тишины, хотя гекконы и лягушки поставили бы в тупик самый сложный микрофон.
     -  Дай-ка  мне вот  это,  - сказал американец,  не подпуская  Джерри  к
буфету, и сделал вид, будто нашел  именно то, что ему  нужно:  - Никогда  не
разбавляйте виски ни простой водой, ни содовой. Что-то очень долго друзья не
могли встретиться,  - неестественно  развязным тоном продолжил  он,  наливая
себе бокал возле буфета.
     - Да уж, верно.
     -  Джон - мировой мужик,  но  чересчур держится формальностей.  У твоих
людей  нет здесь никакой  поддержки, но есть  кое-какие  права, поэтому Джон
хочет  принять меры, чтобы  удача не ускользнула от него окончательно. Я его
точку зрения вполне понимаю. Но иногда эти дела слишком затягиваются.
     Он вытащил из клетчатого  пиджака длинный  коричневый конверт, протянул
Джерри  и с той  же многозначительной напряженностью смотрел, как тот ломает
печать. Бумага была наподобие фотографической и чем-то покрыта.
     Где-то заплакал ребенок, снова  наступила тишина. Это в гараже, подумал
Джерри:  слуги впустили  в гараж уйму беженцев, но советнику не следовало об
этом знать.
     "Управление по борьбе с  наркотиками сообщает из  Сайгона Чарли Маршалл
повт МАРШАЛЛ  заявлен  полет  в Баттам-банг  ориентировочное время  прибытия
19:30   завтра   через   Пай-линь...   переоборудованный   "DC-4    Карвер",
опознавательные  знаки "Индочартер" в  полетном листе  заявлен разнообразный
груз... заявлено продолжение полета в Пномпень".
     Джерри прочитал время и дату передачи, и на него ураганом налетел гнев.
Он  вспомнил,  как  вчера   обошел  весь   Бангкок,   вспомнил   сегодняшнюю
безрассудную поездку на такси с Келлером и девушкой, сказал:  "Господи Боже"
- и швырнул письмо обратно на стол.
     -  И давно  оно лежит  у  вас? Это будет  не  завтра.  Это было сегодня
вечером!
     - К несчастью,  наш  хозяин не мог  устроить прием раньше. У него очень
насыщенная светская жизнь. Желаю удачи.
     Рассерженный не меньше Джерри, американец без слов взял  записку, сунул
в карман пиджака и  удалился  наверх,  к жене, которая тем временем выражала
хозяйке  свое   восхищение  довольно  посредственной   коллекцией   краденых
изображений Будды.
     Джерри остался один. Упал реактивный снаряд,  на этот раз очень близко.
Свечи  погасли.   Казалось,  безумие  этой  призрачной,  словно  придуманной
Гилбертом (Уильям  Шненк  Гилберт (1836-1911) - английский  драматург. Автор
либретто к опереттам, созданным в  содружестве с композитором А.Салливаном в
период 1871-1896 гг.) войны расколет  ночное  небо на куски. В бессмысленную
перестрелку  вступили  автоматы.  Крошечный  полупустой  кабинет с кафельным
полом гремел и звенел, как комната шумов на студии звукозаписи.
     Внезапно все прекратилось, город опять погрузился в тишину.
     - Что-то не так, дружище?  -  добродушно спросил советник,  появляясь в
дверях.  -  Американец  чем-то вас обидел?  Похоже, они  нынче хотят править
миром в одиночку.
     - Мне нужно быть на месте через шесть часов, - сказал Джерри.
     Советник не понял. Джерри объяснил  ему, как они  работают, и торопливо
вышел в ночь.
     -  У  вас есть машина, дружище? Вон туда. Иначе  вас пристрелят.  Идите
осторожнее.


     Он  быстро  шагал  по   улице,  подгоняемый   раздражением   и  гневом.
Комендантский час давно наступил. Не горели  ни  звезды, ни уличные  фонари.
Луна тоже исчезла.  Скрип резиновых  подошв преследовал  его,  как невидимый
незваный попутчик.  Свет  падал только из-за ограды дворца по другую сторону
дороги, но до Джерри не долетал ни один лучик.  Здание дворца было  отрезано
от  мира  высокой стеной,  увенчанной  колючей проволокой, на  фоне  черного
безмолвного  неба  поблескивали  бронзой  стволы  легких   зенитных  орудий.
Небольшими группами дремали молодые солдаты, когда Джерри проходил мимо них,
зазвенел  гонг начальник караула будил  часовых.  Транспорт не ходил.  Между
постами часовых длинными колоннами прямо на мостовой расположились на ночлег
беженцы. Одни кутались в куски  коричневого брезента, другие  сколотили себе
деревянные койки; кое-кто  готовил ужин на крошечных кострах, но одному Богу
было известно,  где они раздобыли еду.  Некоторые сидели кружком, глядя друг
на  друга. На повозке, запряженной  быками, лежали девочка и мальчик -  дети
примерно того же  возраста, какой  была  Кэт, когда он  видел ее в последний
раз.  Из сотен беженцев никто  не издавал  ни звука; отойдя подальше, Джерри
обернулся,  чтобы посмотреть, не  исчезли  ли они.  Если они  и были там, то
темнота и безмолвие полностью  скрыли  их. Он вспомнил праздничный ужин. Это
происходило словно в  другой стране, в  другой вселенной. Джерри был чужим в
этом мире, хотя каким-то образом вносил свой вклад в общую катастрофу.
     " Н е з а б ы в а й т е, м а н д а т у н а с. Н а ш а п о с т е л ь е щ
е н е о с т ы л а ".
     Непонятно,  отчего  по  всему  телу заструился пот.  Ночной  воздух  не
навевал ни малейшей прохлады. Тьма дышала жаром так же, как день. Впереди, в
городе,  наугад  рванул  шальной  реактивный  снаряд,  потом  еще  два.  Они
выползают на рисовые поля, пока город не окажется в пределах досягаемости их
орудий, подумал он. Стоят в стороне, держась за  обрубки водосточных труб  и
за  свои  бомбы, лотом выпускают снаряды  и сломя голову удирают в  джунгли.
Дворец остался  у него за спиной. Батарея дала  залп,  на секунду все кругом
озарила  яркая вспышка,  и он  наконец  разглядел, куда  идет.  Он  шагал по
широкому бульвару и изо всех сил  старался держаться ближе к середине. Время
от времени с геометрической правильностью  сбоку от  него открывались проемы
боковых улиц. Задрав голову, он смог даже различить на фоне бледнеющего неба
верхушки  деревьев.  Один  раз  мимо  протарахтел  велорикша.  Он  торопливо
выскочил  из-за поворота,  врезался в бордюрный  камень,  потом  выровнялся.
Джерри хотел  было  окликнуть его, но  предпочел идти  пешком  и  дальше. Из
темноты его неуверенно, осторожным шепотом окликнул мужской голос:
     - Bon soir? Monsieur? Bon soir? (Добрый вечер? Месье? Добрый вечер? ( ф
p.))
     Часовые стояли по  одному  или по два через каждые  сто  метров, обеими
руками  сжимая  карабины.  Их шепот  долетал  до  Джерри,  словно  приглашая
подойти,  и  Джерри, проходя мимо них, благоразумно держал руки подальше  от
карманов.  Некоторые из них  при виде огромного потного европейца смеялись и
махали  ему.  Другие   останавливали   его  дулом  пистолета  и  при   свете
велосипедных  фонарей  внимательно  разглядывали и задавали  вопросы,  чтобы
поупражняться во французском. Кое-кто требовал сигареты, он давал.  Уэстерби
стянул  промокший пиджак и до пояса расстегнул рубашку, но воздух все  равно
не  приносил прохлады. Джерри опять  встревоженно  подумал, не схватил ли он
лихорадку и не придется  ли  ему, как  прошлой ночью в Бангкоке, метаться на
кровати,  скорчившись в темноте  и норовя  вышибить кому-то мозги настольной
лампой.
     Появилась  луна,  закутанная  в  пену  облаков.  Гостиница  в ее  лучах
напоминала неприступную крепость. Он приблизился  к  стене, ограждавшей сад,
обошел ее слева, под деревьями, и  повернул еще раз. Перебросил пиджак через
стену  и с  трудом  взобрался сам.  Миновав  лужайку,  подошел  к  лестнице,
распахнул  дверь в  вестибюль  и  отшатнулся,  вскрикнув  от  отвращения.  В
вестибюле  стояла непроглядная  тьма,  только единственный луч луны  освещал
огромный  блестящий сверток, внутри  которого, как  личинка  внутри куколки,
притаилось смуглое человеческое тело.
     - Vous desirez, monsieur?  (Что угодно, месье?) - тихо  спросил  чей-то
голос.
     Это  был  всего  лишь  сторож:  он  спал   в   гамаке,  закутавшись   в
противомоскитную сетку.
     Слуга протянул ему  ключ  и  записку  и без  слов принял чаевые. Джерри
щелкнул зажигалкой  и при  ее  свете прочел: "Дорогой, я в двадцать  восьмом
номере, и мне одиноко. Приходи. Л."
     Чем  черт  не  шутит,  подумал он. Может быть,  это  поможет ему  снова
собраться и  стать самим собой. Он поднялся на третий этаж,  забыв, до  чего
она банальна, вспоминая  лишь о ее длинных ногах и о том, как подскакивал ее
зад, когда она пробиралась по колее на берегу реки; о ее глазах василькового
цвета и о том, с какой  чисто американской степенностью она залезала  в яму,
он донельзя  истосковался  по  человеческой ласке. Какого  черта  он  должен
заботиться о Келлере?  Жить -  значит обнимать кого-нибудь.  Может быть,  ей
тоже страшно. Он постучал в дверь, подождал и толкнул.
     - Лоррейн? Это я, Уэстерби.
     Никакого ответа Он кинулся к кровати,  вдруг  осознав, что здесь совсем
не  ощущается запаха  женщины, не  пахнет  даже пудрой или дезодорантом.  По
дороге  он при  свете луны увидел  до боли знакомые голубые  джинсы, тяжелые
ботинки  и потрепанную портативную  пишущую машинку "Оливетти",  почти такую
же, как у него.
     -  Подойди  еще  на  шаг, и  закон определит это  как изнасилование,  -
проговорил Люк, распечатывая бутылку, стоявшую на туалетном столике.


        "ДРУЗЬЯ ЧАРЛИ МАРШАЛЛА"


     Джерри переночевал на полу в номере Люка и вышел незадолго до рассвета.
Он взял с собой пишущую машинку и  сумку,  хотя полагал, что ни то ни другое
ему  не понадобится. Келлеру  он оставил записку  с  просьбой  дать  Стаббсу
телеграмму  о том, что он едет в  глубинку и  продолжит там писать статью об
осажденной стране.  После  ночи, проведенной на  полу, болела  спина,  после
бутылки - голова.
     Люк, по его словам, приехал сюда послушать стрельбу: бюро отпустило его
отдохнуть от Большого My. К  тому же  Джейк Чиу, вспыльчивый домовладелец, в
конце концов вышвырнул его из квартиры.
     - Уэстерби,  я  лишился крова! - вскричал он и принялся  расхаживать по
комнате, голося: "Лишился крова"; наконец Джерри, не выдержав, снял с кольца
запасной ключ от гонконгской квартиры  и швырнул ему. Хотелось откупиться от
Люка и немного поспать, к тому же в стену уже стучали соседи.
     - Пока я не вернусь, - предупредил он. - Потом выметайся. Понял?
     Джерри спросил его, что  слышно о деле Фроста.  Люк  давно все забыл, и
Джерри  пришлось  напомнить. А,  это,  оказал  он. О  том самом Фросте.  Ну,
поговаривают, он был невежлив с Триадами, и лет через сто окажется,  что это
правда, ну а пока кому до него какое дело?
     Но даже  после этого сразу уснуть  не  удалось.  Они обсудили планы  на
завтра.  Люк  напрашивался с  Джерри  везде,  куда  ему  нужно.  Осточертело
подыхать  со  скуки одному, утверждал он.  Лучше обоим напиться  и подцепить
парочку шлюх. Джерри ответил, что Люку придется подождать и они еще не скоро
вместе  выйдут  под закатное солнышко, потому что  весь день он проведет  на
рыбалке и поедет туда один.
     -  И какую  же  рыбку  ты  будешь  ловить,  дьявол  тебя  побери?  Если
наклевывается какая-то история, поделись  со мной.  Кто тебе за  просто  так
отдал Фроста? Куда бы ты ни пошел, с Братцем Люки там станет еще прекраснее!
Разве есть на свете местечко, куда нельзя взять и меня?
     - Да  сколько  хочешь, - неблагодарно ответил Джерри  и постарался уйти
потихоньку, чтобы не разбудить Люка.
     Сначала  он  пошел  на  рынок  и  съел  там  порцию  супа  по-китайски,
прогулялся, изучая  киоски и  витрины магазинов. Он остановил свой выбор  на
молодом индийце, который продавал всего лишь пластиковые  ведра, бутылки для
воды и метлы, но выглядел при этом весьма процветающе.
     - А еще чем торгуешь, приятель?
     - Сэр, я продаю все что угодно всем джентльменам. Они завели хитроумный
торг. Ни тот ни другой не  говорили напрямик. Нет, уверял Джерри,  ему нужно
не то, что курят, и не то, что глотают, и не то, что нюхают, и не что-нибудь
для запястья.  И  нет, благодарю, при всем  уважении к  вашим очаровательным
сестрам,   кузинам  и  юношам  вашего  круга,   обо  всех  остальных   своих
потребностях Джерри давно позаботился.
     - Тогда вам можно позавидовать,  сэр,  вы самый  счастливый человек  на
свете.
     - Н а с а м о м д е л е мне нужно кое-что для друга, - сказал Джерри.
     Индиец внимательно огляделся по сторонам и отбросил притворство.
     - Этот друг вам в з а п р а в д у д р у г, сэр?
     - Не совсем.
     Они наняли велорикшу. У индийца был  дядя, который  на серебряном рынке
торговал изображениями Будды, а у дяди была задняя комната,  запирающаяся на
крепкие замки и  засовы.  За тридцать американских  долларов Джерри приобрел
изящный коричневый автоматический  "вальтер" и двадцать патронов к нему. Да,
подумал он, садясь  в  коляску велорикши, гувернеры из Саррата  упали  бы  в
глубокий   обморок.  Во-первых,  как  они  выражались,  из-за  недостаточной
маскировки, что считалось  тягчайшим  преступлением.  Во-вторых,  они  свято
верили в несусветную  чушь, что мелкое огнестрельное оружие  приносит больше
неприятностей,  нежели пользы.  Но если бы Джерри попытался переправить свой
гонконгский "уэбли"  через  таможню  в  Бангкок и потом в  Пномпень,  с ними
случился  бы просто истерический  припадок, так что, на  взгляд Джерри,  они
легко отделались, потому что, какую бы доктрину  они себе  на эту неделю  не
выдумали, он все равно не пойдет нагишом на дело, которое ему предстоит.
     Самолета на Баттамбанг в аэропорту не оказалось; впрочем, самолетов там
не было никогда и никуда. По взлетно-посадочной полосе с ревом  приземлялись
и  взмывали  серебристые реактивные  лайнеры  из  рисового  каравана;  после
ночного обстрела восстанавливали земляные  укрытия.  Джерри смотрел, как  на
грузовиках подвозят землю и  кули  лихорадочно  наполняют  ею  ящики  из-под
боеприпасов. В следующей жизни,  решил  он, - я  займусь  продажей  песка  в
осажденные города.
     В  зале ожидания  Джерри разыскал  стайку стюардесс. Они  пили  кофе  и
смеялись.  Он  подошел  к  ним  и  завязал  непринужденный разговор. Высокая
девушка,  говорившая по-английски,  ненадолго задумалась, а  потом исчезла с
его паспортом и пятью долларами в кармане.
     -  C'est  impossible,  -   в  один  голос  уверяли  они,  дожидаясь  ее
возвращения. - C'est tout occupe (Это невозможно. Все места заняты).
     Девушка вернулась с сияющей улыбкой.
     -  Наш пилот о ч е н  ь впечатлителен,  - сказала она. - Если вы ему не
понравитесь,  он вас  не  возьмет. Но  я  показала ему вашу фотографию, и он
согласился surcharger (Взять перегрузку). Ему разрешено брать на борт только
тридцать  одного  personne  (Человека)  но он берет  и вас,  он не  обращает
внимания  на  неприятности,  он сделает это ради дружбы, если вы дадите  ему
тысячу пятьсот риелей.
     Самолет был пуст на две трети. Пробоины от пуль в крыльях сочились, как
не перевязанные раны.


     В те дни Баттамбанг был  самым безопасным городом  в  обломках тонущего
архипелага лонноловских владений, последней надеждой  и опорой пномпеньского
режима. Целый час они тарахтели  над районами, которые, как  предполагалось,
кишели  "красными  кхмерами",  но не видели ни  души.  Пока  они кружили,  с
рисовых  полей  раздался ленивый выстрел. Летчик  сделал  пару символических
витков,  чтобы  избежать попадания, но Джерри было не  до того.  Он старался
заметить  до посадки как  можно больше  наземных ориентиров; где расположены
стоянки самолетов, какие взлетно-посадочные полосы используются гражданскими
самолетами,  а  какие -  военными;  а  вон там  огорожен  колючей проволокой
пятачок  складов. После приземления их  окружил дух  пасторального изобилия.
Вокруг  артиллерийских  огневых позиций росли цветы, в воронках от  снарядов
копошились куры, воды и электричества было в достатке,  однако телеграмма до
Пномпеня шла целую неделю.
     Теперь Джерри действовал  очень  осторожно.  Чутье, подсказывающее, что
надо состряпать маскировку понадежнее, говорило в нем сильнее, чем прежде. Д
о с т о п о ч т е н ны й Д  ж е р а л ь д У э с т е р б и, н а е м н ы й п и
с а к а в ы с ш е г о к л а с са, д о к л а д ы в а е т о б э к  о н о м и к
е с т р а  н ы, н а х о д я щ е й с я в о с а д е. "Когда дорастешь до моего
уровня,  приятель,  начнешь понимать, что для всего, что  ты делаешь,  нужно
иметь уйму веских причин". Джерри, если говорить на жаргоне, "пустил дымовую
завесу". В справочном  бюро под присмотром  нескольких  молчаливых мужчин он
спросил  адреса лучших отелей в городе и записал парочку, а сам тем временем
внимательно изучил расположение самолетов  и зданий. В  аэропорту он блуждал
от одного  окошка к другому,  расспрашивая, каким образом  можно  по воздуху
переправить  в  Пномпень сводку новостей,  но  никто  не  имел  об  этом  ни
малейшего понятия.  Не  прекращая  осторожной  рекогносцировки,  он принялся
размахивать кредитной  карточкой  для оплаты  телеграмм и расспрашивать, где
расположен    дворец   губернатора,   давая    понять,   что   у    него   к
высокопоставленному лицу чрезвычайно важное дело. Он уже заработал репутацию
самого именитого репортера,  когда-либо посещавшего Баттамбанг. Тем временем
он заметил расположение дверей, помеченных "Для экипажа" и "Посторонним вход
воспрещен", местонахождение мужских комнат, и позже,  оставшись один,  сумел
набросать  приблизительный план всего вестибюля, особо отметив на нем выходы
на огороженную проволокой территорию летного  поля. Напоследок он выспросил,
кто из летчиков  может сейчас находиться в городе. Он, дескать, дружит кое с
кем  из  них,  поэтому,  если  возникнет  необходимость,  он просто-напросто
попросит кого-нибудь  переправить сводку  новостей. Стюардесса  назвала  ему
несколько имен из общего списка, а Джерри тем временем осторожно  перевернул
страницу и прочитал весь список до конца. В списке  был указан рейс компании
"Индочартер", но имени пилота не значилось.
     - А что, капитан Андреас все еще летает в "Индочартер"?
     - Le Capitaine qui, monsieur? (Какой капитан, месье? ( ф р.))
     -  Андреас. Мы обычно звали его  Андре. Такой невысокий, всегда ходил в
темных очках. Летал в Кампонгчем.
     Она  покачала головой. В  "Индочартер"  летали только капитан Маршалл и
капитан  Рик, сказала  она,  но  капитан  Рик разбился.  Джерри  не  проявил
интереса  к  этой новости,  но  мимоходом  выяснил,  что  "карвер"  капитана
Маршалла  должен вылететь сегодня  днем, так  значится в  сводке, полученной
вчера ночью,  но свободного пространства для груза нет, все занято, самолеты
компании "Индочартер" всегда летают с полной загрузкой.
     - Не знаете, где я могу его найти?
     - Капитан Маршалл никогда  не летает  по утрам, месье. Он сел в такси и
поехал в город. Лучший отель оказался блохастой развалюхой на главной улице.
Улица была узкая и вонючая,  типичный  центр азиатского города, растущего на
волне экономического подъема.  Шум стоял оглушительный, гудели едва ползущие
"хонды",  раздраженно   проталкивались  сквозь  толпу   "мерседесы"  недавно
разбогатевшей верхушки. Не  выходя  из образа,  он  снял  номер  и  заплатил
вперед,  включая "особые услуги", которые означали  не что иное,  как чистые
простыни  взамен тех,  на которых отпечатались следы предыдущих постояльцев.
Таксисту он  велел вернуться через  час. По привычке он сохранил  квитанцию.
Джерри  принял  душ,  переоделся и  вежливо  выслушал  коридорного,  который
рассказал, как нужно влезать в здание после наступления комендантского часа,
потом вышел на улицу позавтракать. Было еще только девять утра.
     Пишущую  машинку и сумку он  взял с собой. Других европейцев  видно  не
было. Встречались плетельщики корзин,  торговцы кожей,  продавцы фруктов, и,
разумеется, как всегда, повсюду на мостовой лежали те же бутылки ворованного
бензина,  ожидая, пока в них попадет снаряд. На дереве висело зеркало. В нем
он  увидел,  как зубной врач  вытаскивает  зуб у  пациента,  привязанного  к
высокому  креслу. Зуб с красным корнем был  торжественно прицеплен на нитку,
знаменовавшую  итог  дневной  работы.  Джерри демонстративно записал