агодари за добрые пожелания и пожелай им от нас того же.  Скажи
им, что мы всегда будем счастливы. И что мы  всегда  все  четверо  будем
дружить, как и раньше. И что мы их приглашаем в следующее воскресенье  к
нам обедать. Пайн-стрит, пятьсот семь. А если ты, Мери,  захочешь  прие-
хать в субботу с вечера, ты можешь переночевать в комнате для гостей.
   - Ты сказала гораздо лучше, чем сказал бы я! - и Билл захлопал в  ла-
доши. - Молодчина, Саксон! Что я могу прибавить к  твоим  словам?  Очень
немногое. А все-таки кое-что прибавлю.
   Он встал и взял в руку стакан. От темных густых бровей и темных  рес-
ниц его голубые глаза казались синими и еще  больше  оттеняли  белокурые
волосы и светлую кожу; гладкие юношеские щеки покрылись легким румянцем,
но не от вина, - он пил всего второй стакан, - а от здоровья и  счастья.
Саксон смотрела на него с чувством гордости, радуясь тому,  что  он  так
хорошо одет, такой сильный, красивый, опрятный. Он - ее  муж-мальчик,  и
она гордилась собой, своей женской прелестью  и  желанностью,  благодаря
которым у нее такой удивительный возлюбленный.
   - Так вот, Берт и Мери, - начал он. - Вы сидите с нами за нашим  сва-
дебным ужином. Мы приняли к сердцу все ваши добрые пожелания, желаем то-
го же и вам, и, говоря так, мы имеем в виду гораздо больше, чем вы дума-
ете. Мы с Саксон считаем, что долг платежом красен. И хотим, чтобы  нас-
тупил день, когда мы, наоборот, будем гостями на вашем свадебном  ужине!
И тогда, если вы соберетесь к нам в воскресенье обедать, вы  оба  можете
ночевать в свободной комнате. Разве зря я обставил ее? Как  вы  думаете,
а?
   - Вот уде чего никак от вас не ожидала. Билли! - воскликнула Мери.  -
Да вы хуже Берта. Ну, все равно...
   Из глаз ее неожиданно брызнули слезы. Голос дрогнул и оборвался;  за-
тем, улыбнувшись, она обернулась к Берту, который обнял ее и  посадил  к
себе на колени.
   Выйдя из ресторана, все четверо пошли вместе по Восьмой и  Бродвею  и
остановились у трамвайной остановки.
   Берт и Билл чувствовали себя неловко и молчали под влиянием  какой-то
внезапно возникшей между ними отчужденности. Но  Мери  обняла  Саксон  с
нежной заботливостью.
   - Ничего, детка, - шептала Мери. - Ты не пугайся, все обойдется.  По-
думай обо всех прочих женщинах на свете.
   Кондуктор дал звонок, и обе пары расстались, торопливо бормоча всякие
пожелания.
   - Ах ты, могикан! - крикнул Берт, когда трамвай тронулся. - И вы, мо-
гиканша!
   - Не забудь того, что я тебе сказала, - напомнила  Мери,  прощаясь  с
Саксон.
   Трамвай остановился на углу Седьмой и Пайн-стрит, это  была  конечная
остановка. Отсюда до дома молодых оставалось не больше  двух  кварталов.
На крыльце Билл вынул из кармана ключ.
   - Правда, чудно? - сказал он, поворачивая ключ в замке. - Ты да я,  и
больше никого. Одни!
   Пока он зажигал в гостиной лампу, Саксон стала снимать  шляпу.  Затем
он прошел в спальню, зажег свет и там, вернулся и остановился в  дверях.
Саксон, все еще в смущении возившаяся со шпильками  от  шляпы,  украдкой
взглянула на него. Он протянул к ней руки.
   - Ну? - сказал он.
   Она подошла к нему, и  он  почувствовал,  как  она  задрожала  в  его
объятиях.
 
 
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
 
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
 
   Вечером, на другой день после свадьбы, когда Билл, возвращаясь домой,
поднялся на крыльцо, Саксон встретила его в дверях.  Поцеловавшись,  они
пошли рука об руку через гостиную в кухню, и Билл, остановившись на пол-
дороге, с удовольствием потянул носом.
   - Послушай, Саксон, у нас в доме ужасно хорошо пахнет! Это не  только
запах кофе, хотя я различаю и его. Пахнет во всех комнатах, пахнет... ну
я не знаю чем, просто хорошо пахнет!
   Пока он мылся над раковиной, она поставила на плиту сковородку. Выти-
рая руки и наблюдая за женой, он издал одобрительное восклицание,  когда
она положила на сковородку бифштекс.
   - Где это ты научилась жарить бифштекс на раскаленной сковородке  без
масла? Это лучший способ, но почему-то женщины его не признают.
   Когда она сняла крышку со второй сковородки, чтобы помешать  кухонным
ножом какое-то аппетитное кушанье, он подошел к Саксон  сзади,  просунул
руки под ее опущенные локти, обхватил грудь и склонил голову ей на  пле-
чо, так что его щека коснулась ее щеки.
   - М-м-м!.. Жареная картошка с луком, как, бывало, готовила моя  мать.
Чудесная штука! И до чего хорошо пахнет!
   Он отпустил жену, и его щека ласково скользнула вдоль ее щеки. Но за-
тем он снова обнял ее; она почувствовала его губы  на  своих  волосах  и
слышала, как он вдыхает их запах.
   - М-м-м!.. А как хорошо пахнет от тебя самой! Я раньше никак  не  мог
понять, когда говорили про женщину, что она упоительная. А теперь  пони-
маю. Но такой упоительной, как ты, я еще не встречал.
   Он был несказанно счастлив. Причесавшись в спальне, он сел против нее
за маленький столик и, уже взяв в руки нож и вилку, сказал:
   - Знаешь, быть женатым очень приятно, а послушаешь всех этих  женатых
людей... Даю слово, Саксон, мы могли бы их кое-чему  научить.  Мы  можем
дать им много очков вперед и все-таки выиграть. Одним только  я  недово-
лен.
   Мгновенно вспыхнувший в ее глазах испуг заставил его рассмеяться.
   - Тем, что мы не поженились раньше. Подумай, сколько дней я потерял!
   Ее глаза засияли счастьем и благодарностью, и она поклялась себе, что
так будет в течение всей их супружеской жизни.
   Они кончили ужинать, она убрала со стола и принялась мыть над ракови-
ной посуду. Когда он сделал попытку перетирать ее, Саксон  схватила  его
за полу пиджака и толкнула обратно на стул.
   - Сиди и радуйся, что можешь отдохнуть. Нет, нет,  изволь  слушаться!
Выкури сигару. Нечего следить за тем, что я делаю. Вот тебе  сегодняшняя
газета. И если ты не очень спешишь прочесть ее, ты оглянуться  не  успе-
ешь, как я кончу с посудой.
   Пока он курил и читал газету, она то и дело украдкой на него погляды-
вала. Еще одного не хватает для полного уюта - туфель.
   Через несколько минут Билл со вздохом отодвинул от себя газету.
   - Бесполезно, - сказал он. - Я все равно не могу читать.
   - Почему? - лукаво спросила она. - Глаза болят?
   - Да нет. Что-то застилает их; это пройдет, если я буду  смотреть  на
тебя.
   - Сейчас, мой мальчик. Я освобожусь через минутку.
   Прополоскав кухонное полотенце и вычистив раковину, она сняла с  себя
фартук, подошла к Биллу и поцеловала его сначала в один  глаз,  потом  в
другой.
   - Ну, теперь лучше?
   - Немножко получше.
   Она повторила свое лечение.
   - А теперь?
   - Еще лучше.
   - А теперь?
   - Совсем хорошо.
   Однако, подумав, он заявил, что правый глаз еще немного болит.
   Во время лечения этого глаза она вдруг вскрикнула, словно от боли.
   - Что с тобой? Тебе больно?
   - Глаза. Они тоже ужасно заболели.
   Тут они поменялись ролями, и Билл стал врачом, а она пациенткой. Ког-
да оба вылечились,  она  повела  его  в  гостиную,  где  они  ухитрились
усесться вдвоем в большом мягком кресле, стоявшем у открытого окна.  Это
была самая дорогая вещь в доме. Кресло стоило семь с половиной долларов,
и Саксон, даже не мечтавшая о таком великолепии, ощущала в течение всего
дня легкие уколы совести.
   В комнату лился свежий соленый запах моря, который по вечерам так ра-
дует жителей приморских городов. На железнодорожных путях пыхтели  паро-
возы и слышался грохот поездов, замедлявших ход между молом и Оклендским
вокзалом; доносились крики детей, обычно игравших на улице в летние  ве-
чера, и негромкие голоса хозяек из соседнего дома, вышедших посидеть  на
крылечке и посудачить.
   - Что может быть лучше этого? - прошептал Билл. - Как вспомню о своей
меблированной комнатенке за шесть долларов, так даже грустно становится!
Сколько времени я зря потерял. Одно только меня утешает: если бы я отту-
да съехал раньше, я бы не встретил тебя. Ведь я еще месяц назад даже  не
подозревал, что ты живешь на свете.
   Его рука скользнула вверх по ее обнаженной руке и пробралась под  ру-
кав.
   - Какая у тебя свежая кожа, - сказал он. - Не холодная, а именно све-
жая. Так приятно ее касаться.
   - Ты скоро сделаешь из меня холодильник! - засмеялась она.
   - И голос у тебя какой-то свежий, - продолжал он.  -  Когда  я  слышу
его, у меня такое чувство, будто ты  кладешь  мне  руку  на  лоб.  Очень
странно. Я не знаю, как объяснить, но твой голос словно  проходит  через
всего меня - чистый и свежий. Как ветерок - такой приятный, знаешь, ког-
да он подует с моря после - жаркого, душного дня. А если ты говоришь ти-
хо, твой голос звучит мягко и певуче, точно виолончель в оркестре театра
Макдоноу. И никогда у тебя он не доходит до высоких нот, никогда не  бы-
вает резким, визгливым, не дерет слух, как голоса иных женщин, если  они
сердятся или возбуждены;  они  напоминают  мне  заигранную  граммофонную
пластинку. А твой голос так и льется в душу,  я  даже  дрожать  начинаю,
будто от свежести. Просто наслажденье.  Мне  кажется,  у  ангелов,  если
только они существуют, должен быть такой голос.
   Несколько минут прошло в молчании; она чувствовала такое  невыразимое
счастье, что только провела рукой по его волосам и без слов прижалась  к
нему. Затем Билл продолжал:
   - Хочешь знать, кого ты мне напоминаешь? Видела ты когда-нибудь моло-
дую породистую кобылу с блестящей атласной шерстью и до того нежной  ко-
жей, что на ней остается след от малейшего прикосновения хлыста? Она та-
кая чуткая, нервная, а может превзойти выносливостью самую  крепкую  не-
объезженную лошадь, - и в один миг разорвать себе сухожилия или  просту-
диться насмерть, если проведет ночь без попоны.  Такие  лошади  -  самые
прекрасные создания на свете; они стройные, сильные,  неясные,  и  обра-
щаться с ними нужно очень бережно. Знаешь, как  со  стеклянной  посудой:
"Осторожно, бьется, не переворачивать, не бросать наземь!" Ты  напомина-
ешь мне такую лошадку. И мое дело присмотреть, чтобы обращение  с  тобой
было самое аккуратное. Ты так же не похожа на других женщин,  как  поро-
дистая кобыла на рабочих кляч. Знаешь, ты  кто?  Ты  чистокровка.  Ты  и
стройна по-особому и порывиста... А уж сложена... Знаешь, какая  у  тебя
фигура? Да, да, куда до тебя Анетте Келлерман. Она австралийка, ты  аме-
риканка. Но разве американки такие?.. Ты особенная. Ты - первый класс...
Нет, я не знаю, как объяснить... Остальные женщины сложены  не  так.  Ты
будто из другой страны. Прямо француженка. И сложением и тем, как ты хо-
дишь, садишься, встаешь, просто ничего не делаешь, - всем ты напоминаешь
француженку, и даже лучше...
   Билл, никогда не выезжавший из Калифорнии и не  ночевавший  ни  одной
ночи вдали от своего родного Окленда, не ошибся. Саксон была  прекрасным
цветком на англосаксонском дереве; необычайно маленькие руки и ноги, уз-
кие кости, пластичность тела и движений - все в ней напоминало  одну  из
тех женщин давнего  прошлого,  которые  произошли  от  смешения  францу-
зов-норманнов с крепким племенем саксов.
   - А как на тебе сидит платье! Ты точно срослась с ним. Оно  такая  же
часть тебя, как свежесть твоего голоса и твоей кожи. И всегда ты так хо-
рошо одета, что, кажется, лучше и быть не может. А ведь ты знаешь:  муж-
чине очень приятно показываться с женщиной, когда она одета, как картин-
ка, и слышать, как другие парни говорят: "С кем это сегодня Билл?  Прав-
да, прелесть? И я бы от такой не отказался!" Ну, и все в таком роде.
   И Саксон, прижавшись к его щеке, чувствовала, что она вполне  вознаг-
раждена за долгие часы ночного бдения, когда после мучительного трудово-
го дня ее голова невольно клонилась над шитьем: она старалась  восстано-
вить в памяти и украдкой перенять фасоны  тех  нарядных  вещей,  которые
каждый день разглаживала.
   - Знаешь, Саксон? Я придумал тебе новое имя. Ты  мой  Эликсир  Жизни.
Вот ты кто!
   - И я тебе никогда не надоем? - спросила она.
   - Надоешь? Да мы же созданы друг для друга!
   - Разве не удивительно, что мы встретились. Билли?
   Ведь мы могли никогда и не встретиться. Это чистая случайность...
   - Значит, такие уж мы счастливцы! - воскликнул он. - Так нам было  на
роду написано!
   - А может, наша встреча больше, чем счастливая случайность, -  задум-
чиво проговорила она.
   - Наверняка. Мы должны были встретиться. Мы не могли  не  найти  друг
друга.
   Они замолчали и сидели в тишине, не замечая времени, отдавшись любви,
невыразимой словами. Затем она почувствовала, как он привлек ее ближе, и
его губы прошептали у самого ее уха:
   - А не пойти ли нам спать? Много вечеров провели они  так  вдвоем;  а
случалось, они вносили в них некоторое разнообразие - ходили на танцы, в
кинематограф, в театр Орфей или театр Белла, либо на музыку, которая иг-
рала вечером по пятницам в городском парке. Порой по воскресеньям Саксон
брала с собой завтрак, и они уезжали в горы в коляске, запряженной Прин-
цем и Королем, которых хозяин по-прежнему охотно давал Биллу для проезд-
ки.
   Каждое утро Саксон просыпалась от звонка будильника. В первый день их
совместной жизни Билл настоял на том, чтобы встать вместе с ней  и  раз-
вести огонь в плите. В этот раз Саксон уступила ему, но затем стала нак-
ладывать дрова с вечера, так что утром оставалось только поднести к  ним
спичку. И она убедила его, что можно еще подремать в постели, пока завт-
рак не будет готов. Первое время она готовила ему завтрак, затем с неде-
лю он ходил домой обедать. А потом был принужден брать что-нибудь с  со-
бой. Все зависело от того, в какой части города он работал.
   - Ты неправильно себя поставила с мужем, - заявила ей однажды Мери. -
Ты так ухаживаешь за ним, что окончательно его избалуешь. Это ему за то-
бой ухаживать надо, а не тебе за ним...
   - Да ведь зарабатывает он, - возразила Саксон. - Его труд гораздо тя-
желее моего, а у меня свободного времени хоть отбавляй. И  потом  -  мне
хочется ухаживать за ним, потому что я его люблю...  Ну  и...  просто...
мне хочется.
 
 
   ГЛАВА ВТОРАЯ
 
   Несмотря на то, что Саксон вела хозяйство крайне  тщательно,  вскоре,
когда она распределила все свои ежедневные обязанности, оказалось, что у
нее остается много свободного времени. Особенно в  те  дни,  когда  Билл
брал с собой завтрак и ей не нужно было готовить полдник, Саксон имела в
своем распоряжении несколько свободных часов. Привыкнув годами  работать
на фабрике или в прачечной, она тяготилась этой неожиданной праздностью.
Ей было трудно сидеть без дела, но и ходить в  гости  к  своим  проясним
подругам она не могла, - те были весь день на работе. С соседками же она
еще не успела свести знакомство, кроме одной старухи, которая  жила  ря-
дом; с этой женщиной они иногда перекидывались несколькими словами через
забор, разделявший их дворы.
   Одним из любимейших ее занятий стало купанье, и она имела возможность
наслаждаться этим неограниченно. В приюте и у Сары  она  привыкла  брать
ванну только раз в неделю. Когда она подросла, ей захотелось мыться  ча-
ще. Но такое желание вызвало сначала насмешки со стороны Сары, а затем и
ее гнев. Сама Сара выросла в те  годы,  когда  было  в  обычае  купаться
только по субботам, и в поползновении Саксон мыться больше чем раз в не-
делю она усматривала нечто высокомерное и оскорбительное для своей  лич-
ной чистоплотности. По ее мнению, это значило попусту переводить дрова и
прибавлять к семейной стирке лишние полотенца. Но теперь у  Саксон  была
собственная плита, ванна, полотенца и мыло, и никто  не  мог  ничего  ей
запретить, - поэтому она ежедневно наслаждалась купаньем. Правда, ванной
ей служил просто большой бак для стирки, она ставила его в кухне на  пол
и наливала воду ведром, но  все  же  это  была  роскошь,  и  возможность
пользоваться ею она получила только в двадцать четыре года. Старуха  со-
седка открыла ей в случайном разговоре главную прелесть такого  купания:
оказывается, совсем простая штука - нужно влить в воду несколько  капель
нашатырного спирта. Саксон никогда раньше об этом не слышала.
   Ей вообще было суждено узнать от этой странной женщины еще очень мно-
гое. Они познакомились ближе, когда Саксон однажды развешивала во  дворе
свои выстиранные лифчики и несколько штук самого тонкого белья.  Старуха
стояла, облокотившись на перила своего крыльца, и, поймав взгляд молодой
женщины, кивнула ей, причем Саксон показалось, что этот кивок предназна-
чается не столько ей самой, сколько ее развешанному белью.
   - Вы только что замуж вышли? Верно? - спросила женщина. - Меня  зовут
миссис Хиггинс. Но я предпочитаю, чтобы меня звали по имени - Мерседес.
   - Меня зовут миссис Роберте, - ответила Саксон,  испытывая  радостное
волнение оттого, что может называться этой новой фамилией. - А  имя  мое
Саксон.
   - Странное имя для янки, - заметила собеседница.
   - О, я не янки, я из Калифорнии, - воскликнула Саксон.
   - О-ля-ля! - засмеялась миссис Хиггинс. - Я забыла, что мы в Америке.
В других странах всех американцев зовут янки. Значит, вы  недавно  вышли
замуж?
   Саксон кивнула с радостным вздохом. Мерседес тоже вздохнула.
   - Ах вы, счастливое, нежное молодое создание!.. Я готова  вам  бешено
завидовать! Перед вами вся жизнь, и вы можете  любого  мужчину  обернуть
вокруг своего хорошенького пальчика. Но  вы  даже  не  понимаете  своего
счастья. Ни одна женщина его не понимает, а потом уже слишком поздно.
   Саксон была смущена и удивлена этим заявлением, однако ответила с го-
товностью:
   - О, я знаю, что я счастливая. Мой муж лучше всех на свете.
   Мерседес Хиггинс снова вздохнула и перевела разговор на  другое.  Она
кивком указала на белье.
   - Вы, я вижу, любите красивые вещи. Очень похвально, молодой  женщине
так и следует. Это прекрасная приманка для мужчин, - от  тряпок  зависит
половина дела. Такими вещами их завоевывают, а  потом  удерживают...  Вы
ведь хотите удержать своего мужа, чтобы он был с вами всегда-всегда?
   - Конечно. И я сделаю так, что он будет всегда-всегда любить меня.
   Саксон умолкла, смущенная своей неожиданной откровенностью с этой чу-
жой женщиной.
   - Странная штука - любовь мужчины, - продолжала Мерседес. - И  ошибка
всех женщин в том, что они воображают, будто мужчина для них -  открытая
книга. Именно по незнанию мужчин большинство женщин  и  становятся  нес-
частными, но все-таки продолжают верить, что они мужчин прекрасно  пони-
мают. Ах, дурочки, дурочки! Значит, вы,  маленькая  женщина,  надеетесь,
что заставите мужа всю жизнь любить вас? Так  все  говорят,  думая,  что
знают и причуды мужского сердца и их самих. Но, уверяю вас, легче  полу-
чить главный выигрыш в лотерее "Литтл Луизиана", чем достигнуть этого, и
бедные молодые женщины всегда слишком поздно убеждаются в своей  ошибке.
Хотя вы - вы начали хорошо. Следите за собой и носите изящное белье. Чем
вы мужа покорили - тем и удержите. Но это далеко не все. Когда-нибудь мы
поговорим с вами, и я расскажу вам то, что, к сожалению, очень  немногие
женщины хотят знать, а узнают только исключения. Саксон! Какое  энергич-
ное и красивое имя. Но оно к вам не подходит. Не думайте, я наблюдала за
вами, вы скорее француженка. Да, в вас есть что-то  французское,  несом-
ненно. Передайте мистеру Робертсу, что я поздравляю его с таким  удачным
выбором. - Она замолчала и взялась за ручку кухонной двери.  -  Заходите
ко мне как-нибудь. Не пожалеете. Я многому могу вас  научить.  Приходите
вечерком. Мой муж служит ночным сторожем на вокзале и  днем  отсыпается.
Вот и сейчас он спит.
   Саксон вернулась к себе задумчивая и заинтригованная. Эта худая смуг-
лая женщина, с лицом поблекшим и словно опаленным зноем, с большими чер-
ными глазами, сверкающими и горящими каким-то неугасимым внутренним пла-
менем, казалась ей необыкновенной. Она, конечно, стара - так между пятым
и седьмым десятком. В ее волосах, когда-то черных, как  вороново  крыло,
уже белеет немало седых прядей. Особенно удивила Саксон чистота ее речи.
Язык Мерседес