчетливо.
     - Хорошо. Больше об этом ни слова.
     - И о Нормане, ладно?
     - Его правда так зовут? Или вы меня разыгрываете?
     - Правда.
     - Как у Бейтс?
     - Как у Бейтс.
     - Могу я задать вам еще один вопрос, Рози?
     Она слабо улыбнулась.
     - Пожалуйста, при том условии, что я не обещаю ответить на него.
     - Договорились. Вы подумали, что старше меня, так ведь?
     - Да, - подтвердила она. - Я подумала,  что  старше.  Собственно,
сколько вам лет на самом деле, Билл?
     - Тридцать. Как я понимаю, это делает нас  близкими  соседями  на
возрастной лестнице... во всяком случае, живем мы на одной  улице.  Но
вы почти автоматически предположили, что не просто старше, а {намного}
старше. И вот обещанный вопрос. Вы готовы?
     Рози неловко пожала плечами.
     Он склонился к ней, внимательно глядя ей в глаза  взглядом  своих
глаз с чарующим зеленоватым проблеском.
     - Вы знаете, что красивы? - спросил он. - Это не комплимент и  не
заранее заготовленная фраза для подобного ужина с дамой;  я  спрашиваю
из чистого любопытства. Скажите, вы {знаете}, что  красивы?  Наверное,
нет, так ведь?
     Она открыла рот. Но из глубины горла вырвался лишь  едва  слышный
шум выдоха, похожий скорее на свист, чем вздох.
     Он накрыл ее руку своей  ладонью  и  слегка  сжал.  Прикосновение
длилось недолго,  однако  ее  нервные  окончания  будто  поразил  удар
электрическим током, и секунду-другую  она  не  видела  ничего,  кроме
сидящего напротив мужчины - ничего, кроме  его  волос,  губ  и,  самое
главное, глаз. Остальной мир погрузился в небытие, словно  они  вдвоем
оказались  на   сцене,   где   вдруг   погасили   все   лампы,   кроме
одного-единственного яркого жаркого софита.
     - Не надо насмехаться надо мной, - попросила она, и в этот раз ее
голос отчетливо дрожал. - Пожалуйста, не смейтесь. Я этого не вынесу.
     - Я никогда этого не сделаю,  -  произнес  он  рассеянно,  словно
данный предмет находился вне поля их обсуждения. - Но я буду  говорить
вам все, что вижу.  -  Улыбнувшись,  он  протянул  руку,  чтобы  снова
прикоснуться к ее руке. - Я {всегда} буду говорить вам то,  что  вижу.
Обещаю.



                                  7


     Она заверила его, что ему совсем не  обязательно  подниматься  по
лестнице и провожать ее до самой двери, но он настоял на своем, и  она
обрадовалась.  Когда  официант  принес  бифштекс  и  жаркое,  разговор
перекинулся на менее личные темы - он пришел в восторг,  выяснив,  что
упоминание о Роджере  Клеменсе  было  не  случайным,  что  она  вполне
уверенно ориентируется в бейсболе, и они долго обсуждали достоинства и
недостатки городских команд, после чего  естественно  переключились  с
бейсбола на баскетбол. Она почти не вспоминала о Нормане до  тех  пор,
пока они не сели в машину, чтобы вернуться домой. В  этот  момент  она
представила, каково будет открыть  дверь  и  увидеть  в  комнате  его,
Нормана,   сидящего   на   кровати   с   чашкой   кофе,   может   быть
рассматривающего висящую на стене картину с  изображением  женщины  на
вершине холма.
     Потом, когда они поднимались по лестнице - Рози впереди, Билл  на
ступеньку или две сзади - у нее родился новый повод для  беспокойства.
Что случится, если он вздумает поцеловать ее на прощание? И что,  если
после поцелуя захочет зайти к ней?
     "{Разумеется}, он захочет зайти, - произнес  Норман  тем  тяжелым
терпеливым тоном, к которому прибегал, когда старался не  рассердиться
на нее и все же не  мог  сдержать  злость.  -  Более  того,  он  будет
настаивать. С чего бы тогда он тащил  тебя  в  ресторан  и  вышвыривал
полсотни баксов? Черт возьми, ты должна быть польщена - на улице полно
шлюх, которые проявили бы гораздо большую уступчивость и  за  половину
этой суммы. Он захочет войти, он захочет трахнуть тебя,  и,  наверное,
это не худший вариант - может, после этого ты станешь меньше витать  в
облаках".
     Ей удалось достать ключ из сумочки,  не  уронив  его,  но  кончик
ключа  долго  постукивал  по  металлическому   кружку,   категорически
отказываясь находить замочную скважину в центре.  Он  накрыл  ее  руку
своей и помог вставить ключ на место. Снова в момент прикосновения она
ощутила  легкий  удар  электрическим  током  и  не  смогла   уйти   от
воспоминаний, которые вызвал у нее входящий в замочную скважину ключ.
     Она открыла дверь. Нормана нет, разве что он прячется в душе  или
кладовке. Всего лишь приятная комната с кремовыми стенами,  висящей  у
окна картиной и включенным над раковиной светом. Пока еще не  дом,  но
гораздо ближе к дому, чем общая спальня в "Дочерях и сестрах".
     - Вы знаете, очень даже неплохо, - задумчиво  заметил  он.  -  Не
двухэтажный особняк в пригороде, но все же неплохо.
     - Не хотите ли войти на  минутку?  -  предложила  она,  с  трудом
шевеля совершенно бесчувственными губами, как будто  ей  сделали  укол
новокаина. - Я могла бы угостить вас чашечкой кофе...
     "Великолепно! - завопил Норман из крепости в ее голове.  -  Сразу
берем быка за рога, так, что ли? Ты угощаешь его чашечкой кофе,  а  он
тебя - сливками. Не ожидал от тебя, крошка".
     Билл, казалось, тщательно  обдумал  ее  предложение,  прежде  чем
отрицательно покачать головой;
     - Мне кажется, это не самая подходящая мысль. По крайней мере, не
сегодня. По-моему, вы не до конца  представляете,  как  действуете  на
меня. - Он засмеялся чуточку напряженно. - Наверное, я  и  сам  не  до
конца представляю, как вы на меня действуете.
     Он заглянул ей  через  плечо  и  увидел  нечто,  заставившее  его
поднять кверху большой палец.
     - Все-таки вы оказались правы в отношении картины - в тот  момент
я ни за что бы не признал этого, но вы были  правы.  Пожалуй,  вы  уже
тогда знали, где ее повесите, признайтесь.
     Она  отрицательно  покачала  головой,  расплываясь  в   довольной
улыбке.
     - Когда я выменяла у  вас  картину,  то  даже  не  подозревала  о
существовании этой комнаты.
     - Тогда  вы  ясновидящая.  Готов  поклясться,  лучше  всего   она
смотрится на том месте, где  ее  повесили,  в  конце  дня  или  начале
вечера. Когда солнце подсвечивает ее сбоку.