сидели  на скамейке  в тени.  Они повесили клетки со своими
птицами  на ветви  дерева  над головой, чтобы птицы  могли слышать пение, не
заглушаемое шумом автомобилей  и стрекотом цикад.  Два могильщика закапывали
новую могилу. Никто не провожал покойника По-прежнему не  сознавая,  чего же
он ищет, Джерри подошел к ступенькам,  ведущим в церквушку. Заглянул внутрь.
После яркого солнечного света ему показалось, что там совсем темно. Из мрака
на него смотрела старая женщина. Он отпрянул. Овчарка еще сильнее  зашлась в
лае. Она была совсем молодой.  Цикады стрекотали оглушительно громко, за ним
ворчание собаки было почти не  слышно. В воздухе стоял запах цветов, немного
отдающий гнилью.  И  тут в  голову Джерри пришла одна мысль - это было почти
озарение. Им овладела решимость довести дело до конца.
     Церковный  служитель был  приветлив  и суховато-вежлив.  Он не  говорил
по-английски. Церковные книги были очень старыми,  записи в  них  напоминали
банковские  книги  давних  времен.   Джерри  сидел,  медленно  переворачивая
страницы,  читая  имена,  даты  рождения,  смерти  и  похорон; напоследок он
посмотрел на план кладбища:  участок, номер. Найдя  то, что  искал, он снова
вышел на воздух и пошел по другой тропинке - вверх, по направлению к крутому
склону.  Вокруг  порхало  множество  бабочек. Стайка школьниц  на пешеходном
мостике хихикала,  глядя  на него. Джерри снял пиджак  и перекинул его через
плечо. Пройдя мимо  высоких кустарников, он добрался до  скошенного выступа,
заросшего желтой травой.  Памятники  были  совсем небольшими - меньше метра.
Джерри   обошел  их,  проверяя  номера,   пока  не   оказался  перед  низкой
металлической  оградой  с  калиткой, на  которой  стоял  номер  728.  Статуя
изображала маленького кудрявого мальчика в натуральную величину в  бриджах и
в итонском пиджаке (Часть школьной формы в Итоне - одной из девяти старейших
престижных мужских  привилегированных средних школ: черный до  пояса  пиджак
напоминает  фрак  без фалд),  какие  носили  во времена  королевы  Виктории.
Вечерние бабочки беззаботно  порхали  вокруг  его  головы.  Это  был типично
английский  ребенок. Надпись  на  памятнике  гласила:  "Нельсону Ко. Любим и
помним". Дальше шло множество дат, и Джерри не сразу понял, что означают эти
десять  лет подряд, ни один год не пропущен, последний -  1968.  В следующую
секунду он осознал, что это были те десять лет, которые прожил этот мальчик,
-  благодарность  судьбе  за  каждый  прожитый  день.  На  нижней  ступеньке
постамента лежал большой букет орхидей, с которого даже не сняли бумагу.
     Ко благодарил Нельсона за свою победу.  По крайней мере,  Джерри понял,
почему тот упорно не желал отвечать на вопрос об удаче, - это было вторжение
в его сокровенные чувства.
     Бывает  усталость, знакомая  только  секретным агентам, -  когда  вдруг
чувствуешь непреодолимый соблазн проявить благородство и великодушие, но это
может  стать  "поцелуем  смерти",  предвестником  беды. Джерри  постоял  еще
минуту, глядя на  орхидеи, на каменного мальчика, сопоставляя это с тем, что
он  слышал  и знал по  собственному опыту. У  Джерри  появилось непреодолимо
опасное  ощущение  завершенности,  как будто  он встретил каких-то людей,  а
потом вдруг обнаружил, что это - его собственная семья. У него было чувство,
как будто он нашел то, к чему долго стремился.
     Перед ним был  человек. Он живет в таком-то доме, у него такая-то жена,
у него цель в жизни и он играет по правилам, которые Джерри нетрудно понять.
Человек, не имеющий определенных политических убеждений. Однако в тот момент
Джерри понял его лучше,  чем когда-либо понимал сам себя.  Мальчик из бедной
семьи  чиу-чау в конце  концов  становится  распорядителем Жокейского клуба,
кавалером  ордена  Британской Империи,  приказывает  перед  забегом  окатить
своего  жеребца из  шланга. Мальчик из  Хакка, который вел цыганскую жизнь и
которому лодка заменяла дом, устраивает своему сыну христианские похороны по
баптистскому обряду  и ставит на его могиле английский памятник. Капиталист,
который  ненавидит  политику.  Юрист, не достигший больших  профессиональных
высот,  главарь  организованной  преступной  группировки;  человек,  который
строит   больницы   и   управляет  авиакомпанией,   замешанной   в  торговле
наркотиками. Жертвователь  денег  на  религиозные храмы играет  в  крокет  и
разъезжает  на  "роллс-ройсе". Американский бар  в китайском саду, и русское
золото  на доверительном счету.  Все, что  он узнал  о  Ко,  складывалось  в
сложную мозаику, и некоторые ее  части трудно было увязать друг с другом, но
все это в тот момент нисколько не тревожило Джерри; это не казалось зловещим
предзнаменованием  или   необъяснимым   парадоксом.  Скорее   наоборот,   он
воспринимал все  эти обстоятельства  как детали,  сплавленные  самим Ко, его
целенаправленными усилиями  и жесткой волей в  единое целое - в лице одного,
хотя  и  очень  неоднозначного  человека,  который  чем-то  довольно  сильно
напоминал  Джерри старину  Самбо.  Но,  пожалуй,  другое  ощущение  было еще
сильнее  - казалось,  что общество  этого человека ему  не претит.  Уэстерби
вернулся к выходу с ощущением спокойствия, великодушия и щедрости, как будто
не  Ко, а он  выиграл забег. Но  на дороге  реальность снова привела  его  в
чувство.
     Машин  было  уже  немного, и  ему  сразу удалось  найти  такси. Они  не
проехали  и сотни метров,  как Джерри увидел Люка: тот выписывал кренделя на
кромке тротуара. Удалось  уговорить  его сесть в такси и высадить у  входа в
клуб  иностранных  корреспондентов.  Из  гостиницы  "Фурэма Хотел"  Уэстерби
позвонил домой  Кро: дал  два звонка  и положил трубку,  потом  снова набрал
номер  и услышал,  как  Кро  вопрошает: "Кто  вам  нужен,  черт  побери?" Он
попросил господина  Сэвиджа,  в ответ  его послали куда подальше и сообщили,
что он не туда попал; потом, выждав полчаса, давая возможность Кро добраться
до  другого  телефона,  Джерри  пешком  дошел  до  отеля  "Хилтон"  и  снова
перезвонил.
     - Наш  друг  объявился  собственной персоной, - сказал Джерри.  - Был в
центре всеобщего  внимания из-за  большого  выигрыша.  Когда все  кончилось,
очень славная  белокурая  дама  подвезла  его  в спортивной  машине - Джерри
назвал номер машины. - Ясно, что отношения между ними  дружеские.  Они  вели
себя очень демонстративно и не по-китайски.
     - Круглоглазая? Европейская женщина?
     - Конечно, черт побери, круглоглазая! Где, черт возьми, ты видел...
     - Господи Иисусе,  - негромко выдохнул Кро и повесил трубку, прежде чем
Джерри успел рассказать ему о храме маленького Нельсона.


        "ВЛАСТЕЛИНЫ СОВЕЩАЮТСЯ"


     Фойе уютного  особняка Министерства иностранных дел на Карлтон Гарденс,
часто используемого для  проведения совещаний, постепенно  заполнялось. Люди
приходили по  двое  и  по трое, но внимания друг на друга не обращали -  так
бывает на  похоронах. На стене висело объявление: "Внимание! Воздержитесь от
обсуждения не подлежащей разглашению информации". Смайли и Гиллем с довольно
унылым  видом настороженно  пристроились прямо под  ним  на краешке  дивана,
обтянутого  бархатом  цвета лососины. Комната  была овальная (стиль рококо в
интерпретации Министерства  общественных  работ).  На расписном потолке Вакх
гонялся за нимфами, которые относились к перспективе быть пойманными намного
благосклоннее  Молли  Микин.  У  стены  стояли  пустые пожарные  ведра, двое
служащих охраняли дверь, ведущую внутрь. За овальными подъемными окнами парк
был залит осенним солнечным светом, шуршали сухие листья.
     Сол Эндерби широкими шагами вошел в комнату, следом за ним - сотрудники
Министерства иностранных дел.  Гиллем знал  его только по имени. Когда-то он
был послом  Великобритании в Индонезии, а теперь считался главным  экспертом
по  Юго-Восточной Азии. Поговаривали,  что он всецело  поддерживает  жесткую
американскую  политику.  За  ним  шел  заместитель министра,  получивший эту
должность по настоянию профсоюзов, и еще один человек - немного нелепо  и не
по обстоятельствам щегольски  одетый.  Он  на  цыпочках подошел к  Смайли, в
недоумении развел руками, как будто эта встреча застала его врасплох.
     - Неужели это  возможно? - неестественно громко прошептал он. - Неужели
это  он?  Да,  это действительно  он!  Джордж Смайли,  во всей своей  красе.
Дорогой мой,  да тебе удалось  сбросить несколько килограммов.  А  кто  этот
милый мальчик рядом  с тобой? Нет-нет, не говори  мне.  Я  знаю.  Это  Питер
Гиллем. Я о нем слышал. Говорят, он н и ч у т ь не испорчен неудачами.
     -  О нет, только не... - непроизвольно вырвалось  у Смайли. - О Господи
Боже мой. Родди.
     - Что ты хочешь этим сказать? "О нет, только не... О  Господи Боже мой,
Родди"?  - требовательно  спросил, передразнивая его, Мартиндейл, ничуть  не
обескураженный, все тем же театрально громким шепотом. - Ты, наверное, хотел
сказать: "О да! Да, это Родди. Я просто вне себя от  радости, что снова вижу
тебя, Родди!" Послушай, прежде чем соберется  вся эта  шушера, расскажи мне,
как поживает несравненная  Анна? Только мне, чтобы никто больше не слышал. Я
могу устроить обед в вашу честь? Для вас двоих? Вы можете сами выбрать, кого
мне пригласить. Как, согласен?  Между прочим, да, я д е й ст в и т е л ь н о
являюсь членом комитета, если именно этим вопросом занят сейчас ваш крысиный
умишко, молодой человек по имени Питер Гиллем. Я получил новое назначение, я
-  ценный  специалист, и наше  новое  начальство от меня просто  в восторге.
Неудивительно - я сколько с ними возился.
     Дверь, ведущая  во  внутренние  помещения,  резко  открылась.  Один  из
служащих   у  дверей  прокричал:   "Джентльмены!"   -  и   знатоки   этикета
посторонились, пропуская женщин вперед.  Их было  двое. За ними  последовали
мужчины, Гиллем замыкал процессию.
     В  первые  несколько  мгновений могло  показаться,  что  они  в  Цирке:
специально  суженный  проход, в котором охранники  проверили в  лицо каждого
входящего,  потом   -   импровизированный  временный   коридор.  Он   вел  к
конструкции,   напоминающей   вагончик-бытовку  для   строителей.   В   этом
"вагончике" не  было окон,  и  он  был подвешен  и зафиксирован на  стальных
тросах в пустом  пространстве,  словно в  лестничном пролете.  Гиллем совсем
потерял   Смайли   из   виду.   Когда   он   поднялся   по   ступенькам   из
древесностружечной  плиты  и  вошел   в  комнату  для  проведения  секретных
совещаний (там практически  невозможно было  организовать подслушивание), то
увидел только тени людей, ожидающих начала заседания при свете синего
     ночника.
     -  Ну,  пожалуйста,  кто-нибудь  сделайте  же что-нибудь,  -  взмолился
Эндерби,  как  мог  бы взмолиться  отчаявшийся  посетитель  ресторана  после
долгого  тщетного ожидания обслуживания. - Ради всего  святого,  дайте свет!
Что же они творят!
     Гиллем вошел,  дверь  захлопнулась, ключ повернулся, электронный  замок
сыграл  мелодию и замолк,  и три  лампы-трубки дневного света, несколько раз
мигнув, наконец загорелись, залив всех мертвенно-бледным светом.
     - Ну, наконец-то, Слава Всевышнему, - сказал Эндерби и сел за стол.
     Позднее Гиллем удивлялся, как это он мог быть так уверен, что возглас в
темноте  принадлежал  Эндерби,  но,  наверное,  есть  голоса, которые  можно
услышать прежде, чем человек что-нибудь произнесет.
     Стол, за которым проходило заседание, был покрыт зеленым сукном, словно
бильярд  где-нибудь  в  молодежном  клубе.  На  одном   конце  стола  сидели
представители  Министерства  иностранных  дел, на другом -  Министерства  по
делам  колоний.  Такое  разделение  объяснялось  не  юридически закрепленной
структурой, а  скорее внутренним  самоощущением этих  людей: шесть лет назад
два  министерства были формально объединены под одной грандиозной крышей - в
рамках  дипломатической  службы,  но  ни   один  здравомыслящий  человек  не
воспринимал это объединение всерьез. Гиллем и  Смайли  оказались  в  центре,
плечом к плечу. Справа и слева от них осталось по пустому стулу. Разглядывая
присутствующих,  Гиллем  обратил  внимание  - хотя, казалось  бы,  в  данной
ситуации  это  было  неуместно  -  на  то, как  они  одеты.  Все  сотрудники
Министерства иностранных дел явились при полном параде - в черных, как сажа,
официальных   костюмах,    с   понятными    только   посвященным   символами
принадлежности  к  привилегированному  классу:  Эндерби и  Мартиндейл надели
галстуки  бывших   воспитанников  Итона.   У  представителей   колониального
ведомства  был  какой-то  затрапезный   вид  -  они  выглядели  крестьянами,
приехавшими  в город  на выходные, самое большее, чем они могли похвастаться
(если  говорить  о галстуках), был галстук  королевского  артиллериста.  Его
обладателем  был  Уилбрахам,  их лидер,  честнейший  человек  со  спортивной
фигурой. В его "группу поддержки" входили: невозмутимая женщина в коричневом
костюме (он вполне  подошел бы для посещения  церкви) и  совсем  молоденький
паренек с  веснушками и копной  рыжих волос. Остальные члены комитета сидели
напротив Смайли и Гиллема и были похожи на секундантов на дуэли, которую они
не   одобряют.  Они  пришли  по  двое,  чтобы  чувствовать  себя  увереннее:
темноволосый  и смуглый Преториус из Службы  безопасности  с женщиной, имени
которой никто  не  знал, коллегой и  помощницей;  два  бледнолицых  воина из
Министерства обороны; два финансиста из Министерства финансов. Оливер Лейкон
сидел  отдельно  от  всех,  так  что  со  стороны могло  показаться, что это
человек,  которого происходящее почти  не касается.  На столе  перед  каждым
лежала  докладная Смайли в  красной с розовым  папке  с  грифом  "Совершенно
секретно.  Передаче  не  подлежит".  Она  выглядела  совсем  как  сувенирная
программка. Слова "Передаче не подлежит" означали, что  этот документ нельзя
показывать  Кузенам. Написал  докладную  Смайли, напечатали "мамаши". Гиллем
самолично  наблюдал, как восемнадцать  страниц  были размножены и  скреплены
вручную - все  двадцать  четыре экземпляра.  Теперь  плоды  их трудов лежали
перед людьми, сидящими вокруг  этого большого стола, среди стаканов для воды
и пепельниц. Немного приподняв свой экземпляр над  столом, Эндерби с громким
шлепком опустил его обратно.
     - Все прочитали это? - спросил он. Прочитали все.
     - Тогда  начнем,  -  объявил  Эндерби и  обвел  всех  немного надменным
взглядом.  Глаза у него были воспаленные. - Кто первый? Ты,  Оливер?  Это ты
нас здесь собрал. Тебе и карты в руки.
     Гиллем подумал, что  Мартиндейл, который всегда был грозой Цирка и всех
его начинаний, на этот раз ведет себя на редкость тихо, что  совсем на  него
не похоже. Его взгляд был почтительно обращен к Эндерби, уголки рта опушены,
как будто он чем-то огорчен.
     Лейкон решил начать с обеспечения своих тылов.
     - Прежде всего, разрешите мне сказать, что для  меня  это  является  не
меньшей  неожиданностью,  чем  для  всех  вас,  -  сказал  он. - Это - очень
серьезный  удар, Джордж. Возможно, было  бы легче это воспринять, если бы мы
были лучше подготовлены.  И,  должен  сказать, что  я чувствую себя  немного
неловко, выступая  в роли человека,  который  должен обеспечивать постоянную
связь  со  службой, в  последнее время  не очень  стремящейся  к поддержанию
связи.
     - Правильно, совершенно правильно, - поддержал Уилбрахем.
     Смайли невозмутимо молчал. Преториус хмуро кивнул в знак согласия.
     - Кроме того, все это происходит  в очень неподходящее время, - добавил
Лейкон многозначительно. - Я  хочу сказать, что предположение, которое  само
по  себе  требует  серьезнейшего   рассмотрения,  может  иметь  серьезнейшие
последствия.  Здесь очень  многое надо  осмыслить. Очень  многим  неприятным
фактам посмотреть в лицо. Так ведь, Джордж?
     Обеспечив  пути  для  отступления,  Лейкон постарался изобразить,  что,
может быть, никакой "бомбы под кроватью" на самом деле и нет.


     -  Разрешите  мне  кратко изложить  суть вашего заключения. Можно? Если
называть  вещи  своими  именами, уважаемого  китайского  гражданина Гонконга
подозревают  в  том, что он  -  русский  шпион. Я  правильно изложил главную
мысль, Джордж?
     - Известно, что он получает очень крупные  суммы от русских, - поправил
его Смайли, не поднимая головы.
     - И эти  выплаты  осуществляются из секретного фонда,  предназначенного
для оплаты услуг нелегальных агентов?
     - Да.
     - Этот фонд предназначен только для оплаты таких  агентов? Или он может
использоваться и для других целей?
     - Насколько нам известно, он не предназначен для других целей. - Смайли
был так же немногословен.
     - Ну, скажем,  для  таких  целей, как пропаганда  или  вознаграждение в
благодарность  за  неофициальное  содействие  развитию  торговых  связей   -
что-нибудь в этом духе? Не может такого быть?
     - Насколько нам известно - нет, - повторил Смайли.
     - Да,  но возникает вопрос, насколько хорошо это известно? - с дальнего
конца  стола  подал голос Уилбрахем.  - Не  так  давно мы  имели возможность
убедиться, что не все так уж хорошо известно, или я не прав?
     - Вы понимаете, к чему я клоню? - спросил Лейкон.
     - Нам  потребуется  гораздо больше убедительных фактов в  подтверждение
этого, - изрекла  с ободряющей улыбкой  дама в  коричневом из  Колониального
ведомства.
     -  И нам тоже, - мягко согласился Смайли. Одна или две головы удивленно
поднялись.  -  Мы  просим  разрешить  и  одобрить  действия,  которые  будут
направлены именно на то, чтобы получить такие факты.
     Лейкон снова взял инициативу в свои руки.
     - Предположим  на  минуту,  что мы  принимаем  вашу гипотезу.  Что  эти
деньги, как вы говорите, являются секретным фондом разведслужбы.
     Смайли сдержанно кивнул.
     -  Есть ли какие-то основания полагать, что средства  идут на подрывную
деятельность во вред колонии?
     - Нет.
     Лейкон взглянул на свои записи - Гиллем отметил про себя, что он хорошо
подготовился к совещанию.
     -  Не  выдвигает  ли  обвиняемый  требование,  чтобы  банковские  счета
Гонконга  были  переведены  из  Лондона?  Что  означало  бы,  что  наш  долг
увеличится еще на девятьсот миллионов фунтов стерлингов?
     - Насколько мне известно - нет.
     -  Не  выступает ли он  за  то, чтобы  мы  убрались с этого острова? Не
занимается ли он подстрекательством к  беспорядкам? Добивается объединения с
континентальным  Китаем?  Размахивает  этим  проклятым  Договором  (По  всей
вероятности, соглашение  1898 г.,  по которому у Китая  на  условиях  аренды
сроком на 99 лет, до 1.07.1997 г, была отторгнута северная часть полуострова
Коулун с прилегающими островами)?
     - Нам такие факты неизвестны.
     -   Он  не  является  радикалом  и   сторонником  установления  полного
равенства?    Не   требует   создания   сильных    профсоюзов,    свободного
волеизъявления,  введения  обязательного  образования,  создания  отдельного
парламента  для  китайцев вместо  нынешних покорных  ассамблей, как  там они
называются?
     -  "Легко"  и  "Экско",  -  подсказал  Уилбрахем.  - И  не такие уж они
покорные.
     - Нет, ничего этого он не делает, - ответил Смайли.
     - Тогда что  же он делает? -  возбужденно  перебил Уилбрахем. - Ничего.
Таков ответ. Вообразили невесть что! Охота за химерами, существующими только
в их воспаленном мозгу.
     -  Судя по тому, что  нам известно, -  продолжал  Лейкон, как будто  не
услышав возбужденного выкрика, -  вполне  вероятно, что Ко делает  ничуть не
меньше для процветания  Колонии, чем любой другой  состоятельный и уважаемый
китайский предприниматель. Не будем вдаваться в  обсуждение, много  это  или
мало. Он обедает у  губернатора, но, насколькоя понимаю, у нас нет оснований
утверждать, что он обшаривает  его сейф, чтобы ознакомиться с содержимым. По
сути  дела, этого  господина  можно  было  бы назв