е услуги.
   - Быть может, я еще пригожусь тебе, - ответил Пентуэр.
   - Но сейчас оставайся... Я приказываю...
   - Верховная коллегия поручила мне ни на шаг не отставать от тебя.
   Наследника передернуло.
   - А если мы попадем в засаду? - спросил он.
   - Что ж, я и там буду с тобой, государь, - ответил жрец.



19

   В его тоне было столько доброжелательности, что удивленный  царевич  не
стал с ним спорить.
   Они выехали в пустыню: шагах в двухстах позади была армия, а впереди, в
нескольких сотнях шагов - убегающий враг, но как ни хлестали лошадей, -  и
те, что убегали, и те, кто их догонял, -  подвигались  с  большим  трудом.
Сверху на них лился нестерпимый солнечный зной; в рот, в нос, а главное, в
глаза забивалась едкая пыль, а под ногами лошадей при каждом шаге осыпался
раскаленный песок. В воздухе царила мертвенная тишина.
   - Ведь все время так не будет, - сказал наследник.
   - Будет еще хуже, - ответил Пентуэр. - Видишь, царевич, - указал он  на
бегущих, - у тех лошади увязают по колени.
   Царевич рассмеялся. Как раз в это время они вступили на  более  твердую
почву и шагов сто проехали рысью, но тотчас же дорогу преградило  песчаное
море, и им пришлось снова продвигаться, плетясь шаг за шагом.
   Люди обливались потом, лошади стали покрываться пеной.
   - Жарко! - прошептал царевич.
   - Слушай, государь! - обратился к нему Пентуэр. - Неподходящий  сегодня
день для погони в пустыне. С самого  утра  священные  насекомые  проявляли
большое беспокойство, а потом впали в оцепенение. И мой жреческий  нож  не
входил в глиняные ножны, что означает необычайный зной. А оба эти  явления
- жара и оцепенение насекомых - предвещают, очевидно, ураган. Вернемся. Мы
не только потеряли из глаз лагерь, но даже шум его не долетает до нас.
   Рамсес посмотрел на жреца почти с презрением.
   - И ты думаешь, пророк, что я, пообещав поймать Муссавасу, - сказал он,
- могу вернуться ни с чем из страха перед зноем и ураганом?
   Они продолжали продвигаться вперед. В одном  месте  почва  стала  опять
твердой, благодаря чему они приблизились к убегающим на расстояние  полета
камня, пущенного из пращи.
   - Эй, вы, там! - крикнул наследник, - сдавайтесь!
   Ливийцы даже не оглянулись. С трудом брели они  по  песку.  Можно  было
думать, что им уже не уйти. Но  вскоре  отряд  наследника  опять  попал  в
глубокий песок, а те ускорили шаг и исчезли за буграми.
   Азиаты выкрикивали проклятия. Царевич стиснул зубы.
   Но вот лошади стали увязать еще  глубже  и  останавливаться.  Всадникам
пришлось спешиться. Вдруг один из азиатов  побагровел  и  упал  на  песок.
Рамсес велел покрыть его плащом и сказал:
   - Подберем на обратном пути.
   С большим трудом добрались они  до  вершины  песчаной  возвышенности  и
увидели ливийцев; дорога и для них была очень тяжела,  две  лошади  у  них
стали.
   Египетский лагерь совсем скрылся из виду, и если бы Пентуэр и азиаты не
умели ориентироваться по солнцу, им не удалось бы уже попасть обратно.
   Из отряда наследника упал  еще  один  конник,  изрыгая  кровавую  пену.
Оставили и его вместе с лошадью. Впереди среди песков показались скалы,  и
ливийцы скрылись.
   - Государь, - сказал Пентуэр, - там, возможно, засада.
   - Пусть ждет меня там сама смерть!  -  ответил  наследник  изменившимся
голосом.
   Жрец посмотрел на него с удивлением. Он не  ожидал  от  него  подобного
упорства.
   До  скал,  казалось,  недалеко,  но  дорога  была  невероятно   тяжела.
Приходилось не только идти самим, но еще и вытаскивать из  песка  лошадей.
Все плелись, увязая повыше щиколоток, а то и по колено.
   А на небе по-прежнему пылало солнце, грозное солнце пустыни, каждый луч
которого не только обжигал и слепил, но и жалил. Самые  выносливые  азиаты
падали от усталости; у одного распухли язык и губы,  у  другого  шумело  в
голове и черные пятна кружились перед глазами, третьим овладевал сон;  все
чувствовали ломоту в суставах и утратили ощущение зноя. И если б  спросили
кого-нибудь - жарко ли, он не мог бы ответить.
   Почва под ногами стала опять тверже, и отряд Рамсеса добрался до  скал.
Царевич, более других сохранявший присутствие духа, услыша  конский  храп,
свернул в сторону и увидал в  тени,  отбрасываемой  скалой,  кучку  людей,
лежавших кто где упал. Это были ливийцы.
   На одном из них, юноше лет двадцати, была  пурпурная  вышитая  рубашка,
золотая цепь на шее и меч в драгоценных ножнах.  Казалось,  он  лежал  без
чувств: глаза у него закатились, на губах выступила  пена.  Рамсес  понял,
что это - предводитель, подошел, сорвал цепь с его шеи и отстегнул меч.
   Увидя это,  какой-то  старый  ливиец,  который,  казалось,  был  меньше
утомлен, чем остальные, сказал ему:
   - Хоть ты и победитель,  египтянин,  все  же  отнесись  с  почтением  к
княжьему сыну, который был нашим военачальником.
   - Это сын Муссавасы? - спросил наследник.
   - Да, это Техенна, сын Муссавасы, - ответил ливиец, - наш предводитель,
достойный стать даже египетским князем.
   - А где Муссаваса?
   - Муссаваса собирает в Главке большую армию. Она отомстит за нас.
   Остальные ливийцы не произнесли ни звука, даже не подняли глаз на своих
победителей. По приказу царевича азиаты без труда  разоружили  их  и  сами
присели в тени скалы. Теперь среди них не было ни  друзей,  ни  врагов,  а
лишь бесконечно усталые люди;  их  подстерегала  смерть,  но  они  мечтали
только о том, чтобы отдохнуть.
   Пентуэр, видя, что Техенна все еще не приходит  в  сознание,  опустился
перед ним на колени и наклонился над его головой, так  что  никто  не  мог
видеть, что он делает. Вскоре  Техенна  стал  дышать,  метаться  и  открыл
глаза, потом сел, потер лоб, точно очнувшись от крепкого сна, который  еще
не совсем покинул его.
   - Техенна, предводитель ливийцев! - обратился к нему  Рамсес.  -  Ты  и
твои люди - пленники его святейшества фараона.
   - Лучше убей меня на месте, - пробормотал Техенна, - чем  мне  лишиться
свободы.
   - Если твой отец Муссаваса смирится и заключит мир с Египтом, ты будешь
снова свободен и счастлив.
   Ливиец отвернулся и лег, равнодушный  ко  всему.  Рамсес  сел  рядом  и
вскоре погрузился в оцепенение, а вернее всего, заснул.
   Он очнулся через четверть часа, посмотрел на  пустыню  и  вскрикнул  от
восторга. На горизонте была видна зелень, вода, чащи  пальм,  а  несколько
выше - селения и храмы.
   Вокруг него все спали - азиаты  и  ливийцы.  Только  Пентуэр,  стоя  на
скалистом утесе и прикрыв ладонью глаза, смотрел вдаль.
   - Пентуэр! Пентуэр! - вскричал Рамсес. - Ты видишь этот оазис?
   Он вскочил и подбежал к жрецу, лицо которого казалось озабоченным.
   - Ты видишь оазис?
   - Это не оазис, - ответил Пентуэр,  -  это  блуждающий  в  пустыне  дух
какой-то страны, которой больше  нет  на  свете.  А  вон  то...  там...  -
прибавил он, указывая рукою на юг.
   - Горы? - спросил царевич.
   - Всмотрись получше.
   Царевич стал всматриваться и вдруг воскликнул:
   - Мне кажется, что кверху поднимается какая-то темная  масса.  У  меня,
вероятно, глаза устали...
   - Это тифон, - прошептал жрец. - Только боги  могут  спасти  нас,  если
пожелают.
   Действительно, Рамсес почувствовал  на  лице  дуновение,  которое  даже
среди зноя пустыни показалось ему горячим. Дуновение  это,  вначале  очень
легкое, усиливалось, становилось все жарче, и одновременно  темная  полоса
поднималась в небе с поразительной быстротой.
   - Что же нам делать? - спросил царевич.
   - Эти скалы, - ответил жрец, - защитят нас от песков, но не отгонят  ни
пыли, ни зноя, который все время усиливается. А через день или два...
   - Так долго дует тифон?
   - Иногда три-четыре дня. Лишь изредка он подымается на несколько  часов
и быстро падает, как ястреб,  пронзенный  стрелой.  Но  это  бывает  очень
редко.
   Рамсес приуныл, однако  не  испугался.  А  жрец,  вынув  из-под  одежды
небольшой флакон из зеленого стекла, продолжал:
   - Вот тут эликсир... Его должно хватить тебе  на  несколько  дней.  Как
только почувствуешь сонливость или страх, выпей несколько капель. Этим  ты
подкрепишь себя и продержишься.
   - А ты? А остальные?
   -  Моя  судьба  в  руках  Единого.  А  остальные?  Они  не   наследники
престола...
   - Я не хочу этого питья, - ответил Рамсес, отталкивая флакон.
   - Ты должен его взять! - настаивал Пентуэр. - Помни, на  тебя  возложил
египетский  народ  свои   надежды...   Помни,   над   тобой   витает   его
благословение.
   Черная туча поднялась уже до половины неба, и знойный вихрь дул с такой
силой, что Рамсесу и жрецу пришлось опуститься к подножию скалы.
   "Египетский народ?.. благословение?.." - повторил про себя  царевич.  И
вдруг спросил:
   - Это ты год назад говорил со мной ночью в саду? Вскоре после маневров?
   - Да, в тот день, когда ты пожалел крестьянина, повесившегося  с  горя,
что засыпали вырытый им канал, - ответил жрец.
   - И это ты спас мой дом  и  еврейку  Сарру  от  толпы,  которая  хотела
забросать ее камнями?
   - Я, - ответил Пентуэр, - а ты вскоре освободил  из  тюрьмы  неповинных
крестьян и не позволил Дагону притеснять твой народ  новыми  поборами.  За
этот народ, - продолжал жрец, - за сострадание, которое ты всегда проявлял
к нему, я и  сейчас  благословляю  тебя...  Может  быть,  ты  один  только
уцелеешь, так помни же, что тебя  охраняет  угнетенный  египетский  народ,
ожидающий от тебя спасения.
   Внезапно  стемнело,  сверху  дождем  посыпался  раскаленный  песок,   и
поднялся такой вихрь,  что  опрокинуло  лошадь,  стоявшую  в  незащищенном
месте. Азиаты и ливийские пленники проснулись, но все, прильнув к подножию
скалы, молчали, охваченные страхом.
   Природа разбушевалась. На землю спустилась  тьма,  по  небу  с  бешеной
быстротой неслись рыжие и черные облака песку. Казалось, будто песок  всей
пустыни ожил, рванулся кверху и летит куда-то с быстротой камня, пущенного
из пращи.
   Было жарко, как в парильне... на руках и на лице трескалась кожа,  язык
пересыхал, при каждом вздохе кололо в груди. Мельчайшие песчинки обжигали,
как искры.
   Пентуэр насильно поднес флакон  ко  рту  наследника.  Рамсес  проглотил
несколько капель и почувствовал необыкновенное  облегчение:  боль  и  жара
перестали мучить его, мысль снова обрела свободу.
   - Так это может продолжаться несколько дней?
   - Четыре, - ответил жрец.
   - И вы, мудрецы, наперсники богов,  не  знаете,  как  спасти  людей  от
такого ветра?
   Пентуэр задумался.
   - Есть на свете только один мудрец, - ответил  он,  -  который  мог  бы
бороться со злыми духами. Но его здесь нет...
   Тифон дул с неимоверной силой  уже  почти  полчаса.  Стало  темно,  как
ночью. Когда же ветер ослабевал и черные клубы песку раздвигались, на небе
появлялось кроваво-красное солнце,  бросавшее  на  землю  зловещий  ржавый
свет. Но вскоре с новой силой поднимался знойный, удушливый  вихрь;  клубы
пыли становились гуще, мертвенный свет угасал,  а  в  воздухе  раздавались
беспокойные шелест и шумы, непривычные для человеческого слуха. До  захода
солнца было уже недалеко, а порывы ветра и зной все усиливались. Время  от
времени на горизонте появлялось  гигантское  кровавое  пятно,  словно  вся
земля была охвачена пожаром.
   Вдруг Рамсес заметил, что Пентуэра нет подле него.  Он  напряг  слух  и
услышал голос, восклицавший:
   - Бероэс! Бероэс! Если не ты, то кто  нам  поможет?  Бероэс...  во  имя
Единого, всемогущего, которому нет начала и конца, - взываю к тебе!
   В  северной  части  пустыни  раздался  гром.  Царевич  вздрогнул.   Для
египтянина гром был таким же редким явлением, как комета.
   - Бероэс! Бероэс! - громко продолжал взывать Пентуэр.
   Наследник всмотрелся в ту сторону, откуда  доносился  голос,  и  увидел
темную человеческую фигуру с поднятыми руками. От головы, от пальцев, даже
от одежды этой фигуры поминутно отделялись ярко-голубые искры...
   - Бероэс! Бероэс!..
   Продолжительный  раскат  грома  послышался  ближе,  из-за   туч   песка
сверкнула молния, озаряя пустыню багровым светом.
   Снова раскат грома, и снова молния.
   Рамсес почувствовал, что сила  вихря  ослабевает  и  зной  уменьшается.
Клубящийся в вышине песок стал оседать, небо  сделалось  пепельным,  потом
ржаво-коричневым, потом молочно-белым. Затем все стихло,  а  через  минуту
снова грянул гром и подул холодный, северный ветер.
   Истомленные зноем азиаты и ливийцы очнулись.
   - Воины фараона, - позвал вдруг старый ливиец, - вы слышите этот шум  в
пустыне?
   - Опять ветер?
   - Нет, это дождь.
   Действительно, с неба упало  несколько  холодных  капель,  потом  дождь
усилился, и наконец полил ливень, сопровождаемый громом и молнией.
   Солдат Рамсеса и их  пленников  охватила  бурная  радость.  Не  обращая
внимания на молнии и гром, люди, которых за минуту перед тем сжигали  зной
и жажда, бегали, как дети, под струями дождя. В темноте мылись сами и мыли
лошадей, подставляли под дождь шапки и кожаные мешки и все пили, пили...
   - Не чудо ли это? - воскликнул Рамсес. - Если бы не благодатный  дождь,
мы погибли бы в пустыне в жарких объятиях тифона.
   - Случается, - ответил старый ливиец, - что южный ветер дразнит  ветры,
гуляющие над морем и приносящие ливень.
   Рамсеса неприятно задели  эти  слова:  он  приписывал  ливень  молитвам
Пентуэра. Повернувшись к ливийцу, он спросил:
   - А случается ли так, чтобы от человеческого тела исходили искры?
   - Так всегда бывает, когда дует ветер пустыни, - отвечал ливиец, -  вот
и на этот раз искры исходили не только от людей, но даже от лошадей.
   Голос его звучал так уверенно, что царевич,  подойдя  к  офицеру  своей
конницы, шепнул ему:
   - Посматривайте за ливийцами...
   Не успел он это сказать, как что-то зашевелилось в  темноте,  и  минуту
спустя послышался  топот.  Когда  асе  молния  озарила  пустыню,  египтяне
увидели человека, удиравшего верхом на коне.
   - Связать этих негодяев, - крикнул Рамсес, - и убить,  если  кто-нибудь
из них  будет  сопротивляться!  Горе  тебе,  Техенна,  если  этот  негодяй
приведет против нас твоих братьев. Ты погибнешь в тяжких  мучениях!  Ты  и
твои...
   Несмотря на  дождь,  гром  и  темноту,  воины  Рамсеса  быстро  связали
ливийцев, не оказывавших, впрочем, никакого сопротивления. Может быть, они
ожидали приказа Техенны, но тот был так удручен, что не думал о бегстве.
   Мало-помалу буря стала утихать, и дневной зной  сменился  пронизывающим
холодом. Люди и лошади напились  досыта,  солдаты  наполнили  водой  мехи.
Фиников и сухарей было достаточно. Все успокоились. Раскаты грома умолкли.
Тут и там показались звезды.
   Пентуэр подошел к Рамсесу.
   - Вернемся в лагерь, - сказал он, - мы сумеем дойти до него прежде, чем
бежавший ливиец приведет сюда неприятеля.
   - Как же мы найдем дорогу в такой темноте? - спросил царевич.
   - Есть у вас факелы? - спросил жрец у азиатов.
   Факелы - длинные жгуты из пакли,  пропитанные  горючими  веществами,  -
нашлись у всех солдат, но не было огня.
   - Придется подождать до утра, - проговорил раздраженно наследник.
   Пентуэр не ответил. Он достал из своего мешка небольшой сосуд,  взял  у
солдата факел и отошел в сторону. Минуту спустя послышалось тихое шипение,
и факел... зажегся.
   - Этот жрец - великий чернокнижник, - пробормотал старый ливиец.
   - Ты совершил  на  моих  глазах  уже  второе  чудо,  -  сказал  царевич
Пентуэру. - Можешь мне объяснить, как это делается?
   Жрец отрицательно покачал головой.
   - Обо всем спрашивай меня, господин,  -  ответил  он,  -  и  я  отвечу,
насколько хватит моей мудрости, но никогда не  требуй,  чтобы  я  открывал
тебе тайны наших храмов.
   - Даже если я назначу тебя своим советником?
   - Даже и тогда. Я никогда не буду предателем. А если б я и решил  стать
им, меня устрашит кара.
   - Кара? - повторил наследник. - Ах да! Я помню  человека  в  подземелье
храма Хатор, на которого жрецы выливали расплавленную смолу.  Неужели  они
делали это на самом деле? И этот человек действительно умер в мучениях?
   Пентуэр молчал, как будто не расслышав вопроса, и  не  спеша  вынул  из
своего чудесного мешка небольшую статуэтку бога с  простертыми  в  стороны
руками. Она висела на бечевке. Жрец опустил  ее  и,  шепча  молитвы,  стал
наблюдать. Фигурка, несколько раз качнувшись в воздухе и  покружившись  на
бечевке, повисла наконец спокойно.
   Рамсес при свете факелов  с  удивлением  смотрел  на  эти  таинственные
действия жреца.
   - Что это ты делаешь? - спросил он его.
   - Могу сказать только то, - ответил Пентуэр, - что этот бог  показывает
одной рукой на звезду Эсхмун [Полярная звезда], по которой в ночное  время
находят путь финикийские корабли.
   - Значит, у финикиян есть этот бог?
   - Нет, они даже не знают о нем. Бог, показывающий одной рукой на звезду
Эсхмун, известен только нам и жрецам  Халдеи.  С  помощью  этого  божества
каждый пророк днем и ночью, в погоду и непогоду может найти  свой  путь  в
море или в пустыне.
   По приказу царевича, шедшего с зажженным  факелом  рядом  с  Пентуэром,
конвой и пленники  двинулись  за  жрецом  на  северо-восток.  Висевший  на
бечевке божок раскачивался, но  все  же  указывал  протянутой  рукой,  где
находится   священная   звезда,   покровительница   сбившихся    с    пути
путешественников.
   Шли  пешком,  быстрым  шагом,  ведя  за  собой   лошадей.   Был   такой
пронизывающий холод, что даже азиаты дышали на руки, а ливийцы дрожали.
   Вдруг что-то стало хрустеть и трещать под ногами. Пентуэр остановился и
нагнулся.
   - В этом месте,  -  сказал  он,  -  дождь  образовал  в  твердой  почве
неглубокую лужу, и посмотри, что сделалось с водой.
   С этими словами он поднял и показал царевичу  что-то  вроде  стеклянной
пластинки, которая таяла у него в руках.
   - Когда очень холодно, - пояснил он, - вода превращается  в  прозрачный
камень.
   Азиаты подтвердили слова жреца, прибавив, что  далеко  на  севере  вода
очень  часто  превращается  в  камень,  а  пар  в  белую  соль,   впрочем,
безвкусную, которая только щиплет пальцы и вызывает боль в зубах.
   Рамсес все больше изумлялся мудрости Пентуэра.
   Тем временем с северной  стороны  небо  прояснилось,  открыв  созвездие
Медведицы и в нем звезду Эсхмун. Жрец опять прочитал  молитву,  спрятал  в
мешок путеводного божка и велел потушить факелы,  оставив  для  сохранения
огня тлеющую бечевку, которая, постепенно сгорая, отмечала время.
   Царевич приказал  своему  отряду  соблюдать  осторожность  и  отошел  с
Пентуэром на несколько шагов вперед.
   - Пентуэр, - сказал он ему, - я назначаю тебя своим  советником,  и  на
ближайшее время и на то,  когда  богам  угодно  будет  отдать  мне  корону
Верхнего и Нижнего Египта.
   - Чем заслужил я эту милость?
   - То, что ты совершил на моих глазах, свидетельствует о  твоей  великой
мудрости и власти над духами. Кроме того, ты готов был спасти  мою  жизнь.
Поэтому, хотя ты и решил скрывать от меня многое...
   - Прости, государь, - перебил его Пентуэр, - предателей, когда они тебе
будут нужны, ты найдешь за золото и драгоценности даже среди жрецов, но  я
не хочу принадлежать к их числу. Подумай только, изменяя богам, разве я не
внушил бы тебе сомнений, что не поступлю так же и с тобой?
   Рамсес задумался.
   - Мудрые это слова, - ответил он, - но мне странно,  почему  ты,  жрец,
так расположен ко мне?  Год  назад  ты  благословил  меня,  а  сегодня  не
позволил одному отправиться в пустыню и оказываешь мне большие услуги.
   -  Боги  открыли  мне,  что  ты,  государь,  можешь  спасти  несчастный
египетский народ от нужды и унижения.
   - А какое тебе дело до народа?
   - Я сам из него вышел... Мой отец и братья целые дни  черпали  воду  из
Нила и терпели побои.
   - Чем же я могу помочь народу?
   Пентуэр оживился.
   - Твой народ, - заговорил он с волнением,  -  слишком  много  работает,
платит слишком большие налоги, живет в ну  деде  и  прите