,
воображает, что он аристократ, оттого что одет с  иголочки!  Ну  погоди,
любезный, я тебя поколотил в первый же день и еще поколочу!  Дай  только
добраться! Вот как возьму да... "
   И Том принялся колотить воображаемого врага - лупил по воздуху  кула-
ками, замахивался и лягался. "Ах, ты вот как? Проси  сейчас  же  пощады!
Ну, так тебе и надо, вперед наука! " И воображаемое побоище  закончилось
к полному его удовольствию.
   Том сбежал домой в большую перемену. Совесть не позволяла ему  больше
смотреть на простодушную радость Эми, а ревность стала невыносимой. Бек-
ки опять села рассматривать картинки вместе с Альфредом, но  время  шло,
Том больше не появлялся и мучить было некого, и потому ее торжество поб-
лекло и потеряло дня нее всякий интерес; явилась рассеянность, скука,  а
там и тоска; два-три раза она настораживалась, прислушиваясь  к  чьим-то
шагам, но это была ложная надежда - Том все  не  приходил.  Наконец  она
совсем приуныла и начала жалеть, что завела  дело  так  далеко.  Бедняга
Альфред, который видел, что ей с ним скучно, хотя и не  понимал  почему,
все не унимался:
   - Глядите, какая картинка! А эта еще лучше!
   Наконец Бекки не выдержала:
   - Ах, отстаньте, пожалуйста! Не нужны мне ваши картинки! - Она  расп-
лакалась, вскочила и убежала от него.
   Альфред поплелся за ней и собирался было пристать  с  утешениями,  но
она сказала:
   - Да уйдите же, оставьте меня в покое! Я вас терпеть не могу!
   И мальчик растерянно остановился, не понимая, что же он  такого  сде-
лал, когда она сама сказала, что будет всю большую перемену  смотреть  с
ним картинки, а теперь с плачем убежала от него. Альфред, не зная, что и
думать, побрел обратно в пустую школу. Он рассердился и обиделся.  Доко-
паться до правды было нетрудно: Бекки просто воспользовалась  им,  чтобы
досадить Тому Сойеру. Когда он об этом догадался, то еще больше вознена-
видел Тома. Ему захотелось как-нибудь насолить Тому, не  подвергая  себя
риску. Учебник Тома попался ему на глаза. Случай был удобный. Он  с  ра-
достью открыл книжку на той странице, где был заданный урок, и залил  ее
чернилами.
   Бекки заглянула в эту минуту в окно и  увидела,  что  он  делает,  но
прошла мимо, не сказав Альфреду ни слова. Она ушла  домой:  ей  хотелось
разыскать Тома и все рассказать ему. Том, конечно, будет ей  благодарен,
и они с ним помирятся. Однако на полдороге Бекки передумала. Она  вспом-
нила, как Том обошелся с ней, когда она рассказывала про  пикник,  и  от
обиды ее обожгло словно огнем. Она решила не выручать Тома, а кроме  то-
го, возненавидеть его навеки. Пускай его накажут за испорченный учебник.


   ГЛАВА XIX

   Том вернулся домой в очень мрачном настроении,  но  первые  же  слова
тетки показали ему, что он явился со своими горестями в самое неподходя-
щее место:
   - Том, выдрать бы тебя как следует!
   - Тетечка, что же я такого сделал?
   - Да уж наделал довольно! А я-то, старая дура, бегу к Сирини  Гарпер,
- думаю, сейчас она поверит в этот твой дурацкий сон. И нате вам,  пожа-
луйста! Она, оказывается, узнала у Джо, что ты здесь был в тот  вечер  и
слышал все наши "разговоры. Не знаю даже, что может выйти  из  мальчика,
который так себя ведет. Мне просто думать противно: как это ты мог допу-
стить, чтобы я пошла к миссис Гарпер и разыграла из себя такую  идиотку,
и ни слова не сказал!
   Теперь все дело представилось в ином свете. До сих пор  утренняя  вы-
думка казалась Тому очень ловкой шуткой, поистине находкой. А теперь это
выглядело очень убого и некрасиво. Том повесил голову и с минуту не  мог
ничего придумать себе в оправдание. Потом сказал:
   - Тетечка, мне очень жалко, что я это сделал, я как-то не подумал.
   - Ах, милый, ты никогда не думаешь. Ты никогда ни о чем  не  думаешь,
только о себе самом. Ты вот не задумался проплыть такую даль с  острова,
ночью, только для того, чтобы посмеяться над нашим горем,  не  задумался
оставить меня в дурах, сочинив этот сон; а вот пожалеть нас  и  избавить
от лишних слез тебе и в голову не пришло.
   - Тетечка, сейчас я понимаю, что это было нехорошо, но ведь это я  не
нарочно. Я не хотел, честное слово. А кроме того, я приходил домой вовсе
не затем, чтобы над вами смеяться.
   - Для чего же тогда ты приходил?
   - Мне хотелось вам сказать, чтобы вы не беспокоились  о  нас,  потому
что мы не утонули.
   - Ах, Том, Том, если бы я только могла поверить, что у тебя было  та-
кое доброе намерение, я от всей души возблагодарила бы бога, но ведь  ты
и сам знаешь, что так не было; и я тоже это знаю, Том.
   - Ну, право же, тетечка, было! Вот не сойти мне с этого  места,  если
не было!
   - Ах, Том, не выдумывай, это ни к чему. Только во сто раз хуже. " - Я
и не выдумываю, тетечка, это правда. Я хотел, чтобы вы не горевали,  для
этого и пришел.
   - Я бы все на свете отдала, чтобы этому поверить, - за одно  это  все
твои грехи можно простить, Том. Даже то, что ты убежал и вел себя из рук
вон плохо. Да поверить-то невозможно; ну отчего ты мне не сказал, а?
   - Знаете, тетечка, когда вы заговорили про похороны, мне вдруг ужасно
захотелось вернуться и спрятаться в церкви. Как же можно было сказать? И
я взял да и положил кору обратно в карман и ничего не стал говорить.
   - Какую кору?
   - А на которой я написал, что мы ушли в  пираты.  Жалко,  что  вы  не
проснулись, когда я вас поцеловал, право, жалко.
   Суровые морщины на лице тети Полли  разгладились,  и  глава  просияли
нежностью.
   - А ты меня вправду поцеловал, Том?
   - Конечно, а то как же.
   - Это ты правду говоришь, Том?
   - А то как же, тетечка, конечно, правду.
   - Почему же ты меня поцеловал, Том?
   - Потому что я вас очень люблю, а вы стонали во сне, и мне  было  вас
жалко.
   Это походило на правду. Тетя Полли сказала с дрожью в голосе, которой
не могла скрыть:
   - Поцелуй меня еще раз, Том! А теперь убирайся в  школу  и  не  мешай
мне.
   Как только он ушел, она бросилась в чулан и достала старую куртку,  в
которой Том убежал из дому. Потом остановилась, держа куртку в руках,  и
сказала сама себе:
   - Нет, рука не поднимается. Бедный мальчик, он, наверно, соврал  мне,
но это святая ложь, ложь во спасение, она меня так порадовала.  Надеюсь,
что господь... нет, я знаю, что господь простит ему, ведь это он выдумал
по доброте сердечной. Даже и знать не хочу, если  он  соврал.  Не  стану
смотреть.
   Она положила куртку и призадумалась на минуту. Дважды протягивала она
руку за курткой и дважды отдергивала ее. На  третий  раз  она  набралась
смелости, подкрепившись мыслью: "Это ложь во спасение, святая ложь, и  я
не стану из-за нее расстраиваться", - и сунула руку  в  карман.  Минутой
позже она, обливаясь слезами, читала нацарапанные на куске коры слова  и
приговаривала:
   - Теперь я ему все прощу, чего бы он ни натворил, хоть  миллион  гре-
хов!


   ГЛАВА XX

   Тетя Полли поцеловала Тома так ласково, что все его уныние как  рукой
сняло и на сердце у него опять сделалось легко и весело. Он отправился в
школу, и ему так повезло, что он нагнал Бекки в самом начале Мэдоу-лейн.
Вел он себя всегда в зависимости от настроения. Не колеблясь ни  минуты,
он подбежал к ней и сказал:
   - Я очень нехорошо поступил сегодня, Бекки, и жалею об этом. Я никог-
да, никогда больше не буду, никогда, пока жив. Давай помиримся, хорошо?
   Девочка остановилась и презрительно поглядела ему в глаза:
   - Я буду вам очень благодарна, если вы меня оставите в покое,  мистер
Томас Сойер. Я с вами больше не разговариваю.
   Она вздернула носик и прошла мимо. Том до того растерялся, что ему не
пришло в голову даже сказать: "Ну и пожалуйста! Ишь задрала нос!" А ког-
да он собрался с духом, говорить что-нибудь было уже поздно. Так он  ни-
чего и не сказал. Зато разозлился ужасно. Эх, если бы она была  мальчиш-
кой, уж и отлупил бы он ее! На школьном дворе он опять столкнулся с  ней
и послал ей вдогонку язвительное замечание. Она тоже не осталась в  дол-
гу, так что разрыв был полный. Возмущенной Бекки казалось, что  она  ни-
когда не дождется начала уроков, так ей не терпелось, чтобы Тома  отсте-
гали за испорченную книжку. Если у нее и  оставалось  хоть  какое-нибудь
желание изобличить Альфреда Темпла, то после обидных слов Тома оно  сов-
сем пропало. Бедная девочка, она не знала, что опасность грозит  ей  са-
мой!
   Учитель Доббинс дожил до седых волос, так и не добившись своей  цели.
Самой заветной его мечтой было сделаться доктором, но бедность не пусти-
ла его дальше сельской школы. Каждый день он доставал  из  ящика  своего
стола какую-то таинственную книгу и погружался в  чтение,  пока  ученики
готовили уроки. Книгу эту он держал под замком. Все  мальчишки  в  школе
умирали от любопытства хоть одним глазком  заглянуть  в  эту  книгу,  но
удобного случая так ни разу и не представилось. У каждого мальчика  и  у
каждой девочки имелись свои соображения насчет того, что это  за  книга,
но не было никакой возможности докопаться до правды. И вот, проходя мимо
кафедры, стоявшей возле самых дверей, Бекки заметила, что ключ торчит  в
ящике. Жалко было упустить такую минуту. Она  оглянулась,  увидела,  что
никого кругом нет, - и в следующее мгновение книга уже была у нее в  ру-
ках. Заглавие на первой странице -  "Анатомия"  профессора  такого-то  -
ровно ничего ей не сказало, и она принялась листать книгу. Ей  сразу  же
попалась очень красивая гравюра, вся в красках, - совсем голый  человек.
В это мгновение чья-то тень упала на страницу - на пороге стоял Том  Со-
йер, заглядывая в книжку через ее плечо. Торопясь захлопнуть книгу, Бек-
ки рванула ее к себе и так неудачно, что надорвала страницу до половины.
Она бросила книгу в ящик, повернула ключ в замке и расплакалась от стыда
и досады.
   - Том Сойер, от вас только и жди какой-нибудь гадости, вам бы  только
подкрадываться и подсматривать.
   - Почем же я знал, что вы тут делаете?
   - Как вам не стыдно, Том Сойер, вы, уж наверно, на меся  пожалуетесь.
Что же мне теперь делать, что делать? Меня накажут при всей школе, а я к
этому не привыкла!
   Она топнула ножкой и сказала:
   - Ну и отлично, жалуйтесь, если хотите! Я-то знаю, что теперь  будет.
Погодите, вот увидите! Противный, противный мальчишка! - И,  выбежав  из
школы, она опять расплакалась.
   Озадаченный нападением, Том не мог двинуться с  места,  потом  сказал
себе:
   - Ну и дура эта девчонка! Не привыкла, чтоб ее наказывали!  Чушь  ка-
кая! Подумаешь, отстегают! Вот они, девчонки, - все трусихи и мокрые ку-
рицы. Я, конечно, ничего не скажу старику Доббинсу про эту дуру, можно с
ней и по-другому разделаться, и без ябеды обойдется, да ведь что  толку?
Доббинс непременно спросит, кто разорвал книжку, и  ответа  не  получит.
Тогда он сделает, как всегда, - начнет спрашивать всех  подряд,  сначала
одного, потом другого; а дойдет до нее, сразу  узнает,  кто  виноват:  у
девчонок всегда по лицу все видно. Где им выдержать! Вот и  выпорет  ее.
Да, попала Бекки в переделку, теперь уж ей не вывернуться. - Том подумал
еще немного и прибавил: - Ну и ладно! Ей хотелось, чтобы мне влетело,  -
пускай теперь сама попробует.
   Том присоединился к игравшим во дворе школьникам. Через несколько ми-
нут пришел учитель, и уроки начались. Том не чувствовал особенного инте-
реса к занятиям. Каждый раз, как он взглядывал в  сторону  девочек,  его
расстраивало лицо Бекки. Ему вовсе не хотелось  жалеть  ее,  а  выходило
так, что он никак не  мог  удержаться;  он  не  чувствовал  ничего  хоть
сколько-нибудь похожего на торжество.  Скоро  открылось  происшествие  с
учебником, и после этого Тому пришлось думать только о своих собственных
делах. Бекки очнулась от своего горестного оцепенения и  выказала  живой
интерес к происходящему. Том не выпутается из беды,  даже  если  скажет,
что это не он облил чернилами  книжку;  и  она  оказалась  права:  вышло
только еще хуже для Тома. Бекки думала, что обрадуется этому,  старалась
даже уверить себя, будто радуется, но не могла. Когда дошло до расплаты,
ей захотелось вскочить и сказать, что это сделал Альфред  Темпл,  однако
она удержалась и заставила себя сидеть смирно. "Ведь Том, - говорила она
себе, - непременно пожалуется учителю, что  это  я  разорвала  картинку.
Слова не скажу, даже для спасения его жизни! "
   Том выдержал порку и вернулся на свое место, даже не  очень  огорчив-
шись. Он думал, что, может быть, и в самом деле,  расшалившись,  как-ни-
будь незаметно опрокинул чернильницу на книжку, и отнекивался только для
виду, потому что так было принято не отступать от своих слов из  принци-
па.
   Мало-помалу прошел целый час, учитель дремал на своем троне, клюя но-
сом, в воздухе стояло сонное жужжание зубрежки. Скоро мистер Доббинс по-
тянулся, зевнул, отпер стол и протянул руку за книгой, но  нерешительно,
как будто не зная, брать ее или не брать. Ученики лениво глядели на  не-
го, и только двое из них зорко следили за каждым его  движением.  Мистер
Доббинс некоторое время рассеянно вертел книгу, потом взял  ее  в  руки,
уселся в кресле поудобнее, собираясь приняться за чтение. Том  оглянулся
на Бекки. Ему случалось видеть такое загнанное и беспомощное выражение у
кроликов, когда в них целятся из ружья. Он мигом забыл про свою ссору  с
ней. Что-то надо сделать! Сию же минуту! Но как  раз  эта  необходимость
спешить мешала ему что-нибудь придумать. И вдруг его  осенило  вдохнове-
ние. Он подбежит к учителю, выхватит у него книгу, выскочит в дверь -  и
был таков. Но на одну коротенькую секунду он замялся, и случай был  упу-
щен - учитель раскрыл толстый том. Если бы можно было вернуть потерянное
время! Слишком поздно. Теперь Бекки уже ничем не поможешь.  В  следующую
минуту учитель повернулся лицом к классу.  Все  опустили  глаза.  В  его
взгляде было что-то такое, от чего даже невиноватые затряслись от  стра-
ха. Наступило молчание, оно длилось так долго, что можно было  сосчитать
до десяти; учитель все больше и больше распалялся гневом. Наконец он за-
говорил:
   - Кто разорвал эту книгу?
   Ни звука в ответ. Можно было  расслышать  падение  булавки.  Молчание
продолжалось; учитель вглядывался в одно лицо за Другим, ища виновного.
   - Бенджамен Роджерс, вы разорвали эту книгу?
   Нет, не он. Снова молчание.
   - Джозеф Гарпер, это сделали вы?
   И не он.
   Тому Сойеру становилось все больше и больше не по себе, его  изводила
эта медленная пытка.
   Учитель пристально вглядывался в ряды  мальчиков,  подумал  некоторое
время, потом обратился к девочкам:
   - Эми Лоуренс?
   Она только мотнула головой.
   - Грэси Миллер?
   Тот же знак.
   - Сьюзен Гарпер, это вы сделали?
   Нет, не она. Теперь настала очередь Ребекки Тэтчер.
   Том весь дрожал от волнения, сознавая, что выхода нет никакого.
   - Ребекка Тэтчер (Том посмотрел на ее лицо - оно побледнело от  стра-
ха), это вы разорвали, - нет, глядите мне в глава (она умоляюще  сложила
руки), - вы разорвали эту книгу?
   Вдруг Тома словно озарило. Он вскочил на ноги и крикнул:
   - Это я разорвал!
   Вся школа рот разинула, удивляясь  такой  невероятной  глупости.  Том
постоял минутку, собираясь с духом, а когда выступил вперед, чтобы  при-
нять наказание, то восхищение и благодарность, светившиеся в глазах Бек-
ки, вознаградили его сторицей. Воодушевленный своим великодушием, он без
единого звука выдержал жесточайшую порку, какой еще никогда не закатывал
никому мистер Доббинс, и равнодушно выслушал дополнительный строгий при-
каз остаться на два часа после уроков, - он знал, кто будет ждать за во-
ротами, пока его не выпустят из плена, и не считал потерянными эти скуч-
ные часы.
   В этот вечер, укладываясь в постель, Том  обдумывал  мщение  Альфреду
Темплу. Бекки, плача от раскаяния и стыда, рассказала ему все, не  скры-
вая и собственной измены. Однако жажда мщения скоро уступила место более
приятным мыслям, и Том наконец уснул, но даже и во сне  последние  слова
Бекки все еще звучали в его ушах:
   - Ах, Том, какой ты благородный!


   ГЛАВА XXI

   Приближались каникулы. Всегда строгий учитель стал теперь еще  строже
и требовательнее: ему хотелось, чтобы его школа отличилась на экзаменах.
Розга и линейка никогда не лежали без дела, по крайней мере,  в  младших
классах. Только самые старшие из учеников да взрослые барышни лет восем-
надцати без двадцати были избавлены от порки.  А  порол  мистер  Доббинс
очень больно, потому что лет ему было не так уж много, и, хотя под пари-
ком у него скрывалась совершенно лысая и блестящая, как шар, голова, его
мускулы нисколько не ослабели. С приближением великого дня  обнаружилось
все его тиранство: ему как будто доставляло злорадное удовольствие нака-
зывать за малейший проступок. Из-за этого самые маленькие мальчики  про-
водили целые дни в страхе и трепете, а по ночам не спали и  думали,  как
бы ему отомстить. Они не упускали ни одного случая насолить учителю.  Но
и он тоже не отставал. Воздаяние, которое следовало  за  каждой  удачной
местью, бывало настолько потрясающе и грозно, что мальчики всегда отсту-
пали с поля битвы с большим уроном.
   Наконец они сговорились между собой и придумали одну  штуку,  которая
сулила блестящий успех. Был принят в компанию, ученик местного живописца
вывесок: они рассказали ему свей план и  просили  помочь  им.  Мальчишка
пришел в восторг, потому что учитель столовался у них в доме и успел на-
доесть ему хуже горькой редьки. Жена учителя уезжала на  несколько  дней
погостить к знакомым, так что некому было расстроить их  планы;  учитель
всегда изрядно выпивал перед такими торжественными  днями,  и  мальчишка
обещал "устроить  ему  сюрприз"  перед  самым  экзаменом,  когда  старик
напьется и задремлет в кресле, а потом разбудить его и спровадить в шко-
лу,
   В свое время наступило и это интересное событие. К восьми часам вече-
ра школа была ярко освещена и украшена гирляндами и венками из зелени  и
цветов. Учитель восседал, как на троне, в своем большом кресле,  постав-
ленном на возвышении, а позади него стояла черная доска. Видно было, что
он успел порядком нагрузиться. Три ряда скамеек по сторонам возвышения и
шесть рядов перед ним были заняты городскими  сановниками  и  родителями
учеников. Слева от  учительского  места,  позади  зрителей,  возвышалась
просторная эстрада, на которой сидели школьники, участвующие в  програм-
ме: маленькие мальчики, умытые, причесанные и такие нарядные, что сидели
как на иголках и маялись невыносимо; неуклюжие верзилы; белоснежные ряды
девочек и разряженные в батист и кисею взрослые барышни, которые стесня-
лись своих голых рук в старинных бабушкиных браслетах, розовых и голубых
бантов и цветов в волосах. Все остальные места были заполнены учениками,
не участвовавшими в выступлениях.
   Экзамены начались. Выступил вперед крошечный мальчик и пролепетал ис-
пуганно: "Никто из вас, друзья, не ждал, чтобы малыш стихи читал",  соп-
ровождая декламацию вымученными, судорожными движениями, какие могла  бы
делать машина, если бы была в неисправности. Однако он благополучно доб-
рался до конца, еле живой от страха, и, поклонившись, как автомат,  уда-
лился под гром рукоплесканий.
   Сконфуженная девочка прошепелявила: "У Мэри был барашек",  -  сделала
достойный жалости реверанс, получила свою долю аплодисментов  и  уселась
на место, вся красная и счастливая.
   На эстраду очень самоуверенно вышел Том Сойер и с неистовым воодушев-
лением, бешено размахивая руками, начал декламировать бессмертную и  не-
истребимую тираду: "О, дайте мне свободу! ", но, дойдя до середины, зап-
нулся. На него напал страх перед публикой, ноги под ним затряслись, и  в
горле перехватило дыхание. Слушатели явно жалели его, но молчали, а мол-
чание было еще хуже жалости. Учитель нахмурился, так что провал был пол-
ный. Том попробовал было читать дальше, но ничего не вышло, и он с позо-
ром удалился. Раздались жидкие хлопки, но сейчас же и  смолкли.  За  сим
пос