ит.  В-четвертых,  за
каждого египетского инженера мы дадим вашему  святейшеству  по  таланту  в
год. В-пятых, когда работы будут закончены, ваше святейшество сдадите  нам
канал в аренду на сто лет, и мы будем платить за это по тысяче талантов  в
год. Разве это малая прибыль? - спросил Хирам.
   - А сейчас... сегодня, - сказал фараон, - вы мне дадите эти пять  тысяч
дани?..
   - Как только будет заключен  договор,  мы  дадим  десять  тысяч  и  еще
добавим тысячи три в счет налога за три года вперед.
   Рамсес  XIII  задумался.  Уже  не  первый  раз   финикияне   предлагали
египетским фараонам  провести  этот  канал,  но  всегда  наталкивались  на
упорное сопротивление  жрецов.  Египетские  жрецы  говорили  фараону,  что
Египет может быть затоплен и Красным морем и  Средиземным.  Но  вот  Хирам
утверждает, что ничего подобного не случится и что жрецы это знают.
   - Вы обещаете, - сказал фараон после долгого  раздумья,  -  платить  по
тысяче талантов в год в продолжение ста лет. Вы говорите, что этот  канал,
прорытый в песках, - дело, выгоднее которого трудно придумать...  Мне  это
непонятно, и, признаюсь, Хирам, я подозреваю...
   У финикиянина заблестели глаза.
   - Государь, - сказал он, - я скажу тебе все.  Но  заклинаю  тебя  твоей
короной, тенью твоего отца никому не открывать этой тайны. Это  величайшая
тайна халдейских и египетских жрецов и даже всей Финикии. От  нее  зависит
будущее мира!
   - Ну, ну, Хирам!.. - улыбнулся фараон.
   - Тебе, государь, - продолжал финикиянин,  -  боги  даровали  мудрость,
энергию и благородство, поэтому ты - наш.  Ты  -  единственный  из  земных
повелителей, которого можно посвятить в это, потому что только ты способен
совершить великие дела. И  ты  достигнешь  такого  могущества,  какого  не
достигал еще ни один человек...
   Фараон почувствовал в душе приятную гордость, но не показал и виду.
   - Ты меня не хвали, - остановил он Хирама, -  за  то,  чего  я  еще  не
совершал, а скажи лучше, какие выгоды от этого канала  получат  Финикия  и
мое государство?
   Хирам уселся в кресле поудобнее и стал говорить шепотом:
   - Знай, повелитель, что на восток, на  юг  и  на  север  от  Ассирии  и
Вавилона нет ни пустыни, ни болот, населенных чудовищами, а лежат обширные
страны и государства. Страны  эти  настолько  велики,  что  пехоте  вашего
святейшества, славящейся своими переходами, пришлось бы два года  идти  по
направлению к востоку, пока она достигла бы их границ.
   Рамсес иронически поднял брови, как человек, позволяющий другому лгать,
хоть и понимает, что это ложь.
   Хирам слегка пожал плечами и продолжал:
   - На восток и на юг от Вавилона, у  великого  моря,  проживает  до  ста
миллионов человек; у них могущественные цари,  у  них  жрецы  мудрее,  чем
египетские, у них есть древние книги, опытные мастера... Эти народы  умеют
выделывать не только ткани, мебель и посуду так же искусно, как  египтяне,
но с незапамятных времен  строят  на  земле  и  под  землей  храмы,  более
величественные и богатые, чем в Египте...
   - Продолжай!.. Продолжай!.. - подбадривал его фараон. Но  по  лицу  его
было трудно понять, заинтересован ли он рассказом финикиянина или возмущен
его враньем.
   - В этих странах есть жемчуг, драгоценные каменья, золото, медь...  Там
произрастают удивительнейшие сорта хлебов, цветы и плоды... Там,  наконец,
есть леса, по которым можно в течение  месяцев  блуждать  среди  деревьев,
более толстых, чем колонны ваших храмов, и более  высоких,  чем  пальмы...
Население же этих стран простодушно и кротко... и если б ты послал туда на
кораблях два своих полка, ты мог бы завоевать  земли  обширнее,  чем  весь
Египет, богаче, чем сокровищницы Лабиринта... Завтра,  если  разрешишь,  я
пришлю тебе образцы тамошних тканей, дерева  и  бронзовых  изделий.  Кроме
того, пришлю две крупинки чудесных бальзамов, обладающих таким  свойством,
что, как только человек проглотит их, перед ним открываются врата вечности
и он испытывает счастье, доступное лишь богам...
   - Пришли мне образцы тканей и  изделий,  -  заметил  фараон,  -  а  что
касается бальзамов... пожалуй, не стоит!.. Успеем натешиться  вечностью  и
богами после смерти...
   - А дальше на восток от Ассирии, - продолжал Хирам, - лежат  еще  более
обширные страны; там миллионов двести населения.
   - Легко же ты обращаешься с миллионами! - улыбнулся фараон.
   Хирам приложил руку к сердцу.
   - Клянусь, - сказал он, - духами  моих  предков  и  своей  честью,  что
говорю правду!
   Фараон сделал движение, его поразила такая торжественная клятва.
   - Продолжай!.. Продолжай!.. - сказал он.
   - Страны эти, -  начал  снова  финикиянин,  -  весьма  удивительны.  Их
населяют народы с косыми глазами и желтым цветом кожи. У  них  есть  царь,
который называется сыном неба и управляет ими с помощью мудрецов,  но  это
не жрецы, и они не пользуются такой властью, как  в  Египте.  Обычаи  этих
народов схожи с египетскими. У них почитают умерших  предков  и  проявляют
заботу об их телах.  Они  пользуются  письменами,  напоминающими  письмена
ваших жрецов,  но  ходят  в  длинных  одеждах  из  тканей,  совсем  у  нас
неизвестных,  носят  сандалии  в  виде  скамеечек,  а   головы   покрывают
остроконечными коробками... Крыши их домов тоже остроконечны  и  по  краям
загнуты  кверху.  Эти  необыкновенные  народы   выращивают   злак,   более
плодоносный, чем египетская пшеница, и приготовляют из него напиток крепче
вина. Есть у них также растение, листья которого  придают  человеку  силу,
жизнерадостность и даже помогают бороться со сном. Они умеют делать бумагу
и раскрашивают ее разноцветными картинами, у них есть глина, которая после
обжига просвечивает, как стекло, и звенит, как металл... Завтра, если ваше
святейшество разрешит, я пришлю вам образцы изделий этого народа.
   - Чудеса ты рассказываешь, Хирам!.. - отозвался фараон. - Но я не  вижу
связи между этими диковинами и каналом, который вы хотите прорыть...
   - Я сейчас вкратце объясню.  Когда  будет  канал,  весь  финикийский  и
египетский флот выйдет в Красное море, а из него дальше и через  несколько
месяцев доплывет до этих богатых стран,  куда  по  суше  почти  невозможно
добраться. А разве вы, ваше святейшество, - продолжал  Хирам,  у  которого
разгорелись глаза, - не видите перед собою всех  сокровищ,  которые  можно
добыть  там:  золота,  драгоценных  каменьев,  злаков,  дерева?   Клянусь,
государь, - продолжал он с воодушевлением, - что у тебя тогда будет больше
золота, чем сейчас меди, дерево будет не  дороже  соломы,  а  невольник  -
дешевле коровы... Разреши только, государь, прорыть канал и предоставь нам
за плату тысяч пятьдесят твоих солдат.
   Рамсес тоже загорелся.
   - Пятьдесят тысяч солдат, - повторил он. - А сколько вы мне  дадите  за
это?..
   - Я сказал уже: тысячу талантов в год за  право  производства  работ  и
пять тысяч за рабочих, которых мы сами будем кормить и оплачивать.
   - И замучаете их работой?..
   - Да хранят нас боги! - воскликнул Хирам. - Что  проку,  когда  рабочие
гибнут? Солдаты вашего святейшества не будут работать  на  канале  больше,
чем сейчас на укреплениях или дорогах. А какая слава для  тебя,  государь!
Какие доходы казне!.. Какая польза Египту!.. У самого бедного  крестьянина
будет деревянный дом, несколько голов скота и,  пожалуй,  даже  раб...  Ни
один фараон не поднял государства до  такой  высоты  и  не  свершил  столь
великого дела!.. Что такое мертвые и бесполезные пирамиды по  сравнению  с
каналом, который облегчит перевоз товаров всего мира?
   - А главное, - прибавил от себя фараон, - у меня будет пятьдесят  тысяч
солдат на восточной границе?..
   - Разумеется!.. - воскликнул Хирам. - При наличии этой силы, содержание
которой ничего не будет стоить вашему  святейшеству,  Ассирия  не  посмеет
протянуть руку к Финикии.
   План был настолько блестящим и обещал такие выгоды, что Рамсес XIII был
опьянен. Но он и виду не подал.
   - Хирам, - сказал он, - ты рисуешь заманчивые перспективы...  Настолько
заманчивые, что я побаиваюсь, не скрываются ли за ними какие-нибудь  менее
приятные  последствия.  Поэтому  я  должен  и  сам  хорошо   подумать,   и
посоветоваться с жрецами...
   - Они никогда не согласятся подобру! - воскликнул финикиянин. - Хотя  -
пусть боги простят мне кощунство! - я уверен, что если б сейчас  верховная
власть в государстве перешла в руки жрецов, то через  два-три  месяца  они
предложили бы нам приступить к этому сооружению...
   Рамсес посмотрел на него с холодным презрением.
   - Предоставь заботу о жрецах мне, - сказал он, - и  лучше  докажи,  что
все, что ты говорил, - правда. Я был бы очень плохим  царем,  если  бы  не
сумел  устранить  препятствий,  стоящих  между  моей  волей  и  интересами
государства.
   - Воистину ты великий властелин, государь, - прошептал Хирам, склоняясь
до земли.
   Была уже поздняя ночь. Финикиянин  простился  с  фараоном  и  вместе  с
Тутмосом покинул дворец. А на следующий день прислал через Дагона ларец  с
образцами сокровищ из неведомых стран. Фараон нашел в нем статуэтки богов,
индийские  ткани  и  перстни,  крупинки  опиума,  а  во  втором  отделении
горсточку риса, листочки чая,  несколько  фарфоровых  чашечек,  украшенных
живописью, и несколько рисунков, исполненных красками и тушью на бумаге.
   Фараон осмотрел все это с величайшим вниманием и должен  был  признать,
что никогда не видал ничего подобного: ни риса, ни бумаги, ни  изображений
людей в остроконечных шляпах, с раскосыми глазами.
   Он не сомневался больше в существовании какой-то новой страны, где  все
было иное, чем в Египте: горы, деревья, дома, мосты, корабли...
   "И эта страна существует, должно быть, уже много веков, - думал  он.  -
Наши жрецы знают про нее, знают про ее богатства,  но  молчат...  Коварные
предатели!.. Они желают ограничить власть  фараонов,  сделать  их  нищими,
чтобы затем свергнуть с престола. О мои предки и наследники!  -  восклицал
он мысленно. - Вас призываю в свидетели,  что  я  этому  положу  конец.  Я
возвышу  мудрость;  но  уничтожу  лицемерие  и  дам  Египту  долгие   годы
спокойствия".
   Так  размышляя,  фараон  поднял  глаза  и  увидал  Дагона,   ожидавшего
распоряжений.
   - Твой ларец очень любопытен, - обратился он к ростовщику. -  Но...  не
этого я хотел от вас...
   Финикиянин подошел на цыпочках и, опустившись на колени перед фараоном,
прошептал:
   - Когда ты соблаговолишь подписать договор с достойным Хирамом,  Тир  и
Сидон повергнут к твоим стопам все свои богатства.
   Рамсес сдвинул брови. Его  возмутила  наглость  финикиян,  осмелившихся
ставить ему условия. Он ответил холодно:
   - Я еще подумаю и тогда дам Хираму ответ. Можешь идти, Дагон.
   После ухода финикиянина  Рамсес  снова  задумался.  В  душе  его  росло
недовольство.
   "Эти торгаши, - размышлял он, - считают меня своим. Хм!.. Они  пытаются
прельстить меня мешком золота, чтобы заставить подписать договор!..  Такой
наглости не допустил бы ни один фараон. Довольно! Люди, падающие ниц перед
посланцами Ассара, не могут говорить  мне:  "Подпиши,  тогда  получишь..."
Глупые финикийские крысы, которые, прокравшись в царский  дворец,  считают
его своей норой!.."
   Чем дольше размышлял он, чем подробнее  вспоминал  поведение  Хирама  и
Дагона, тем сильнее становилось его возмущение.
   "Как они смеют!.. Как они смеют ставить мне условия!"
   - Эй... Тутмос!.. - позвал он.
   Фаворит тотчас же явился.
   - Что прикажешь, государь?
   - Пошли кого-нибудь из низших офицеров к Дагону сообщить, что он больше
не будет моим банкиром. Он слишком  глуп,  чтобы  занимать  такое  высокое
положение!
   - А кому же ты предоставишь эту честь?
   - Пока не знаю. Надо будет найти кого-нибудь из  числа  египетских  или
греческих купцов... В крайнем случае - обратимся к жрецам.
   Весть об этом облетела все царские дворцы, и  не  прошло  и  часа,  как
докатилась до Мемфиса. По всему городу говорили о том, что финикияне уже в
немилости у фараона, а к вечеру чернь  начала  громить  лавки  ненавистных
чужеземцев. Жрецы облегченно вздохнули.  Херихор  явился  даже  к  святому
Мефресу и сказал ему:
   - Сердце мое предчувствовало,  что  господин  наш  отвернется  от  этих
язычников, сосущих кровь из народа. Я  думаю,  что  надо  выразить  ему  в
какой-нибудь форме нашу благодарность.
   - И, может быть,  распахнуть  перед  ним  двери  наших  сокровищниц?  -
язвительно спросил святой  Мефрес.  -  Не  торопитесь,  достойнейший...  Я
раскусил уже этого юнца, и  горе  нам,  если  мы  хоть  раз  позволим  ему
одержать над нами верх.
   - А если он порвет с финикиянами?
   - Он на этом только выиграет,  потому  что  не  заплатит  им  долга,  -
ответил Мефрес.
   - По-моему,  -  начал  после  некоторого  раздумья  Херихор,  -  сейчас
наступил момент, когда мы можем вернуть  себе  милость  молодого  фараона.
Вспыльчивый в гневе, он умеет, однако, быть благодарным. Я это испытал  на
себе.
   - Что ни слово,  то  заблуждение!  -  перебил  его  упрямый  Мефрес.  -
Во-первых, этот царевич еще не фараон, так как  не  короновался  в  храме.
Во-вторых, он  никогда  не  будет  настоящим  фараоном,  ибо  относится  с
презрением к посвящению в сан верховного жреца. И, наконец, не  нам  нужна
его милость, а ему милость богов, которых он оскорбляет на каждом шагу!..
   Мефрес задыхался от гнева, но, переведя дух, продолжал:
   - Он пробыл месяц в храме Хатор, где изучал высшую  мудрость,  и  вдруг
сразу же после этого стал якшаться с финикиянами. Мало  того,  он  посещал
храм Ашторет и взял оттуда жрицу, что противоречит законам всех религий...
Потом во всеуслышание насмехался над моим благочестием...  Он  связался  с
такими  же,  как  сам,  смутьянами  и   с   помощью   финикиян   выведывал
государственные тайны... А едва сел на трон... вернее, на первую ступеньку
трона, уже бесчестит жрецов, мутит крестьян и солдат и возобновляет тесную
связь  со  своими  друзьями-финикиянами...  Ты  забыл   обо   всем   этом,
достойнейший Херихор?.. А если  помнишь,  то  разве  не  понимаешь,  какую
опасность представляет для нас этот молокосос?.. Ведь он стоит  у  кормила
государственного корабля, плывущего среди водоворотов. Кто поручится,  что
безумец, который вчера позвал к себе  финикиян,  а  сегодня  поссорился  с
ними, не сделает завтра чего-нибудь такого, что будет грозить  государству
гибелью.
   - Ну, что из этого следует? -  спросил  Херихор,  пристально  смотря  в
глаза верховному жрецу.
   - А то, что у нас нет оснований выражать ему благодарность, так как это
означало бы нашу слабость. Ему хочется во что  бы  то  ни  стало  получить
деньги, а мы не дадим!
   - А... а дальше что?.. - снова спросил Херихор.
   - А дальше пусть правит государством и увеличивает армию без  денег,  -
ответил раздраженно Мефрес.
   - А... если его  голодная  армия  станет  грабить  храмы?  -  продолжал
спрашивать Херихор.
   - Ха-ха-ха!.. - расхохотался Мефрес.
   Вдруг  он  принял  серьезный  вид  и,  отвесив  низкий  поклон,  сказал
насмешливым тоном:
   - Это уж: твое дело, достойнейший.  Человек,  столько  лет  управлявший
государством, должен был подготовиться к подобной опасности.
   - Предположим, - осторожно начал Херихор, - предположим, что я нашел бы
средство против опасности, угрожающей государству. Но  ты  сам,  святейший
отец, будешь ли ты как старейший верховный жрец готов дать отпор тому, кто
оскорбляет жреческую касту и святыни?
   Мгновение они смотрели друг другу в глаза.
   - Ты спрашиваешь меня, готов ли я? - повторил Мефрес. - Готов ли?.. Мне
не надо готовиться к этому. Боги дали мне в руки небесный  огонь,  который
уничтожит всякого святотатца.
   - Тс-с... - прошептал Херихор. - Да будет так.
   - С согласия или без согласия  верховной  коллегии  жрецов,  -  добавил
Мефрес. - Когда судно идет ко дну, не время объясняться с гребцами.
   Оба расстались в мрачном настроении.
   В тот же вечер фараон призвал их к себе.
   Они явились в назначенный час  порознь,  низко  поклонились  фараону  и
стали по углам, не глядя друг на друга.
   "Неужели поссорились? - подумал про  себя  Рамсес.  -  Ну  что  ж,  это
неплохо".
   Немного спустя вошли святой Сэм и пророк Пентуэр.
   Рамсес сел на возвышении и, указав четырем жрецам  на  низкие  табуреты
против себя, обратился к ним:
   - Святые отцы!.. Я не приглашал вас до сих пор на совет, потому что все
мои распоряжения касались исключительно военных вопросов.
   - Это твое право, государь, - прервал его Херихор.
   - Я сделал что мог за такое короткое время, чтобы укрепить государство.
Я открыл две новые школы для офицеров и восстановил пять полков.
   - Это твое право, государь, - проговорил Мефрес.
   - Об остальных военных реформах я не говорю, ибо вас, святые отцы,  эти
дела не могут интересовать...
   - Ты прав, государь, - подтвердили в один голос Мефрес и Херихор.
   - Но на очереди другое дело, - заявил фараон, довольный  сговорчивостью
сановников, со стороны которых он ожидал возражений. -  Приближается  день
похорон божественного моего отца, а у казны нет достаточных средств...
   Мефрес встал с табурета.
   - Осирис-Мери-Амон-Рамсес, - сказал он, - был  справедливым  царем.  Он
обеспечил своему народу долголетний мир и умножил славу богов.  Разрешите,
ваше  святейшество,  чтобы  похороны  этого  благочестивого  фараона  были
совершены за счет храмов.
   Рамсес XIII был удивлен и тронут честью, оказанной его отцу.  С  минуту
он помолчал, как бы не находя ответа, и наконец сказал:
   -  Я  очень  благодарен,  достойнейшие  отцы,  за  честь,   оказываемую
богоравному отцу моему. Даю вам свое согласие и еще раз благодарю...
   Он остановился, склонил голову на руки и сидел так  с  минуту,  как  бы
борясь в душе с самим собою. Вдруг он поднял голову, лицо  его  оживилось,
глаза заблестели.
   - Я тронут, - сказал он, - доказательством вашего расположения ко  мне,
святые отцы. Если вам так дорога память моего отца, то, я думаю, вы и  мне
не пожелаете зла...
   - Неужели ты сомневаешься в этом? - спросил верховный жрец Сэм.
   - Ты прав, - продолжал фараон,  -  я  несправедливо  подозревал  вас  в
предубеждении против  меня.  Но  я  хочу  исправить  это  и  буду  с  вами
откровенен.
   - Да благословят тебя боги, государь, - сказал Херихор.
   - Скажу прямо. Божественный  отец  мой  ввиду  преклонного  возраста  и
болезни не мог посвящать столько сил и времени делам государства,  сколько
могу я. Я молод, здоров, свободен и потому хочу и буду  править  сам.  Как
полководец  должен  командовать  армией  по   собственному   разумению   и
руководясь своим планом, так и я буду управлять государством.  Такова  моя
непреложная воля, и от этого я не отступлю. Но я понимаю, что, даже если б
я обладал глубоким опытом, мне  не  обойтись  без  верных  слуг  и  мудрых
советников. Поэтому я буду иногда спрашивать вашего  мнения  по  различным
вопросам...
   - Для того мы и существуем как верховная коллегия при особе государя, -
заявил Херихор.
   - Хорошо, - продолжал с прежним оживлением фараон, - я буду прибегать к
вашим услугам, и даже не откладывая, сейчас, с настоящего момента...
   - Приказывай, государь... - сказал Херихор.
   - Я хочу улучшить жизнь египетского народа. Но так как в подобных делах
слишком поспешные действия могут принести  лишь  вред,  то  для  начала  я
предоставлю ему не много: после шести дней труда - седьмой день отдыха...
   - Так было при восемнадцати династиях. Это закон столь же древний,  как
сам Египет, - заметил Пентуэр.
   - Отдых в каждый седьмой день даст пятьдесят  дней  в  год  на  каждого
работника, то есть лишит его господина пятидесяти  драхм.  А  на  миллионе
рабочих государство потеряет около десяти тысяч талантов в год,  -  сказал
Мефрес. - Мы это уже подсчитывали в храмах, - прибавил он.
   - Да, - подтвердил Пентуэр, - убытки будут, но только первый год,  ибо,