частью,  бойскаутская
подготовка меня еще ни разу не подводила.
     С обеих сторон к багажнику "харлей-дэвидсона" были привязаны  два
рюкзака. Он развязал один и извлек кожаную куртку - такую  же,  как  и
его собственная, две пары карманов со змейками на груди и по бокам, но
больше никаких украшений или излишеств. Ни  заклепок,  ни  эполет,  ни
цепочек или металлических  молний.  Она  оказалась  чуть  больше  той,
которая была на Билле. Рози посмотрела на куртку,  плоско  висящую,  в
его руках, встревоженная очевидным  вопросом.  Он  увидел  ее  взгляд,
правильно истолковал его и отрицательно покачал головой:
     - Это отцовская куртка. Он учил меня кататься на старом индейском
томагавке, который выменял  на  обеденный  стол  и  набор  мебели  для
спальни. Отец рассказывал, что в год своего  совершеннолетия  объездил
на  том  мотоцикле  всю  Америку.  Старый  дракон   заводился   ножным
стартером, и если ты забывал переключиться  на  нейтральную,  мотоцикл
выпрыгивал из-под тебя.
     - И что случилось потом? Он разбил его? - Рози слегка улыбнулась.
- Или {ты} его разбил?
     - Ни то, ни другое. Он умер от старости. С тех  пор  в  семействе
Штайнеров  прижились   харлей-дэвидсоновские   потомки.   Это   модель
"херитидж",  тридцать  пять  кубиков.  -  Он  нежно  провел  рукой  по
металлической конструкции. - Отец не катается лет пять  уже,  если  не
больше.
     - Надоело?
     Билл покачал головой:
     - Нет, у него глаукома.
     Она набросила на плечи куртку и подумала, что отец Билла,  должно
быть, дюйма на три ниже и фунтов на сорок легче  своего  сына,  однако
куртка, тем не менее, смотрелась на ней довольно смешно,  свисая  едва
ли не до колен. Впрочем, в ней было тепло, и  Рози  застегнула  ее  до
самого подбородка со странноватым чувственным удовольствием.
     - Ты прекрасно в ней выглядишь, - заметил он. - Немножко забавно,
как девочка, примеряющая наряды своей матери, но  все  равно  здорово.
Честно.
     Она решила, что теперь способна произнести те слова,  которые  не
решилась сказать, когда они с Биллом сидели на скамейке и ели  сосиски
с кислой капустой; неожиданно  ей  показалось  необходимым,  чтобы  он
услышал их.
     - Билл?
     Он посмотрел на нее с едва  заметной  улыбкой,  хотя  взгляд  его
оставался серьезным.
     - Да?
     - Не обижай меня.
     Он задумался над услышанным - улыбка  по-прежнему  не  сходила  с
лица, а глаза продолжали смотреть серьезно - и потом покачал головой:
     - Нет. Я тебя не обижу.
     - Обещаешь?
     - Да, обещаю. Давай,  прыгай  в  седло.  Ты  когда-нибудь  раньше
каталась на железном пони?
     Она покачала головой.
     - Тогда слушай. Вот  эти  маленькие  колышки  -  для  ног.  -  Он
склонился над багажником мотоцикла, а когда выпрямился, держал в руках
шлем.   Она   без    малейшего    удивления    отметила    про    себя
красновато-пурпурный цвет.
     - Держи ведерко для мозгов.
     Рози  водрузила  шлем  на   голову,   наклонилась,   торжественно
посмотрела в зеркало на руле мотоцикла и громко расхохоталась.
     - Я похожа на футболиста!
     - Причем самого красивого в команде, - добавил  он,  беря  ее  за
плечи и поворачивая к себе. - Ремешок застегивается на шее. Погоди,  я
помогу тебе.
     Его лицо находилось на расстоянии поцелуя,  и  она  почувствовала
слабое головокружение, понимая, что, если  он  захочет  поцеловать  ее
прямо сейчас и здесь, на залитом солнцем тротуаре,  где  прогуливаются
люди,  направляясь  по  утренним  субботним  делам,  она   не   станет
противиться. Затем он отступил на шаг.
     - Не слишком туго?
     Она покачала головой.
     - Точно?
     Рози кивнула.
     - Тогда скажи что-нибудь.
     - Этот реешок с'ишко тугой, - произнесла  она  и  рассмеялась  от
появившегося  на  его   физиономии   выражения.   Через   секунду   он
присоединился к ней.
     - Ты готова? - снова спросил Билл. Он  все  еще  улыбался,  но  в
глазах появилась сосредоточенность, словно они приступали к выполнению
очень серьезного задания, когда  каждый  неверный  шаг,  каждое  слово
способны привести к неисправимым последствиям.
     Она сжала руку в кулак, стукнула по шлему и нервно улыбнулась.
     - Кажется, да. Кто садится первый, ты или я?
     - Я. - Он закинул ногу на седло "дэвидсона". - Теперь ты.
     Она осторожно занесла ногу над сидением и положила  руки  ему  на
плечи. Ее сердце бешено колотилось в груди.
     - Нет, - сказал он. - Держи меня за пояс, поняла? Мои руки должны
быть свободны, чтобы управлять мотоциклом.
     Рози просунула руки ему под мышки и соединила их на  его  плоском
животе. В мгновение  ока  она  почувствовала  себя  так,  будто  разом
вернулась в  сон.  Неужели  все  это  происходит  только  потому,  что
когда-то   она   увидела   одну-единственную   капельку    крови    на
пододеяльнике? Потому, что ей вдруг вздумалось махнуть на  все  рукой,
выйти из дому и шагать, шагать, куда глаза глядят? Неужели это правда?
     "Господи, прошу тебя, сделай  так,  чтобы  это  был  не  сон",  -
взмолилась она.
     - Проверь - ноги должны стоять на подножках. Она  поставила  ноги
на подножки и  испытала  смешанный  со  страхом  восторг,  когда  Билл
перевел мотоцикл в вертикальное положение и убрал упор. В этот  момент
мотоцикл удерживали от падения только его широко расставленные ноги, и
ей показалось, что они сидят в маленькой лодке, отвязанной от пирса  и
свободно качающейся на волнах. Рози плотнее  прижалась  к  его  спине,
закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Запах разогревшейся  на  солнце
кожи оказался точно таким,  каким  представлялся  ей  во  сне,  и  это
здорово. И вообще все здорово. Страшновато и здорово.
     - Надеюсь, тебе понравится, - произнес Билл,  оборачиваясь.  -  Я
правда надеюсь.
     Он нажал кнопку на правой ручке, и "харлей"  под  ними  мгновенно
завелся, издавая оглушительный грохот. Рози подпрыгнула и придвинулась
еще ближе к нему; ее руки непроизвольно напряглись. - Все в порядке? -
крикнул он. Она кивнула, потом сообразила, что Билл  ее  не  видит,  и
прокричала в ответ, что все в порядке.
     Спустя секунду тротуар слева от них вдруг покатился  назад.  Билл
бросил быстрый взгляд через плечо,  проверяя,  нет  ли  приближающихся
машин, затем пересек Трентон-стрит и выехал на правую сторону. Поворот
оказался совсем не таким, как  в  автомобиле;  мотоцикл  {накренился},
словно маленький самолет, заходящий на  точный  курс  перед  посадкой.
Билл повернул ручку газа, и мотоцикл ринулся вперед. Порывистый  ветер
затрепетал у нее под шлемом, и Рози радостно рассмеялась.
     - Я знал, что тебе понравится! - крикнул Билл через плечо,  когда
они остановились перед красным светофором на перекрестке.  Он  опустил
ногу, поддерживая мотоцикл, и она подумала, что  на  несколько  секунд
они снова связаны с твердой землей, но очень тонкой  нитью.  Включился
зеленый, мотор опять взревел под ней, в этот раз  более  солидно,  они
свернули на Диэринг-авеню и поехали мимо Брайант-парка, подминая  тени
старых дубов, распластавшиеся на асфальте  чернильными  кляксами.  Она
выглянула из-за плеча Билла и увидела,  что  солнце  сопровождает  их,
мелькая за деревьями, как гелиограф, а  когда  он  наклонил  мотоцикл,
поворачивая на Калюмет-авеню, она наклонилась вместе с ним.
     "Я знал, что  тебе  понравится"  -  сказал  ей  Билл,  когда  они
тронулись в путь, но слово "нравилось" определяло ее чувства только  в
те минуты, когда они  проезжали  северную  часть  города,  проскакивая
предместья,  где  прижавшиеся   друг   к   другу   выглядевшие   почти
по-деревенски одно- и  двухэтажные  дома  напомнили  ей  телешоу  "Все
дома", а  на  каждом  углу,  казалось,  располагался  двойник  таверны
"Маленький глоток". Когда же они выехали на Скайуэй и покинули пределы
города, ей не просто нравилось;  она  испытывала  восторг.  Потом  они
свернули  на  черное  полотно  двухрядного  двадцать  седьмого  шоссе,
вытянувшегося вдоль берега озера до самой границы соседнего  штата,  и
Рози не возражала бы, чтобы поездка продолжалась вечно. Если  бы  Билл
спросил, нет ли у нее желания махнуть в Канаду, посмотреть  матч  "Блу
Джейз" в Торонто, Рози просто прижалась бы шлемом к черной  и  пахучей
коже его куртки, чтобы он почувствовал ее кивок.
     Лучше всего было на двадцать седьмом шоссе. В разгар лета даже  в
такой утренний час движение на  нем  станет  довольно  оживленным,  но
сейчас шоссе представляло собой  практически  пустую  черную  ленту  с
желтым стежком, разделяющим его на две части.  Справа  от  них  сквозь
зеленые ветки деревьев проглядывала сказочная голубизна  озера,  слева
приближались  и  удалялись  молочные  фермы,  хижины   для   туристов,
сувенирные лавки, только-только открывающиеся  перед  началом  летнего
сезона.
     Ей не хотелось разговаривать, она  даже  не  знала,  {сможет}  ли
говорить, если Билл  о  чем-то  ее  спросит.  Он  постепенно  разгонял
"харлей" до тех пор, пока красная  стрелка  спидометра  не  замерла  в
строго вертикальном положении, как  стрелка  компаса,  указывающая  на
север, и от ветра, задувающего под шлем, у Рози заложило уши.  Поездка
напомнила ей сны с полетами, которые видела в детстве, -  сны,  где  в
восторге бесстрашно парила над полями, скалистыми  горами,  крышами  и
трубами, а волосы ее флагом развевались за спиной.  После  таких  снов
она просыпалась, дрожа, мокрая  от  пота,  испуганная  и  одновременно
счастливая;  точно  такие  же  ощущения  испытывала  Рози  и   сейчас.
Поворачивая голову влево, она видела собственную тень, бежавшую рядом,
как и в тех снах, но теперь чуть впереди находилась еще одна  тень,  и
это усиливало ее радость. Если когда-либо в жизни она чувствовала себя
такой счастливой, как сейчас, тот момент выветрился из ее памяти. Весь
мир вокруг казался идеальным и совершенным, а она сама -  идеальной  и
совершенной частью этого мира.
     Рози ощущала незначительные колебания температуры - чуть холоднее
становилось, когда они мчались через затененные участки или спускались
в ложбины, теплело, когда снова выныривали  на  солнце.  При  скорости
шестьдесят  миль  в   час   запахи   казались   концентрированными   и
мимолетными,  словно  кто-то  стрелял  из  духового   ружья   пахучими
капсулами: коровы, навоз, сено, земля,  свежескошенная  трава,  смола,
когда они выехали на ремонтируемый участок дороги, маслянистый голубой
выхлоп, когда догнали натужно гудящий на подъеме фермерский  грузовик.
Дворняга в кузове положила морду на передние лапы и посмотрела на  них
без всякого интереса. Билл, приняв влево  на  прямом  участке  дороги,
обогнал  грузовик,  и  сидевший  за  рулем   фермер   помахал   рукой,
приветствуя Рози. Она рассмотрела лапки морщин  в  уголках  его  глаз,
покрасневшую, облупившуюся кожу на крыльях  носа,  в  солнечных  лучах
мелькнул отблеск  обручального  кольца.  Осторожно,  как  канатоходец,
выполняющий свой номер без страховочной сетки,  она  высвободила  одну
руку и помахала фермеру. Тот  улыбнулся  ей,  его  грузовик  отстал  и
вскоре скрылся из виду.
     После того, как они удалились от города на десять или  пятнадцать
миль, Билл протянул руку, указывая на блестящий силуэт в небе.  Спустя
несколько секунд она расслышала уверенный рокот лопастей пропеллера, а
еще через мгновение увидела двоих мужчин в прозрачной кабине. Вертолет
с гулом промчался у них над головами, и Рози  заметила,  как  пассажир
наклонился и прокричал что-то на ухо пилоту.
     "Я все вижу, - сказала она про себя и  затем  задумалась,  почему
это кажется ей таким удивительным. Собственно, вряд ли видела  что-то,
чего не разглядела бы из окна автомобиля. - Вижу, вижу, - думала  она.
- Вижу, потому что смотрю не через стекло, которое  превращает  все  в
простой пейзаж. Сейчас это {мир}, а не пейзаж, и я - его  неотъемлемая
часть. Я мчусь через этот мир, как в снах далекого детства, но  теперь
я не одна".
     Между ног у нее ровно гудел двигатель мотоцикла. Нельзя  сказать,
чтобы ощущение возбуждало ее, но все же дрожь, передающаяся от мотора,
напоминала о том, что там находится и для чего оно предназначено. Если
она не смотрела по сторонам, ее взгляд упирался в основание шеи Билла,
поросшее  темными  волосками,  и  ей  хотелось  узнать,  каково  будет
дотронуться до них пальцами, разгладить, как перья на спинке птицы.
     Через час после того, как они покинули город, вокруг не  осталось
и следов человеческой деятельности. Билл сбросил скорость до второй, а
когда впереди вырос щит с надписью  "ЗОНА  ОТДЫХА  "ШОРЛЕНД"  -  ВЪЕЗД
ТОЛЬКО ПО РАЗРЕШЕНИЮ", переключился на первую и свернул  на  усыпанную
гравием узкую дорогу.
     - Держись! - предупредил он. Теперь, когда в ее шлеме не  бушевал
ураган, Рози четко слышала его голос. - Ухабы.
     На дороге действительно оказалось множество ухабов,  но  "харлей"
легко преодолевал их, смягчая и превращая в не стоящие внимания кочки.
Через пять минут они остановились на маленькой  грязной  парковке.  За
ней располагалось несколько столиков для пикников и сложенных из камня
мангалов для шашлыков, разбросанных на просторной  тенистой  поляне  с
ковром зеленой густой травы и  на  пологой  узкой  каменистой  полоске
берега, не заслуживающей того, чтобы ее назвали пляжем. На  каменистый
берег одна за другой неторопливо накатывали  небольшие  волны.  Дальше
озеро  простиралось  до  самого  горизонта;  его  воображаемая  линия,
призванная разграничивать небо и воду терялась  в  голубоватой  дымке.
Зона отдыха "Шорленд" оказалась  абсолютно  пустынной,  насколько  она
могла судить, кроме них, никого поблизости  не  было,  и,  когда  Билл
заглушил двигатель, от тишины у нее перехватило дыхание. Лишь бездумно
кружащие  над  волнами  чайки  оглашали  берег  своими  пронзительными
раздосадованными криками.  Где-то  вдали  на  западе  раздавался  звук
мотора, настолько слабый, что нельзя было различить, работает  ли  это
грузовик или трактор. И все.
     Носком ботинка он  подвинул  плоский  крупный  камень  поближе  к
мотоциклу, затем опустил упор так,  чтобы  камень  оказался  под  ним.
Перекинув ногу через мотоцикл, Билл с улыбкой  повернулся  к  ней,  но
когда увидел ее лицо, улыбка исчезла, уступив место озабоченности.
     - Рози? Тебе плохо? Она удивленно посмотрела на него.
     - Нет. С чего ты взял?
     - У тебя какой-то странный вид...
     "Готова поклясться, - подумала она. - Готова поклясться".
     - Я в порядке. - заверила она Билла. - Просто мне не верится, что
все это происходит на самом деле, вот  и  все.  Думаю,  каким  образом
здесь очутилась. - Она напряженно засмеялась.
     - Скажи, у тебя не кружится голова? Ты не чувствуешь слабости?
     В этот раз Рози рассмеялась более непринужденно.
     - Да не волнуйся, все в порядке, честно.
     - И тебе понравилось?
     - Слабо  сказано.  -  Она  возилась  с  кольцами,  через  которые
продевались ремешки, затягивающие шлем,  но  никак  не  могла  с  ними
справиться.
     - Для новичка они не проще, чем морской узел. Я помогу.
     Распуская ремешки, он снова склонился над ней - приблизившись  на
расстояние поцелуя, - но в этот раз не  отступил.  Ладонями  приподнял
шлем, снимая его с головы Рози,  а  потом  поцеловал  ее,  придерживая
правой рукой за  талию;  шлем  болтался  у  ее  колена  на  мизинце  и
безымянном пальце его левой руки. Для Рози поцелуй  означал,  что  все
действительно в порядке, а прикосновение губ и ощущение руки Билла  на
талии были сродни чувству возвращения в родной дом. Она  ощутила,  как
по щекам скатились две одинокие слезинки, но это не страшно. Эти слезы
не причиняют боли.
     Билл чуть-чуть отодвинулся от нее, не снимая руки с талии;  шлем,
раскачиваясь, как  маятник,  легонько  постукивал  ее  по  колену.  Он
заглянул ей в лицо.
     - Все в порядке?
     "Да", - хотела ответить Рози, но голос изменил ей, и  она  просто
молча кивнула головой.
     - Ну и прекрасно, - сказал он, а  потом  серьезно,  как  человек,
выполняющий  важную,  ответственную   работу,   поцеловал   в   мокрые
прохладные скулы, сначала под правым глазом, потом под левым.  Поцелуи
были легкими, как  прикосновение  дрожащих  ресниц.  Рози  никогда  не
чувствовала ничего подобного. Неожиданно она обхватила Билла руками за
шею крепко-крепко, пряча лицо на его груди в складках кожаной  куртки,
плотно закрыв глаза, из которых продолжали струиться слезы. Он  прижал
ее к себе, и та рука, которая прежде покоилась  на  талии,  поднялась,
чтобы погладить ее заплетенные в косу волосы.
     Через некоторое время она оторвалась от него,  провела  рукой  по
глазам и попыталась улыбнуться.
     - Вообще-то я не так часто плачу, - сказала она. - Ты,  наверное,
этому не поверишь, но я действительно не плакса.
     - Верю, - произнес он, снимая свой шлем.  -  Идем,  поможешь  мне
взять сумку с багажника.
     Рози помогла ему распустить эластичный  шнур,  который  удерживал
сумку-холодильник, и  они  перенесли  ее  к  одному  из  столиков  для
пикников. Затем повернулась к воде и замерла.
     - По-моему, это самое красивое место в мире, -  заметила  она.  -
Мне не верится, что, кроме нас, здесь совсем никого нет.
     - Дело в том, что двадцать седьмое шоссе  немного  в  стороне  от
обычных туристских маршрутов. Я впервые  попал  сюда  еще  мальчишкой,
приехал вместе с родителями. Отец рассказал, что обнаружил  это  место
почти случайно, когда объезжал окрестности на своем  мотоцикле.  Здесь
даже в августе, когда вся остальная часть побережья просто  забита  до
отказа, посетителей не так-то много.
     Она бросила на него короткий взгляд.
     - Ты привозил сюда других женщин?
     - Нет, - ответил он.
     - Не хочешь пройтись? Во-первых,  чтобы  нагулять  аппетит  перед
завтраком, во-вторых, я хотел бы показать тебе кое-что.
     - Что?
     - Будет лучше, если ты сама увидишь.
     - Хорошо.
     Он подвел ее к воде, где они уселись на большой обломок  скалы  и
разулись.  Ее  позабавили   белые   спортивные   носки,   показавшиеся
неожиданными  после  тяжелых  мотоциклетных   ботинок;   такие   носки
ассоциировались у нее с уроками физкультуры в старшей школе.
     - Оставить здесь или взять с собой? - спросила она, поднимая свои
кроссовки. Билл задумался на минутку.
     - Ты свои берешь, а я свои  оставляю.  Проклятые  ботинки  трудно
натянуть даже на сухие ноги. Когда же они мокрые, об этом не  стоит  и
мечтать.
     Он стащил  белые  носки  и  аккуратно  положил  их  на  массивные
ботинки. Что-то в его движении и  в  том,  как  выглядели  лежащие  на
ботинках носки, заставило ее улыбнуться.
     - Что такое?
     Она покачала головой.
     - Ничего. Идем, показывай свой сюрприз. Они зашагали вдоль берега
на север, Рози несла свои кроссовки, Билл  указывал  путь.  Попробовав
воду, она нашла ее настолько холодной, что невольно задержала дыхание,
но через минуту-другую привыкла, и  вода  уже  не  казалась  обжигающе
ледяной. Она видела свои  белые  ступни,  похожие  на  бледных  рыбин,
отделенные от лодыжек отражением на воде. Идти по каменистому дну было
совсем не больно. "Глупая,  -  подумала  она.  -  Ты  запросто  можешь
порезаться  и  даже  не  почувствуешь  этого.  От  холода  они  просто
онемели". Но не порезалась. Ей  казалось,  что  Билл  не  позволит  ей
пораниться. Мысль смешная, но она действительно так считала.
     Пройдя еще ярдов сорок вдоль берега, они наткнулись  на  заросшую
извилистую Тропинку, уходящую прочь от воды  -  крупный  белый  песок,
проглядывающий через низкие, жесткие заросли можжевельника, -  и  Рози
ощутила мимолетное прикосновение deja vu - ложной памяти,  словно  уже
ходила по этой тропинке в давнем, забытом сне.
     Билл указал на вершину небольшого холма и тихо пояснил:
     - Мы идем туда. Постарайся шуметь как можно меньше.
     Дождавшись, пока она наденет кроссовки, снова зашагал  вперед.  У
вершины остановил