ий старичок прервал его и говорит:
   - Мне пришла в голову одна мысль. Нет ли тут кого-нибудь, кто помогал
обряжать моего брата... то есть покойного Питера Уилкса?
   - Да, - сказал один, - это мы с Эбом Тернером помогали. Мы оба тут.
   Тогда старик обращается к королю и говорит:
   - Не скажет ли мне этот джентльмен, какая у Питера была татуировка на
груди?
   Ну, тут королю надо было живей что-нибудь придумать, а то  ему  такую
яму выкопали, что в нее всякий угодил бы! Ну откуда же он мог знать, ка-
кая у Питера была татуировка? Он даже побледнел, да и как тут не поблед-
неть! А в комнате стало тихо-тихо, все так и подались вперед  и  во  все
глаза смотрят на короля. А я думаю: ну, теперь он запросит  пощады,  что
толку упираться! И что же вы думаете - попросил? Поверить даже трудно  -
нет, и не подумал. Он, должно быть, решил  держаться,  пока  не  возьмет
всех измором; а как все устанут и начнут мало-помалу расходиться, тут-то
они с герцогом и удерут. Так или иначе, он продолжал сидеть молча, а по-
том заулыбался и говорит:
   - Гм! Вопрос, конечно, трудный! Да, сэр, я могу вам  сказать,  что  у
него было на груди. Маленькая, тоненькая синяя стрелка, вот что; а  если
не приглядеться как следует, то ее и не заметишь. Ну, что вы теперь ска-
жете, а?
   Нет, я нигде не видывал такой беспримерной наглости, как у этого ста-
рого хрыча!
   Новый старичок живо повернулся к Эбу Тернеру с приятелем, глаза у не-
го засветились, как будто на этот раз он поймал короля, и он спросил:
   - Ну вот, вы слышали, что он сказал? Был такой знак на груди у Питера
Уилкса?
   Они оба отвечают:
   - Мы такого знака не видели.
   - Отлично! - говорит старый джентльмен. - А видели вы у него на груди
неясное маленькое П. и Б. - Б. он после перестал ставить, - а потом У. и
тире между ними, вот так: П. - Б. - У. - И он начертил все это на клочке
бумаги. - Скажите, вы такой знак видели?
   Оба опять ответили в один голос:
   - Нет, мы этого не видели. Мы не заметили никаких знаков.
   Ну, тут уж остальные не выдержали и стали кричать:
   - Да они все мошенники, все это одна шайка! В реку  их!  Утопить  их!
Прокатить на шесте!
   Все тут загалдели разом, и такой поднялся шум! Но адвокат вскочил  на
стол и говорит:
   - Джентльмены! Джентльмены! Дайте мне сказать слово, одно только сло-
во, пожалуйста! Есть еще выход - пойдемте выроем тело и посмотрим.
   Это всем понравилось.
   Все закричали "ура" и хотели было тронуться в путь, но адвокат и док-
тор остановили их:
   - Погодите, погодите! Держите-ка этих четверых и мальчишку - их  тоже
захватим с собой.
   - Так и сделаем! - закричали все. - А если не найдем никаких  знаков,
то линчуем всю шайку!
   Ну и перепугался же я, сказать по правде! А удрать  не  было  никакой
возможности, сами понимаете. Они схватили нас всех  и  повели  за  собой
прямо на кладбище, а оно было мили за полторы от города, вниз по реке; и
весь город тоже за нами увязался, потому что шум мы подняли  порядочный,
а времени было еще немного - всего девять часов вечера.
   Когда мы проходили мимо нашего дома, я пожалел, что услал Мэри  Джейн
из города, потому что теперь стоило мне только подать ей знак - она  вы-
бежала бы и спасла меня и уличила бы наших мошенников.
   Мы всей толпой бежали по берегу реки и орали, как  дикие  коты;  небо
вдруг потемнело, начала мигать и поблескивать молния, и листья  зашумели
от ветра, а мороз еще пуще подирал по коже.
   Такой страшной беды со мной еще никогда не бывало, и я вроде как оду-
рел, - все вышло не так, как я думал, а совсем по-другому:  вместо  того
чтобы любоваться на всю эту потеху со стороны и удрать когда вздумается,
вместо Мэри Джейн, которая поддержала бы меня, спасла и освободила бы  в
решительную минуту, теперь одна татуировка могла спасти меня от  смерти.
А если знаков не найдут...
   Мне даже и думать не хотелось, что тогда будет; и ни о чем  другом  я
тоже почему-то думать не мог. Становилось все  темней  и  темней;  самое
подходящее было время улизнуть, да только этот здоровенный детина  Хайнс
держал меня за руку, а от такого Голиафа попробуй-ка  улизни!  Он  тащил
меня за собой волоком-до того разъярился; мне, чтобы не отстать,  прихо-
дилось бежать бегом. Добравшись до места, толпа ворвалась на кладбище  и
затопила его, как наводнение. А когда добрались до могилы, то оказалось,
что лопат у них во сто раз больше, чем требуется, а вот фонаря  никто  и
не подумал захватить. И всетаки они принялись копать при  вспышках  мол-
нии, а за фонарем послали в ближайший дом, в полумиле от кладбища.
   Они копали и копали с остервенением, а тем временем стало  страх  как
темно, полил дождь и ветер бушевал все сильней и сильней, а молния свер-
кала все чаще и чаще, и грохотал гром; но они даже внимания не  обращали
на это - так все увлеклись делом. Когда вспыхивала  молния,  видно  было
решительно все: каждое лицо в этой большой толпе, каждая  лопата  земли,
которая летела кверху из могилы; а в следующую секунду все  заволакивала
тьма и опять ничего не было видно.
   Наконец они вытащили гроб и стали отвинчивать крышку; и тут опять на-
чали так толкаться и напирать, чтобы протиснуться вперед и взглянуть  на
гроб, - ну немыслимое дело! А в темноте, да еще в  такой  давке,  просто
страшно становилось. Хайнс ужасно больно тянул и дергал  меня  за  руку,
он, должно быть, совсем позабыл, что я существую на свете; он громко со-
вел, - видать, здорово разгорячился.
   Вдруг молния залила все ярко-белым светом, и кто-то крикнул:
   - Ей-богу, вот он, мешок с золотом, у него на груди!
   Хайнс завопил вместе со всеми, выпустил мою руку  и  сильно  рванулся
вперед, чтобы взглянуть на золото; а уж как я от него удрал  и  выбрался
на дорогу - этого я и сам не знаю.
   На дороге не было ни души, и я пустился бежать во все лопатки; кругом
было пусто, если не считать густого мрака, ежеминутных  вспышек  молнии,
шума дождя, свиста ветра и раскатов грома; можете быть  уверены,  что  я
летел сломя голову!
   Добежал до города, вижу - на улицах никого нет из-за грозы, так что я
не стал огибать переулками, а прямо летел вовсю по главной улице; а  как
стал подбегать к нашему дому, гляжу в ту сторону, глаз  не  спускаю.  Ни
одного огонька, дом весь темный; я даже расстроился - до того мне  стало
грустно, сам даже не знаю почему. Но в конце концов в ту  самую  минуту,
когда я бежал мимо, - раз! - и вспыхнул огонек  в  окне  Мэри  Джейн,  и
сердце у меня как забьется, чуть-чуть не выскочило; и в ту же секунду  и
дом, и все прочее осталось позади меня в  темноте,  и  я  знал,  что  уж
больше никогда ничего этого не увижу. Она была лучше всех, и характера у
нее было куда больше, чем у других девушек.
   Как только я очутился за городом и на таком расстоянии от  него,  что
можно было подумать и о переправе на островок, я стал искать, нельзя  ли
где позаимствовать лодку и как только молния показала мне  одну  лодочку
не на замке, я прыгнул в нее и оттолкнулся от берега. Это оказался  чел-
нок, кое-как привязанный веревкой. Островок был очень неблизко, на самой
середине реки, но я не стал терять времени; а когда я наконец пристал  к
плоту, то так выбился из сил, что, будь  хоть  какаянибудь  возможность,
лег бы и отдышался. Но где уж тут лежать! Я перепрыгнул на плот и  гово-
рю:
   - Скорей, Джим, отвязывай плот! Слава тебе господи, мы от них избави-
лись!
   Джим выбежал из шалаша и, расставив руки, полез  было  ко  мне  обни-
маться - так он обрадовался; зато у меня душа ушла в пятки, как только я
его увидел при свете молнии; я попятился и свалился с плота в реку,  по-
тому что совсем забыл, что Джим изображал в одном лице и короля Лира,  и
больного араба, и утопленника, и я чуть не помер со страху. Но Джим  вы-
ловил меня из воды и уж совсем собрался обнимать и  благословлять  меня,
но я ему сказал:
   - Не сейчас, Джим; оставь это на завтрак, оставь на  завтрак!  Скорей
отвязывай плот и отпихивайся от берега!
   Через две секунды мы уже скользили вниз по реке. До чего хорошо  было
очутиться опять на свободе, плыть одним посредине широкой  реки  -  так,
чтоб никто нас не мог достать! Я даже попрыгал и  поплясал  немножко  на
радостях и похлопал пяткой о пятку - никак не мог удержаться;  и  только
стукнул третий раз, как слышу хорошо знакомый мне звук; затаил  дыхание,
прислушался и жду; так и есть; вспыхнула над водой молния, гляжу  -  вот
они плывут! Налегают на весла, так, что борта трещат! Это были король  с
герцогом.
   Я повалился прямо на плот и едва-едва удержался, чтобы не заплакать.


   ГЛАВА XXX

   Как только они ступили на плот, король бросился ко  мне,  ухватил  за
шиворот и говорит:
   - Хотел удрать от нас, щенок ты этакий?! Компания наша тебе  надоела,
что ли?
   Я говорю:
   - Нет, ваше величество, мы не хотели... Пустите, ваше величество!
   - Живей тогда говори, что это тебе взбрело в башку, а не то  душу  из
тебя вытрясу!
   - Честное слово, я вам все расскажу, как было, ваше величество. Этот,
что меня держал, был очень со мной ласков, все говорил, что у  него  вот
такой же сынишка помер в прошлом году и ему  просто  жалко  видеть,  что
мальчик попал в такую передрягу; а когда все потеряли голову, увидев зо-
лото, и бросились к гробу, он выпустил мою руку и шепчет: "Беги  скорее,
не то тебя повесят!" И я побежал. Мне показалось,  что  оставаться  мало
толку: сделать я ничего не могу, а зачем же дожидаться, чтоб меня  пове-
сили, когда можно удрать! Так я и но останавливался, все бежал, пока  не
увидел челнок; а когда добрался до плота, велел Джиму скорей отчаливать,
не то они меня догонят и повесят; а еще сказал ему, что вас  и  герцога,
наверно, уже нет в живых, и мне вас было очень жалко, и Джиму тоже, и  я
очень обрадовался, когда вас увидел. Вот спросите Джима, правду я говорю
или нет.
   Джим сказал, что так все и было. А король велел ему замолчать и гово-
рит:
   - Ну да, как же, ври больше! - И опять встряхнул меня  за  шиворот  и
пообещал утопить в реке.
   Но герцог сказал:
   - Пустите мальчишку, старый дурак! А вы-то сами по-другому,  что  ли,
себя вели? Справлялись разве о нем, когда вырвались на свободу? Я что-то
не припомню.
   Тогда король выпустил меня и начал ругать и город, и всех  его  жите-
лей. Но герцог сказал:
   - Вы бы лучше себя как следует отругали - ведь вас-то и  надо  ругать
больше - всех. Вы с самого начала ничего толком ни  сделали,  вот  разве
что не растерялись и выступили довольно кстати с этой вашей синей стрел-
кой. Это вышло ловко, прямотаки здорово! Вот эта самая штука нас и спас-
ла. А если б не она, нас заперли бы, пока не пришел бы багаж англичан, а
там - в тюрьму, это уж наверняка! А из-за вашей стрелки  они  потащились
на кладбище, а там золото оказало нам услугу поважней: ведь если бы  эти
оголтелые дураки не потеряли голову и не бросились все к  гробу  глядеть
на золото, пришлось бы нам сегодня спать в галстуках особой прочности, с
ручательством, - много прочнее, чем нам с вами требуется.
   Они молчали с минуту - задумались. Потом король  и  говорит  довольно
рассеянно:
   - Гм! А ведь мы думали, что негры его украли.
   Я так и съежился весь.
   - Да, - говорит герцог с расстановкой и насмешливо, - мы думали!
   Еще через полминуты король говорит этак нараспев:
   - По крайней мере, я думал.
   А герцог ему точно так же:
   - Напротив, это я думал.
   Король обозлился и говорит:
   - Послушайте, ваша светлость, вы на что это намекаете?
   Герцог ему отвечает, на этот раз много живей:
   - Ну, коли на то пошло, позвольте и вас спросить: на что вы намекали?
   - Совсем заврался! - говорит король очень язвительно. - А впрочем,  я
ведь не знаю, - может быть, вы это во сне, сами не понимали, что  делае-
те?
   Герцог сразу весь ощетинился и говорит:
   - Да брось ты чепуху молоть! За дурака, что ли ты меня считаешь?  Что
же по-твоему, я не знаю, кто спрятал деньги в гроб?
   - Да, сударь! Я-то знаю, что вы это знаете, потому что вы же  сами  и
спрятали!
   - Это ложь! - И герцог набросился на короля.
   Тот кричит:
   - Руки прочь! Пустите мое горло! Беру свои слова обратно.
   Герцог говорит:
   - Ладно, только сознайтесь сначала, что это вы спрятали деньги, хоте-
ли потом улизнуть от меня, вернуться, откопать деньги и забрать все  се-
бе.
   - Погодите минутку, герцог! Ответьте мне на один вопрос честно и бла-
городно: если это не вы спрятали туда деньги - так и скажите. Я вам  по-
верю и все свои слова возьму обратно.
   - Ах ты старый жулик! Ничего я не прятал! Сам знаешь, что не  я.  Вот
тебе!
   - Ну хорошо, я вам верю. Ответьте мне еще на один вопрос,  только  не
беситесь: а не было ли у вас такой мысли - подцепить денежки и  спрятать
их?
   Герцог сначала долго не отвечал, потом говорит:
   - Ну так что ж, если б даже и была? Ведь я же этого всетаки  не  сде-
лал? А у вас не только мысль была - вы взяли да и подцепили!
   - Помереть мне на этом самом месте, герцог, только я их не брал, -  и
это сущая правда! Не скажу, что я не собирался их взять:  что  было,  то
было, но только вы... то есть... я хочу сказать: другие... меня опереди-
ли.
   - Это ложь! Вы сами их украли и должны сознаться, что  украли,  а  не
то...
   Король начал задыхаться, а потом через силу прохрипел:
   - Довольно... сознаюсь!
   Я был очень рад это слышать; мне сразу стало много  легче"  А  герцог
выпустил его из рук и говорит:
   - Если только вы опять вздумаете отпираться, я в ас  в  реке  утоплю.
Вам и следует сидеть и хныкать, как младенцу, - самое для вас подходящее
после такого поведения. Прямо страус какой-то - так и норовит все загло-
тать! Первый раз такого вижу, а я еще верил ему, как отцу родному! И  не
стыдно вам?! Стоит и слушает, как все это дело  взвалили  на  несчастных
негров, - и хоть бы словечко сказал, заступился бы за них! Мне теперь на
себя смешно: надо же быть дураком, чтобы поверить такой  глупости!  Черт
вас возьми, теперь-то я понимаю, для чего вам  так  срочно  понадобилось
пополнить дефицит! Вы хотели прикарманить и те денежки, что я выручил за
"Жирафа", да и мало ли еще за что, и забрать все разом!
   Король сказал робким голосом, все еще продолжая всхлипывать:
   - Да что вы, герцог! Это вовсе не я сказал. Это вы сами сказали,  что
надо пополнить дефицит.
   - Молчать! Я больше слышать ничего не хочу! - говорит герцог.  -  Те-
перь видите, чего вы этим добились? Они все свои деньги получили обратно
да сверх того все наши забрали, кроме доллара или двух. Ступайте  спать,
и чтоб я больше про это не слыхал, а не то я вам такой дефицит покажу  -
будете помнить!
   Король поплелся в шалаш и приложился к бутылочке утешения ради; а там
и герцог тоже взялся за бутылку; и через какие-нибудь полчаса они  опять
были закадычными друзьями, и чем больше пили,  тем  любовней  обращались
друг с другом, а напоследок мирно захрапели, обнявшись. Оба они  здорово
нализались, но только я заметил, что король хоть и нализался, а все-таки
ни разу не забылся и не сказал, что это не он украл деньги.  А  по  мне,
тем лучше: от этого у меня на душе только сделалось легче и веселей. Са-
мо собой, после  того  как  они  захрапели,  мы  с  Джимом  наговорились
всласть, и я ему все рассказал.


   ГЛАВА XXXI

   Много дней подряд мы боялись останавливаться в городах, и  все  плыли
да плыли вниз по реке. Теперь мы были на Юге, в теплом климате, и  очень
далеко от дома. Нам стали попадаться навстречу деревья, обросшие испанс-
ким мхом, словно длинной седой бородой. Я в первый  раз  видел,  как  он
растет, и лес от дето казался мрачным и угрюмым. Наши жулики решили, что
теперь им нечего бояться, и опять принялись околпачивать народ  в  горо-
дах.
   Для начала они прочли лекцию насчет трезвости, но выручки такие  гро-
ши, что даже на выпивку не хватило. Тогда они решили  открыть  в  другом
городе школу танцев; а сами танцевали не лучше кенгуру, - и  как  только
они выкинули первое коленце, вся публика набросилась на них и выпроводи-
ла вон на города. В другой раз они попробовали обучать народ ораторскому
искусству; только недолго разглагольствовали:  слушателя  не  выдержали,
разругали их на все корки и велели убираться из города. Пробовали они  и
проповеди, и внушение мыслей, врачевание, и гадание - всего  понемножку,
только им что-то здорово не везло. Так что в конце концов они  прожились
дочиста и по целым дням валялись на плоту - все думали да думали и  друг
с другом почти не разговаривали, такие были хмурые и злые.
   А потом они вдруг встрепенулись, стали совещаться о чемто  в  шалаше,
потихоньку от нас, все шепотом и часа по два, по три сряду. Мы с  Джимом
забеспокоились. Нам это очень не понравилось. Думаем: наверно,  затевают
какую-нибудь новую чертовщину, еще почище прежних. Мы долго ломали  себе
голову и так и эдак и в конце концов решили,  что  они  хотят  обокрасть
чей-нибудь дом или лавку,  а  то,  может,  собираются  делать  фальшивые
деньги. Тут мы с Джимом здорово струхнули ж уговорились так:  что  мы  к
этим их делам никакого касательства иметь не будем, а если только встре-
тится хоть какая-нибудь возможность, то мы от них удерем, бросим  их,  и
пускай они одни остаются.
   Вот как-то ранним утром мы спрятали плот в укромном месте, двумя  ми-
лями ниже одного захолустного городишка по прозванию Пайксвилл, и король
отправился на берег, а нам велел сидеть смирно и носа не показывать, по-
ка он не побывает в городе и не справится, дошли сюда слухи насчет  "Ко-
ролевского Жирафа" или еще нет. ("Небось дом ограбить собираешься! - ду-
маю. - Потом вернешься сюда, а нас с Джимом поминай как звали, - с тем и
оставайся".) А если он к полудню не вернется, то это значит, что  все  в
порядке, и тогда нам с герцогом тоже надо отправляться в город.
   И мы остались на плоту. Герцог все время злился и раздражался и вооб-
ще был сильно не в духе. Нам за все доставалось, никак мы не  могли  ему
угодить, - он придирался к каждому пустяку. Видим, что-то  они  затеяли,
это уж как пить дать. Настал и полдень, а короля все не было, и я, приз-
наться, очень обрадовался, - думаю: наконец хоть  какая-то  перемена,  а
может случиться, что все по-настоящему переменится. Мы с герцогом отпра-
вились в городок и стали там разыскивать короля и довольно  скоро  нашли
его в задней комнате распивочной,  вдребезги  пьяного;  какие-то  лодыри
дразнили его забавы ради; он ругал их на чем свет стоит  и  грозился,  а
сам на ногах еле держится и ничего с ними поделать не может. Герцог  вы-
ругал его за это старым дураком, король тоже в долгу не остался,  и  как
только они сцепились по-настоящему, я и улепетнул - припустился бежать к
реке, да так, что только пятки засверкали. Вот он, думаю, случай-то, те-
перь не скоро они нас с Джимом опять увидят! Добежал я к реке, весь  за-
пыхавшись, зато от радости ног под собой не чую и кричу:
   - Джим, скорей отвязывай плот, теперь у нас с тобой все в порядке!
   Но никто мне не откликнулся, и в шалаше никого не было. Джим  пропал!
Я крикнул, и в другой раз крикнул, и в третий; бегаю по лесу туда и  сю-
да, зову, аукаю - никакого ответа, пропал старик Джим!  Тогда  я  сел  и
заплакал - никак не мог удержаться от слез. Только и сидеть я  долго  не
мог. Вышел на дорогу, иду и думаю: что же теперь делать? А навстречу мне
какой-то мальчишка; я его и спросил, не видел ли он  незнакомого  негра,
одетого так-то и так-то, а он и говорит:
   - Видал.
   - А где? - спрашиваю.
   - На плантации Сайласа Фелпса, отсюда  будет  мили  две.  Это  беглый
негр, его уже поймали. А ты его ищешь?
   - И не думаю! Я на него нарвался в лесу час или два назад, и он  ска-
зал, что, если я только крикну, он из меня дух вышибет, - велел мне  си-
деть смирно и с места не двигаться. Вот я и сидел там, боялся выйти.
   - Ну, - говорит мальчишка, - тебе больше нечего бояться, раз его пой-
мали. Он убежал откуда-то издалека, с Юга.
   - Это хоро