наю, как он к ним попал.
   - Нет, вы ошибаетесь. Мешок не у них.
   - Как? А у кого же он?
   - Да я теперь и сам не знаю. Был у меня, потому что  я  его  украл  у
них, чтобы отдать вам; и куда я спрятал мешок, это я тоже  знаю,  только
боюсь, что там его больше нет. Мне ужасно жалко, мисс Мэри Джейн, просто
не могу вам сказать, до чего жалко! Я старался сделать как лучше - чест-
ное слово, старался! Меня чуть-чуть не поймали, и пришлось сунуть  мешок
в первое попавшееся место, а оно совсем не годится.
   - Ну, перестань себя винить, это не нужно, и я этого не позволяю;  ты
же иначе не мог - и, значит, ты не виноват. Куда же ты его спрятал?
   Мне не хотелось, чтобы она опять вспоминала  про  свои  несчастья,  и
язык у меня никак не поворачивался. Думаю,  начну  рассказывать,  и  она
представит себе покойника, который лежит в гробу с этим мешком на  живо-
те. И я, должно быть, с минуту молчал, а потом сказал ей:
   - С вашего позволения, мне бы не хотелось говорить, куда я его девал,
мисс Мэри Джейн. Я вам лучше напишу на бумажке,  а  вы,  если  захотите,
прочтете мою записку по дороге к мистеру Лотропу. Ну как, согласны?
   - Да, согласна.
   И я написал: "Я положил его в гроб. Он был там, когда вы плакали воз-
ле гроба поздно ночью. Я тогда стоял за дверью, и  мне  вас  было  очень
жалко, мисс Мэри Джейн".
   Я и сам чуть не заплакал, когда вспомнил, как она плакала у гроба од-
на, поздней ночью; а эти мерзавцы спят тут же, у нее в доме, и ее же со-
бираются ограбить! Потом сложил записку, отдал ей и вижу -  у  нее  тоже
слезы выступили на глазах. Она пожала мне руку крепко-крепко и говорит:
   - Всего тебе хорошего! Я все так и сделаю, как ты мне говоришь; а ес-
ли мы с тобой больше не увидимся, я тебя никогда не забуду,  часто-часто
буду о тебе думать и молиться за тебя! - И она ушла.
   Молиться за меня! Я думаю, если б она меня  знала  как  следует,  так
взялась бы за что-нибудь полегче, себе по плечу.  И  все  равно,  должно
быть, она за меня молилась - вот какая это была девушка! У  нее  хватило
бы духу молиться и за Иуду; захочет - так ни перед чем не отступит!  Го-
ворите, что хотите, а я думаю, характера у нее было больше, чем у  любой
другой девушки; я думаю, по характеру она сущий кремень. Это  похоже  на
лесть, только лести тут нет ни капельки. А уж что касается красоты, да и
доброты тоже, куда до нее всем прочим! Как она вышла в ту дверь, так я и
не видел ее больше, ни разу не видел! Ну, а вспоминал про нее много-мно-
го раз - миллионы раз! - и про то, как она обещала молиться за  меня;  а
если б я думал, что от моей молитвы ей может быть какой-нибудь прок, то,
вот вам крест, стал бы за нее молиться!
   Мэри Джейн вышла, должно быть, с черного хода, потому что никто ее не
видал. Как только я наткнулся на Сюзанну и  Заячью  Губу,  я  сейчас  же
спросил их:
   - Как фамилия этих ваших знакомых, к которым вы ездите в  гости,  еще
они живут за рекой?
   Они говорят:
   - У нас там много знакомых, а чаще всего мы ездим к Прокторам.
   - Фамилия эта самая, - говорю, - а я чуть ее не забыл. Так вот,  мисс
Мэри велела вам сказать, что она к ним уехала, и страшно спешила - у них
кто-то заболел.
   - Кто же это?
   - Не знаю, что-то позабыл; но как будто это...
   - Господи, уж не Ханна ли?
   - Очень жалко вас огорчать, - говорю я, - но только это она  самая  и
есть.
   - Боже мой, а ведь только на прошлой неделе она была совсем  здорова!
И опасно она больна?
   - Даже и сказать нельзя - вот как больна! Мисс Мэри  Джейн  говорила,
что родные сидели около нее всю ночь, - боятся, что она и дня не  прожи-
вет.
   - Подумать только! Что же с ней такое?
   Так сразу я не мог придумать ничего подходящего и говорю:
   - Свинка.
   - У бабушки твоей свинка! Если б свинка, так не стали  бы  около  нее
сидеть всю ночь!
   - Не стали бы сидеть? Скажет тоже! Нет, знаешь ли,  с  такой  свинкой
обязательно сидят. Эта свинка совсем другая. Мисс Мэри Джейн  сказала  -
какая-то новая.
   - То есть как это - новая?
   - Да вот так и новая, со всякими осложнениями.
   - С какими же это?
   - Ну, тут и корь, и коклюш, и рожа, и чахотка, и желтуха, и  воспале-
ние мозга, да мало ли еще что!
   - Ой, господи! А называется свинка?
   - Так мисс Мэри Джейн сказала.
   - Ну, а почему же все-таки она называется свинкой?
   - Да потому, что это и есть свинка. С нее и начинается.
   - Ничего не понимаю, чушь какая-то! Положим, человек ушибет себе  па-
лец, а потом отравится, а потом свалится в колодец и сломает себе шею  и
кто-нибудь придет и спросит, отчего он умер,  так  какой-нибудь  дуралей
может сказать: "Оттого, что ушиб себе палец". Будет в этом  какой-нибудь
смысл? Никакого. И тут тоже никакого смысла нет, просто чушь. А она  за-
разная?
   - Заразная? Это все равно как борона: пройдешь мимо  в  темноте,  так
непременно зацепишься - не за один зуб, так за другой, ведь верно? И ни-
как не отцепишься от этого зуба, а еще всю  борону  за  собой  потащишь,
верно? Ну так вот эта свинка, можно сказать, хуже всякой бороны:  прице-
пится, так не скоро отцепишь.
   - Это просто ужас что такое! - говорит Заячья Губа. - Я сейчас  пойду
к дяде Гарви и...
   - Ну конечно, - говорю, - как не пойти! Я бы на твоем месте пошел. Ни
минуты не стал бы терять.
   - А почему же ты не пошел бы?
   - Подумай, может, сама сообразишь. Ведь твоим дядюшкам нужно  уезжать
к себе в Англию как можно скорее. А как же ты думаешь: могут они сделать
такую подлость - уехать без вас, чтобы вы потом всю дорогу  ехали  одни?
Ты же знаешь, что они станут вас дожидаться. Теперь  дальше.  Твой  дядя
Гарни проповедник. Очень хорошо. Так неужели проповедник станет  обманы-
вать пароходного агента? Неужели он станет обманывать  судового  агента,
для того чтобы они пустили мисс Мэри на пароход? Нет, ты знаешь, что  не
станет. А что же он сделает? Скажет: "Очень жаль,  но  пускай  церковные
дела обходятся как-нибудь без меня, потому что моя племянница заразилась
этой самой множественной свинкой и теперь мой священный  долг  -  сидеть
здесь три месяца и дожидаться, заболеет она или нет". Но ты ни на что не
обращай внимания, если, по-твоему, надо сказать дяде Гарви...
   - Еще чего! А потом будем сидеть тут, как  дураки,  дожидаться,  пока
выяснится - заболеет Мэри Джейн или нет, - вместо того чтобы всем вместе
веселиться в Англии. Глупость какую выдумал!
   - А все-таки, может, сказать кому-нибудь из соседей?
   - Скажет тоже! Такого дурака я еще не видывала! Как же ты не  понима-
ешь, что они пойдут и все выболтают. Одно только и остается - совсем ни-
кому не говорить.
   - Что ж, может, ты и права... да, должно быть, так и надо.
   - Только все-таки, по-моему, надо сказать дяде Гарви, что она  уехала
ненадолго, а то он будет беспокоиться.
   - Да, мисс Мэри Джейн так и хотела, чтобы вы  ему  сказали.  "Передай
им, говорит, чтобы кланялись дяде Гарви и Уильяму и поцеловали их от ме-
ня и сказали, что я поехала за реку к мистеру... к мистеру..." Как фами-
лия этих богачей, еще ваш дядя Питер очень их уважал? Я говорю про  тех,
что...
   - Ты, должно быть, говоришь про Апторпов?
   - Да, да, верно... Ну их совсем, эти фамилии, никогда их почему-то не
вспомнишь вовремя! Так вот, она велела передать, что уехала к Апторпам -
попросить их, чтобы они непременно приехали на  аукцион  и  купили  этот
дом; дядя Питер так и хотел, чтобы дом достался  им,  а  не  кому-нибудь
другому; она сказала, что не отвяжется от них,  пока  не  согласятся,  а
после того, если она не устанет, вернется домой: а если устанет, то при-
едет домой утром. Она не велела ничего говорить насчет Прокторов, а  про
одних только Апторпов - и это сущая правда, потому что она и  туда  тоже
заедет сказать насчет дома; я-то это знаю, потому что она сама  мне  так
сказала.
   - Ну, хорошо, - сказали девочки и побежали скорей ловить своих  дядю-
шек да передавать им поклоны, поцелуи и всякие поручения.
   Теперь все было в порядке. Девочки ничего не скажут,  потому  что  им
хочется в Англию; а король с герцогом будут  очень  довольны,  что  Мэри
Джейн уехала хлопотать для аукциона, а не осталась тут, под рукой у док-
тора Робинсона. Я и сам  радовался.  "Вот,  -  думаю,  -  ловко  обделал
дельце! Пожалуй, у самого Тома Сойера так не вышло бы.  Конечно,  он  бы
еще чегонибудь прибавил для фасона, да я по этой части не  мастак  -  не
получил такого образования".
   Ну, к концу дня на городской площади начался аукцион и  тянулся  дол-
го-долго, а наш старикашка тоже вертелся возле аукционера и  то  и  дело
вставлял какое-нибудь благочестивое слово или что-нибудь из  Писания,  и
герцог тоже гугукал в знак сочувствия, как умел, и вообще старался  всем
угодить.
   Но время помаленьку шло, аукцион тянулся да тянулся, и в конце концов
все было распродано, - все, кроме маленького участка земли на  кладбище.
Они старались и его сбыть с рук - этому королю хотелось все сразу загло-
тать, точно какому-нибудь верблюду. Ну, а пока они этим занимались,  по-
дошел пароход, а минуты через две, смотрю, с пристани валит толпа с  ре-
вом, с хохотом, с воем и выкрикивает:
   - Вот вам и конкуренты! Вот вам  и  еще  парочка  наследников  Питера
Уилкса! Платите деньги, выбирайте, кто больше нравится!


   ГЛАВА XXIX

   Они вели очень приятного на вид старичка и другого, тоже очень прият-
ного джентльмена, помоложе, с рукой на перевязи. Господи, как же они во-
пили и хохотали! И вообще потешались ужасно. Я-то в этом ничего смешного
не видел, да и королю с герцогом тоже было не до смеха;  я,  признаться,
думал, что они струсят. Однако не тут-то было: нисколько они не  струси-
ли. Герцог прикинулся, будто бы он знать не знает, что делается,  расха-
живал себе, веселый и довольный, да гугукал, словно  кувшин,  в  котором
болтается пахтанье; а король - тот все глядел и глядел на  них  с  такой
скорбью, будто сердце у него обливается кровью при одной мысли,  что  на
свете могут существовать такие мерзавцы и негодяи. Это у него получалось
замечательно. Все, кто поважней, собрались вокруг короля, давая  понять,
что они на его стороне. Этот старичок, который только что приехал,  вид-
но, совсем растерялся. Потом он начал говорить, и я сразу же увидел, что
он выговаривает, как англичанин, а не так, как король, хотя и  у  короля
тоже для подделки получалось неплохо. Точно передать его слова я не  бе-
русь, да у меня так и не выйдет. Он повернулся к толпе и  сказал  что-то
приблизительно в таком роде:
   - Я не предвидел такой неожиданности и, признаюсь прямо и откровенно,
плохо к ней подготовлен, потому что нам о братом очень  не  повезло!  Он
сломал руку, и наш багаж но ошибке выгрузили прошлой ночью в другом  го-
роде. Я брат Питера Уилкса - Гарви, а это - его брат Уильям, глухонемой;
он не говорит и не слышит, а теперь, когда у него действует только  одна
рука, не может делать и знаков. Мы - те самые, за кого  себя  выдаем;  и
через день-другой, когда мы получим багаж, я сумею доказать  это.  А  до
тех пор я ничего больше не скажу, отправлюсь в гостиницу  и  буду  ждать
там.
   И они вдвоем с этим новым болванчиком ушли; а король как расхохочется
и начал издеваться:
   - Ах, он сломал себе руку! До чего похоже на правду, верно? И до чего
кстати для обманщика, если он не знает азбуки глухонемых.  Багаж  у  них
пропал? О-очень хорошо! И очень даже ловко - при таких обстоятельствах!
   И король опять засмеялся, и все остальные тоже, кроме  троих,  четве-
рых, ну, может, пятерых. Один из них был тот самый доктор,  а  другой  -
быстроглазый джентльмен со старомодным саквояжем из ковровой материи; он
только что сошел с парохода; они тихонько разговаривали с доктором, вре-
мя от времени поглядывая на короля и кивая друг другу; это  был  адвокат
Леви Белл, который ездил по делам в Луисвилл; а третий был  здоровенный,
широкоплечий детина, который подошел поближе и внимательно выслушал все,
что говорил старичок, а теперь слушал, что говорит король.
   А когда король замолчал, этот широкоплечий и говорит:
   - Послушайте-ка, если вы Гарви Уилкс, когда вы приехали сюда,  в  го-
род?
   - Накануне похорон, друг, - говорит король.
   - А в какое время дня?
   - Вечером, за час или за два до заката.
   - На чем вы приехали?
   - Я приехал на "Сьюзен Поэл" из Цинциннати.
   - Ну, а как же это вы оказались утром возле мыса в лодке?
   - Меня не было утром возле мыса.
   - Враки!
   Несколько человек подбежали к нему и стали упрашивать, чтобы  он  был
повежливее со старым человеком, с проповедником.
   - Какой он, к черту, проповедник! Он мошенник и все врет! Он  был  на
мысу тогда утром. Я живу там, знаете? Ну вот, я там был, и он  тоже  там
был. Я его видел. Он приехал в лодке с Тимом Коллинсом и еще с  каким-то
мальчишкой.
   Тут доктор вдруг и говорит:
   - А вы узнали бы этого мальчика, Хайнс, если бы еще раз его увидели?
   - Думаю, что узнал бы, но не совсем уверен. Да вот он  стоит,  я  его
сразу узнал. - И он показал на меня.
   Доктор говорит:
   - Ну, друзья, я не знаю, мошенники новые приезжие или  нет,  но  если
эти двое не мошенники, тогда я идиот, вот и все! По-моему, надо за  ними
приглядывать, чтобы они не сбежали, пока мы в этом деле  не  разберемся.
Идемте, Хайнс, и вы все идите. Отведем этих  молодчиков  в  гостиницу  и
устроим очную ставку с теми двумя. Я думаю, нам не придется долго разби-
раться - сразу будет видно, в чем дело.
   Для толпы это было настоящее удовольствие, хотя друзья короля, может,
и остались не совсем довольны. Время было уже к закату. Доктор вел  меня
за руку и был со мной довольно ласков, хотя ни на минуту не выпускал мою
руку.
   В гостинице мы все вошли в большую комнату, зажгли  свечи  и  позвали
этих новых. Прежде всего доктор сказал:
   - Я не хочу быть слишком суровым к тем двоим, но всетаки  думаю,  что
они самозванцы и, может быть, у них есть и еще сообщники, которых мы  не
знаем. А если есть, то разве они не могут удрать, захватив мешок с золо-
том, который остался после Питера Уилкса? Возможно. А если они не мошен-
ники, то пускай пошлют за этими деньгами и отдадут их нам на  сохранение
до тех пор, пока не выяснится, кто они такие, верно?
   Все с этим согласились. Ну, думаю, взяли они в оборот нашу  компанию,
да еще как сразу круто повернули дело! Но король только посмотрел на них
с грустью и говорит:
   - Господа, я был бы очень рад, если бы деньги были тут, потому что  я
вовсе не желаю препятствовать честному, открытому и основательному расс-
ледованию этого прискорбного случая; но, увы, этих денег больше нет: мо-
жете послать кого-нибудь проверить, если хотите.
   - Где же они тогда?
   - Да вот, когда племянница отдала золото мне на сохранение, я взял  и
сунул его в соломенный тюфяк на  своей  кровати  -  не  хотелось  класть
деньги в банк на несколько дней; я думал, что кровать,  пока  мы  здесь,
надежное место, потому что мы не привыкли к неграм,  -  думал,  что  они
честные, такие же, как слуги у нас в Англии. А негры взяли да  и  украли
их в то же утро, после того как я сошел вниз; к тому времени как я  про-
дал негров, я еще не успел хватиться этих денег, - они так  и  уехали  с
ними. И мой слуга вам то же скажет, джентльмены.
   Доктор и еще кое-кто сказали: "Чепуха!"  Да  и  остальные,  вижу,  не
очень-то поверили королю. Один меня спросил, видел ли я, как негры укра-
ли золото. Я говорю:
   - Нет, не видел, зато видел, как они потихоньку выбрались из  комнаты
и ушли поскорей; только я ничего такого не думал, а подумал, что они по-
боялись разбудить моего хозяина и хотели убежать, пока  им  от  него  не
влетело.
   Больше у меня ничего не спрашивали. Тут доктор повернулся  ко  мне  и
говорит:
   - А ты тоже англичанин?
   Я сказал, что да; а он и еще другие засмеялись и говорят:
   - Враки!
   Ну, а потом они взялись за это самое расследование, и тут такая нача-
лась канитель! Часы шли за часами, а насчет ужина никто ни слова не  го-
ворил - и думать про него забыли. А они все расследовали да  расследова-
ли, и вышла в конце концов такая путаница, что хуже быть не  может.  Они
заставили короля рассказать все по-своему;  а  потом  приезжий  старичок
рассказал все по-своему; и тут уж всякий, кроме разве  самого  предубеж-
денного болвана, увидел бы, что приезжий старичок говорит правду, а  наш
- врет. А потом они велели мне рассказать, что я знаю. Король со злостью
покосился на меня, и я сразу сообразил, чего мне надо держаться. Я начал
было рассказывать про Шеффилд, и про то, как мы там жили, и про английс-
ких Уилксов, и так далее; и еще не очень  много  успел  рассказать,  как
доктор захохотал, а Леви Белл, адвокат, остановил меня:
   - Садись, мальчик; на твоем месте я бы не  стал  так  стараться.  Ты,
должно быть, не привык врать - что-то у тебя неважно получается, практи-
ки, что ли, не хватает. Уж очень ты нескладно врешь.
   За такими комплиментами я не гнался, зато был рад-радехонек, что меня
наконец оставили в покое. Доктор собрался чтото  сказать,  повернулся  и
начал:
   - Если бы вы, Леви Белл, были в городе с самого начала...
   Но тут король прервал его, протянул руку и сказал:
   - Так это и есть старый друг моего бедного брата, о  котором  он  так
часто писал?
   Они с адвокатом пожали друг другу руку, и адвокат улыбнулся, как буд-
то был очень рад; они поговорили немного, потом отошли в сторону и стали
говорить шепотом; а в конце концов адвокат сказал громко:
   - Так и сделаем. Я возьму ваш чек и пошлю его вместе с  чеком  вашего
брата, и тогда они будут знать, что все в порядке.
   Им принесли бумагу и перо; король уселся за стол, склонил голову  на-
бок, пожевал губами и нацарапал что-то; потом перо  дали  герцогу,  и  в
первый раз за все время он, как видно, растерялся. Но он  все-таки  взял
перо и стал писать. После этого адвокат повернулся к новому  старичку  и
говорит:
   - Прошу вас и вашего брата написать одну-две строчки и подписать свою
фамилию.
   Старичок что-то такое написал, только никто не мог разобрать его  по-
черк. Адвокат, видно, очень удивился и говорит:
   - Ничего не понимаю!
   Достал из кармана пачку старых писем,  разглядывает  сначала  письма,
потом записку этого старичка, а потом опять письма и говорит:
   - Вот письма от Гарви Уилкса, а вот обе записки, и всякому видно, что
письма написаны другим почерком (король с герцогом поняли,  что  адвокат
их подвел, и вид у них был растерянный и дурацкий), а вот  почерк  этого
джентльмена, и всякий без труда разберет, что и он тоже  не  писал  этих
писем, - в сущности, такие каракули даже и почерком  назвать  нельзя.  А
вот это письмо от...
   Тут новый старичок сказал:
   - Позвольте мне объяснить, пожалуйста. Мой почерк никто не может  ра-
зобрать, кроме моего брата, и он всегда переписывает мои письма. Вы  ви-
дели его почерк, а не мой.
   - Н-да! - говорит адвокат. - Вот так задача! У меня есть письма и  от
Уильяма; будьте любезны, попросите его черкнуть строчку-другую, мы тогда
могли бы сравнить почерк.
   - Левой рукой он писать не может, - говорит старичок. -  Если  бы  он
владел правой рукой, вы бы увидели, что он писал и свои  и  мои  письма.
Взгляните, пожалуйста, на те и на Другие - они писаны одной рукой.
   Адвокат посмотрел и говорит:
   - Я думаю, что это правда; а если нет, то сходства больше, чем мне до
сих пор казалось. Я-то думал, что мы уже на верном пути, а мы вместо то-
го опять сбились. Но, во всяком случае, одно уже доказано: эти двое - не
Уилксы. - И он кивнул головой на короля с герцогом.
   И что же вы думаете? Этот старый  осел  и  тут  не  пожелал  сдаться!
Так-таки и не пожелал! Сказал, что такая проверка не  годится.  Что  его
брат Уильям первый шутник на свете и даже не собирался писать по-настоя-
щему; он-то понял, что Уильям хочет подшутить, как  только  тот  черкнул
пером по бумаге. Врал-врал и до того увлекся, что и сам себе  начал  ве-
рить, но тут приезж