а  польстили
ей. Она обвила руками шею своего жениха и, прежде  чем  поцеловать  его,
сказала:
   - Ты хозяин. Билли. Как ты захочешь, так и будет. И теперь и всегда.
   - Слышала? - насмешливо обратился Берт к  Мери.  -  Вот  как  женщина
должна рассуждать! Саксон свое место знает.
   - Я думаю, мы всегда будем советоваться друг  с  другом,  прежде  чем
что-нибудь решить, - ответил Билл своей невесте.
   - Слышал? - торжествующе повторила Мери. - Имей в виду, что  человек,
который захочет стать моим мужем, тоже должен будет во всем со мной  со-
ветоваться!
   - Билл ей просто очки втирает, - возразил Берт. -  Все  так  говорят,
пока не женятся.
   Мери презрительно фыркнула:
   - А я ручаюсь, что Саксон будет им и потом вертеть. Что касается  ме-
ня, так я объявляю во всеуслышание, своим мужем хочу вертеть - и буду.
   - Нет. Если ты будешь его любить, - заметила Саксон.
   - Наоборот. Тем более, - настаивала Мери.
   Берт скорчил грустную гримасу.
   - Вот видите, поэтому мы с Мери до сих пор и не поженились, -  сказал
он. - Я - как тот упрямый индеец: черт меня побери, если  уж  я  построю
себе вигвам, да не буду в нем хозяином!
   - А я не индианка, - возразила Мери, - и не вышла бы замуж за  такого
упрямого индейца, даже если бы на свете не осталось ни одного мужчины.
   - Этот упрямый индеец вас, кажется, еще не сватал!
   - Он знает, какой получит ответ.
   - Поэтому он, может быть, десять раз  подумает,  прежде  чем  сделать
предложение.
   Саксон, которой хотелось перевести разговор на более  приятные  темы,
всплеснула руками и воскликнула:
   - А я и забыла! Я хотела вам кое-что показать. - Она  вынула  из  ко-
шелька гладкое золотое кольцо, и присутствующие передали его друг другу.
- Это обручальное кольцо моей матери. Я его всегда носила  на  шее,  как
медальон. В приюте я так плакала и умоляла вернуть его,  что  начальница
разрешила мне его носить. И только подумайте! - в следующий вторник  оно
будет уже у меня на пальце! Посмотри, Билли, что внутри вырезано:
   - "Д. от К. 1879", - прочел он.
   - Дэзи от Карлтона. Карлтон - имя моего отца.  А  теперь.  Билли,  ты
должен вырезать на нем наши имена.
   Мери была в восторге.
   - Замечательно! - воскликнула она. - "С. от Б. 1907".
   Билл на минуту задумался.
   - Нет, это нехорошо, ведь вовсе не я дарю его Саксон.
   - Знаешь что? - предложила Саксон. - Пусть на нем будет просто "Б.  и
С. ".
   - Нет, - Билл покачал головой, - "С. и Б. ", потому что ты  для  меня
на первом месте.
   - Если я для тебя на первом месте, то ведь и ты для меня тоже.  Билл,
милый, пусть будет "Б. и С. ".
   - Видишь, - сказала Мери Берту, - она  уже  теперь  из  него  веревки
вьет.
   Саксон почувствовала укол в словах Мери.
   - Впрочем, как хочешь. Билли, - сдалась она.
   Он обнял ее.
   - Мы еще об этом потолкуем.
 
 
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
 
   Сара была крайне консервативна. С тех пор как кончилась пора ее любви
и родился первый ребенок, она словно остановилась на одной точке. Ее ду-
ша как будто раз и навсегда приняла определенную форму и так и  застыла.
В Саре еще жили вкусы и предубеждения ее девической поры и той семьи,  в
которой она выросла. Малейшее нарушение обычного уклада  жизни  казалось
ей чуть ли не революцией. Том пережил много таких революций. Три из  них
произошли при перемене квартиры. Третья сломила его, и он  решил  больше
никогда не переезжать.
   Поэтому же и Саксон молчала о своей предстоящей свадьбе до  тех  пор,
пока молчать уже было нельзя. Она ждала бурной сцены и не ошиблась.
   - Как? Боксер? Хулиган? Драчун? - издевалась Сара после целого потока
самых мрачных предсказаний относительно судьбы, ожидающей и ее, Сару,  и
ее детей без тех четырех с половиной долларов, которые еженедельно  пла-
тила Саксон. - Не знаю, что сказала бы твоя мать, если бы она дожила  до
того, что ты свяжешься с таким типом, как этот Билл Роберте.  Билл!  Она
никогда бы не вышла за человека, которого зовут Билл, она  была  слишком
деликатно воспитана. Одно могу сказать, тебе придется распроститься и  с
шелковыми чулками и с тремя парами туфель. Скоро ты будешь бога благода-
рить, что у тебя на ногах старые гетры да  бумажные  чулки  по  двадцать
пять центов за две пары.
   - О!.. Я уверена, что у Билли хватит средств купить мне любые  башма-
ки, - возразила Саксон, гордо откинув голову.
   - Ты не знаешь, что говоришь... - Сара злорадно захохотала. - Вот по-
дожди, пойдут ребята... а они родятся гораздо быстрее, чем растет  зара-
ботная плата.
   - Но мы вовсе не собираемся иметь детей... то есть  пока.  Во  всяком
случае не раньше, чем выплатим долг за мебель.
   - Вот какие вы теперь умные стали! В мое время девушки были  поскром-
нее и понятия не имели о таких неприличностях.
   - Это насчет детей? - спросила Саксон с лукавой усмешкой.
   - Да, насчет детей.
   - В первый раз слышу, что дети - неприличность. А у  тебя,  Сара,  их
пять. Значит, как неприлично ты себя вела! Мы с Биллом решили вести себя
скромнее. У нас будут только мальчик и девочка.
   Том чуть не подавился от смеха, но, чтобы не подливать масла в огонь,
спрятал лицо за чашкой с кофе. Сара на минуту  опешила  оттого,  что  ее
оружие обратилось против нее самой, но она была в этих  делах  стреляный
воробей и не замедлила повести нападение с другой стороны:
   - А почему это вам так вдруг загорелось устраивать свадьбу? Очень по-
дозрительно, очень... До чего вы, молодые  девушки,  дойдете!  Срам!  Ни
стыда, ни совести! И все - от этих ваших воскресных танцулек да праздни-
ков. Нынче молодые женщины стали прямо как животные. Такой распущенности
я никогда еще не видела.
   Саксон была вне себя от гнева, но, пока Сара продолжала обличать сов-
ременные нравы. Том ухитрился многозначительно подмигнуть сестре, знака-
ми умоляя ее не сердиться и сохранить мир.
   - Ничего, сестренка, - утешал он Саксон, когда они остались одни. - С
Сарой спорить бесполезно. А Билл Роберте парень хороший. Я о  нем  много
слышал. Ты вполне можешь гордиться таким мужем. И наверняка будешь с ним
счастлива. - Его голос вдруг сорвался, лицо стало сразу старым  и  очень
усталым. Он продолжал с тревогой: - Только не бери пример с Сары. Не пи-
ли его. Что бы ни случилось, не пили. Не читай ему  постоянно  нравоуче-
ний. Дай и ему иногда высказать свой взгляд. Ведь  у  мужчин  тоже  есть
здравый смысл, даже если Сара этого не признает. И все-таки она меня лю-
бит, хотя этого, может быть, и не заметно. А ты должна  любить  мужа  не
только про себя, но так, чтобы твою любовь он видел и чувствовал.  И  он
сделает все, что ты захочешь. Пусть иной раз поступит по-своему, -  тог-
да, поверь мне, он и тебе даст больше воли. А главное, люби его  и  счи-
тайся с его мнением, - ведь он же в конце концов не дурак. И жизнь  пой-
дет у вас отлично. Сара все заставляет меня делать из-под палки, а  ведь
от меня молено этого же добиться лаской.
   - Обещаю тебе. Том, я буду делать все, как  ты  говоришь,  -  сказала
Саксон, улыбаясь сквозь слезы и тронутая сочувствием брата. - Но я преж-
де всего буду стремиться к другому: я буду стараться, чтобы Билли  любил
меня и не переставал любить. Тогда не нужны будут и  все  эти  хитрости.
Понимаешь? Он сделает то, что я пожелаю, просто из любви ко мне.
   - Правильно надумала, сестренка! Держись этого, и вам будет хорошо.
   Когда через некоторое время Саксон надела шляпу и отправилась в  пра-
чечную, оказалось, что брат поджидает ее за углом.
   - Слушай, Саксон, - начал он торопливо и вместе с  тем  запинаясь,  -
то, что я сказал насчет Сары... знаешь... ты не подумай чего плохого или
что я несправедлив к ней... Она женщина честная, верная. И ведь,  право,
жизнь у нее очень нелегкая. Я скорее откушу себе язык, чем скажу про нее
плохое. У всякого свое. Проклятая бедность - вот в чем дело. Верно?
   - Ты всегда так хорошо относился ко мне. Том.
   Я этого никогда не забуду. И я знаю, у Сары, несмотря на  все,  самые
лучшие намерения.
   - Я не смогу сделать тебе никакого свадебного подарка, -  сказал  Том
виноватым тоном, - Сара и слышать не хочет. Она говорит, - когда мы  же-
нились, мои родственники нам тоже ничего не подарили. Но все-таки у меня
для тебя есть сюрприз. И ты ни за что не угадаешь, какой.
   Саксон посмотрела на него вопросительно.
   - Когда ты сказала, что выходишь замуж,  мне  сразу  же  пришла  одна
мысль. Я написал брату Джорджу и попросил его прислать эту вещь для  те-
бя. И он ее прислал. Я ничего тебе не говорил,  потому  что  боялся,  не
продал ли он ее. Серебряные шпоры он действительно продал - должно быть,
деньги были нужны. А эту вещь я просил его выслать  мне  на  мастерскую,
чтобы не раздражать Сару, и вчера вечером потихоньку принес ее и спрятал
в дровяном сарае.
   - Наверно, что-нибудь принадлежавшее отцу? Да? Правда? Скажи  скорее,
что?
   - Его сабля.
   - Та, которую он брал с собой, когда ездил на чалом коне? Ах, Том! Ты
не мог мне сделать лучшего подарка! Идем обратно. Я хочу  сейчас  же  ее
видеть. Пройдем потихоньку с черного хода. Сара в кухне стирает и раньше
чем через час белье развешивать не будет.
   - Я говорил с Сарой насчет того, чтобы отдать тебе старый материнский
комод, - шептал Том, пробираясь с Саксон по узкому проулку между домами,
- но она встала на дыбы и заявила, что Дэзи была не только твоей,  но  и
моей матерью, хоть у нас и разные отцы, что комод этот всегда  принадле-
жал ее роду, а не семейству капитана Кита, и что, значит, он мой, а  раз
он мой, так она...
   - Не беспокойся, - возразила Саксон. - Вчера вечером она мне  продала
его. Сара ждала меня и была очень возбуждена.
   - Странно. Она сердилась на меня весь день после того, как я  загово-
рил с ней об этом. Сколько ты ей отдала за него?
   - Шесть долларов.
   - Грабеж! Разве он стоит этих денег? - возмутился  Том.  -  Он  очень
старый и с одного боку треснул!
   - Я бы дала и десять. Я не знаю, что бы дала за него,  Том.  Ведь  он
мамин, ты же знаешь. Я помню, как он стоял у нее в  комнате,  когда  она
еще была жива.
   В сарае Том достал спрятанное в дровах сокровище и развернул  бумагу,
в которую оно было завернуто. Перед ними  оказалась  ржавая  зазубренная
тяжелая сабля старинного образца, какую обычно носили кавалерийские офи-
церы в Гражданскую войну. Она висела на изъеденном молью поясе из  плот-
ного малинового шелка, украшенном тяжелыми шелковыми кистями.  Саксон  в
нетерпении почти вырвала ее у брата, вынула из ножен и приложилась к хо-
лодной стали губами.
   Наступил последний день ее работы в прачечной. Вечером Саксон  должна
была окончательно с нею распроститься. А на другой день в пять часов по-
полудни они с Биллом пойдут к судье, и тот их поженит. Берт и Мери будут
свидетелями, потом они отправятся вчетвером в ресторан Барнума, и там, в
отдельном кабинете, состоится свадебный ужин. После ужина  Берт  и  Мери
отправятся на вечеринку в зал Миртл, а Билл и Саксон поедут  на  трамвае
на Пайн-стрит. У рабочих медового месяца не бывает, и  Биллу  предстояло
на другой день в обычный час явиться на работу.
   Все женщины в гладильной тонкого крахмального белья знали, что Саксон
с ними последний день. Многие за нее радовались,  иные  завидовали,  что
она заполучила себе мужа и освободится от каторжной работы у  гладильной
доски. Ей пришлось выслушать немало шуток по своему адресу, - но  такова
была участь всех девушек, выходивших замуж из прачечной, да и, кроме то-
го, она чувствовала себя такой счастливой, что не могла обижаться на эти
иногда и грубоватые, но всегда добродушные шутки.
   Среди облаков пара,  на  фоне  воздушного  батиста  и  кисеи,  быстро
скользивших под ее руками, перед нею одна за другой вставали картины  ее
будущей жизни в маленьком домике на Пайн-стрит. И она, не смолкая,  мур-
лыкала себе под нос, переиначивая по-своему припев одной очень известной
в то время песенки:
   Когда тружусь, когда тружусь,
   Тружусь я ради Билли.
   К трем часам усталость работниц-сдельщиц в этой душной и сырой комна-
те достигла крайних пределов. Пожилые женщины тяжело  вздыхали,  молодые
побледнели, их черты заострились, под глазами легли черные  тени,  -  но
все продолжали с неослабным усердием  водить  утюгами.  Недремлющее  око
старшей мастерицы зорко следило за тем, чтобы вовремя предупредить любой
истерический припадок. Одна молодая девушка, сутулая и узкогрудая,  была
тотчас же удалена из комнаты, как только старшая заметила, что она гото-
ва потерять сознание.
   Вдруг Саксон вздрогнула от дикого, нечеловеческого  вопля.  Натянутые
нервы не выдержали, и десятки женщин разом приостановили работу, -  одни
замерли, держа утюги на весу, у других они выпали из рук.  Этот  ужасный
вопль издала Мери, и  Саксон  увидела  на  ее  плече  странного  черного
зверька с большими изогнутыми крыльями. Вскрикнув, Мери в испуге  присе-
ла, и странный зверь, взлетев над  нею,  метнулся  соседней  гладильщице
прямо в лицо. Та взвизгнула и лишилась чувств. Летающее существо  броса-
лось туда и сюда, а женщины вопили, визжали, размахивали  руками,  пыта-
лись выбежать из гладильни или прятались под гладильные доски.
   - Да это просто летучая мышь!  -  кричала  старшая  мастерица  в  бе-
шенстве. - Что, вы никогда летучей мыши не видели? Съест  она  вас,  что
ли?
   Но это были женщины из простонародья, и успокоить их оказалось нелег-
ко. Те, кто не мог видеть причины переполоха, но были взвинчены и переу-
томлены не меньше остальных, тоже поддались панике и закричали: "Пожар!"
Давка у дверей усилилась.
   Все они выли в один голос - пронзительно, бессмысленно, отчаянно; и в
этом вое бесследно утонул  увещевающий  голос  старшей.  Саксон  сначала
просто испугалась, но общая паника захватила и ее. Правда, она не крича-
ла, но бросилась бежать вместе со всеми. Когда орда  обезумевших  женщин
хлынула в соседнее помещение, все работавшие там присоединились к ней  и
тоже бежали от неизвестной опасности. Через десять минут прачечная опус-
тела, осталось только несколько мужчин бродивших по комнатам  с  ручными
гранатами и тщетно пытавшихся выяснить причину переполоха.
   Старшая мастерица, женщина серая, но решительная, была  вначале  тоже
подхвачена толпой, однако она вырвалась, повернула обратно и быстро пой-
мала незрячую нарушительницу спокойствия, накрыв ее бельевой корзиной.
   - Я не знаю, как выглядит бог, но черта я теперь видела, - проговори-
ла, захлебываясь смехом и слезами, взволнованная Мери.
   Саксон очень сердилась на себя за то, что так перепугалась  и  вместе
со всеми бессмысленно бежала из прачечной.
   - Какие мы дуры! - сказала она. - Ведь это  просто  летучая  мышь.  Я
слышала о них. Они живут в лесу. Говорят, они совершенно  безобидные,  а
днем они слепые. Вот почему все и случилось.  Просто  маленькая  летучая
мышь!
   - Ну, ты меня не разуверишь, - отозвалась Мери.  -  Это,  несомненно,
был черт. - Она несколько раз всхлипнула, потом снова засмеялась нервным
смехом. - Ты видела - миссис Бергстром упала в обморок. А ведь оно  едва
коснулось ее лица! Мне что-то село на плечо,  а  потом  я  почувствовала
что-то на шее - точно рука мертвеца. Однако я не упала. - Она снова зас-
меялась. - Может быть, я слишком напугалась, и мне было уже не до  обмо-
рока...
   - Вернемся, - предложила Саксон. - Мы и так потеряли полчаса.
   - Ни за что! Хоть бы мне расстрелом грозили. Я иду домой. Да разве  я
могу сейчас гладить? Меня всю трясет.
   Одна из женщин сломала себе руку, другая - ногу, у  многих  оказались
ссадины и ушибы. Никакие уговоры и объяснения старшей мастерицы не могли
заставить напуганных гладильщиц вернуться к работе. Они слишком перевол-
новались и разнервничались, и только немногие нашли  в  себе  достаточно
мужества, чтобы вернуться в помещение прачечной за шляпами и  корзинками
остальных. Лишь несколько девушек опять взялись за утюги. Среди них была
Саксон, и она проработала до шести часов.
 
 
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
 
   - Ах, Берт! Ну зачем ты напился? - воскликнула Мери с укором.
   Они сидели вчетвером в отдельном кабинете у Барнума. Скромный свадеб-
ный ужин, показавшийся Саксон, однако, чересчур роскошным,  был  съеден.
Берт, держа в руке стакан красного калифорнийского вина,  которое  здесь
стоило пятьдесят центов бутылка, поднялся и пожелал произнести речь. Ли-
цо его раскраснелось, черные глаза лихорадочно блестели.
   - Ты уже выпил еще до того, как зайти за мной, - продолжала Мери. - Я
это вижу по всему.
   - Ошибаетесь, дорогая, разуйте глаза, - возразил он. - Бертрам сегод-
ня в наилучшем виде, - Он встал для того, чтобы пожать руку своему  ста-
рому товарищу. - Билл! Дружище! Давай лапу! Приходится нам с тобой расп-
рощаться! Здравствуйте и до свидания! Ты теперь человек женатый, Билл, и
будешь домоседом. Гулять с парнями уже не придется. Ты должен теперь бе-
речь себя, застраховать свою жизнь от несчастных случаев...  вступить  в
строительный кооператив... сделаться членом кассы взаимопомощи  и  похо-
ронного бюро...
   - Перестань, Берт, - прервала его Мери. - Разве на свадьбе говорят  о
похоронах? Как тебе самому не стыдно!
   - Стой! Подожди, Мери. Я вовсе не хотел... Я сейчас скажу, что я  ду-
мал... Совсем не про то, про что она говорит...  Подождите...  Я  сказал
"похоронное бюро"? Да? Я же не собирался  омрачить  настроение  веселого
общества... Наоборот...
   Он явно запутался, и Мери торжествующе покачала головой. Но  это  его
снова подстегнуло.
   - Подождите, дайте сказать, почему  я  упомянул...  Потому,  что  ты,
друг, подцепил такую зажигательную жену, такую раскрасотку. Все  молодые
люди от нее без ума, и если они начнут за ней бегать, то что  ты  сдела-
ешь, Билл? У тебя окажется много работы. И разве тебе не понадобится по-
хоронное бюро, чтобы их всех хоронить? По-моему -  да.  Я  только  хотел
похвалить твой вкус по части женщин, это Мери мне помешала.
   Его блестящие глаза с насмешливым торжеством остановились на Мери.
   - Кто говорит, что я нализался? Я? Ничего подобното. Я вижу  все  со-
вершенно ясно, как днем. Я вижу моего старого друга Билла - и, заметьте,
одного, а не двух Биллов. Он от роду не  бывал  двуличным.  Билл!  Друг!
Когда я вижу тебя теперь в брачном хомуте, мне становится грустно -  да,
грустно. - Он оборвал свою речь и обратился к Мери. - Не кипятись,  ста-
руха! Я знаю, что говорю. Мой дед был сенатором в своем штате  и  мог  с
утра и до ночи вести приятные разговоры. Я тоже могу... Так  вот,  Билл,
когда я смотрю на тебя, мне делается грустно. Да, грустно. - Он вызываю-
ще взглянул на Мери. - Сам-то я разве не вижу, сколько  ты  забрал  себе
счастья? Верь моему слову - ты умный парень, черт бы побрал всех женщин!
Ты хорошо начал; так и продолжай. Женись, брат,  женись  хоть  на  всех!
Чокнемся, Билл! Ты могикан и храбрец! А скво у тебя первый сорт. Пью  за
ваше здоровье, и за вас обоих, и за ваших будущих крикунов. Дай вам бог!
   Он залпом осушил стакан, упал на стул и уставился на молодых, из  его
глаз медленно катились слезы. Мери тихонько погладила  его  руку,  и  он
совсем раскис.
   - Господи, имею же я право поплакать, - всхлипывал  Берт.  -  Лучшего
дружка своего лишаюсь! Прошлого уже не вернешь,  нет...  никогда...  Как
подумаю о прежних веселых днях с Биллом, о наших проделках, и вижу,  что
вот вы, Саксон, теперь сидите с ним и держитесь за ручки, - я возненави-
деть вас готов.
   - Не грустите, Берт, - ласково улыбнулась Саксон. - Вот и вы  с  Мери
тоже держитесь за руки.
   - Ах, он любит нюни распускать, - сказала Мери резко, в то время  как
ее пальцы нежно перебирали его волосы. - Не грусти, Берт.  Пусть  теперь
Билл ответит на твою замечательную речь.
   Берт подкрепился новым стаканом вина.
   - Валяй, Билл, - воскликнул он. - Теперь твой черед!
   - Я говорить не мастер, - проворчал Билл. - Что мне сказать им,  Сак-
сон? Сказать, как мы счастливы? Они и так знают.
   - Побл