падном  углу.  Если  уж  жить  на  Парк  авеню,  то
северо-западный угол - лучше всего. Здесь столько солнца! Конечно, там,  где
живете вы, тоже неплохо.  У  вас  в  доме  самые  лучшие  квартиры  во  всем
Нью-Йорке. В вашей квартире я не бывала с тех пор, как в ней жили Мак-Лауды.
Они там жили перед Китреджами. Кстати, из моего окна - оно на углу  -  видна
вся Парк авеню вплоть до вашего дома. Как раз туда я сейчас и смотрю  -  эта
толпа, какое безобразие! Я очень за вас с Джуди переживаю; просто  не  могла
не позвонить, не узнать, вдруг я могу чем-то помочь. Надеюсь, это  не  очень
неуместно?
   - Нет, вы очень добры. Кстати, откуда у вас мой телефон?
   - Я позвонила Инее Бэвердейдж. Или не надо было?
   - Сказать по правде, в данный момент это ну абсолютно  никакого  значения
не имеет, миссис Ротроут.
   - Салли.
   - В любом случае спасибо.
   - Я к тому, что, если я вам могу чем-то  помочь,  дайте  знать.  То  есть
помочь с квартирой.
   - С квартирой?
   Опять гул... рев... Мак-КОЙ! Мак-КОЙ!
   - Если вы решите что-нибудь сделать с квартирой.  Я  работаю  у  Беннинга
Стюртванта, как вы, вероятно, знаете, и мне известно, что  люди  в  подобных
ситуациях предпочитают собственности живые деньги. Ха. Ха. Мне и  самой  они
не помешали бы! Короче, в этом есть смысл, и я вас уверяю - уверяю вас, -  я
вам могу устроить три с половиной за вашу квартиру. Запросто. С гарантией.
   Удивительной  наглости  баба.  Сие  уже  за  гранью  добра  и   зла,   за
пределами... приличий. Поразительно.
   Шерман не удержался от улыбки, а он уж и не предполагал,  что  еще  может
улыбаться.
   - Ну-ну-ну-ну, Салли. Ваша дальновидность меня восхищает. Один  взгляд  с
прищуром из северо-западного окошка, и нашли квартиру для продажи!
   - Вовсе нет! Мне просто подумалось...
   - Ну, так вас на шаг опередили,  Салли.  Вам  придется  договариваться  с
человеком по имени Элберт Богель.
   - А кто это?
   - Это адвокат Генри Лэмба. Он мне вчинил иск на сто миллионов долларов, и
я теперь не уверен, вправе ли я продать даже коврик из-под двери. Ну, может,
коврик и можно. Хотите помочь мне продать коврик?
   - Ха, ха, нет. В ковриках я не разбираюсь. Я не пойму,  разве  вам  могут
наложить арест на имущество? По-моему, это было бы  несправедливо.  Все-таки
вы ведь жертва, правильно? Я сегодня прочла статью в "Дейли ньюс". Обычно  я
читаю там только Бесс Хилл и Билла Хатчера, а тут  листаю,  листаю,  бац!  -
ваша фотография. Я говорю: "Бог мой, это же Шерман!" Ну и  прочла  статью  -
что вы просто спасались от попытки ограбления. Это же несправедливо!  -  Она
болтала и болтала без умолку. Абсолютно непробиваема.  Насмешками  такую  не
проймешь.
   Повесив трубку, Шерман возвратился в гостиную.
   - Кто это был? - спросил Киллиан.
   - Одна женщина, она торгует недвижимостью, на обеде познакомились.  Хочет
посодействовать с продажей квартиры.
   - Сколько она вам за нее пообещала?
   - Три с половиной миллиона долларов.
   - Так, это сколько же  будет...  -  наморщил  лоб  Кил-лиан.  -  Если  ей
положено шесть процентов комиссионных, это мммммм...  двести  десять  тысяч.
Есть ради чего выглядеть бесстыжей. Но в одном она молодец.
   - В чем же?
   - Она заставила вас улыбнуться. Так что не такая уж она дрянь.
   Опять рев, громче прежнего... Мак-КОЙ!.. Мак-КОЙ!..  С  минуту  Шерман  с
Киллианом вдвоем стояли посреди гостиной, слушали.
   - Господи, Томми, - сказал Шерман. Не отдавая  себе  отчета,  он  впервые
обратился к адвокату по имени. - Прямо не верится, что я вот  так  вот  стою
здесь, а вокруг такое творится. Заперт в квартире, а Парк авеню оккупирована
толпой, которая хочет убить меня. Убить меня!
   - Ну, гооооосподи боже мой, уж этого-то они меньше всего  хотят,  мертвым
вы для Бэкона гроша ломаного не будете стоить, а с живого он с вас  надеется
иметь большой навар.
   - Бэкон? Ему-то с этого какой навар?
   - Навар на миллионы, вот какой. Не могу доказать, но мне кажется, что все
затеяно ради гражданского иска.
   - Так ведь судится-то со мной Генри Лэмб.  Вернее,  мать  от  его  имени.
Каким образом что-то может перепасть Бэкону?
   - Давайте прикинем. Кто будет представлять Генри  Лэмба  в  суде?  Элберт
Вогель. А как мать Генри Лэмба вышла на Элберта Вогеля? Она что - в восторге
от его блистательной защиты ютикской четверки или ваксахачиской восьмерки  в
шестьдесят девятом году? Не смешите меня. На Вогеля ее вывел  Бэкон,  потому
что они работают на пару.  Из  того,  что  Лэмбы  получат  по  иску,  Вогелю
отломится по меньшей мере треть, и он непременно  поделится  с  Бэконом  или
будет иметь дело с довольно решительными ребятами. Если я что-то в этом мире
знаю от и до, так это про адвокатов и про то, откуда к ним деньги приходят и
куда уходят.
   - Но Бэкон затеял всю эту катавасию с Генри Лэмбом еще до того даже,  как
он вообще узнал о моем в ней участии.
   - Ну, сначала они ополчились только на клинику - халатность,  то  да  се.
Собирались судиться с городскими властями.  Подними  Бэкон  хорошую  бучу  в
прессе, присяжные дали бы им все, что они  хотят.  Присяжные  в  гражданском
иске... да еще с расовым уклоном? У него верный прицел.
   - Так ведь это и на меня распространяется, - проговорил Шерман.
   - Скрывать не стану... Конечно. Но если вы выиграете уголовное  дело,  не
будет и гражданского.
   - А если я уголовное дело  не  выиграю,  мне  на  гражданское  уже  будет
плевать, - очень помрачнев, сказал Шерман.
   - Но уж в одном - признайтесь - вам повезло, - этаким бодрячком вскинулся
Киллиан. - На Уолл-стрит вы теперь гигант.  Гигант  навыворот,  но  все-таки
гигант,  бллин.  Видели,  как  о  вас  написал  Фланнаган  в  "Дейли  ньюс"?
Легендарный   ворошитель   ценных   бумаг,   лучший   специалист    компании
"Пирс-и-Пирс". Легендариый. Уже при жизни  стали  легендой.  Тот  самый  сын
"аристократичного Джона Кэмпбелла Мак-Коя",  бывшего  главы  фирмы  "Даннинг
спонджет и Лич". Вы легендарный аристократ, гений  банковского  дела.  Бэкон
небось думает, будто половина всех денег в мире - ваши.
   - Сказать по правде, - отозвался Шерман, - я даже не знаю, где  наскрести
денег, чтобы заплатить... -  он  махнул  рукой  в  сторону  библиотеки,  где
окопался Оккиони. - В этом гражданском иске учтено все. Они зарятся даже  на
ежеквартальную долю прибыли, которую я должен был  получить  в  конце  этого
месяца. Представления не имею, как  они  о  ней  узнали.  Даже  называют  ее
служебным шифром: "пирог  Б".  Должно  быть,  у  них  есть  свой  человек  в
"Пирс-и-Пирсе".
   - "Пирс-и-Пирс" ведь о вас позаботится, правда же?
   -  Ха.  В  фирме  "Пирс-и-Пирс"  меня  уже   списали   вчистую.   Понятия
взаимовыручки на Уолл-стрит не существует. Может, когда-то она и была - так,
во всяком случае, по словам отца выходит, - но теперь нет.  Всего  один  раз
мне позвонили с фирмы, и то это был вовсе не Лопвитц. Звонил  Арнольд  Парч.
Спросил, не могут ли они  чем-нибудь  помочь,  и  не  чаял,  как  бы  скорей
повесить трубку, - вдруг я что-нибудь эдакое удумаю. Да  что  "Пирс-и-Пирс"?
Все наши друзья повели себя так же. Жена не может договориться даже с кем бы
поиграть дочке. Ребенку шесть лет...
   Он замолк. Внезапно ощутил неловкость, что так выставляет перед Киллианом
свои личные обиды. Чертов Гарланд Рид с женой! Не дают Кэмпбелл  поиграть  с
Маккензи! Выдумывают какие-то совершенно дикие причины...  Гарланд  ни  разу
даже не позвонил, а они знают друг друга всю жизнь. Ну,  хоть  Роли  звонит,
нашел в себе смелость, и то ладно. Три раза  звонил.  У  него  бы,  пожалуй,
хватило духу даже зайти... если эти "судьи - мы" освободят когда-нибудь Парк
авеню... Может, и зайдет еще...
   - Чертовски хорошо отрезвляет, когда видишь, как быстро  все  покатилось,
едва сдвинувшись, - сказал Киллиану Шерман. Ему вовсе не хотелось  пускаться
в откровенности, но он не мог с собой сладить. - Все твои связи, все люди, с
которыми ходил в школу и в колледж, люди из твоего клуба, люди,  с  которыми
вместе ездил обедать, - все на тонкой ниточке,  Томми,  все  эти  связи,  из
которых состоит жизнь, и когда ниточка  рвется...  хлоп!..  И  все...  Дочку
ужасно жалко, малышку мою. Будет горевать по мне, своему папе, по тому папе,
которого помнит, и ей невдомек, что он уже мертв.
   - Что за чертовщину вы несете? - встревожился Киллиан.
   - Вам-то ведь не приходилось влипать в такое. Не  сомневаюсь:  навидались
вы всякого, но сами через  это  не  проходили.  Не  могу  объяснить,  что  я
чувствую. Могу сказать только, что я уже мертв, или  что  мертв  тот  Шерман
Мак-Кой из клана Мак-Коев с их йейлями, парк  авеню  и  уолл-стритами.  Само
ваше я - не знаю, как объяснить это,  но  если,  не  приведи  бог,  что-либо
подобное когда-нибудь случится с вами, вы поймете, что я имею в  виду.  Твое
я... это другие люди - все те, с кем  ты  связан,  -  и  это  все  висит  на
тоненькой ниточке.
   - Нуууууу, Шерман, - протянул Киллиан. - Стоп,  стоп,  стоп,  Когда  идет
война, философствования ни к чему.
   - Хороша война.
   - Да вы что же это в самом-то деле! Эта статья в "Дейли ньюс" очень важна
для вас. Вейсс там не иначе ошизел от злости. Мы же весь камуфляж скинули  с
того блатного негритоса, которого он держит в свидетелях. С Обэрна. Теперь у
нас полностью сформирована своя версия. И сразу у людей появилось  основание
поддерживать вас. Мы же четко расписали: вы чуть не стали жертвой, попали  в
засаду, вас хотели ограбить. Это всю картину меняет в вашу пользу, и  мы  не
скомпрометировали вас ни вот на столечко.
   - Поздно.
   - Что еще такое, что значит поздно? Имейте чуточку терпения. Пока нам это
нужно, Фланнаган из "Ньюс" будет дудеть в нашу  дудку.  Поганец-бритт,  этот
чертов Фэллоу из "Сити лайт" уже мозги себе вывихнул с этой историей, теперь
схавает, что я ему ни подсуну. Последнюю статью так написал, точно  под  мою
диктовку. Мало, что назвал этого  Обэрна,  но  и  тюремную  фотографию,  что
раздобыл Куигли, тоже не забыл! - Киллиана распирала радость. -  К  тому  же
включил в статью тот  факт,  что  две  недели  назад  Вейсс  называл  Обэрна
"королем крэка с Вечнозеленой аллеи".
   - Ну и что это меняет?
   - Да выглядит скверно. Если у тебя парень сидит  в  тюрьме  за  серьезное
преступление и вдруг вылезает в  свидетели,  чтобы  ему  скостили  срок  или
вообще выпустили, это выглядит скверно. И присяжные на это смотрят косо,  да
и пресса тоже. Будь  на  нем  административный  какой-нибудь  проступок  или
мелкое правонарушение, еще куда ни шло: считалось бы, что по  малости  срока
ему это почти все равно.
   - Я вот одного никак понять не могу, Томми,  -  сказал  Шерман.  -  Зачем
Обэрн, изобретая свою историю, придумал, что это я был за рулем?  Почему  не
Мария, которая  вела  машину,  когда  мы  Лэмба  стукнули?  Обэрну-то  какая
разница?
   - А ему иначе нельзя. Он ведь  не  знает,  вдруг  кто-нибудь  видел  вашу
машину непосредственно перед тем, как был сбит Лэмб, и сразу после этого.  И
ему надо было как-то объяснить, почему вы  были  за  рулем  вплоть  до  того
момента, когда это произошло, а она - когда уезжали.  Если  скажет,  что  вы
остановились, а потом поменялись с  ней  местами,  и,  отъезжая,  она  сбила
Лэмба, тогда логичный вопрос будет: "А зачем они остановились?"  и  логичный
ответ:  "Потому  что  какой-то  подонок  типа  Обэрна  устроил   на   дороге
препятствие и пытался их грабануть".
   - А этот, как его, Фланнаган - он ведь ни во что такое не вдается.
   - Правильно. Заметьте-ка, я ему ничего вообще не говорил - была женщина в
машине, не было... Когда до этого дойдет, нам надо, чтобы Мария оказалась на
нашей стороне. И еще заметьте: Фланнаган всю статью составил так,  чтобы  не
напирать на то, что существует еще и "неизвестная женщина".
   - С его стороны очень любезно. А это ему зачем?
   - Так я же его знаю. Он тоже ирландец и всеми силами старается  пробиться
в Америке. Делает вклады в "Банк Взаимных  Услуг".  Америка  -  удивительная
страна.
   На короткое время у Шермана настроение  на  пару  делений  поднялось,  но
затем упало еще ниже. Виной тому было  неумеренное  воодушевление  Киллиана.
Очень уж Киллиан раскудахтался по поводу своей гениальной стратегии  в  этой
"войне". Провел, видите ли, удачный рейд по тылам противника.  Для  Киллиана
это игра. Если выиграет - прекрасно. Если проиграет... что ж, можно начинать
следующую кампанию. Тогда как ему, Шерману, выигрывать нечего. А проиграл он
уже  почти  все,  причем  невосполнимо.  В  лучшем  случае  можно  надеяться
сохранить остатки.
   В библиотеке зазвонил телефон. Шерман опять сжался,  но  в  дверях  снова
появился Оккиони.
   - Мистер Мак-Кой, там мужик какой-то по имени Поллард Браунинг.
   - Кто это? - спросил Киллиан.
   - Он живет в нашем доме. Председатель правления кооператива.
   Шерман перешел в библиотеку и взял трубку. С  улицы  вновь  донесся  рев,
опять заорал мегафон... Мак-КОЙ!.. Мак-КОЙ!.. Без сомнения, весь этот  гвалт
так же хорошо слышен и у Браунингов. Можно  себе  представить,  что  тот  по
этому поводу думает.
   Однако голос в трубке звучал довольно дружелюбно.
   - Как держишься, Шерман?
   - Ну, нормально, наверное, Поллард.
   - Я бы хотел зайти повидать тебя, если я тебя этим не слишком обременю.
   - Ты дома?
   - Только что пришел. Пройти в дом было не так-то легко, но я  исхитрился.
Ну так как, я подымусь?
   - Конечно. Жду.
   - Подымусь по пожарной лестнице, если ты не против. Эдди там по уши занят
охраной парадной двери. Я не уверен даже, услышит ли он звонок.
   - Я тебя встречу.
   Киллиану Шерман пояснил, что пойдет на кухню впустить Браунинга.
   - Воооо, - прогудел Киллиан, - видите? Они вас не забыли.
   - Посмотрим, - отозвался Шерман. - Сейчас вы встретитесь лицом к  лицу  с
Уолл-стрит в ее наиболее чистом виде.
   Открыв в просторной тихой кухне дверь  на  балкон,  Шерман  услышал,  как
Поллард громыхает по  металлическим  ступенькам  пожарной  лестницы.  Вскоре
появился и сам Поллард, отдувающийся после восхождения на два пролета, но  с
виду холеный и одетый безупречно. Поллард был из тех сорокалетних толстяков,
которые выглядят здоровее любого спортсмена того же  возраста.  Его  гладкие
скулы вздымались над  сверкающей  белизной  хлопковой  рубашки  "Си-Айленд".
Прекрасно сшитый серый костюм лучшей  шерсти  без  единой  морщинки  облегал
каждый квадратный дюйм его налитого тела. Ко всему  этому  синий  галстук  с
эмблемой яхт-клуба и черные ботинки, так скроенные, что ноги в них  казались
маленькими. Он весь лоснился как тюлень.
   Шерман провел его из кухни в прихожую, где телохранитель-ирландец сидел в
кресле работы Томаса Хоупа. Сквозь отворенную дверь в библиотеку  был  виден
Оккиони.
   - Телохранители, - счел необходимым вполголоса пояснить Полларду  Шерман.
- Спорим, ты никогда не думал, что окажешься знаком с человеком, у  которого
есть телохранители.
   - Один из моих клиентов - Клин Джойнер из "Юнайтед Карборундум"... ты его
знаешь?
   - Нет, не знаю.
   - У него телохранители уже лет шесть или семь. Ходят за ним повсюду.
   В  гостиной  Поллард  смерил  цепким  косым  взглядом  щегольской   наряд
Киллиана, и на его лице появилась болезненная кислая гримаска.
   - Здравствуйте, - сказал Поллард. Киллиан  ответил  со  своей  ирландской
оттяжкой, и у Полларда,  совсем  как  у  отца  Шермана,  слегка  затрепетали
ноздри, когда он услышал название "Дершкин, Беллавита, Фишбейн и Шлоссель".
   Шерман и Поллард опустились в кресла одного из тех  мебельных  ансамблей,
которыми Джуди постаралась заполнить необъятные просторы помещения.  Киллиан
вышел в библиотеку к Оккиони.
   - Вот что, Шерман, - начал Поллард. - Я переговорил со всеми членами бюро
правления, кроме Джека  Моррисси,  и  хочу,  чтобы  ты  знал,  что  мы  тебя
поддерживаем и сделаем все от нас зависящее. Я понимаю, каково вам сейчас  -
и тебе с Джуди, и Кэмпбелл. - Он покачал гладкой круглой головой.
   - Что ж, спасибо, Поллард. Хорошего, конечно, маловато.
   - Вот, а еще я лично связался с инспектором из девятнадцатого участка,  и
они обеспечат охрану нашего подъезда, чтобы можно было входить  и  выходить,
но он сказал, что совсем удалить демонстрантов от здания он не имеет  права.
Я-то думал, они могут хотя бы футов на пятьсот их отогнать,  но  он  уперся,
дескать, нельзя. Безобразие, честно говоря. Эту банду... -  Шерман  чуть  не
воочию видел, как зашевелились извилины в круглой гладкой голове Полларда  в
поисках корректного эпитета,  обозначающего  расовую  принадлежность  банды.
Нет, не нашел, прекратил поиски. - Эту свору!  -  Он  еще  покачал  головой,
потом еще.
   - Идет игра в политический футбол, Поллард. А я в нем - мяч. Так бывает с
теми, кто всю жизнь  пытался  выше  головы  прыгнуть,  -  Шерман  попробовал
изобразить улыбку. Вопреки здравому смыслу он старался  расположить  к  себе
Полларда, вызвать в нем сочувствие. - Ты, я надеюсь, читал сегодняшний номер
"Дейли ньюс"?
   - Нет, "Дейли ньюс" я и вижу-то редко. Но я читал "Таймс".
   - А ты возьми, почитай статью в  "Дейли  ньюс",  если  будет  время.  Это
первый  материал,  который  дает  представление  о  том,  что  произошло   в
действительности.
   Поллард принялся качать головой еще печальнее.
   - Пресса - такая же гнусь, как эти демонстранты, Шерман. Газетчики как  с
цепи сорвались. Караулят у двери. Набрасываются на всякого, кто хочет  войти
в дом. Меня прямо сквозь строй по дороге  к  дому  прогнали.  А  потом  всем
скопом - на моего шофера! Такая наглость! Грязные азиаты. - Азиаты? -  Ну  а
полиция, разумеется, ничего не может сделать. А как же, раз человеку повезло
жить в таком доме, валяй налетай на него, громи.
   - Не знаю, что и сказать. Мне очень жаль, что так получилось, Поллард.
   - Н-да, самое печальное... - Он не  докончил.  -  На  Парк  авеню  такого
никогда не было, Шерман. Не было демонстрации против Парк авеню  как  жилого
района. Безобразие. Словно, если человек живет на Парк  авеню,  у  него  нет
права на неприкосновенность жилища. А в эпицентре - наш дом.
   Нервы Шермана напряглись в предчувствии того, что  может  воспоследовать,
но что именно? Он принялся качать головой в такт с Поллардом  в  знак  того,
что разделяет его чувства.
   - Оказывается, - продолжил  Поллард,  -  они  собираются  приходить  сюда
каждый день  или  вообще  устроить  круглосуточное  дежурство  до  тех  пор,
пока-пока я не знаю что. - Голова у него расходилась уже не на шутку.
   Своей голове Шерман придал тот же темп качаний.
   - Кто тебе это сказал?
   - Эдди.
   - Эдди, швейцар?
   - Да. И Тони, он дежурил перед Эдди, до четырех.  Он  Эдди  то  же  самое
сказал.
   - Я не верю, что они это сделают, Поллард.
   - До сегодняшнего дня ты небось вообще не верил, что эта свора... что они
устроят демонстрацию перед нашим домом на Парк авеню, ведь верно?  Это  я  к
тому, что верь не верь...
   - Тоже верно.
   - Шерман, мы с тобой давние друзья. Вместе учились в Бакли.  Святые  были
времена, а? - Он неловко, натужно улыбнулся. - Мой отец знал твоего. Так что
я говорю с тобой как  старый  друг,  который  хочет  сделать  для  тебя  все
возможное.  Но  я  также  председатель  правления  кооператива,  и  я   несу
ответственность,  которая   должна   оттеснять   на   второй   план   личные
предпочтения.
   Шерман ощутил, что его лицо вспыхнуло.
   - Что ты этим хочешь сказать, Поллард?
   - Да только то, что я не вижу, как ты можешь чувствовать  себя  в  данной
ситуации хоть сколько-нибудь комфортно - ведь ты  практически  под  домашним
арестом. Ты не думал о том, чтобы... ну, куда-нибудь перебраться?  Пока  все
здесь не поутихнет.
   - А, об этом я думал. Джуди и Кэмпбелл с нашей экономкой и  няней  уже  и
сейчас живут у моих родителей.  Честно  говоря,  я  ужасно  боюсь,  что  эти
негодяи прознают, явятся туда и что-нибудь там  учинят  -  ведь  дачный  дом
совершенно не защищен. Я дум