больше
страусов, крокодилов в три раза длиннее, чем те, что живут в Ниле, лягушку
ростом с собаку... Это иногда мумии, иногда скелеты, найденные в пещерах и
сохранившиеся в наших гробницах. Народ думает, что мы им поклоняемся, а на
самом деле мы только исследуем их строение и оберегаем их от порчи.
   - Я поверю тебе, когда сам  увижу,  -  ответил  фараон.  -  Скажи  мне,
однако, как могли подобные твари очутиться в пещерах?..
   - Государь мой, - ответил жрец, - мир, в котором  мы  живем,  подвержен
великим изменениям. В самом Египте мы находим развалины городов и  храмов,
глубоко скрытые в земле. Было время, когда место  Нижнего  Египта  занимал
морской залив, а Нил струил свои воды во всю ширину нашей  долины.  А  еще
раньше здесь, на том месте, где находится  наше  государство,  было  море.
Предки же наши жили в стране,  ныне  захваченной  западной  пустыней.  Еще
раньше, десятки тысяч лет назад, не было  таких  людей,  как  мы,  а  были
существа, похожие на  обезьян,  которые  умели,  однако,  строить  шалаши,
поддерживать огонь, драться дубинами и камнями. В  то  время  не  было  ни
лошадей,  ни  быков,  но  слоны,  носороги  и  львы  втрое  или   вчетверо
превосходили размерами нынешних.  Однако  и  исполинские  слоны  не  самые
древние чудовища. Еще до них жили исполинские гады, летающие, плавающие  и
ползающие по суше. До гадов же на земле были только слизняки и рыбы, а  до
них - одни лишь растения, но такие, каких сейчас уже нет...
   - А еще раньше? - спросил Рамсес.
   - Еще раньше земля была пуста и безлюдна и дух божий носился над водами
(*133).
   - Что-то я слышал об этом, - сказал фараон. - Но не поверю, пока ты  не
покажешь мне мумии чудовищ, которые, как ты говоришь,  находятся  в  вашем
храме.
   - Если ты разрешишь, я закончу свой рассказ, - сказал  Самонту.  -  Так
вот, когда я увидел в Синайской пещере этот труп  чудовища,  меня  охватил
страх, и я в течение нескольких лет не решался входить ни в  одну  пещеру.
Но, с тех пор как жрецы Сета объяснили мне, откуда  взялись  эти  странные
существа, страх у меня прошел и верх взяло любопытство. И сейчас  нет  для
меня более приятного развлечения, как бродить по подземельям, искать путей
в темноте. Поэтому путешествие по Лабиринту доставит мне не больше  труда,
чем прогулка по царскому саду.
   - Самонту, - сказал фараон, - я очень ценю твое нечеловеческое мужество
и мудрость. Ты рассказал  столько  любопытного,  что,  право,  мне  самому
захотелось проникнуть в пещеры, и  когда-нибудь,  возможно,  я  отправлюсь
вместе с тобой к Синаю. Но все же  я  боюсь,  что  тебе  не  справиться  в
Лабиринте, и на всякий случай соберу совет  египтян,  который  предоставит
мне право воспользоваться его сокровищами.
   - Это никогда не помешает, - ответил жрец. - Но все же  мои  усилия  не
пропадут даром, потому что Мефрес и  Херихор  вряд  ли  согласятся  выдать
сокровища.
   - А ты уверен в успехе?.. - настойчиво допытывался фараон.
   - С тех пор как существует Египет, - убеждал его  Самонту,  -  не  было
человека, располагающего столькими средствами, сколькими располагаю я, для
достижения победы в  этой  борьбе,  которая  представляется  мне  даже  не
борьбой, а развлечением. Одних пугает темнота, а я  ее  люблю  и  даже  не
теряю способности видеть в темноте;  другие  не  умеют  ориентироваться  в
анфиладах зал и галерей, а я  это  делаю  с  легкостью;  третьи  не  знают
секрета открывания потайных входов, а я с этим прекрасно знаком. Если бы я
не обладал больше ничем, кроме того, что перечислил, то уже и тогда  я  за
месяц, за два сумел бы найти дорогу в  Лабиринт.  Но  у  меня  к  тому  же
подробный план этих переходов, и я знаю слова, которые  проведут  меня  из
зала в зал. Что же может мне помешать?
   - А все же в глубине души ты сомневаешься! Ты ведь  испугался  офицера,
который, как тебе казалось, идет за тобой!
   Жрец пожал плечами.
   - Я ничего и никого не боюсь, - ответил он  хладнокровно,  -  я  только
осторожен. Я предусматриваю все и подготовлен даже к тому, что меня  могут
поймать.
   - Тебя ожидают тогда страшные пытки!.. - прошептал Рамсес.
   - Этому не бывать! Прямо из подземелья Лабиринта я открою себе дверь  в
страну, где царит вечный свет.
   - И не будешь раскаиваться в своем поступке?
   - Нет. Ведь я рискую для достижения  великой  цели:  я  хочу  занять  в
государстве место Херихора...
   - Даю тебе клятву - ты его займешь.
   - Если не погибну. А что на  вершины  гор  приходится  подниматься  над
краем пропастей, что в таком путешествии может  поскользнуться  нога  и  я
могу сорваться - какое это имеет значение?.. Ты, государь, позаботишься  о
судьбе моих детей.
   - Тогда ступай,  -  сказал  фараон.  -  Ты  достоин  быть  моим  первым
помощником.



9

   Покинув Абидос, Рамсес XIII поплыл, как и  прежде,  вверх  по  реке  до
городов Тантарен (Дендера) и Кенне, которые лежали почти друг против друга
- один на восточном, другой на западном берегу Нила. В Тантарене было  две
достопримечательности: пруд, где содержали священных  крокодилов,  и  храм
Хатор, при котором была высшая жреческая школа. В  ней  обучали  медицине,
песнопению, правилам богослужения и, наконец, астрономии.
   Фараон побывал в обоих  местах.  Он  возмутился,  когда  его  заставили
воскурить благовония  перед  священными  крокодилами,  которых  он  считал
вонючими и глупыми гадами. Когда же один из них во время жертвоприношения,
высунувшись из воды, схватил его зубами за одежду, Рамсес так хлопнул  его
по голове  бронзовой  кадильницей,  что  гад  на  минуту  закрыл  глаза  и
растопырил лапы, а потом попятился и  полез  в  воду,  словно  поняв,  что
молодой владыка не потерпит бесцеремонности даже от существа божественного
происхождения.
   - Может быть, я совершил кощунство? - спросил фараон верховного жреца.
   Святой отец посмотрел искоса, не подслушивает ли кто-нибудь, и ответил:
   - Если б я знал, что ты, государь, принесешь ему такого рода жертву,  я
дал бы тебе дубинку, а не кадильницу. Этот крокодил -  несноснейшая  тварь
во всем храме... Однажды он схватил ребенка...
   - И сожрал?
   - Родители были довольны... - ответил жрец.
   - Как это вы, умные люди, -  спросил  его  фараон,  подумав,  -  можете
поклоняться  животным,  которых,  когда  никто  не  видит,  готовы  лупить
дубинкой?..
   Верховный жрец, снова убедившись, что поблизости никого нет, ответил:
   - Надеюсь, повелитель, ты  не  заподозришь  людей,  признающих  единого
бога, в том, что они  верят  в  святость  животных...  То,  что  делается,
делается для черни... Бык Апис, которого якобы чтят жрецы, самый  красивый
бык во всем Египте и поддерживает  породу  нашего  скота.  Ибисы  и  аисты
очищают наши поля от  падали.  Кошки  уничтожают  мышей  и  таким  образом
сохраняют хлебные запасы, а крокодилам мы обязаны тем, что в Ниле  хорошая
вода, тогда как без них мы отравлялись бы ею. Легкомысленный, темный народ
не понимает пользы этих животных и истребил бы их за один год, если бы  мы
не охраняли их  существования  религиозными  обрядами.  Вот  секрет  наших
храмов, посвященных животным, и нашего поклонения им. Мы курим фимиам тем,
кого народ должен чтить просто потому, что они приносят ему пользу.
   В храме Хатор фараон  быстро  обошел  дворы  медицинской  школы  и  без
особого  восторга  выслушал  прорицания  астрологов.  Когда  же  верховный
жрец-астроном показал ему золотую доску,  на  которой  была  выгравирована
карта неба, фараон сказал:
   - Часто ли сбываются предсказания, которые вы читаете по звездам?
   - Иногда сбываются.
   - А если б вы предсказывали по деревьям, камням или по  движению  воды,
они тоже сбывались бы?
   Верховный жрец смутился.
   - Не считай нас обманщиками. Мы предсказываем людям будущее, потому что
оно их интересует, и, по правде сказать, только  это  и  привлекает  их  в
астрономии.
   - А что вас привлекает в ней?
   - Мы изучаем положение и движение звезд.
   - А какая от этого польза?
   - Мы оказали Египту немалые услуги. Мы указываем направление, в котором
надо строить здания и рыть канавы. Без помощи нашей науки морские  корабли
не могли бы удаляться от берегов.  Мы,  наконец,  составляем  календарь  и
определяем сроки предстоящих небесных явлений. Например, в скором  времени
ожидается затмение...
   Но Рамсес, не слушая его, повернулся и ушел.
   "Как можно, - думал он, - строить храмы для такой детской забавы и  еще
делать какие-то чертежи на золотых досках? Святые мужи  не  знают,  что  и
придумать от безделья..."
   Недолго пробыв в Тантарене, фараон переправился на другую сторону Нила,
в  город  Кенне.  Там  не  было  ни  знаменитых  храмов,  ни   окуриваемых
благовониями крокодилов, ни золотых досок со звездами, зато там процветало
гончарное искусство и торговля. Из Кенне шли два тракта к портам  Красного
моря - Косейру и Беренике (*134), и  дорога  к  Порфировым  горам,  откуда
привозили статуи и огромные глыбы строительного камня.
   В Кенне было очень  много  финикиян,  которые  с  огромным  энтузиазмом
встретили фараона и преподнесли ему в дар разных драгоценностей на  десять
талантов. Несмотря на радушную встречу, он провел здесь только один  день:
ему дали знать из Фив, что священная мумия Рамсеса  XII  уже  находится  в
Луксорском дворце (*135) и ожидает погребения.
   В ту эпоху Фивы были  огромным  городом  и  занимали  площадь  почти  в
двенадцать квадратных километров. Здесь находился величайший в Египте храм
Амона и много общественных и частных  зданий.  Главные  улицы,  широкие  и
прямые, были выложены  каменными  плитами,  вдоль  берегов  Нила  тянулись
набережные, дома имели четыре-пять этажей. Перед каждым  храмом  и  каждым
дворцом возвышались величественные ворота с пилонами, отчего Фивы получили
название "стовратых". Этот город, с развитыми ремеслами и  торговлей,  был
как бы порогом вечности, ибо  на  противоположном,  западном  берегу  Нила
среди ущелий находилось бесчисленное  количество  гробниц  жрецов,  знати,
царей.
   Своим величием Фивы были обязаны двум  фараонам:  Аменхотепу  III,  или
Мемнону, который "застал город глиняным, а оставил  каменным",  и  Рамсесу
II, который достроил и расширил постройки, начатые Аменхотепом.
   На восточном берегу Нила, в южной части города, находился целый квартал
величественных царских дворцов и  храмов,  на  развалинах  которых  сейчас
стоит городок Луксор. Здесь тело фараона ожидало последних обрядов.
   Когда прибыл Рамсес  XIII,  все  Фивы  вышли  ему  навстречу.  В  домах
остались только старики и калеки, а в переулках - воры.
   Здесь в первый раз народ выпряг лошадей  из  колесницы  фараона  и  сам
потащил ее. Здесь также впервые фараон услышал крики и проклятия по адресу
жрецов - что его очень  обрадовало,  а  также  громкие  требования,  чтобы
каждый седьмой день был праздником, и это  заставило  его  задуматься.  Он
хотел преподнести этот подарок трудящемуся люду Египта, но не  думал,  что
его намерения  уже  получили  огласку  и  народ  ожидает  их  немедленного
исполнения.
   Хотя надо было пройти  всего  около  мили,  шествие  длилось  несколько
часов. Царская колесница очень  часто  останавливалась  в  толпе  и  могла
двинуться дальше не ранее, чем гвардии его святейшества удавалось  поднять
ничком лежавших на земле людей.
   Добравшись наконец до царских садов, где он занимал  небольшой  дворец,
Рамсес был до того утомлен, что в этот день не занимался  государственными
делами. А на  следующий  день,  воскурив  благовония  перед  мумией  отца,
стоявшей в главном царском дворце, он сказал Херихору, что можно перевезти
тело в гробницу. Это, однако, было сделано не сразу.
   Из дворца покойного перевезли в храм Рамсеса,  где  он  отдыхал  сутки.
Затем траурный кортеж торжественно направился в храм Амона-Ра.
   Подробности погребального обряда были те же, что и  в  Мемфисе,  только
теперь все это носило более грандиозный характер.
   Царские дворцы, расположенные на правом  берегу  Нила,  в  южной  части
города, соединяла с храмом Амона-Ра, находившимся в  северной  его  части,
единственная в своем роде дорога. Это была  широкая  аллея  длиной  в  два
километра, обсаженная  огромными  деревьями  и  уставленная  двумя  рядами
сфинксов, у которых на львиных телах были человеческие или бараньи головы.
Их было несколько сот.
   По  обеим  сторонам  аллеи   теснились   бесчисленные   толпы   народа,
собравшегося из Фив и окрестностей,  а  посредине  двигалась  погребальная
процессия. Шли оркестры различных полков, группы плакальщиц, хоры  певцов,
все ремесленные и купеческие цехи, депутации от нескольких десятков  номов
со своими богами и знаменами, депутации больше  чем  от  десятка  народов,
поддерживавших сношения с Египтом, и снова музыка, плакальщицы и жреческие
хоры.
   Царскую мумию  опять  везли  в  золотой  ладье,  однако  гораздо  более
роскошной, чем в Мемфисе.  Колесница,  запряженная  восемью  парами  белых
быков, была высотой около двух  этажей.  Она  почти  утопала  в  венках  и
букетах; ее украшали страусовые перья и драгоценные ткани  и  обволакивали
густые клубы дыма из курящихся  кадильниц,  что  производило  впечатление,
будто Рамсес XII уже, подобно богу, является своему народу  в  облаках.  С
пилонов всех фиванских храмов доносилось грохотанье, напоминавшее гром,  и
скорбный звон мощных бронзовых досок.
   Несмотря на то, что погребальное шествие двигалось по широкой пустынной
аллее  под  наблюдением  египетских  военачальников,  а  следовательно,  в
величайшем порядке, - чтобы пройти эти два километра, отделяющие дворцы от
храма Амона, понадобилось три часа.
   Лишь когда мумию Рамсеса  XII  внесли  в  храм,  из  дворца  в  золотой
колеснице, запряженной парой ретивых коней,  выехал  Рамсес  XIII.  Народ,
стоявший вдоль аллеи и соблюдавший во время процессии полное  спокойствие,
при виде своего повелителя  огласил  воздух  такими  криками,  что  в  них
потонули громы и звон металлических досок,  доносившиеся  с  пилонов  всех
храмов.
   Охваченная восторгом толпа готова была выбежать  на  середину  аллеи  и
окружить фараона. Но Рамсес одним мановением руки удержал людской поток  и
предупредил святотатство.
   Спустя четверть часа фараон  остановился  перед  исполинскими  пилонами
величайшего храма в Египте.
   Подобно тому как Луксор представлял собой  квартал  царских  дворцов  в
южной части города, Карнак был кварталом  богов  в  северной.  Главным  же
центром Карнака был храм Амона-Ра.
   Само это здание занимало четыре морга, окружавшие же его сады и пруды -
около сорока моргов. Перед храмом  стояли  два  пилона  высотой  в  десять
этажей. Двор, который окружала галерея, поддерживаемая колоннами,  занимал
около двух моргов, а колонный зал, в котором собирались  привилегированные
сословия, - около морга.  Это  было  уже  не  отдельное  здание,  а  целый
квартал.
   Зал этот, или гипостиль, имел в длину больше  ста  пятидесяти  шагов  и
семьдесят пять в  ширину.  Потолок  же  его  поддерживался  ста  тридцатью
четырьмя  колоннами,  из  них  двенадцать  центральных  колонн  имели   по
пятнадцати шагов в окружности и высотой равнялись шести этажам!..
   Статуи, размещенные в храме рядом с пилонами и  над  священным  прудом,
были соответствующих размеров.
   В колоссальных воротах ожидал фараона достойный Херихор, верховный жрец
этого  храма.  Окруженный  жрецами,  Херихор  встретил  повелителя   почти
высокомерно и, воскуряя перед ним благовония, даже  не  смотрел  на  него.
Затем он через двор повел фараона в гипостиль и  отдал  приказ  пропустить
депутации в пределы храмовой ограды.
   Посередине гипостиля стояла ладья с мумией умершего  повелителя,  а  по
обеим ее сторонам, друг против друга, два трона одинаковой высоты. На один
из них воссел Рамсес XIII,  окруженный  военачальниками  и  номархами,  на
другой  -  Херихор,  окруженный  жрецами.  Мефрес  подал  Херихору   митру
Аменхотепа, и молодой фараон во второй раз  увидел  на  голове  верховного
жреца золотую змею, символ царской власти.
   Рамсес побледнел от негодования и подумал:  "Как  бы  мне  не  пришлось
снять с тебя урей вместе с твоей головой!" Однако промолчал, зная,  что  в
этом величайшем  египетском  храме  Херихор  является  господином,  равным
богам, и владыкой чуть ли не высшим, чем сам фараон.
   Тем временем народ заполнил двор, а за пурпурной завесой, отделявшей от
смертных остальную часть храма, зазвучали арфы и послышалось тихое  пение.
Рамсес огляделся вокруг. Целый лес мощных колонн, сверху  донизу  покрытых
рисунками, таинственное освещение, потолок,  повисший  где-то  под  небом,
произвели на него угнетающее впечатление.
   "Что значит, - думал он,  -  выиграть  сражение  у  Содовых  озер?  Вот
построить такое здание - это подвиг!.. А ведь они его построили..."
   В этот миг он почувствовал могущество жреческой касты.  Разве  он,  его
армия и даже весь народ в состоянии разрушить этот храм?.. Но если  трудно
справиться со зданием, то легко ли будет одолеть его строителей?..
   Из неприятных размышлений его вывел голос верховного жреца Мефреса.
   - Государь, - говорил старик, - и ты, достойнейший наперсник богов (тут
он поклонился Херихору), вы - номархи, писцы и простой народ! Достойнейший
верховный жрец этого храма,  Херихор,  призвал  нас,  чтобы  мы,  согласно
древнему обычаю, обсудили земные дела умершего фараона и отказали  бы  ему
или признали бы за ним право на погребение...
   Гнев  охватил  фараона.  Мало  того,  что  к  нему  относятся  здесь  с
пренебрежением, они еще смеют судить дела его отца, решать  вопрос  о  его
погребении.
   Однако он успокоился. Ведь это был лишь обряд, древний, как  египетские
династии. Это был, собственно, не суд, а восхваление покойного.
   По знаку, данному Херихором, верховные жрецы  расселись  на  табуретах.
Номархи же и военачальники, окружавшие трон Рамсеса, остались стоять - для
них не оказалось места.
   Фараон запомнил и это оскорбление; но он настолько  уже  владел  собой,
что  нельзя  было  понять,  заметил  ли  он  невнимание,   оказанное   его
приближенным.
   Тем временем святой Мефрес обсуждал жизнь умершего повелителя.
   - Рамсес Двенадцатый, - говорил он, - не совершил ни одного  из  сорока
двух грехов, и потому суд богов вынесет ему милостивый приговор. А так как
царская  мумия  благодаря  особой  заботливости  жрецов   снабжена   всеми
амулетами,  молитвами,  наставлениями  и  заклинаниями,  то  не   подлежит
сомнению, что умерший фараон  уже  находится  в  обители  богов,  рядом  с
Осирисом, он сам  -  Осирис.  Божественная  природа  Рамсеса  Двенадцатого
проявилась уже в его земной жизни. Он царствовал более тридцати  лет,  дал
народу долгий и прочный мир, выстроил или довел до конца постройку  многих
храмов.  Кроме  того,  он  сам  был   верховным   жрецом   и   превосходил
благочестивейших из них своим благочестием. В его царствование  на  первом
месте была забота о славе богов и возвышении священной жреческой касты. За
это благоволили к нему силы небесные, а один из  фиванских  богов,  Хонсу,
снизойдя к просьбе фараона, даже посетил страну Бухтен и  исцелил  царскую
дочь, изгнав из нее злого духа.
   Мефрес передохнул и продолжал:
   - Поскольку я доказал вам, достойнейшие,  что  Рамсес  Двенадцатый  был
богом, вы спросите, с какой же  целью  это  высшее  существо  снизошло  на
египетскую землю и провело на ней несколько десятков лет?
   Оно сделало это, чтобы воскресить добрые нравы,  поколебленные  упадком
веры. Ибо кто ныне думает о благочестии? Кто заботится об исполнении  воли
богов? На далеком севере мы видим могучий ассирийский народ, который верит
только в силу меча и, вместо того чтобы посвятить себя изучению мудрости и
служению  богам,  стремится  к  покорению  народов.  Ближе  к  нам   живут
финикияне, для которых богом является золото, а богослужение -  обманом  и
ростовщичеством. Другие же н