Том Сойер то же говорит.


   ГЛАВА XXXIV

   Мы перестали разговаривать и принялись думать. Вдруг Том и говорит:
   - Слушай, Гек, какие же мы дураки, что не догадались раньше!  Ведь  я
знаю, где Джим сидит.
   - Да что ты? Где?
   - В том самом сарайчике, рядом с кучей золы. Сообрази сам.  Когда  мы
обедали, ты разве не видел, как один негр понес туда миски с едой.
   - Видел.
   - А ты как думал, для кого это?
   - Для собаки.
   - И я тоже так думал. А это вовсе не для собаки.
   - Почему?
   - Потому что там был арбуз.
   - Верно, был, я заметил. Как же это я не сообразил, что собаки арбуза
не едят? Это уж совсем никуда не годится! Вот как бывает: и глядишь,  да
ничего не видишь.
   - Так вот: негр отпер висячий замок, когда вошел туда,  и  опять  его
запер, когда вышел. А когда мы вставали из-за стола, он принес дяде ключ
- тот самый ключ, наверно. Арбуз - это, значит, человек; ключ -  значит,
кто-то там заперт; а вряд ли двое сидят под замком  на  такой  маленькой
плантации, где народ такой добрый и хороший. Это Джим и сидит. Ладно,  я
очень рад, что мы до этого сами додумались, как полагается  сыщикам;  за
всякий другой способ я гроша ломаного не дам. Теперь ты пошевели  мозга-
ми, придумай план, как выкрасть Джима, и я тоже придумаю  свой  план,  а
там мы выберем, который больше понравится.
   Ну и голова была у Тома Сойера, хоть бы и взрослому!  По  мне,  лучше
иметь такую голову, чем быть герцогом, или капитаном парохода, или клоу-
ном в цирке, или уж не знаю кем. Я придумал  кой-что  так  только,  ради
очистки совести: я наперед знал, кто придумает настоящий  план.  Немного
погодя Том сказал:
   - Готово у тебя?
   - Да, - говорю.
   - Ну ладно, выкладывай.
   - Вот какой мой план, - говорю. - Джим там сидит или кто другой - уз-
нать нетрудно. А завтра ночью мы достанем мой челнок и переправим плот с
острова. А там, в первую же темную ночь, вытащим ключ у старика из  кар-
мана, когда он ляжет спать, и уплывем вниз по реке вместе с Джимом; днем
будем прятаться, а ночью - плыть, как мы с Джимом раньше делали. Годится
такой план?
   - Годится ли? Почему ж не годится, очень даже годится! Но  только  уж
очень просто, ничего в нем особенного нет. Что это за план, если  с  ним
никакой возни не требуется? Грудной младенец - и тот справится. Не будет
ни шума, ни разговоров, все равно что после кражи на мыловаренном  заво-
де.
   Я с ним не спорил, потому что ничего другого и не ждал, зато  наперед
знал, что к своему плану он так придираться не станет.
   И верно, не стал. Он рассказал мне, в чем состоит его план, и я сразу
понял, что он раз в пятнадцать лучше моего: Джима-то мы все равно  осво-
бодим, зато шику будет куда больше, да еще, может, нас и пристрелят,  по
его-то плану. Мне очень понравилось. "Давай, - говорю,  -  так  и  будем
действовать". Какой у него был план, сейчас говорить не стоит: я наперед
знал, что будут еще всякие перемены. Я знал, что Том  еще  двадцать  раз
будет менять его и так и этак, когда приступим к делу, и  вставлять  при
каждом удобном случае всякие новые штуки. Так оно и вышло.
   Одно было верно - Том Сойер не шутя взялся за дело и собирается осво-
бождать негра из рабства. Вот этого я никак не мог понять. Как  же  так?
Мальчик из хорошей семьи, воспитанный, как будто дорожит своей репутаци-
ей, и родные у него тоже вряд ли захотят срамиться; малый с головой,  не
тупица; учился все-таки, не безграмотный какой-нибудь, и добрый, не наз-
ло же он это делает, - и вот нате-ка - забыл и про гордость и про  само-
любие, лезет в это дело, унижается, срамит и себя и родных на всю Амери-
ку! Никак я этого не мог взять в толк. Просто стыдно. И я знал, что надо
взять да и сказать все ему напрямик, а то какой же я  ему  друг!  Пускай
сейчас же все это бросит, пока еще не поздно. Я так и хотел ему сказать,
начал было, а он оборвал меня и говорит:
   - Ты что же - думаешь, я не знаю, чего хочу? Когда это со мной  быва-
ло?
   - Никогда.
   - Разве я не говорил, что помогу тебе украсть этого негра?
   - Говорил.
   - Ну и ладно.
   Больше и он ничего не говорил, и я ничего не говорил. Да и смысла ни-
какого не было разговаривать: уж если он что решил, так поставит на сво-
ем. Я только не мог понять, какая ему охота соваться в это дело,  но  не
стал с ним спорить, даже и не поминал про это больше. Сам лезет  на  ро-
жон, так что ж я тут могу поделать!
   Когда мы вернулись, во всем доме было темно и тихо, и мы прошли в ко-
нец двора - обследовать хибарку рядом с кучей золы. Мы обошли весь  двор
кругом, чтобы посмотреть, как будут вести себя собаки. Они нас узнали  и
лаяли не больше, чем обыкновенно лают деревенские собаки, заслышав ночью
прохожего. Добравшись до хибарки, мы осмотрели ее спереди и с боков -  и
с того боку, которого я еще не видел, на северной стороне,  нашли  квад-
ратное окошечко, довольно высоко от земли, забитое одной крепкой доской.
   Я сказал:
   - Вот и хорошо! Дыра довольно большая,  Джим  в  нее  пролезет,  надо
только оторвать доску.
   Том говорит:
   - Ну, это так же просто, как дважды два четыре, и так же  легко,  как
не учить уроков. По-моему, мы могли бы придумать  способ  хоть  немножко
посложней, Гек Финн.
   - Ну ладно, - говорю. - А если выпилить кусок стены, как я  сделал  в
тот раз, когда меня убили?
   - Это еще на что-нибудь похоже, - говорит он, - это и таинственно,  и
возни много, и  вообще  хорошо,  только  все-таки  можно  придумать  еще
что-нибудь, чтобы подольше повозиться. Спешить нам некуда, так давай еще
посмотрим.
   Между сарайчиком и забором, с задней стороны,  стояла  пристройка,  в
вышину доходившая до крыши и сбитая из досок. Она была такой  же  длины,
как и сарайчик, только уже - шириной футов в шесть. Дверь была  с  южной
стороны и заперта на висячий замок. Том пошел к котлу  для  варки  мыла,
поискал там и принес железную штуку, которой поднимают крышку котла;  он
взял ее и выломал один пробой у двери. Цепь упала,  мы  отворили  дверь,
вошли, зажгли спичку и видим, что это только пристройка к  сарайчику,  а
сообщения между ними нет; и пола в сарае тоже нет, и вообще ничего в нем
нет, кроме ржавых, никому не нужных мотыг и лопат да  сломанного  плуга.
Спичка погасла, и мы ушли, воткнув пробой на  старое  место,  и  с  виду
дверь была опять как следует заперта. Том обрадовался и говорит:
   - Ну, теперь все хорошо! Мы для него устроим подкоп. Это у нас займет
целую неделю.
   После этого мы вернулись домой; я вошел в дом с черного  хода  -  они
там дверей не запирали, надо было только потянуть за кожаный ремешок; но
для Тома Сойера это было неподходяще: таинственности мало, ему непремен-
но надо было влезать по громоотводу. Раза три он долезал до  половины  и
каждый раз срывался и напоследок чуть не разбил себе голову. Он  уж  ду-
мал, что придется это дело бросить, а потом отдохнул, решил  попробовать
еще раз наудачу - и все-таки влез.
   Утром мы поднялись чуть свет и пошли к  негритянским  хижинам,  чтобы
приучить к себе собак и познакомиться поближе с тем негром, который кор-
мил Джима, - если это действительно Джиму носили еду. Негры как раз  по-
завтракали и собирались в поле, а Джимов негр накладывал в миску  хлеба,
мяса и всякой еды, и в то время, как остальные уходили, из большого дома
ему прислали ключ.
   У этого негра было добродушное, глуповатое лицо, а волосы он  перевя-
зывал нитками в пучки, для того чтобы отвадить  ведьм.  Он  рассказывал,
что ведьмы ужасно донимают его по ночам; ему  мерещатся  всякие  чудеса,
слышатся всякие слова и звуки, и никогда в жизни с ним  еще  не  бывало,
чтобы надолго Привязалась такая нечисть.
   Он разговорился про свои несчастья и до того увлекся, что совсем  по-
забыл про дело. Том и спрашивает:
   - А ты кому несешь еду? Собак кормить собираешься?
   Негр заулыбался, так что улыбка расплылась у него по всему лицу, вро-
де как бывает, когда запустишь кирпичом в лужу, и говорит:
   - Да, мистер Сид, собаку. И занятная же собачка! Не хотите ли  погля-
деть?
   - Хочу.
   Я толкнул Тома и шепчу ему:
   - Что ж ты, так и пойдешь к нему днем? Ведь по плану не полагается.
   - Тогда не полагалось, а теперь полагается.
   Мы пошли, - провалиться бы ему! - только мне это  очень  не  понрави-
лось. Входим туда и почти ничего не видим - такая темнота; зато  Джим  и
вправду там сидел; он-то нас разглядел и обрадовался:
   - Да ведь это Гек! Господи помилуй, никак и мистер Том здесь?
   Я наперед знал, что так будет, только этого и ждал. Как теперь  быть,
я понятия не имел, а если б и знал, так ничего не мог  поделать,  потому
что этот самый негр вмешался тут и говорит:
   - Боже ты мой, да никак он вас знает?
   Теперь мы пригляделись и все хорошо видели. Том  посмотрел  на  негра
пристально и как будто с удивлением и спрашивает:
   - Кто нас знает?
   - Да вот этот самый беглый негр.
   - Не думаю, чтобы знал; а с чего это тебе пришло в голову?
   - С чего пришло? Да ведь он сию минуту крикнул, что он вас знает.
   Том говорит, как будто с недоумением:
   - Ну, это что-то очень странно... Кто кричал? Когда кричал? Что же он
кричал? - Потом повертывается ко мне и преспокойно спрашивает: - Ты слы-
хал что-нибудь?
   Разумеется, на это можно было ответить только одно, и я сказал:
   - Нет, я ничего ровно не слыхал, никто ничего не говорил.
   Тогда Том обращается к Джиму, глядит на него так, будто первый раз  в
жизни его видит, и спрашивает:
   - Ты что-нибудь говорил?
   - Нет, сэр, - отвечает Джим, - я ничего не говорил, сэр.
   - Ни единого слова?
   - Да, сэр, ни единого.
   - А ты нас раньше видел?
   - Нет, сэр, сколько припомню" не видал.
   Том повертывается к негру, - а тот даже оторопел и глаза вытаращил, -
и говорит строгим голосом:
   - Что это с тобой творится такое? С чего тебе  вздумалось,  будто  он
кричал?
   - Ох, сэр, это все проклятые ведьмы, мне хоть помереть в ту же  пору!
Это все они, сэр, они меня в гроб уложат, всегда напугают до смерти!  Не
говорите про это никому, сэр, а то старый мистер Сайлас будет  ругаться;
он говорит, что никаких ведьм нету. Жалко, ей-богу, что его тут не было,
- любопытно, что бы он сейчас сказал! Небось на этот раз  не  отвертелся
бы! Да что уж, вот так и всегда бывает: кто повадился пить, тому не про-
трезвиться; сами ничего не увидят и толком разобрать не могут, а ты уви-
дишь да скажешь им, так они еще и не верят.
   Том дал ему десять центов и пообещал, что мы никому не скажем;  велел
ему купить еще ниток, чтобы перевязывать себе волосы, а  потом  поглядел
на Джима и говорит:
   - Интересно, повесит дядя Сайлас этого негра или нет? Если бы я  пой-
мал такого неблагодарного негра, который посмел убежать, так уж я бы его
не отпустил, я бы его повесил!
   А пока негр подходил к двери, разглядывал монету и пробовал  на  зуб,
не фальшивая ли, Том шепнул Джиму:
   - И виду не подавай, что ты нас знаешь. А если  ночью  услышишь,  что
копают, так это мы с Геком: мы хотим тебя освободить.
   Джим только-только успел схватить нас за руки и пожать их,  а  тут  и
негр вернулся. Мы сказали, что и еще придем, если он нас возьмет  с  со-
бой; а негр сказал: отчего же не взять,  особенно  в  темные  вечера,  -
ведьмы больше в темноте к нему привязываются, так это даже и лучше, что-
бы побольше было народу.


   ГЛАВА XXXV

   До завтрака оставалось, должно быть, не меньше часа,  и  мы  пошли  в
лес. Том сказал, что копать надо при свете, а от фонаря  свет  уж  очень
яркий, как бы с ним не попасться; лучше набрать побольше гнилушек, кото-
рые светятся, положить их где-нибудь в темном месте, они  и  будут  све-
титься понемножку.
   Мы притащили целую охапку сухих гнилушек, спрятали в бурьяне, а  сами
сели отдохнуть. Том недовольно проворчал:
   - А ей-богу, все это до того легко и просто, что даже противно  дела-
ется? Потому и трудно придумать  какой-нибудь  план  поинтересней.  Даже
сторожа нет, некого поить дурманом, - а ведь сторож  обязательно  должен
быть! Даже собаки нет, чтобы дать ей сонного зелья. Цепь у Джима  длиной
в десять футов, только на одной ноге, и надета на ножку кровати; всего и
дела, что приподнять эту ножку да снять цепь. А дядя Сайлас всякому  ве-
рит: отдал ключ какому-то безмозглому негру, и никто за этим  негром  не
следит. Джим и раньше мог бы вылезти в Окошко,  только  с  десятифутовой
цепью далеко не уйдешь. Просто досадно, Гек, ведь глупее ничего быть  не
может! Самому Приходится выдумывать всякие трудности. Что ж,  ничего  не
поделаешь! Придется как-нибудь изворачиваться с тем, что есть под  рука-
ми. Во всяком случае, один плюс тут есть: для нас больше чести  выручать
его из разных затруднений и опасностей, когда никто этих опасностей  для
нас не приготовил и мы сами должны все придумывать из головы,  хоть  это
вовсе не наша обязанность. Взять хотя бы фонарь.  Если  говорить  прямо,
приходится делать вид, будто с фонарем опасно. Да тут хоть целую процес-
сию с факелами устраивай, никто и не почешется, ядумаю. Кстати, вот  что
мне пришло в голову: первым долгом надо разыскать что-нибудь  такое,  из
чего можно сделать пилу.
   - А для чего нам пила?
   - Как, для чего нам пила? Ведь нужно же отпилить ножку кровати, чтобы
снять с нее цепь!
   - Да ведь ты сам сказал, что цепь и так снимается, надо  только  при-
поднять ножку.
   - Вот это на тебя похоже, Гек Финн! Непременно выберешь самый что  ни
на есть детский способ. Что же ты, неужели и книг никаких не читал? Ни о
бароне Трэнке, ни о Казанове, ни  о  Бенвенуто  Челлини?  А  Генрих  На-
варрский? Да мало ли еще знаменитостей! Где ж это слыхано, чтобы  заклю-
ченных освобождали таким простецким способом? Нет, все авторитеты  гово-
рят в один голос, что надо ножку перепилить надвое  и  так  оставить,  а
опилки проглотить, чтоб никто не заметил, а ножку замазать грязью и  са-
лом, чтобы даже самый зоркий тюремщик не мог разглядеть, где  пилили,  и
думал, что ножка совсем целая. Потом, в ту ночь, когда ты совсем  приго-
товишься к побегу, пнешь ее ногой - она и отлетит; снимешь цепь - вот  и
все. Больше и делать почти нечего: закинешь веревочную лестницу на  зуб-
чатую стену, соскользнешь в ров, сломаешь себе ногу, потому что лестница
коротка - целых девятнадцати футов не хватает, - а там уж тебя ждут  ло-
шади, и верные слуги хватают тебя, кладут поперек седла и везут  в  твой
родной Лангедок, или в Наварру, или еще куда-нибудь. Вот это я  понимаю,
Гек! Хорошо, если б около этой хибарки был ров! Если будет время, так  в
ночь побега мы его выкопаем.
   Я говорю:
   - А на что нам ров, когда мы Джима выкрадем через подкоп?
   А он даже и не слушает. Забыл и про меня, и про все на  свете,  схва-
тился рукой за подбородок и думает;  потом  вздохнул,  покачал  головой,
опять вздохнул и говорит:
   - Нет, это ни к чему, никакой надобности нет"
   - Это ты про что? - спрашиваю.
   - Да отпиливать Джиму ногу.
   - Господи помилуй! - говорю. - Ну конечно, какая  же  в  этом  надоб-
ность? А для чего все-таки тебе вздумалось отпиливать ему ногу?
   - Многие авторитеты так делали. Они не могли снять  цепь  -  отрубали
себе руку и тогда бежали. А ногу было бы еще лучше. Но придется обойтись
без этого. Особой необходимости у нас нет, а кроме того, Джим - негр,  и
не поймет, для чего это нужно; ему ведь не растолкуешь, что в Европе так
принято... Нет, придется это бросить! Ну, а веревочную  лестницу  -  это
можно: мы разорвем свои простыни и в два счета сделаем Джиму  веревочную
лестницу. А переслать ее можно будет в пироге, - уж это всегда так дела-
ют. И похуже бывают пироги, да приходится есть.
   - Что ты это плетешь, Том Сойер? - говорю я. - Ненужно Джиму  никаких
веревочных лестниц.
   - Нет, нужно. Ты лучше скажи, что сам плетешь неизвестно что, и  ведь
ничего в этом деле не смыслишь! Веревочная лестница ему  нужна,  у  всех
она бывает.
   - А что он с ней будет делать?
   - Что делать будет? Спрячет ее в тюфяк - не сумеет, что ли?  Все  так
делают, значит, и ему надо. Гек, ты, кажется, ничего не хочешь делать по
правилам - каждый раз что-нибудь новенькое да придумаешь. Если даже  эта
лестница ему не пригодится, ведь она же останется у него в тюфяке  после
побега? Ведь это улика? Ты думаешь, улики не понадобятся? Еще как! А  ты
хочешь, чтобы совсем улик не  осталось?  Вот  это  было  бы  хорошенькое
дельце, нечего сказать! Я такого никогда в жизни не слыхал.
   - Ну, - говорю, - если уж так полагается по правилам, чтоб у него бы-
ла лестница, - ладно, пускай будет, я вовсе не хочу идти против  правил.
Одно только, Том Сойер: если мы порвем  простыни,  чтобы  сделать  Джиму
лестницу, у нас будут неприятности с тетей Салли, это уж как пить  дать.
А я так думаю: лестница из ореховой коры ничего не стоит, добро  на  нее
изводить не нужно, а в пирог ее можно запечь не хуже, чем тряпичную, и в
тюфяк спрятать тоже. А Джим не очень в этих делах разбирается,  ему  все
равно, какую ни...
   - Ну и чушь ты несешь, Гек Финн! Если б я не смыслил ничего, так  по-
малкивал бы! Где это слыхано, чтобы государственный преступник бежал  по
лестнице из ореховой коры? Да это курам на смех!
   - Ну ладно, Том, делай как знаешь; только все-таки, если хочешь  пос-
лушать моего совета, лучше позаимствовать простыню с веревки.
   Он сказал, что это можно. Тут у него явилась еще  одна  мысль,  и  он
сказал:
   - Позаимствуй кстати и рубашку.
   - А для чего нам рубашка, Том?
   - Для Джима - вести дневник.
   - Какой еще дневник? Джим и писать-то не умеет!
   - Ну, положим, что не умеет, но ведь он сможет  ставить  какие-нибудь
значки, если мы сделаем ему перо из оловянной ложки или из старого обру-
ча с бочки?
   - Да что ты, Том! Можно выдернуть перо у гуся - и  лучше,  К  гораздо
скорей.
   - У узников гуси по камере не бегают, чтобы можно было перья дергать,
эх ты, голова! Они всегда делают перья из чегонибудь самого  твердого  и
неподходящего, вроде обломка медного подсвечника, да и мало ли что  под-
вернется под руку! И на это у них уходит много времени - недели, а то  и
месяцы, потому что перо они оттачивают об стенку. Гусиным пером они  пи-
сать ни за что не станут, хоть бы оно и оказалось под рукой. Это не при-
нято.
   - Ну ладно, а из чего же мы ему сделаем чернила?
   - Многие делают из ржавчины со слезами; только это кто Попроще и жен-
щины, а знаменитости пишут своей кровью.
   - И Джим тоже может; а когда ему понадобится известить весь мир,  что
он заключен, послать самое простое таинственное сообщение, так он  может
нацарапать его вилкой на жестяной тарелке и выбросить в  окно.  Железная
Маска всегда так делал, и это тоже очень хороший способ.
   - У Джима нет жестяных тарелок. Его кормят из миски.
   - Это ничего, мы ему достанем.
   - Все равно никто не разберет.
   - Это вовсе не важно, Гек Финн. Его дело - написать и  выбросить  та-
релку за окно. А читать ее тебе незачем. Все  равно  половину  разобрать
нельзя, что они там пишут на тарелках или еще на чем.
   - Тогда какой же смысл тарелки портить?
   - Вот еще! Ведь это же не его тарелки!
   - Все равно, чьи-нибудь, ведь верно?
   - Ну так что ж? Узнику-то какое дело, чьи они...
   Он не договорил - мы услышали рожок, который звал к батраку, и  пошли
домой.
   За это утро мне удалось позаимствовать с веревки простыню и белую ру-
башку; я разыскал еще старый мешок и положил их туда, а потом  мы  взяли
гнилушки и тоже туда сунули. Я называю это  "заимствовать",  потому  что
мой родитель всегда так говорил, но Том сказал, что это не заем, а  кра-
жа. Он сказал, что мы помогаем узнику, а ему все равно, как добыть вещь,
лишь бы добыть, и никто его за это не осудит. Вовсе не преступление, ес-
ли узник украдет вещь, которая нужна ему для побега, То его право; и для
узника мы имеем полное право красть в этом доме все, что нам только  по-
надобится для его освобождения из тюрьмы. Он сказал, что если бы мы были
не узники,