фсоюзных  вожа-
ков Окленда надо либо выгнать из города,  либо  вздернуть.  Здорово,  а?
Ловко придумали!
   То же самое и у нас. Мы объявим забастовку уже не из  сочувствия  за-
водским рабочим, - у нас свои заботы. Они уволили четверых лучших  наших
товарищей, которые были нашими уполномоченными в согласительных комисси-
ях. Уволили без всякого повода. Говорю тебе, хозяева сами вызывают  бес-
порядки, и они их добьются, если будут себя так вести. Мы уже  договори-
лись с союзом портовых рабочих Сан-Франциско. Если  они  нас  поддержат,
это уже кое-что.
   - Значит... вы решили бастовать? - спросила Саксон.
   Он кивнул.
   - Но ведь ты же говоришь, что хозяевам это на руку?
   - Не все ли равно? - пожал Билл плечами и продолжал: -  Лучше  забас-
товка, чем ждать, чтобы тебя выкинули на улицу. Главное - выиграть время
и начать, пока они еще не подготовились. Разве мы не знаем, что они сей-
час делают? Они набирают штрейкбрехеров по всему штату, всяких  конюхов,
живодеров и прочий сброд. Они уже набрали человек сорок, поместили их  в
гостинице в Стоктоне, кормят и содержат, а затем выпустят их на нас;  но
уже не сорок, а несколько сотен. Так что я в эту субботу,  должно  быть,
последний раз принесу заработную плату... на некоторое время.
   Саксон закрыла глаза и несколько минут молча  обдумывала  создавшееся
положение. Не в ее натуре было сразу  впадать  в  панику.  Та  спокойная
уравновешенность, которая в ней так нравилась Биллу, никогда не покидала
ее в критические минуты. Саксон понимала, что  и  она  только  ничтожная
мошка, попавшая вместе со многими другими мошками в  паутину  всех  этих
непонятных и запутанных событий.
   - Что ж, придется взять из сберегательной кассы, чтобы  заплатить  за
квартиру, - спокойно сказала она.
   Лицо Билла вытянулось.
   - У нас в кассе не так много, как ты думаешь, - признался он. -  Надо
было хоронить Берта, и я, знаешь ли, доплатил, сколько не хватало.
   - Сколько же?
   - Сорок долларов. Я надеялся, что мясник и другие  потерпят.  Они  же
знают, что за мной деньги не пропадут. Но они сказали мне прямо: все это
время они давали бастовавшим рабочим в долг, - они же сочувствуют нам, -
а теперь, когда забастовка провалилась, они сами сели на мель. И я взял,
сколько надо было, в кассе. Я был уверен, что ты не  рассердишься.  Ведь
правда?
   Саксон храбро улыбнулась и храбро подавила страх, сжавший ей сердце.
   - Только так и можно было поступить. Билли. Если бы ты лежал больной,
я поступила бы совершенно так же; и то же самое сделал бы для нас с  то-
бой Берт, если бы ты оказался на его месте.
   Его лицо просияло.
   - Молодец, Саксон! Ты настоящий товарищ, и на тебя всегда можно поло-
житься. Ты для меня - все равно что правая рука. Вот почему я говорю: не
надо больше ребят. Если я потеряю тебя, то останусь на всю  жизнь  вроде
калеки.
   Саксон ласково кивнула ему.
   - Надо будет экономить, - задумчиво сказала она. - Сколько у нас  ос-
талось?
   - Что-то около - тридцати долларов. Мне, видишь ли, пришлось еще зап-
латить Марте Скелтон и за... ну и за другое. А тут еще союз решил приго-
товиться на всякий случай и обложил каждого экстренным взносом в  четыре
доллара. Доктор Гентли подождет; так он сказал мне. Вот настоящий  чело-
век, Саксон, даю слово! Понравился он тебе?
   - Да, очень. Но ведь я ничего в докторах не понимаю. Я ни разу к  ним
не обращалась, - только когда мне прививали оспу, и то это делал городс-
кой врач.
   - Похоже, что скоро выступят и трамвайщики. Говорят, в городе появил-
ся Дэн Фэллон. Он прямехонько из Нью-Йорка. Думал пробраться  тайком,  а
рабочие узнали, когда он выехал из Нью-Йорка, и следили за ним все  вре-
мя. Да и как не следить! Он всегда тут как тут, раз дело касается  трам-
вайщиков. И сколько стачек он сорвал! У него есть в запасе  целая  армия
штрейкбрехеров, и он по мере надобности перебрасывает их с места на мес-
то в особых поездах. Окленд еще не видел таких рабочих беспорядков,  как
теперешние. А что еще будет! Небу жарко станет!
   - В таком случае береги себя. Билли. А то я и тебя потеряю.
   - Ах, пустяки! Я умею быть осторожным. Да к тому же не  думаю,  чтобы
мы проиграли. У нас есть некоторые шансы на успех.
   - Но вы их потеряете, если начнете убивать людей.
   - Да. Мы постараемся этого избежать.
   - Не нужно насилия.
   - Револьверов и динамита мы в ход пускать не будем, - сказал он, - но
многим из этих мерзавцев штрейкбрехеров мы морды разукрасим.  Без  этого
не обойдется.
   - Но ты, Билли, ничего такого делать не будешь, правда?
   - Во всяком случае не так, чтобы какой-нибудь подлец мог потом  дока-
зать на меня в суде. - Он быстро перешел на другое: -  Знаешь,  Барри-то
умер. Я не хотел тебе говорить, пока ты совсем не поправишься. Его похо-
ронили на прошлой неделе. А старуха уезжает во Фриско. Она сказала,  что
зайдет попрощаться. Первые несколько дней твоей болезни она очень хорошо
за тобой ухаживала, но потом довела Марту Скелтон до белого каления;  та
уж и не знала, как от нее отделаться.
 
 
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
 
   С тех пор как Билл бастовал и часто уходил дежурить в пикетах. Мерсе-
дес уехала и умер Берт, Саксон оказалась в таком одиночестве, которое не
могло не повлиять даже на ее здоровую натуру. Мери тоже  уехала,  -  она
будто бы получила место экономки в другом городе.
   Билл мало что мог сделать для Саксон в ее  теперешнем  состоянии.  Он
смутно чувствовал, что она страдает, но не  понимал  причины  и  глубины
этих страданий. Его практическая, чисто мужская натура была слишком  да-
лека от той душевной драмы, какую переживала она. Он, в  лучшем  случае,
присутствовал при этой драме как свидетель, -  правда,  благожелательный
свидетель, но видевший очень мало. Для нее ребенок был живым и реальным;
таким она чувствовала его и до сих пор. В этом и состояла ее мука. Ника-
ким усилием воли не могла она заглушить ощущения гнетущей  пустоты.  Ре-
альность этого ребенка доводила ее иногда до галлюцинаций. Ей  казалось,
что где-то он все же существует и она должна найти его. Она ловила  себя
на том, что прислушивается, напрягая слух, к его детскому крику, которо-
го на самом деле не слышала ни разу, но слышала в своем воображении  ты-
сячи раз в счастливые месяцы беременности. Дважды она вставала во сне  с
постели и бродила, разыскивая его, и просыпалась перед комодом своей ма-
тери, где хранилось приданое ребенка. В такие минуты Саксон говорила се-
бе: "И у меня был когда-то ребенок". Она повторяла это вслух и днем, си-
дя у открытого окна и глядя на игравших ребят.
   Однажды, когда она проезжала в трамвае по Восьмой  улице,  около  нее
села молодая мать с лепечущим малышом на руках. И Саксон сказала ей:
   - У меня тоже был ребенок. Он умер.
   Мать испуганно взглянула на нее и невольно крепче прижала к себе  ре-
бенка; но затем выражение ее лица смягчилось, и она ласково сказала:
   - Бедненькая!
   - Да, - повторила Саксон. - Он умер.
   Глаза ее наполнились слезами, но то, что она сказала  вслух  о  своем
горе, принесло ей как бы некоторое облегчение. Весь день потом ее  прес-
ледовало настойчивое желание поведать о нем всем и каждому - и кассиру в
банке, и пожилому приказчику в магазине Сэлингера, и слепой женщине, ко-
торую водил маленький мальчик, игравший на концертино, - всем, кроме по-
лисмена. Полисмены стали теперь для нее какими-то новыми, страшными  су-
ществами. Она видела, как беспощадно они убивали забастовщиков, не менее
беспощадно, чем те - штрейкбрехеров. Но они убивали не из-за куска  хле-
ба, не из-за работы, это были профессиональные убийцы. Убивать  было  их
обязанностью. В тот день, когда они загнали кучку рабочих в  угол  у  ее
крыльца, они могли просто взять и арестовать их, но они этого не  сдела-
ли. И с тех пор, завидев полисмена, она  сходила  с  тротуара,  стараясь
обойти его как можно дальше. Она чувствовала в нем чуждую силу, в  корне
враждебную ей и ее близким.
   Как-то, когда она ждала трамвая на углу Восьмой улицы и Бродвея, сто-
явший на углу полисмен узнал ее и поклонился. Она страшно побледнела,  и
сердце ее мучительно забилось. Но ведь это был просто-напросто Нэд  Гер-
манманн, ее старый знакомый, толстый, мордастый малый, и он казался сей-
час добродушнее, чем когда-либо. В школе они были с ним в  течение  трех
полугодий соседями; потом оба они целых полгода выдавали в классе  книги
перед письменной работой по литературе. В тот день, когда в Пиноле взле-
тели на воздух пороховые заводы и в окнах школы не  осталось  ни  одного
целого стекла, только они одни не поддались общей панике и не бросились,
подобно другим ученикам, бежать на улицу. Они остались в школе,  и  рас-
серженный директор потом водил их из класса в класс, показывая  струсив-
шим ученикам, а затем отпустил домой, наградив за смелость месячными ка-
никулами. Окончив ученье, Нэд Германманн поступил в полицию, женился  на
Лине Хайлэнд, и Саксон слышала, что у них уже пятеро детей.
   И все-таки он был теперь полисменом, а Билл забастовщиком. Разве  тот
же Нэд Германманн не может в один прекрасный день броситься на  Билла  и
бить его и стрелять в него, как это делали перед ее крыльцом так недавно
другие полисмены?
   - Что с тобою, Саксон? - спросил Нэд. - Больна?
   Она покачала головой и, не будучи в силах произнести ни слова, поспе-
шила к трамваю, который как раз остановился.
   - Давай я помогу тебе, - предложил он, когда она хотела подняться  на
подножку.
   В испуге она отшатнулась и отрывисто пробормотала:
   - Нет, я сама... я не поеду на нем; я забыла одну вещь.
   И она поспешно свернула с Бродвея на Девятую улицу, Пройдя  несколько
шагов по Девятой, она вернулась по Кэли-стрит обратно на Восьмую и  села
в другой трамвай.
   По мере того как проходили летние месяцы,  положение  в  Окленде  все
обострялось. Можно было подумать, что капиталисты  выбрали  именно  этот
город для борьбы с рабочим движением. В результате забастовок, локаутов,
а также свертывания производства во многих смежных  отраслях,  появилось
столько безработных, что поступить куда-нибудь даже  чернорабочим  стало
очень трудно. Билл иной раз доставал поденную работу, но сводить концы с
концами они все же не могли, несмотря на небольшое  пособие,  выдаваемое
вначале стачечным комитетом, и суровую бережливость Саксон.
   Их питание совсем не походило на то, какое они позволяли себе в  пер-
вый год после свадьбы. Не только все продукты были худшего качества,  но
от многого пришлось совсем отказаться. Мясо, даже самое плохое,  подава-
лось очень редко. Свежее молоко они заменили сгущенным, но и его  теперь
уже не покупали. Масло, если оно было, съедалось в пять  раз  медленнее,
чем раньше. Билл, привыкший выпивать за завтраком три чашки кофе,  огра-
ничивался теперь одной. А Саксон каждый раз кипятила этот кофе невероят-
но долго, и стоил он всего двадцать центов за фунт.
   Безработица наложила свой отпечаток и на всех окрестных жителей.  Ра-
бочие, не участвовавшие в забастовке непосредственно, вовлекались в  нее
косвенно или лишались работы, оттого что предприятие свертывалось.  Мно-
гие холостые молодые люди съезжали с квартир, где они снимали комнаты, и
квартирная плата ложилась еще большим бременем на плечи их хозяев.
   - Господи, боже мой! - жаловался мясник в разговоре с Саксон.  -  Мы,
рабочий люд, все страдаем! Моей жене не на что пойти к зубному врачу.  А
мне скоро грозит банкротство.
   Однажды, когда Билл хотел заложить часы, Саксон посоветовала ему  за-
нять денег у Билла Мэрфи.
   - Я и сам об этом думал, - возразил Билл. - Но теперь просить у  него
невозможно. Я не рассказал тебе, что  произошло  во  вторник  вечером  в
спортивном клубе? Ты помнишь этого болвана, чемпиона  флота  Соединенных
Штатов? Билл должен был бороться с ним и считал, что  деньги  у  него  в
кармане. К концу шестого раунда тот уж совсем выбился из сил, и Билл на-
деялся на седьмом покончить с ним. А тут, как назло,  -  такое  уде  его
счастье, ведь он тоже сидит без работы, - Билл неизвестно каким  образом
ломает себе правую руку и ключицу. Разумеется, этот дурак  бросается  на
него, и - плакали его денежки! Да! Вот уж можно сказать, нам, могиканам,
теперь как-то особенно не везет.
   - Не надо! - воскликнула Саксон, невольно вздрогнув.
   - Чего не надо? - спросил Билл, разинув рот от удивления.
   - Не повторяй этого. Так всегда говорил Берт.
   - Ах, могикане! Ладно, не буду. Ты, надеюсь, не суеверна?
   - Нет, но это очень меткое слово, и я боюсь его.
   Иногда мне кажется - Берт был прав. Да, все изменилось.
   Даже со времени моего детства. Мы перешли через прерии и открыли  эту
страну, а теперь мы даже не можем получить работу, чтобы прожить в  ней.
И ни ты, ни я в этом не повинны. Будем мы жить хорошо или плохо - оказы-
вается, только дело случая. Иначе всего этого никак не объяснишь.
   - Меня что поражает, - отозвался Билл. - Вспомни, как я  прошлый  год
работал! Ни одного дня не пропустил. И в этом году не собирался  пропус-
кать, а теперь вот проходят недели и месяцы, а я палец о палец не ударю.
   Саксон перестала выписывать газету, но сын Мэгги  Донэхью,  газетчик,
нередко забрасывал ей экстренный выпуск "Трибьюн". В передовицах говори-
лось о том, что профсоюзы пытаются управлять страной  и  только  сбивают
народ с толку и вредят. "Во всем виноват восставший  рабочий  класс",  -
изо дня в день твердили передовицы. А Саксон и верила и не верила: соци-
альная загадка была слишком запутанна и сложна.
   Забастовка возчиков, поддерживаемая возчиками Сан-Франциско и  союзом
портовых рабочих, обещала затянуться надолго, даже вне зависимости от ее
исхода.
   Оклендские конюхи и их помощники, за  немногими  исключениями,  также
примкнули к забастовщикам. Транспортные  фирмы  не  могли  и  наполовину
справиться со своими обязательствами,  но  им  помогал  оклендский  союз
предпринимателей. А большая часть предпринимательских объединений Тихоо-
кеанского побережья поддерживала оклендских предпринимателей.
   Саксон уже месяц не платила за квартиру, а так как платить надо  было
вперед, то это равнялось двум месяцам. В течение  двух  месяцев  она  не
вносила и за мебель. Однако Сэлингер пока терпел и не слишком нажимал  с
деньгами.
   - Мы готовы всячески идти вам навстречу, -  сказал  ей  представитель
фирмы. - Моя задача - получить с вас все, что только возможно, но притом
не слишком вас притесняя. Сэлингеры стараются поступать по справедливос-
ти, но ведь и хозяевам приходится туго. Вы понятия не имеете, сколько  у
них теперь таких должников, как вы! Рано или поздно им придется  принять
меры, а то они сами сядут на мель. А вы пока постарайтесь набрать к  бу-
дущей неделе хоть пять долларов, чтобы их успокоить.
   Один из конюхов по фамилии Гендерсон, работавший там же, где и  Билл,
не  примкнул  к  забастовке.  Несмотря  на  требование   хозяев,   чтобы
штрейкбрехеры и ели и ночевали в конюшнях, он, не в пример прочим,  каж-
дый вечер уходил в свой маленький домик. Гендерсон жил тут же за  углом,
недалеко от Саксон. Она нередко видела, как он отправляется на работу, с
независимым видом помахивая своим обеденным судком, а  соседские  ребята
бегут за ним на почтительном расстоянии и хором кричат ему вслед, что он
штрейкбрехер и негодяй.
   Но однажды вечером, словно бросая всем вызов, он рискнул зайти в  бар
"Приют плотников", находившийся на углу Седьмой и  Пайн-стрит.  На  свое
несчастье, он встретился там с Отто Фрэнком, предадим товарищем  по  ко-
нюшне, участвовавшим в забастовке. Не прошло и нескольких минут, как ка-
рета скорой помощи уже во весь  дух  везла  его  с  разбитой  головой  в
больницу, а полицейский автомобиль мчал с неменьшей скоростью  Фрэнка  в
городскую тюрьму.
   Мэгги Донэхью рассказала об этом Саксон, и лицо ее сияло.
   - Так ему и надо, подлецу штрейкбрехеру, - закончила она.
   - Ну, а его бедная жена? - воскликнула Саксон. - У  нее  плохое  здо-
ровье! А дети? Ей ни за что не прокормить их, если он умрет.
   - И ей тоже поделом, мерзавке!
   Саксон была огорчена и возмущена жестокостью ирландки. Но Мэгги оста-
валась непреклонной.
   - Ни она, ни другие женщины ничего лучшего не  заслуживают,  раз  они
продолжают жить с мужем штрейкбрехером... А ребята? Пусть передохнут,  -
ведь их отец отнимает кусок хлеба у наших детей.
   Другое дело миссис Олсен. Та пожалела бедных детей и жену Гендерсона,
но только поохала, а все свое внимание обратила на семью Отто Фрэнка,  -
его жена была ее родной сестрой.
   - Если Гендерсон умрет, - сказала она, - Отто повесят.  А  что  тогда
ждет бедную Гильду? У нее же расширение вен, и она не в состоянии  рабо-
тать целый день стоя... А я - я тоже не могу ей помочь. Ведь и мой  Карл
сидит без работы.
   Билла это беспокоило еще и с другой стороны.
   - Это плохо для всего нашего дела, в особенности если  Гендерсон  по-
дохнет, - огорченно пояснил он, придя домой. - Фрэнка  немедленно  пове-
сят. Кроме того, придется нанимать защитника, а они дерут, как  дьяволы!
Эти юристы прогрызут в нашем бюджете такую дыру, что  проезжай  хоть  на
четверке. Если бы не водка, Фрэнк никогда бы этого не сделал. Трезвый  -
он самый смирный и кроткий человек на свете.
   В тот вечер Билл два раза ходил справляться, жив Гендерсон или  умер.
Утренние газеты подавали мало надежды на его выздоровление, а в вечерних
уже было извещение о его смерти. Отто Фрэнк сидел в тюрьме, и на  поруки
его не отпустили. Газета "Трибыон" требовала немедленного суда и  казни,
призывая присяжных мужественно выполнить свой долг, и подробно распрост-
ранялась о том, какое моральное воздействие это окажет на преступный ра-
бочий класс. Далее газета подчеркивала, что еще более благотворное влия-
ние на чернь, схватившую Окленд за горло, оказали бы пулеметы.
   Все эти события не могли не затрагивать Саксон. Она чувствовала,  что
совершенно одинока, муж был единственный близкий ей человек, а  происхо-
дившее угрожало их жизни и их взаимной любви. С той минуты, как он  ухо-
дил из дому, и до его возвращения она не знала покоя. Иногда она  видела
на его руках свежие ссадины и, хотя он ничего не говорил ей,  угадывала,
что и он участвует в драках. В такие дни он бывал обычно особенно мрачен
и молчалив и либо сидел, о чем-то размышляя, либо тут же ложился  спать.
Она стала бояться, как бы его мрачная скрытность не перешла в  привычку,
и смело решилась вызвать его на откровенность. Однажды она взобралась  к
нему на колени, одной рукой обвила его шею, а другой откинула ему волосы
и стала разглаживать на его лбу морщинки.
   - Билли, милый, послушай, - начала она шутливо. - Ты  поступаешь  не-
честно, я так больше не согласна! - Она зажала ему рукой рот. - Нет, те-
перь дай уж мне сказать, раз ты сам молчишь. Помнишь наш  уговор  -  все
друг другу рассказывать и вместе обсуждать. Правда,  я  первая  нарушила
этот договор, когда стала продавать свои вещицы миссис Хиггинс и все  от
тебя скрыла. И мне очень жаль, что я так поступила. До сих пор жаль.  Но
потом это больше не повторялось. А теперь ты нарушаешь наше условие:  ты
мне о своих делах ничего не говоришь.
   Билли, ты же мне дороже всего на свете. Ты это знаешь.  И  всегда  мы
делили друг с другом и радость и горе, но теперь  ты  что-то  скрываешь.
Каждый раз, когда у тебя разбиты пальцы, ты что-то не договариваешь. Ес-
ли ты мне не можешь довериться, то уж не знаю  -  кому.  А  ведь  я  так
сильно люблю тебя, что, как бы ты ни поступал, все равно буду любить.
   Билл ласково, но с недоверием посмотрел на нее.
   - Не скрытничай, - настаивала она. - Помни, ты всегда можешь на  меня
опереться.
   - А ты бранить меня не станешь? - спросил он.
   - Ну как я могу? Разве я твой хозяин. Билли? Я ни за что на свете  не
стала бы тобой командовать. Если бы ты позволил собой командовать, я  бы
любила тебя гораздо меньше.
   Он медленно обдумывал ее слова и, наконец, кивнул го