лет подряд за-
нимавшийся футболом, отлично знал, какая участь ожидает спортсмена, сра-
зу оборвавшего тренировку, и был вынужден продолжать  ее.  Она  являлась
для него не только необходимостью,  он  полюбил  физические  упражнения.
Билл тоже любил их, ему было приятно чувствовать себя в форме.
   Ранним утром, захватив ружье, он частенько уходил на охоту с  Холлом,
учившим его стрелять. Холл бродил с дробовиком по лесам, когда еще носил
короткие штанишки, и его зоркая наблюдательность, а также  близкое  зна-
комство с жизнью природы являлись для Билла прямо-таки откровением. Мес-
та здесь были густо населены и крупные хищники в лесах не  водились,  но
Билл усердно снабжал Саксон белками, перепелками, одичавшими  кроликами,
зайцами, бекасами и дикими утками. Они скоро научились жарить дикую утку
по-калифорнийски, за шестнадцать минут в горячей печке.  Билл,  наконец,
овладел искусством стрельбы из дробовика и винтовки и теперь горько  жа-
лел об упущенных за Суром горном льве и оленях; ко всем требованиям, ко-
торым должна была удовлетворять их будущая усадьба, он прибавил еще оби-
лие дичи в окружающих лесах.
   Но не все было игрою в Кармеле. Та часть колонии, которую Билл и Сак-
сон знали как "теплую компанию", очень много работала. Одни работали ре-
гулярно, по утрам или ночью. Другие работали запоем, по примеру  неисто-
вого ирландского драматурга, который иногда запирался на целую неделю, а
потом выходил изнуренный и похудевший и  веселился  как  сумасшедший  до
следующего запоя.
   Бледный и моложавый отец семейства, похожий лицом на Шелли, писал для
заработка водевили, а для души - трагедии в белых стихах и  циклы  соне-
тов, которые наводили страх на антрепренеров и издателей, и прятался  от
людей в бетонной келье со стенами толщиной в три фута.  Эта  келья  была
оборудована такой системой труб, что достаточно было  хозяину  повернуть
кран, и струи воды заливали назойливого  посетителя.  Но  обычно  каждый
считался с рабочим временем другого. Они заходили друг к другу, когда им
хотелось, но если видели, что хозяин работает, то тихонько уходили.  Так
относились ко всем, кроме Марка Холла, которому не нужно было писать ра-
ди денег; и чтобы спокойно работать, он,  спасаясь  от  гостей,  нередко
взбирался на дерево.
   "Теплая компания" выгодно отличалась своим демократизмом  и  царившей
между его членами солидарностью. Ее участники мало общались с  остальным
здравомыслящим и добронравным населением Кармела. То были аристократы от
искусства и литераторы, и их звали "буржуями". А они,  в  свою  очередь,
осуждали "компанию", считая ее неисправимой богемой. Табу  распространя-
лось также на Билла и Саксон. Билл держался своих и не  искал  работы  в
другом лагере. Да ему и не предлагали ее.
   У Холла был открытый дом. Местом для сборищ служила большая  комната,
- там был огромный очаг, диваны, книжные полки и столы, на которых  были
навалены книги и журналы. Здесь Саксон и Билл встречали не менее  радуш-
ный прием, чем остальные члены компании, и чувствовали себя,  как  дома.
Здесь, когда смолкали споры решительно обо всем на свете, Билл  играл  в
педро, пятерку, бридж, бунк и другие  игры.  Саксон,  ставшая  любимицей
всех молодых женщин, шила с ними, учила их делать красивые вещицы  и,  в
свою очередь, училась у них новым вышивкам.
   Не прошло и нескольких дней их жизни в Кармеле, как Билл робко  заме-
тил, обращаясь к Саксон:
   - Знаешь, Саксон, ты себе и представить не можешь, насколько мне  не-
достает всех этих твоих нарядных финтифлюшек. Отчего бы тебе не написать
Тому, чтобы он их выслал срочной почтой? А когда  мы  опять  тронемся  в
путь, мы их отошлем обратно.
   Саксон написала Тому, и весь этот день ее сердце радовалось.  Значит,
муж все еще остался ее любовником, в его глазах опять вспыхивали прежние
огни, которые угасли в кошмарные дни забастовки.
   - Тут много хорошеньких мордочек, но ты лучше всех, или  я  ничего  в
женщинах не понимаю, - рассуждал Билл.
   И в другой раз:
   - Я тебя люблю до смерти. Но если твоих вещиц не пришлют, будет  чер-
товски обидно.
   У Холла и его жены были две верховые лошади, стоявшие в  платных  ко-
нюшнях, и Билла, конечно, тянуло к этим конюшням. Владелец лошадей  обс-
луживал всю местность и возил почту между Кармелом и  Монтери,  а  также
давал напрокат коляски и линейки на девять мест. К экипажу  полагался  и
кучер. Кучеров часто не хватало, и в таких случаях призывали  на  помощь
Билла; он стал запасным кучером. Когда он ездил, то получал три  доллара
в день, и не раз приходилось ему возить компании туристов по Семнадцати-
мильной дороге в Кармелскую долину и вдоль побережья, к различным  живо-
писным местам и пляжам.
   - Ну уж и публика эти туристы, такие кривляки! - рассказывал он потом
Саксон. - Мистер Роберте то да мистер Роберте ее - всякие китайские  це-
ремонии, - не забывай, мол, что мы поблагороднее тебя. Дело в том, что я
ведь хоть и не слуга, а все-таки им не ровня. Я кучер  -  нечто  среднее
между батраком и шофером. Уф! Если они кушают, то дают  мне  мою  порцию
отдельно, либо когда уже сами наедятся. Нет  того,  чтобы  обедать  всей
семьей, как у Холла и у его ребят. А сегодняшняя компания просто-напрос-
то не позаботилась о завтраке для меня. Теперь уж ты, пожалуйста,  давай
мне завтрак с собой, я ничем не желаю быть обязанным этим проклятым заз-
найкам. Ты бы видела, как один из них пытался дать мне на чай. Я  ничего
не сказал, только поглядел на него так, точно он пустое место,  и  через
минуту будто случайно повернулся к нему спиной. Он прямо опешил.
   И все-таки Биллу приятно было работать с лошадьми. Ему нравилось дер-
жать в руках вожжи и вместо четверки тяжелых битюгов  править  четверкой
рысаков; нравилось, поставив ногу на мощный тормоз, делать опасные пово-
роты над головокружительной пропастью или на узкой  горной  дороге,  под
испуганные крики дам. А когда приходилось выбирать лошадей и  определять
их качества или лечить их болезни и увечья, то даже хозяин конюшни усту-
пал первенство Биллу.
   - Я могу в любое время получить здесь постоянную работу, -  хвастался
он Саксон. - В деревне всегда найдется пропасть  дела  для  мало-мальски
смышленого парня.
   Держу пари на что хочешь: стоит мне только заикнуться, что  я  требую
шестьдесят долларов в месяц и готов работать постоянно, -  хозяин  прямо
ухватится за меня. Он уже не раз закидывал удочку. Послушай,  Саксон!  А
ты понимаешь, что твой благоверный научился новому  ремеслу?  Право  же,
научился! Я теперь мог бы получить работу и на почте, - в Озерной облас-
ти почтовые кареты запрягают шестеркой. Если мы с тобой попадем туда,  я
подружусь с каким-нибудь кучером и поучусь править шестеркой. А  ты  ся-
дешь рядом со мной на козлы. Вот будет потеха! Вот потеха!
   Билл мало интересовался спорами,  происходившими  в  большой  комнате
Холла. Он называл их "переливаньем из пустого в порожнее" и  считал  это
занятие потерей драгоценного времени, которое можно употребить на игру в
"педро", плавание или борьбу на песке. Напротив, Саксон с  удовольствием
слушала эти словопрения; правда, понимала она далеко не  все,  и  только
чутье помогало ей время от времени улавливать какие-то новые мысли.
   Но чего она никак не могла понять, так это пессимизма, который  порой
овладевал этими людьми. Ирландский драматург был натурой  неуравновешен-
ной, и на него находили приступы самой тяжелой ипохондрии. "Шелли",  пи-
савший в своей бетонной келье водевили, тоже оказался безнадежным мелан-
холиком. Сент-Джон, молодой журналист; считал себя анархистом и последо-
вателем Ницше. Художник Мэзон уверял, что все в мире повторяется, и  де-
лал отсюда самые убийственные выводы. Холл  же,  обычно  такой  веселый,
способен был перещеголять их всех, когда пускался в рассуждения о косми-
ческом пафосе религии и нелепом антропоморфизме тех, кто боится  смерти.
В такие минуты эти сыны искусства  подавляли  Саксон  своей  мрачностью.
Бедной женщине трудно было понять, почему из всех людей на свете  именно
они почитают себя самыми несчастными.
   Однажды вечером Холл внезапно повернулся к Биллу,  который  рассеянно
следил за разговором; он понимал только одно: этим людям решительно  все
в жизни кажется несправедливостью и ложью.
   - Слушайте, вы - язычник, вы - флегматичный вол, убойное животное, вы
- чудовищный образец кичливого здоровья и жизнерадостности! Что вы дума-
ете на этот счет? - обратился к нему Холл.
   - О, и у меня были свои горести, - отозвался Билл с обычной  нетороп-
ливостью. - Я пережил тяжелые времена, участвовал в  безнадежной  забас-
товке, заложил часы, не имел гроша в кармане, голодал, задолжал за квар-
тиру, колотил штрейкбрехеров и меня колотили, сидел в тюрьме за то,  что
свалял дурака. Но если я вас верно понял, то лучше  быть  жирным,  тупым
боровом, которого откармливают на продажу, чем человеком, который  готов
повеситься оттого, что он не понимает, почему так устроен мир и какой во
всем этом смысл.
   - Ну что ж, этот ваш жирный боров - прелесть! - засмеялся Холл. -  Ни
возмущения, ни усилий - компромисс между нирваной и жизнью! Это же  иде-
альное существование. Медуза, которая плавает в тепловатых тихих  водах,
в сумеречной глубине.
   - Но вы забываете, что в жизни все-таки  много  хорошего,  -  заметил
Билл.
   - Назовите, что именно? - последовал вызывающий вопрос.
   Билл помолчал. Жизнь представлялась ему чем-то большим  и  щедрым.  У
него прямо руки ныли оттого, что он не мог обнять ими весь мир; и,  вна-
чале запинаясь, он начал говорить о том, что чувствовал так ясно.
   - Если бы вам пришлось стоять на ринге после двадцати раундов,  когда
вы победили боксера, который ничем не хуже вас, вы бы поняли, что я имею
в виду. Джим Хэзард и я знаем это ощущение, когда мы выплываем в море  и
смеемся в лицо высоченным валам или когда выходим из душа:  разотрешься,
оденешься, вся кожа и мышцы словно силой наливаются, тело и  душа  игра-
ют...
   Он смолк от неуменья выразить свои мысли,  смутно  встававшие  в  его
сознании, ибо это были на самом деле только воспоминания  об  испытанных
ощущениях.
   - Ну, когда все тело наливается силой, это же чудесно! -  пробормотал
он, чувствуя, что не способен найти подходящих слов, и смущенный  внима-
нием своих слушателей.
   - Это мы все испытали, - возразил Холл. - Это самообман плоти. А  по-
том приходит ревматизм и диабет. Вино жизни  опьяняет,  но  оно  слишком
скоро превращается в...
   - Мочевую кислоту, - подсказал неистовый ирландский драматург.
   - Нет, есть еще очень много прекрасных вещей, - продолжал Билл, и те-
перь слова нахлынули на него потоком. - Начиная от сочного филе и чудес-
ного кофе, которым угощает миссис Холл, до... -  он  замялся  в  нереши-
тельности, затем сразу выпалил: - ...женщины, которую вы любите и  кото-
рая любит вас. Смотрите хотя бы на Саксон, вон она сидит  с  укулеле  на
коленях. Это вам не медуза в тепленькой водице и не призовой боров,  ос-
вежеванный мясником.
   Женщины приветствовали его слова громкими возгласами и  аплодисмента-
ми, и Билл почувствовал мучительную неловкость.
   - А представьте себе, что вы потеряете свою силу и  будете  скрипеть,
как ржавая тачка? - продолжал Холл. - Допустите, хоть  на  минутку,  что
Саксон уйдет от вас к другому. Что тогда?
   Билл на миг задумался.
   - Пожалуй, тогда я тоже заговорю о тепленькой водице и медузе... - Он
выпрямился, расправил плечи и невольно скользнул  рукой  по  напрягшимся
бицепсам. Затем снова взглянул на Саксон. - Но я слава богу, еще  сохра-
нил силу в руках и любящую жену, которую эти руки могут обнять.
   Женщины снова зааплодировали, а миссис Холл воскликнула:
   - Посмотрите на Саксон! Она краснеет!.. Что вы по этому случаю можете
сказать?
   - Что нет на свете женщины счастливее меня, - пробормотала она срыва-
ющимся голосом, - и королевы более гордой. И что...
   Она не докончила свою мысль и, ударив по струнам укулеле, запела:
   Господь ведет его дорогою греха,
   Чтоб спотыкался он и падал...
   - Вы победили, - усмехнулся Холл, обращаясь к Биллу.
   - О, я, право, не знаю, - скромно отозвался тот. - Вы столько  читали
и знаете гораздо больше, чем я.
   - Вот предатель! Он берет свои слова обратно! - воскликнули женщины.
   Билл набрался смелости и, успокаивая их,  улыбнулся  своей  спокойной
улыбкой:
   - Все равно - я предпочитаю быть самим собой, чем забивать себе голо-
ву книгами. А что касается Саксон, то один ее поцелуй стоит больше,  чем
все библиотеки в мире.
 
 
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
 
   - Там должны быть холмы и долины, плодородная земля, чистые, прозрач-
ные ручьи, хорошие проезжие дороги и не очень далеко - железная  дорога;
много солнца и настолько прохладные ночи, чтобы нужно  было  накрываться
одеялом; не только сосны, но и другие деревья; широкие луга для скота  и
табунов Билла; олени и зайцы, чтобы он мог охотиться, и целые рощи  сек-
вой, и... и... там не должно быть туманов, - закончила  Саксон  описание
фермы, которую она и Билл искали.
   Марк Холл весело рассмеялся.
   - И соловей на каждом дереве, - воскликнул он. -  Цветы,  которые  не
вянут и не опадают, нежалящие пчелы, по утрам медвяная роса, иногда дож-
ди из манны, источники молодости и залежи философского камня. Что  ж,  я
знаю такое место. Я сейчас его покажу вам.
   Саксон ждала, пока он рылся в дорожных картах штата. Не  найдя  того,
что он искал. Холл извлек большой атлас, но, хотя в нем были все  страны
света, нужного ему места и там не оказалось.
   - Не беда, - заявил он. - Зайдите сегодня вечерком, и  я  покажу  вам
вашу ферму.
   Вечером он пригласил Саксон на веранду, подвел к телескопу и  показал
в нем полную луну.
   - Вот, где-нибудь наверху, в одной из лунных долин,  вы  найдете  то,
что ищете, - поддразнил он ее.
   Миссис Холл вопросительно посмотрела на них, когда  они  вернулись  в
комнату.
   - Я показал Саксон долину на луне, где она предполагает обосноваться,
- рассмеялся Холл.
   - Когда мы двинулись в путь, мы готовы были пройти любое  расстояние,
- сказала Саксон. - И если даже нам придется добираться до луны, мы, ве-
роятно, и тут не отступим.
   - Но, дорогое дитя, вы же не можете рассчитывать, что  найдете  такой
рай на земле, - продолжал Холл. - Вы, например, не встретите  секвойю  в
местности, где не бывает тумана. Они неразлучны.  Такие  деревья  растут
только в полосе туманов.
   Саксон задумалась.
   - Что ж, небольшой туман - куда ни шло, - сказала она со  вздохом,  -
лишь бы там росли эти деревья. Я не знаю, что такое залежи  философского
камня, но если они похожи на мрамор мистера Хэфлера да  поблизости  есть
железная дорога, то мы уж как-нибудь приладимся. И незачем  отправляться
за медвяной росой на луну. Такая роса бывает на  кустарниках  в  Неваде.
Это факт, отец рассказывал об этом матери, а она рассказала мне.
   Обсуждение будущей фермы продолжалось и вечером. Холл разразился гро-
мовой речью против "рая игроков", как он называл Соединенные Штаты.
   - Какие великие возможности были у этой страны, - говорил он. - Новая
земля, окруженная океанами, прекрасные климатические условия,  плодород-
нейшая почва, богатейшие источники сырья - им нет равных на всем  земном
шаре! И эта страна населена людьми, которые отбросили  все  предрассудки
Старого Света и готовы установить у себя демократию. Только  одно  могло
им помешать сделать ее еще более совершенной, это их жадность.
   Они, как стадо свиней, пожирали все, что видели; а  пока  они  жрали,
демократия погибла. Это были игроки и обжоры. Если одна ставка была  по-
теряна, тогдашнему фермеру стоило только перейти  границу  на  несколько
миль к западу и расположиться на новом месте. Они шли по стране, как са-
ранча, они уничтожали все на своем пути - индейцев, почву, леса, так  же
как они уничтожали бизонов и голубей. Их мораль и в коммерции и в  поли-
тике была моралью игроков. Их законы были законами игроков: лишь бы  вы-
играть игру. Играли все. Итак, да здравствует игра! Никто  не  возражал,
потому что игра была общедоступна. Как я уже говорил, проигравшие двига-
лись на запад за новыми участками. Победивший  сегодня  -  завтра  терял
все, а через день опять ходил с козырей.
   Они только и делали, что жрали и предавались игре, от  Атлантического
океана и до Тихого, пока не загадили весь континент. Покончив с  землей,
лесами и ископаемыми богатствами, они повернули обратно, чтобы играть на
те крохи, которые были упущены ими впопыхах, а также  на  привилегиях  и
монополиях; при этом они пользовались политикой как прикрытием для своих
грязных сделок и плутней. А от демократии не осталось и следа.
   Затем наступило самое забавное. Проигравшим уже не на что  было  ста-
вить, и победители продолжали игру между собой. Остальные лишь толпились
вокруг и, засунув руки в карманы, наблюдали за игрой. Когда у них подво-
дило живот, они со шляпой в руке обходили удачливых игроков и  выклянчи-
вали себе местечко. Так побежденные стали работать на победителей и про-
должают работать до сих пор, а демократия сдана в архив. Вам,  Билл  Ро-
берте, ни разу не приходилось участвовать в игре. И это потому, что весь
ваш род вышел из игры.
   - А как обстоит дело с вами? - осведомился Билл. - Я что-то не  заме-
чал, чтобы вы играли!
   - Да мне и не нужно было. Но я не в счет. Я же паразит.
   - Это что такое?
   - Блоха, древесный клещ - всякое существо, которое живет за счет дру-
гих. Я присосался к облезлой шкуре рабочих. Мне не надо играть.  Мне  не
надо работать. Мой отец оставил мне достаточно своих  выигрышей.  О-о!..
Не задирайте нос, мой мальчик! Ваши родичи стоили не больше моих! Но ва-
ши проиграли, а мои выиграли, и вот теперь вы обрабатываете  мое  карто-
фельное поле.
   - Не понимаю, - упрямо заспорил Билл. - Если у человека есть  смекал-
ка, он и сегодня может выиграть...
   - Это на казенной-то земле? - быстро спросил Холл.
   Билл осекся, - удар попал в цель.
   - И все-таки выиграть можно, - не сдавался он.
   - Конечно, всегда можно отбить работу у другого. Молодой  парень,  да
такой смышленый, как вы, всегда и везде раздобудет себе работу. Но поду-
майте о тех, кто не может с вами соперничать. Много вы встретили  бродяг
на дорогах, которые могли бы получить работу  в  кармелских  конюшнях  и
править четверкой лошадей? А среди них, наверное,  попадались  и  такие,
которые были в молодые годы не хуже вас. Да и чему тут радоваться! Разве
мы не низко пали? Когда-то у нас ставкой был весь континент, а теперь  -
жалкая работенка.
   - Все равно... - начал Билл.
   - Это у вас сидит в крови, - бесцеремонно прервал его Холл, - Да ина-
че и быть не может! В этой стране играло несколько поколений.  Когда  вы
родились, зараза носилась в воздухе, вы всю жизнь ею дышали. Сами  вы  в
этой игре не участвовали ни одной фишкой, а все-таки готовы драть  горло
во славу нее и стоите за нее горой.
   - Но что же делать нам, проигравшим? - спросила Саксон.
   - Зовите полицию и прекратите игру, - отозвался Холл. - Это игра  не-
честная.
   Саксон нахмурилась.
   - Сделайте то, чего не сделали ваши предки, - пояснил он. - Действуй-
те смело и добивайтесь подлинной демократии.
   Она вспомнила слова Мерседес.
   - Моя приятельница говорила, что демократия - это одна морока.
   - Да, амулет в игорном притоне. В наших школах  вы  найдете  миллионы
мальчиков, которые готовы принять на  веру  дурацкую  басню  о  мальчиш-
ке-рассыльном, который стал президентом; и  миллионы  достойных  граждан
безмятежно спят по ночам, воображая, что их голос  тоже  кое-что  значит
при управлении страной.
   - Вы говорите совсем, как мой брат Том, - заметила Саксон, не уловив-
шая хода его мыслей. - Если мы все займемся политикой и начнем  бороться
за лучшее будущее, может быть, мы его и добьемся так лет через тысячу. А
я хочу быть счастливой сейчас... - Она пылко стиснула руки. - Я не  могу