Ишь бритая голова...
Погоди, заявишься... Какой бродяга неописуемый! За целый день воскресный
не выбрался. Известное дело - нехристь. Что с него возьмешь! И ведь
никогда этого не было! Может, заболел, а и приглядеть за ним некому..." -
засыпая, думает Лина.
  Всех уложил сон, только не справиться ему сегодня с Катей. Когда человек
решает свою судьбу, то ему не до сна.
  "Не нужна я Косте, - думает Катя. - Костя идет один своей дорогой. Никогда
не сказал он, что я могла бы быть всегда с ним рядом... "Я женюсь, когда
над дворцами взовьются красные флаги... Мой сын должен родиться
свободным..." Его сын! А дети Марины? Они живут без отца, Марина
изнемогает от усталости, от вечного безденежья. Если бы не помощь Олега,
ей никогда не справиться бы одной". Катя пробовала брать переписку на
машинке, но работы так мало и за нее платят такие гроши... Устроиться
куда-нибудь на службу почти невозможно - женщин никуда не принимают. Да и
что может делать она, Катя? Марина - опытный корректор, она служит давно и
то всегда боится, что, как только уйдет знакомый редактор, на ее место
возьмут мужчину. Что будет тогда с детьми? Мышка слабенькая, Алина
больная, Динка становится хуже день ото дня.
  "Надо решиться, - думает Катя и смотрит в темноту сухими, горячими
глазами, - и все сразу станет иначе..."
Разве Марина не заменила ей мать? У нее, у Кати, неоплатный долг перед
старшей сестрой. И не только долг - рука об руку шли они все эти годы...
Ни за что не бросит ее Катя, не бросит Мышку, Алину и даже Динку. Катя
поставит Виктору условие всегда жить с сестрой. Виктор очень хороший
человек, и мать его так тепло относится ко всей их семье. А что же Костя?
Костя никогда не думает о них. Он и не может думать о чем-нибудь, кроме
своих дел. Разве Катя не понимает этого? Она понимает - может, за это и
любит Костю. И всегда будет любить, как Марина Сашу. Но Костя не знает, не
понимает жизни. Когда Марина отказалась от помощи товарищей, он очень
одобрил ее решение. Катя тоже одобрила, потому что есть семьи, которым
живется еще тяжелее, - это семьи арестованных и сосланных на каторгу.
  Ах, Костя, Костя... Он никогда не думает, что они могут расстаться. После
свадьбы Виктор увезет Катю к себе на завод. Там вокруг большого дома
глухой лес и такая гнетущая тишина, что сердце разрывается от тоски...
После отъезда Арсеньева Катя и Марина с детьми долгое время жили у Олега и
часто ездили к Виктору. Катя была почти девочкой, но уже тогда она уходила
в лес и вспоминала Костю. А Костя сказал потом, что эти месяцы показались
ему длиннее всей его жизни. Ах, Костя, Костя...
  Редко плачет Катя, она не любит слез, не любит раскрывать свою душу. Но
сейчас, вместе с решением выйти замуж за Виктора, пришли к ней слезы.
Неудержимо катятся они по щекам, и рвется из сердца громкий стон... Уйти
бы куда-нибудь, чтобы не разбудить сестру... Сестра никогда не захочет, не
примет ее жертвы, она возмутится таким решением, она скажет, что не только
для нее, для Кати, невозможен этот брак без любви, но она еще не имеет
права так огорчать Костю. Она скажет, что Костя заслужил покой и счастье,
что нельзя сейчас нарушать его душевное равновесие...
  Никто не поймет и не оправдает поступка Кати. Но человек сам отвечает за
себя, и Катя знает, зачем и почему она это делает. А Костя?.. Что ж
Костя... Он успокоится, а потом найдет другую невесту. Да она никогда и не
была его невестой - ни одного слова не сказал он ей о любви...
  А Виктор любит ее. Он писал ей такие хорошие, грустные письма и часто
приезжал к ним в Самару вместе с Олегом. Оба они страстные охотники и
обязательно являлись с мороженой птицей, с беличьими шкурками, с зайцами.
А один раз Виктор привез целую глыбу сахара, и Динка прозвала его
"Сахарной головой"; с тех пор он так и остался у них в семье под этим
прозвищем...
  Вот противная эта Динка! Она может сказать Косте, что Катя выходит замуж
за "Сахарную голову". Но все это ерунда Катя горько улыбается.
  Под подушкой у нее лежит письмо: Виктор просит ее разрешения приехать. Что
делать? Малайка хочет взять у них Лину. Катя и Марина хотят, чтобы Малайка
и Лина были счастливы, они сами уговаривают Лину. Но что же будет с ними,
когда милая, верная Лина уйдет из их семьи, кто будет так преданно
заботиться о детях, беречь каждую копейку, кто будет делить с ними все
печали и радости дома? В кухню придет чужая женщина, дом опустеет. Марине
станет еще тяжелей... А что, если арестуют Сашу? В конце концов, это
всегда может случиться... "Костя, Костя, ты не понимаешь всего этого!" -
горько думает Катя.
  Она не спит. В окна уже видны очертания кустов, белеет посыпанная песком
дорожка... Что делать?
  Катя смотрит на сестру. У нее такое усталое лицо. Уезжая, Саша крепко
поцеловал Катю: он знал, что она никогда не бросит сестру, никогда не
оставит его детей.
  И Саша не ошибся. Катя запрет свое сердце на крепкий замок и ради детей,
ради Марины выйдет замуж за нелюбимого человека... Завтра она напишет
Виктору, чтобы он приехал. А потом скажет об этом Косте... Ах, Костя,
Костя...
  Редко плачет Катя, никто никогда не видел ее слез. Никто не видит их и
сейчас, все спят... Сон приходит под утро и к ней. Крепкий сон, великий
дар человеку на земле!

  Глава двадцать первая
ЛЕНЬКА

  Мать Леньки, одинокая вдова, проживала в небольшой деревеньке под Вяткой.
Хозяйство у нее было исправное, изба крепкая, просторная. Изба эта стояла
на краю села, и крестьяне из других сел, отправляясь на ярмарку или на
базар в город, нередко просились переночевать и обогреться в доме вдовы, с
тем чтобы, выехав наутро пораньше, вовремя попасть на базар. За "постой"
они платили недорого, но при хозяйстве этого хватало на жизнь, и вдова с
мальчиком жила безбедно.
  Гордей Ревякин был пришлый человек в деревне. Никто не знал, когда и
откуда он появлялся, ведя какие-то таинственные дела с лесником и
занимаясь в городе продажей дров. Останавливаясь на день-два у вдовы,
Гордей с раннего утра отправлялся с топором и пилой в лес и, нагрузив
розвальни свежеспиленными дровами, гнал свою лошаденку в город, а спустя
некоторое время появлялся опять.
  К людям Гордей Лукич относился подозрительно и никогда не заезжал во двор
к вдове, не выспросив ее предварительно о случайных постояльцах.
  Вдова, как и прочие люди в деревне, объясняла это тем, что у Гордея
имеются немалые деньги, за которые он и опасается.
  Узнать что-либо о его прошлой жизни никому не удавалось, так как Ревякин
был мужик неразговорчивый и на все вопросы отвечал хмурым Молчанием; а
заросшее черной бородой лицо его, с недобрым огоньком в темных глазах,
отпугивало любопытных.
  "Не человек, а волк", - говорили о нем в деревне.
  Леньке было три года, когда Гордей, приметив, что хозяйство у вдовы в
исправности, женился на ней и, покончив с продажей леса, начал хозяйничать
по-своему.
  Прежде всего он решительно запретил принимать в дом каких-либо
постояльцев, затем, убедив жену, что корова у нее старая и плохая, он свел
ее на ярмарку и, купив на вырученные деньги вторую лошадь, отправился в
город извозничать. Наезжая домой раз в две недели, он обходил двор,
осматривал свое хозяйство и вечером, завесив окна, при свете тусклой
лампочки считал вырученные деньги.
  Год выдался неурожайный, проезжие в избе уже не останавливались, помощи
ниоткуда не было. Кроме того, лишившись своей главной кормилицы - коровы,
вдова с ребенком терпели нужду и голод. Увидев в руках мужа деньги, жена
начинала плакать и просить денег на покупку коровы взамен проданной.
  Худая, с острыми лопатками и чахоточным румянцем на щеках, она упрекала
Гордея за свою загубленную жизнь, за голодного ребенка, за проданную
корову. Гордей молча сгребал деньги в жестяную коробку и, прокладывая себе
дорогу тяжелыми кулаками, выходил во двор. Заперев снаружи избу на засов,
он прятал в потайном месте свою жестянку и заглядывал в кладовушку, где в
большом ларе хранилась мука и в мешках стояли отруби для свиней. Покупать
корма Гордей:
  Лукич не любил и, заметив, что мука и отруби сильно поубавились, грозно
призывал к ответу жену.
  Жена, обливаясь слезами, клялась и божилась, что не пекла и не варила, а
муку потребляла только на болтушку себe и Леньке. При этом она
выволакивала на середину избы;
Леньку и, показывая мужу на его вздутый живот, истошно голосила:
  "Погубил ты сироту, погубил! Пухнет мальчонка с голоду... И крошки молока
не видит он теперь. Разорил ты нас с ним, обездолил..."
Гордей брезгливо смотрел на мальчика и хмурил густые брови:
  "Не обязан я его кормить. Сдохнет - туда и дорога!"
Как-то перед пасхой, харкая кровью, жена влепилась в Гордея Лукича вс„ с
той же просьбой купить ей корову. Гордей Лукич в сердцах пнул ее кулаком в
грудь... и на другой день мастерил в сарае гроб.
  Ленька редко видел ласку матери; больше всего он помнил ее, когда,
задыхаясь от надрывного кашля, она проклинала мужа или, поставив перед
мальчиком жидкую болтушку, капала в миску крупными, частыми слезами. И
теперь, сидя в темном уголке, Ленька молча смотрел, как соседки обряжали
покойницу, не понимая еще, что произошло в его жизни.
  Гордей Лукич продал дом, продал все хозяйство и переехал в город. Леньку
он оставил у птичницы из господского имения. Птичница была не злая
женщина; она кормила Леньку тем, что ела сама, и, посылая мальчика пасти
гусей, клала ему в котомку кусок хлеба. Жадная до нарядов, она
соблазнилась вещами покойницы, и подаренные ей Гордеем Лукичом шаль да
шерстяной платок обеспечили Леньке спокойное житье. Мальчик вырос,
возмужал, перестал прятаться по углам, бегал за гусями, купался в речке.
Птичница мало обращали на него внимания, и, только когда люди замечали ей,
что на мальчишке истлели штаны, она рылась в старом тряпье покойницы,
которое великодушно оставил ей вместе с платком и шалью Гордей Лукич,
доставала изношенную до дыр юбку и, проклиная всех женщин, которые
производили на свет детей, шила Леньке штаны. Зимой Ленька топил печь,
путаясь в больших валенках, таскал воду, замешивал птице корм и,
промерзнув, лез на горячую печь.
  Лежа на печи и слушая, как шумит за окном метель, заметая сугробами
окошки, Ленька вспоминал мать... Смутно, словно в тумане, вставала перед
ним высокая, худая фигура, молчаливо двигающаяся по избе; расплывчатые
черты ее лица ускользали из памяти, и только надрывный кашель и горький
плач долгое время преследовали мальчика даже во сне. Зато хмурое,
бородатое лицо отчима с недобрыми волчьими глазами из-под нависших бровей,
мальчик помнил хорошо. Малейшее воспоминание о Гордее Лукиче приводило его
в трепет и бросало в жар.
  Между тем прошло две зимы и лето, а Гордей не появлялся. На второе лето в
имение приехали господа; птичница пожаловалась барыне на подброшенного ей
сироту. Барыня велела привести мальчика, пожертвовала ему старую шубейку
выросшего из нее барчука, валенки с галошами и теплую шапку. Уезжая
осенью, она обещала поискать в городе отчима мальчика и освободить
птичницу от навязанного ей сироты.
  Но Гордей Лукич появился сам. Он успел за это время обжиться, купил баржу
и стал возить по Волге товары купцам. Баржа давала немалый доход. Гордей
Лукич богател, но управиться одному ему было трудно, работник стоил
дорого, и тут-то Гордей вспомнил о Леньке. Рассчитав, что мальчишке уже
пошел девятый год и что из него можно сделать себе бесплатного работника,
Гордей Лукич неожиданно приехал в деревню. Расспросив по дороге земляков,
он узнал, что Ленька - крепкий, здоровый и работящий парнишка. Приехал
Гордей Лукич под вечер.
  Ленька увидел в окно входившего во двор бородатого человека и в ужасе
заметался по избе. Птичница выбежала навстречу дорогому гостю. Гордей
Лукич, в теплом полушубуе и в валяных сапогах, шагнул в избу. Отряхнув
снег и сняв шапку, он ласково сказал:
  "За Ленькой своим приехал!"
Ленька забился за печку, замахал руками:
  "Никто я ему, никто! Не отдавай меня, тетенька!" Птичница оторопело
развела руками:
  "Да как же я могу не отдавать? Ведь отец он твой! Благодетель!"
Гордей Лукич нахмурился.
  "Собирай парня, некогда мне здесь валандаться! На-ко тебе за кормление!..
- Он бросил на стол трешку и вынул из-за пазухи кусок яркого ситца. -
Получай вот!"
Птичница схватила ситец, увязала Ленькины вещи в старый платок и
подступила к мальчику. Леньку трясло, как а лихорадке; он не помнил, как
надел валенки и подаренную барыней шубку, как попрощался с птичницей.
  Гордей Лукич молча оглядел барскую од„жу Леньки и довольно погладил бороду:
  "Видать, у барыни выпросила? На тебе еще рубль". Птичница рассыпалась в
благодарности и, только когда дверь за Гордеем Лукичом и Ленькой
закрылась, выбежала к воротам и, обхватив руками Ленькину голову,
заголосила:
  "Сиротка ты мой, сироточка..."
"Hv, ну! - отталкивая ее, строго сказал Гордой Лукич. - Не вой! Не на
кладбище провожаешь..."
Ленька не сказал ни слова, не оглянулся. В его сердце росла ненависть к
людям. Он шел, еле передвигая ноги. Гордей Лукич крепко держал его за руку
и тащил за собой. До ямщицкого стана было верст пять. Дорога лежала лесом.
Запорошенные ели тонули в глубоком снегу, голые березы потрескивали
нарядными белыми ветками, красногрудые снегири прыгали под деревьями.
Ранние сумерки окрашивали лес голубоватым светом. Последние деревенские
избы остались уже позади, на дороге было пустынно и тихо... Ленька глянул
на лес, на оставшуюся вдалеке деревню и, громко всхлипнув, рванулся назад.
  Но Гордей больно сжал его руку и с недоброй усмешкой сказал:
  "От меня не уйдешь! Я тебе с этих пор хозяин и благодетель! Запомни это!"
Ленька понял, что бежать ему некуда, и, дрожа от страха, молча пошел за
ним. Так началась его новая трудная жизнь. И не было в ней дня и часа,
когда бы не мечтал он бежать от своего мучителя.

  Глава двадцать вторая
ПОТЕРЯННЫЙ ДРУГ

  Зимой, когда Волга замерзала, Гордей Лукич снимал в городе дешевую
комнатушку и, не желая даром кормить Леньку, посылал его на заработки. При
этом, глядя на мальчика своими темными недобрыми глазами, мрачно
предупреждал:
  "Гляди мне... Ежели кто подойдет, спросит, с кем живешь, чтоб ни единым
словом не обмолвился. Живу, мол, у тетеньки... И домой сразу не иди,
дорогу не указывай. А укажешь, тогда..."
Ленька, бледнея, отступал к двери:
  "Не укажу я, разрази меня бог..."
"Бог не разразит, а я разражу! Упрячу в мешок и заброшу в речку!" - грозил
Гордей Лукич.
  Ленька не знал, чего опасается его отчим, но, помня суровый наказ, ни с
кем в разговоры не вступал.
  Заработать мальчику было трудно. Проторчав весь день на пристани или на
базаре, он часто возвращался домой с пустыми руками. В такие дни Гордей
морил своего приемыша голодом, сурово поучая:
  "Хоть укради, да принеси, а не то пропадай как собака!"
Но красть Ленька не умел, попрошайничать он тоже не мог, и каждый кусок,
который он получал от хозяина, сопровождался упреками и руганью.
  В одну зиму рядом с Гордеем Лукичом, в небольшой затхлой комнатушке,
поселился молодой рабочий из типографии. Рабочего звали Николаем.
  Возвращаясь с работы, Николай ставил чайник и, обложившись книгами, за
полночь жег маленькую керосиновую лампу. Однажды, заметив в коридоре
худого и бледного мальчонку, он зазвал его к себе, напоил чаем с баранками
и, узнав, что, Ленька неграмотный, взялся его учить.
  "Книга, брат Ленька, - это большой друг. Она меня в люди вывела, -
серьезно говорил Николай. - Только на голодный желудок грамота нейдет", -
тут же шутил он, нарезая колбасу и хлеб.
  Сидя на табуретке около стола, Ленька с восторгом и удивлением глядел на
своего покровителя. Николай был первым человеком, который не только принял
в нем участие, но и относился к нему по-товарищески, любовно и просто, как
к младшему брату, даже называя его в разговоре "брат Ленька".
  Способный мальчик быстро научился читать и писать. Николай покупал ему
карандаши и тетради, а иногда, задумчиво глядя на склоненную голову
мальчика, тихо говорил:
  "Не нравится мне твоя жизнь, Ленька... Ты вот молчишь, не жалуешься, а
ведь я все вижу. - Николай, кивая головой на" соседнюю дверь и понизив
голос, спрашивал: - Кто он тебе? Отчим?"
Ленька поднимал голову и с испугом смотрел на открытое лицо Николая, на
его светло-голубые глаза с ласковым прищуром, на темные брови, сходившиеся
у переносья, и высокий чистый лоб.
  "Отчим он мне... благодетель..." - робко лепетал он заученные раз навсегда
слова.
  Николай грустно усмехался и пытливо смотрел в глаза мальчику.
  "Это он научил тебя так говорить?"
Ленька еще больше пугался и молчал. Николай обводил глазами свою комнату
и, что-то обдумывая про себя, говорил:
  "Ну ничего... Я поговорю с товарищами... Мы тебя вызволим, брат Ленька!"
Николай искренне привязался к худенькому неулыбчивому мальчику с пытливыми
серыми глазами. Однажды он пришел веселый и, несмотря на отчаянные мольбы
Леньки, пошел к Гордею Лукичу. Мальчик в ужасе забился в угол и закрыл
руками лицо. До него долетали только громкие, сердитые голоса. Потом
Гордей Лукич открыл дверь и грозно крикнул: "Ленька!"
Мальчик бросился в комнату. Хозяин держал в руках какие-то измятые бумаги
и совал их Николаю:
  "У меня документы есть! Я с детства его воспитывал и никому не отдам!..
Ленька! - заорал он, останавливаясь перед мальчиком и глядя на него
покрасневшими от злобы глазами. - Кто я тебе? Отвечай! Ну? Отвечай!"
"Не запугивайте мальчика! - возмущенно сказал Николай. - Мне не нужен его
ответ! Я найду способ вырвать его из ваших рук! Негодяй!"
С тех пор хозяин, обозленный вмешательством молодого типографщика,
строго-настрого запретил Леньке ходить к нему в комнату. Напрасно Николай
грозил Гордею Лукичу заявить о его жестоком обращении с сиротой в полицию:
хозяин только злорадно посмеивался и вымещал свою злобу на Леньке.
Мальчик, разлученный со своим другом, побледнел, осунулся и, встречаясь с
Николаем в коридоре, тоскливо глядел ему в глаза... И только иногда теперь
выпадали на его долю счастливые вечера, когда Гордей Лукич уходил из дому.
  "Терпи, брат Ленька! - крепко прижав мальчика к своей груди, утешал
Николай. - Весной увезу тебя от хозяина... К матери своей увезу... Хорошая
она у меня... Как в раю будешь жить!"
С рождества к Николаю зачастили товарищи, потом сам он начал надолго
уходить из дому.
  Ленька, глядя в темноту открытыми глазами, допоздна ждал его возвращения
и, стараясь не разбудить хозяина, выбегал на цыпочках в коридор. Николай
совал ему в руки кусок колбасы или какое-нибудь лакомство, бегло обнимал
его и проходил к себе. Ленька прислушивался к каждому шороху,
доносившемуся из комнаты его друга, и удивлялся, что тот не спит... Один
раз у Николая засиделся какой-то товарищ, и оба они не ложились спать до
утра.
  Однажды, проснувшись ночью, Ленька заметил, что Гордея Лукича нет на
кровати. Куда и зачем уходил хозяин, он не знал. Но на другой день к
Николаю нагрянула полиция. Ленька с ужасом смотрел, как в комнате его
друга переворачивали матрас, подушку, книги, поднимали половицы... Потом в
руках у жандармского офицера вдруг оказались пачки свеженапечатянных
бумажек. Ленька с ужасом услышал, что бумажки эти запрещенные и называются
они прокламациями.
  Николая увели. Он шел бледный, но спокойный и, проходя мимо Леньки, тихо
шепнул ему:
  "Не горюй... Мы еще увидимся..."
С тех пор он исчез. От дворника этого дома Ленька узнал, что Николай в
тюрьме... Однажды, убежав от хозяина, он целый день тоскливо бродил вокруг
темно-красной кирпичной стены, за которой стояла городская тюрьма. За
железными решетками были видны бледные лица арестантов, но Николая . между
ними не было. Ленька подходил к тяжелым запертым воротам тюрьмы, но
часовой сердито гнал его прочь.
  Наступала уже весна, шли частые дожди, но земля была промерзлой, и кое-где
во рву лежали грязные бугорки снега...
  Голодный и промокший до нитки, мальчик с трудом дотащился домой и потом
был отвезен в городскую больницу с жестоким вос