ним,  съела  несколько  фиников  и,  взяв  его  руку,
заговорила:
   - Ты прибыл из далекой страны Бретора  и  Хагита...  [духи  северной  и
восточной части света] Дорога у тебя была благополучная...  Уже  несколько
дней следят за тобой финикияне, - прибавила она  тише.  -  Ты  приехал  за
деньгами, хотя и не купец... Приди ко мне сегодня после  заката  солнца...
Твои желания, - продолжала она вслух, - должны исполниться...  Я  живу  на
улице Гробниц, в  доме  "Под  зеленой  звездой"  (опять  шепотом).  Только
остерегайся воров, зарящихся на твое богатство, - закончила она, видя, что
почтенный Асархаддон подслушивает.
   - В моей гостинице нет воров! - вскипел финикиянин.  -  Крадут,  должно
быть, те, что приходят с улицы.
   - Не сердись, старичок, - ответила насмешливо жрица,  -  а  то  у  тебя
сразу выступает на шее красная полоса - знак недоброй смерти.
   Услышав это, Асархаддон трижды сплюнул и шепотом произнес  заклятие  от
дурных предсказаний. Когда он  удалился,  жрица  принялась  любезничать  с
харранцем. Дала ему розу  из  своего  венка  и,  обняв  его  на  прощание,
направилась к другим столам.
   Приезжий подозвал хозяина.
   - Я хочу, - сказал он, -  чтобы  эта  женщина  побывала  у  меня.  Вели
провести ее ко мне в комнату.
   Асархаддон посмотрел ему в глаза, всплеснул руками и захохотал.
   - Тифон (*63) попутал тебя, харранец!..  -  воскликнул  он.  -  Если  б
что-нибудь подобное случилось  в  моем  доме  с  египетской  жрицей,  меня
выгнали бы вон из города. Здесь можно принимать только чужеземных женщин.
   - В таком случае я пойду  к  ней,  -  ответил  Пхут.  -  Это  мудрая  и
благочестивая женщина, она поможет  мне  во  многих  делах.  После  заката
солнца дашь мне проводника, чтобы я не заблудился по дороге.
   - Все злые духи вселились в твое сердце, - ответил хозяин. -  Ведь  это
знакомство будет тебе стоить не меньше двухсот драхм, а может быть, и  все
триста, да еще придется дать прислужницам и храму. А  почти  за  такую  же
сумму, скажем,  за  пятьсот  драхм,  ты  можешь  познакомиться  с  молодой
добродетельной девушкой, моей дочерью; ей уже  четырнадцать  лет,  и,  как
умная девочка,  она  собирает  себе  приданое.  Не  шатайся  же  ночью  по
незнакомому городу; того и гляди,  попадешь  в  руки  полиции  или  воров.
Пользуйся лучше тем, что боги посылают тебе дома. Согласен?
   - А твоя дочь поедет со мной в Харран?
   Хозяин посмотрел на него с изумлением. Вдруг он хлопнул  себя  по  лбу,
как будто разгадал тайну, и, схватив приезжего  за  руку,  потащил  его  в
укромный уголок у окна.
   - Теперь я все знаю!.. -  заговорил  он  взволнованным  шепотом.  -  Ты
торгуешь женщинами. Но помни, что за вывоз  египтянки  тебя  могут  лишить
имущества и отправить в каменоломни. Разве что... примешь меня в компанию,
ибо мне ведомы тут все пути.
   - В таком случае расскажи, как пройти к этой жрице, - ответил Пхут. - И
не забывай, что после заката солнца ты должен дать мне проводника, а утром
- вернуть мои мешки и сундук, иначе я обращусь в суд.
   Сказав это, Пхут вышел из харчевни и направился наверх в свою комнату.
   Вне себя от негодования Асархаддон подошел к столику, за  которым  пили
финикийские купцы, и отозвал в сторону одного из них. Куша.
   - Хороших же постояльцев ты мне присылаешь! - закричал на  него  хозяин
дрожащим от  бешенства  голосом.  -  Этот  Пхут  ничего  почти  не  ест  и
заставляет меня выкупать у воров украденные у него вещи, а теперь, точно в
насмешку, отправляется к египетской танцовщице, вместо того, чтобы одарить
моих женщин.
   - Что ж тут удивительного, - ответил, смеясь, Куш. - С финикиянками  он
мог познакомиться и в Сидоне, а здесь предпочитает египтянок.  Дурак  тот,
кто на Кипре не пьет кипрского вина, довольствуясь тирским пивом.
   - Я тебе говорю, - перебил его хозяин, -  что  это  опасный  человек...
Притворяется простым горожанином. А вид у него жреца.
   - А у тебя, Асархаддон, вид верховного  жреца,  хотя  ты  всего-навсего
трактирщик! Скамья останется скамьей даже и тогда, когда  покрыта  львиной
шкурой.
   - Но зачем он ходит к жрицам? Я готов поклясться, что  это  хитрость  и
что хеттский грубиян идет не на пирушку к женщинам, а на какое-то собрание
заговорщиков.
   - Злоба и жадность совсем затуманили твой ум, - с  упреком  сказал  ему
Куш. - Ты походе на  человека,  который  на  смоковнице  ищет  дыню  и  не
замечает фиг. Для каждого купца ясно, что, если Пхут хочет  получить  свои
пять талантов, он должен снискать себе благоволение у тех,  кто  вращается
среди жрецов. А вот ты этого не понимаешь...
   - Потому что сердце  мне  подсказывает,  что  это  наверно  ассирийский
шпион, покушающийся на жизнь его святейшества.
   Куш презрительно посмотрел на Асархаддона.
   - Ну что ж, следи за ним! Ходи за ним по пятам. А  если  что  заметишь,
может, и тебе достанется что-нибудь из его имущества.
   - Вот когда ты сказал умное слово! Пускай эта крыса идет к своим жрицам
и от них куда угодно, а я пошлю за ним свои глаза,  от  которых  ничто  не
скроется!



20

   Часов  в  девять  вечера  Пхут  вышел  из  гостиницы  "У   корабля"   в
сопровождении  негра,  несшего  факел.  За  полчаса  до  этого  Асархаддон
отправил на улицу Гробниц доверенного человека,  которому  приказал  зорко
следить, не выйдет ли харранец тайком из дома "Под зеленой звездой" и куда
пойдет.
   Другой соглядатай хозяина шел за  Пхутом  на  некотором  расстоянии;  в
узких уличках он жался к стенам домов,  на  более  широких  -  притворялся
пьяным.
   Улицы были уже пусты, носильщики и разносчики спали. Свет горел  только
в жилищах ремесленников, торопившихся окончить работу, да у богатых людей,
которые пировали,  расположившись  на  плоских  крышах.  С  разных  сторон
доносились звуки арф  и  флейт,  песни,  смех,  удары  молота,  визг  пилы
столяра. Иногда раздавался пьяный возглас или крик о помощи.
   Улицы, по которым шли Пхут и негр, были большей частью узкие, кривые, в
выбоинах. Но по мере того как они приближались к цели своего  путешествия,
дома становились все ниже, все больше  попадалось  садов,  вернее,  пальм,
смоковниц и  жалких  акаций,  которые  свешивались  через  ограду,  словно
собираясь убежать.
   На улице Гробниц вид сразу изменился. Вместо каменных  домов  появились
обширные сады, а среди  них  -  красивые  особняки.  У  одних  ворот  негр
остановился и потушил факел.
   - Вот это "Зеленая звезда", - сказал он и,  низко  поклонившись  Пхуту,
повернул домой.
   Харранец постучал в ворота.  Вскоре  появился  привратник,  внимательно
осмотрел пришельца и пробормотал:
   - Аннаэль, Сахиэль.
   - Амабиэль, Абалидот, - ответил Пхут.
   - Привет тебе, - проговорил привратник и быстро открыл калитку.
   Пройдя шагов двадцать садом, Пхут очутился в сенях  особняка,  где  его
встретила знакомая жрица.  В  глубине  стоял  какой-то  человек  с  черной
бородой и волосами, до того похожий на самого харранца,  что  тот  не  мог
скрыть своего удивления.
   - Он заменит  тебя  для  тех,  кто  следит  за  тобой,  -  проговорила,
улыбаясь, жрица.
   Человек, загримированный под Пхута, возложил себе на  голову  венок  из
роз и в  сопровождении  жрицы  поднялся  на  второй  этаж,  откуда  вскоре
послышались звуки флейты и звон  бокалов.  Самого  же  Пхута  двое  низших
жрецов повели в баню, помещавшуюся в саду. Там, обмыв его  и  умастив  ему
волосы, они надели на него белые одежды.
   Из бани все трое вышли снова в аллею и долго шли садами, пока не попали
на пустынную площадь.
   - В той стороне, - обратился  к  Пхуту  один  из  жрецов,  -  находятся
древние гробницы, с этой стороны - город, а вот здесь  -  храм.  Иди  куда
хочешь. Мудрость  укажет  тебе  путь,  а  святые  слова  охранят  тебя  от
опасностей.
   Оба жреца вернулись в сад. Пхут остался один. Безлунная  ночь  была  не
очень темна. Вдали, окутанный туманом, поблескивал Нил. В вышине искрились
семь звезд Большой Медведицы. Над головой путешественника сверкал Орион, а
над темными пилонами - звезда Сириус.
   "У нас звезды светят ярче" - подумал Пхут. Он стал шептать  молитву  на
незнакомом языке и направился к храму.
   Не успел он пройти и несколько десятков шагов, как  из-за  ограды  сада
выглянул человек и пошел за ним следом. Но как раз в это  время  спустился
такой густой туман, что на площади нельзя было  ничего  разглядеть,  кроме
крыши храма.
   Пройдя еще немного, харранец наткнулся на  высокую  каменную  стену  и,
посмотрев на небо, направился в западную сторону. Над головой  его  летали
ночные птицы и огромные летучие мыши. Туман так  сгустился,  что  харранцу
приходилось идти вдоль стены ощупью,  чтоб  не  потерять  ее.  Путешествие
продолжалось довольно долго. Но вот Пхут очутился перед низкой калиткой, в
которую было вбито множество бронзовых гвоздей.  Он  стал  считать  их  от
левого угла вниз - и одни крепко нажимал, другие поворачивал.
   Когда он дотронулся  до  последнего  гвоздя,  калитка  тихо  открылась.
Харранец сделал несколько шагов и очутился в узкой нише, где  было  совсем
темно.
   Осторожно нащупывая ногой пол, он наткнулся как бы на края колодца,  из
которого веяло холодом. Он спустил ноги и безбоязненно  соскользнул  вниз,
хотя был в этом месте и вообще в этой  стране  впервые.  Колодец  оказался
неглубоким. Пхут очутился в  узком  коридоре  с  наклонным  полом  и  стал
спускаться вниз с такой уверенностью, как будто давно знал дорогу.
   В  конце  коридора  была  дверь.  Пришедший  ощупью  нашел   деревянную
колотушку и трижды постучал. В ответ неведомо откуда послышался голос:
   - Ты, в ночной час нарушающий покой святого места, имеешь ли  ты  право
входить сюда?
   - "Я не обидел ни мужа, ни жены, ни  ребенка.  Рук  моих  не  запятнала
кровь. Я не ел нечистой пищи. Не присвоил чужого имущества. Не лгал  и  не
выдал великой тайны..." (*0) - спокойно ответил харранец.
   - Ты тот, кого ожидают, или тот, за кого выдаешь себя? - спросил  голос
немного спустя.
   - Я тот, кто должен был прийти от братьев с Востока. Но и второе имя  -
тоже мое. В северном городе у меня есть дом и земля, как я и сказал чужим,
- ответил Пхут.
   Дверь открылась, и харранец вошел в просторное  подземелье,  освещенное
светильником, горевшим на столике перед пурпурной завесой. На  завесе  был
вышит золотом крылатый шар с двумя змеями. В стороне стоял египетский жрец
в белой одежде.
   - Скажи, вошедший сюда, - проговорил жрец, указывая рукой на  Пхута,  -
известно ли тебе, что означает этот символ на завесе?
   - Шар, - ответил вошедший, - есть образ мира, в  котором  мы  живем,  а
крылья указывают, что мир этот парит в пространстве, подобно орлу.
   - А змеи?.. - спросил жрец.
   - Две змеи напоминают мудрецу, что тот, кто выдаст эту  великую  тайну,
умрет дважды: и телом и духом.
   После минутного молчания жрец снова спросил:
   - Если ты в самом деле Бероэс (тут жрец склонил голову), великий пророк
Хали (он снова склонил голову), для которого нет тайн ни на земле,  ни  на
небе, то соблаговоли сказать слуге твоему, какая звезда всех чудесней?
   - Чудесен Хор-сет [планета Юпитер], обходящий небо в течение двенадцати
лет, ибо вокруг него вращаются четыре  меньших  звезды.  Но  еще  чудеснее
Хор-ка [планета Сатурн], обходящий небо за тридцать лет, ибо у  него  есть
не только подвластные ему звезды, но  и  большое  кольцо,  которое  иногда
исчезает.
   Выслушав это, египетский жрец пал ниц перед  халдеем  (*64).  Затем  он
подал  ему  пурпурный  шарф  и  кисейное  покрывало,  указал,  где   стоят
благовония, и с низкими поклонами покинул подземелье.
   Халдей остался один. Он перекинул шарф через правое плечо, закрыл  лицо
покрывалом и, взяв золотую ложку, насыпал в нее благовония, которые  зажег
у лампады перед  завесой.  Шепча  какие-то  слова,  он  трижды  повернулся
кругом, так что дым от благовоний опоясал его как бы тройным кольцом.
   Между тем пустая пещера наполнилась странным движением.  Казалось,  что
потолок поднимается вверх и раздвигаются стены. Пурпурная завеса у  алтаря
заколыхалась, словно колеблемая невидимыми руками. Воздух затрепетал,  как
будто пролетели стаи незримых птиц.
   Халдей распахнул одежду на груди и достал  золотой  медальон,  покрытый
таинственными знаками. Все подземелье дрогнуло, священная завеса порывисто
дернулась, в темноте вспыхнули огоньки.
   Тогда маг воздел руки и произнес:
   - "Отец небесный, кроткий и милостивый, очисти душу мою...
   Благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку  на  души
непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего...
   Вот знак, к которому прикасаюсь в присутствии вашем.
   Вот я - опирающийся на помощь божью, я - провидящий и неустрашимый... Я
- могучий - призываю вас и заклинаю... Явитесь мне, послушные,  -  во  имя
Айе, Сарайе, Айе, Сарайе..."
   В то же мгновение с разных сторон послышались голоса, мимо  светильника
пролетела сначала птица, потом какое-то желтое одеяние,  затем  человек  с
хвостом, наконец петух в короне, который встал на столик перед завесой.
   Халдей продолжал:
   - "Во  имя  всемогущего  и  вечного  бога...  Аморуль,  Танеха,  Рабур,
Латистен..."
   Снова послышались далекие голоса.
   - "Во имя истинного и вечно живущего Элои, Арехима, Рабур, заклинаю вас
и призываю... Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным
и грозным именем бога живого..." [подлинные заклинания магов]
   Вдруг все стихло. Перед алтарем показался призрак в короне, с жезлом  в
руке, верхом на льве.
   - Бероэс!.. Бероэс!.. - произнес призрак глухим  голосом.  -  Зачем  ты
меня вызываешь?
   - Я хочу, чтобы братья мои в этом храме приняли меня с открытым сердцем
и склонили ухо к словам, которые я приношу им от братьев  из  Вавилона,  -
ответил халдей.
   - Да будет так! - проговорил призрак и исчез.
   Халдей стоял без движения, как статуя, с  откинутой  назад  головой,  с
вознесенными  руками.  Он   простоял   так   больше   получаса   в   позе,
несвойственной обыкновенному человеку. В это время часть стены  подземелья
отодвинулась, и вошли три египетских жреца. Увидев халдея, который как  бы
парил в воздухе, опираясь спиной на невидимую опору,  жрецы  с  изумлением
переглянулись. Старший из них произнес:
   - Прежде бывали у нас такие, но сейчас никто этого не умеет.
   Они обходили его со всех сторон, прикасались к оцепеневшему  телу  и  с
тревогой смотрели на лицо: желтое и бескровное, как у мертвеца.
   - Он умер? - спросил младший.
   При этих словах откинувшееся назад тело  халдея  стало  возвращаться  в
вертикальное положение. На лице появился  легкий  румянец,  поднятые  руки
опустились. Он вздохнул, провел рукой по глазам,  как  будто  проснувшись,
посмотрел на вошедших и после минутной паузы заговорил.
   - Ты, - обратился он к старшему, - Мефрес (*65), верховный  жрец  храма
Птаха в Мемфисе. Ты  -  Херихор,  верховный  жрец  Амона  в  Фивах,  самый
могущественный после фараона человек в этом государстве. Ты, -  указал  он
на младшего, - Пентуэр, второй пророк в храме Амона и советник Херихора...
   - А ты, несомненно, Бероэс, великий жрец и мудрец  вавилонский,  приход
которого был нам возвещен год назад, - ответил Мефрес.
   - Истину сказал ты, - подтвердил халдей.
   Он обнял всех по очереди. Они же склонили перед ним головы.
   - Я приношу вам великую весть из нашего общего отечества, которое  есть
мудрость, - продолжал Бероэс. - Выслушайте ее и поступите, как надо.
   По знаку Херихора Пентуэр направился в глубь пещеры и принес три кресла
из легкого дерева для  старших  и  низкий  табурет  для  себя.  Затем  сел
неподалеку от светильника и вынул спрятанную на груди небольшую палочку  и
дощечку, покрытую воском. Когда все трое уселись в кресла, халдей начал:
   - К тебе, Мефрес, обращается  верховная  коллегия  вавилонских  жрецов.
Священная каста жрецов в Египте приходит в упадок.  Многие  копят  деньги,
имеют женщин и проводят жизнь в утехах. Мудрость у вас в небрежении. Вы не
властны ни над миром незримым, ни даже над собственными душами.  Некоторые
из вас утратили высшую веру, и будущее сокрыто от ваших глаз. Но  что  еще
хуже, многие жрецы, сознавая свою духовную немощь, вступили на путь лжи  и
ловкими фокусами обманывают невежд. Так говорит верховная  коллегия:  если
вы хотите вернуться на путь истины, Бероэс останется с вами  на  несколько
лет, дабы при помощи искры, принесенной с  великого  алтаря  вавилонского,
возжечь свет истины над Нилом.
   - Все, что ты говоришь, справедливо, - ответил с прискорбием  в  голосе
Мефрес. - Останься же с нами на несколько лет, дабы подрастающая  молодежь
познала вашу мудрость.
   - А теперь к тебе, Херихор, слова от верховной коллегии.
   Херихор склонил голову.
   - Пренебрегая великими таинствами, ваши  жрецы  недосмотрели,  что  для
Египта приближаются черные  годы.  Вам  угрожают  внутренние  бедствия,  и
предотвратить их могут лишь добродетель и мудрость. Хуже, однако,  другое:
если вы в ближайшие  десять  лет  начнете  войну  с  Ассирией,  войска  ее
разгромят ваши войска. Они явятся на берега  Нила  и  уничтожат  все,  что
здесь существует испокон веков. Такое  зловещее  расположение  звезд,  как
ныне, было над Египтом впервые в эпоху  XIV  династии  (*66),  когда  вашу
страну и покорили и разграбили гиксосы. В третий раз оно повторится  через
пятьсот или семьсот лет, когда вам будет  угрожать  опасность  со  стороны
Ассирии и народа парсуа (*67), который живет на восток от Халдеи.
   Жрецы внимали в ужасе. Херихор побледнел.  У  Пентуэра  выпала  из  рук
дощечка. Мефрес ухватился за висевший на груди амулет и запекшимися губами
шептал молитву.
   - Берегитесь же Ассирии, - продолжал халдей, - ибо  ныне  ее  час.  Это
жестокий народ!.. Он презирает труд и живет войной. Побежденных  ассирийцы
сажают на кол или сдирают с них кожу. Они разрушают покоренные  города,  а
население уводят в неволю. Их отдых - охота на диких зверей, а забавляются
они, стреляя в пленников  из  лука  или  выкалывая  им  глаза.  Храмы  они
превращают в развалины, священными  сосудами  пользуются  во  время  своих
пирушек, а мудрых жрецов делают своими шутами. Они  украшают  стены  жилищ
кожей, снятой с живых людей, и ставят на пиршественные столы окровавленные
головы врагов.
   Когда халдей умолк, заговорил досточтимый Мефрес.
   - Великий пророк! Ты заронил  страх  в  души  наши,  но  не  указываешь
спасения. Возможно - и даже наверно так, коль скоро ты это говоришь, - что
судьба временно будет немилостива к нам. Но как же этого  избегнуть?  Есть
на Ниле опасные места, где не уцелеть ни одной лодке, но мудрость  кормчих
огибает опасные водовороты. То же с несчастьем народов. Народ -  ладья,  а
время - река, которую  иногда  возмущают  бурные  вихри.  Но  если  утлому
рыбачьему челну удается спастись от бедствия,  почему  же  многомиллионный
народ не может, попав в беду, избежать гибели?
   - Слова твои мудры, - ответил Бероэс, -  но  не  на  все  я  могу  тебе
ответить.
   - Разве тебе не ведомо все, что будет? - спросил Херихор.
   - Не спрашивай меня о том, что я знаю, но чего не могу поведать. Важнее
всего для вас в ближайшие десять лет сохранить мир с  Ассирией,  а  это  в
ваших  силах.  Ассирия  пока  еще  боится  вас;  она  ничего  не  знает  о
неблагоприятном для вашей страны стечении судеб и  хочет  начать  войну  с
народами, живущими на берегу моря к северу и востоку. Сейчас вы  могли  бы
заключить с ней мирный договор...
   - На каких условиях? - спросил Херихор.
   - На очень выгодных. Ассирия уступит вам землю  израильскую  вплоть  до
города Акко и страну Эдом до города Элат (*68). Таким образом,  без  войны
границы ваши продвинутся на десять дней пути к северу и на десять  дней  к
востоку.
   - А Финикия? - спросил Херихор.
   - Берегитесь соблазна!..  -  воскликнул  Бероэс.  -  Если  ныне  фараон
протянет  руку  за   Финикией,   то   через