выбрав одну, с сожалением сказал:
  - Размочить бы в водичке... Так ведь у иных и воды не выпросишь.
  Он снова потрогал сухие корки и, горестно покачав головой, сложил их
обратно в торбу:
  - Посидим, коль так.
  "Старенький... Корочку хотел съесть... размочить в водичке", - жалостно
подумала Динка, и ей захотелось громко заплакать.
  Но старик закрыл глаза и, прислонившись спиной к шарманке, задремал.
Седые, пожелтевшие от времени космы УПАЛИ ему на лицо, дыхание с хрипом
вырывалось из груди... Динка тоже закрыла глаза и, свернувшись клубочком,
зарылась лицом в прохладную траву. Ноги у нее ныли, сбитые подошвы
потрескались, горло пересохло от жажды, нестерпимо хотелось есть. Но
усталость взяла свое, и Динка заснула.
  Через час шарманщик и девочка снова шли по дороге.

  Глава двадцатая
ДИНКИНА ПЕСЕНКА

  Солнце уже садится за деревья. Голодная, усталая Динка еле тащится.
  - Я не могу больше ходить, дедушка. У меня ноги отрываются... и голос весь
вышел... - жалуется она.
  - Вот еще в эту дачу зайдем, а тогда и домой...Тут четыре семейства
снимают, очень люди хорошие. И попить дадут, и деньгами не обидят, -
говорит старик, осторожно открывая чугунную калитку и направляясь к дому.
  Динка медленно плетется за ним. От мелкого гравия на дорожках босые ноги
ее горят и чешутся, на пятки больно наступать.
  - Дедушка пришел! Дедушка пришел! - выбегая навстречу шарманщику, кричат
дети.
  Детой так много, что у Динки пестрит в глазах от их платьиц, рубашонок и
вязанных, как чулок, с яркими полосками и с кисточками на концах, цветных
фесок.
  - А чья это девочка? Как ее зовут? - спрашивают они, перебивая друг
дружку. - Она будет вертеть ручку шарманки? А нам ты дашь повертеть,
дедушка?
  - Моя, моя девочка. Она вам песенки споет. И ручку повертите, как же без
этого? - еле успевает отвечать старик и, вытирая мокрый лоб, просит: - Вот
только бы нам водички испить!
  - Водички? Сейчас! Вам кипяченую? - бросаясь наперегонки к дому, кричат
дети.
  Около большой веранды круглая площадка; на скамейках сидят женщины с
детьми.
  Приход шарманщика вызывает всеобщее оживление, и вокруг старика и Динки
сразу образуется толпа.
  - Вона, гляди, кто пришел! - уговаривает раскапризничавшегося малыша
старая нянюшка. - Сейчас как заведет, так и твоего голоса не будет слышно!
Молчи лучше!
  - Водички! Нате водички! - кричат дети, протягивая старику и девочке сразу
несколько кружек.
  - Спасибо, спасибо... Славные детки, бог их наградит! - растроганно
бормочет старик, припадая к кружке с водой.
  Динка пьет долго и жадно, потом, отняв от губ кружку, смотрит на детей.
Мутная накипь от усталости, голода и унижений вдруг рассеивается в ее
душе, и, словно очнувшись от тяжелого кошмара, она обращается ко всем с
запоздалым приветствием:
  - Здравствуйте!
  - Здравствуй, здравствуй, деточка! Садитесь вот с дедушкой, отдохните
немножко, - освобождая место на скамеечке, приветливо откликаются женщины.
  Откуда-то появляются чашка молока и сладкая булочка,
- Спасибо... я не хочу... Дайте дедушке, - с усилием отказываясь от еды,
говорит Динка. Ей кажется, что если она отопьет хоть глоток молока и съест
хоть кусочек булки, то сразу почувствует себя нищей... В чужом доме, в
этом рваном платье... - Нет-нет! - отказывается она. - Дайте дедушке.
Пусть он поест, а я пока спою... Я одна спою!
  Динка вдруг вспоминает любимую песенку Мышки. В этой песенке
рассказывается о внучке, которая водит слепого дедушку и передает ему все,
что видит вокруг. Правда, Динка не помнит всех слов, но она так ясно видит
идущих по лесной дороге дедушку и внучку, так ясно представляет себе
залитый солнцем луг, что не думает о словах, они как-то придумываются на
ходу сами и легко ложатся в рифму:

  "Дедуся, луг блестит цветами,
Все жизни радуются вновь..."
И видит дед ее глазами
Цветы, деревья и любовь...

  - "Дедуся..." - растроганно и нежно поет Динка, подняв к старику
шарманщику сияющее лицо и легонько касаясь его рукава.

  "Дедуся, лес шумит над нами,
Щебечет птичка над тобой..."
И видит дед ее глазами,
И дед уж больше не слепой...

  Динка сама не знает, какими словами она заканчивает песню, она не видит
обращенных к ней ласковых лиц, не слышит тихих голосов женщин..
Потрясенная каким-то новым, глубоким чувством, она забывает и о Леньке,
который хочет есть... Губы ее робко улыбаются, глаза блестят.
  Но шарманщик сует ей в руки шапку, и она протягивает ее к женщинам.
  - Сейчас, сейчас, девочка! Сейчас, милочка! - торопятся женщины, и в шапку
со звоном падают монетки. Динке не хочется брать от этих людей деньги.
  - Спасибо, - стесняясь, говорит она. - Это не мне... Это Леньке..
  - У тебя есть брат? - спрашивают ее женщины.
  - Нет, не брат... Но мы всегда вместе... Он сирота, - путаясь, объясняет
Динка.
  Шарманщик берет из ее рук шапку и заводит плясовую; дети по очереди крутят
железную ручку.
  К калитке их провожают с добрыми пожеланиями. - Приходите еще! Приходите!
- просят взрослые и дети.

  Глава двадцать первая
ГОРЬКАЯ ОБИДА

  Выйдя на дорогу, старик решительно сказал:
  - Пора и на покой. Все кости ноют. Завтра опять походим, а на сегодня
хватит. Устал я...
  Солнце уже совсем низко. Скоро с пристани донесется длинный гудок маминого
парохода, но Динка забыла обо всем на свете. Подпрыгивая и прихрамывая,
она бежит рядом с шарманщиком и весело болтает:
  - Ты что купишь себе, дедушка? Я ничего не куплю! Мы вместе с Ленькой
купим!
  - А что тебе покупать? Вот съешь горяченьких штец да мороженого... - снова
повторяет старик.
  - Не надо! - машет рукой Динка. - Я сразу домой побегу...
  Старик прибавляет шагу и, минуя последнюю просеку, выходит на тропинку,
ведущую вниз, к пристани.
  - Дедушка, ты пойдешь на базарную площадь? - спрашивает Динка
  - Ну да, через базар и пойдем. Там и харчевня...
  - Я не хочу в харчевню... Я пойду домой! Давай тут разделимся, дедушка! -
предлагает Динка, но старик словно не слышит ее и молча идет дальше. -
Дедушка! Мне тут близко - почти у самого обрыва, - говорит Динка. - Дай
мне мои денежки!
  - Каки таки денежки? Я сам тебе морожено куплю... Денежки, денежки... -
бормочет старик, не останавливаясь и не убавляя шагу.
  - Дедушка, я домой хочу! - дергает его Динка.
  - Ну, иди, чего пристала? Я тоже домой иду, не гулять ведь.
  Тропинка выводит старика и девочку на базарную площадь. С пароходов идут
пассажиры, тащатся с корзинами торговки, шныряют между рядами лавок
босоногие ребята. Динка беспокойно оглядывает пассажиров и вспоминает о
маме.
  - Дедушка, дай мне денег! Давай сейчас же! - сердито кричит она и дергает
старика за рукав. - Давай денежки, я домой хочу!
  - Сказано - куплю морожено. А боле чего тебе? Каки таки деньги? - хмурится
старик.
  - Давай мои! Из кармана давай! - топает ногой Динка, Прохожие
останавливаются:
  - Ай-яй-яй! Как нехорошо, девочка!
  - Что же это ты так кричишь на своего дедушку? Бесстыдница этакая! Хоть бы
людей постеснялась! - качая головой, вмешивается проходящая мимо женщина.
  - Давай денежки! - вне себя кричит Динка, цепляясь за шарманщика. - Те,
что в шапке были, давай!
  Старик дрожащими пальцами роется в кармане и вынимает пятачок.
  - На! Назола какая! Господи помилуй, вот горе-то навязалось на мою шею! -
громко жалуется он. - На пятачок, что ли!
  Динка видит одну монетку на его ладони и вспоминает богатый перезвон в
шапке.
  - Много давай! Разделись со мной! - гневно кричит она, отталкивая от себя
ладонь с пятаком.
  - Бессовестная! И не стыдно тебе старичка старенького обижать? - корят
остановившиеся неподалеку торговки.
  - Ведь вот есть же такие дети несочувственные! - возмущаются они. - Гляди,
как топает! И где только набаловалась так? Ведь по всему видать - в нищете
растет!
  - Выпороть ее надо, а не пятачками баловать! - замечает проходящий мимо
мужчина.
  - Бери пятачок-то. Завтра еще дам, - пробует уговорить девочку шарманщик.
  - Что ж, правда, обижаешь старика? Глаза Динки широко раскрываются.
  - Я работала... я пела... - бормочет она, но голос ее прерывается горькими
рыданиями, и, круто повернувшись, она бежит по дороге, спотыкаясь от
усталости и горя.
  - Ишь, пошла, - бормочет старик, глядя ей вслед. Но отчаянный, безнадежный
плач девочки тревожит его. - Эй, мальчик! Снеси-ка ей вот... - подзывая к
себе босоногого мальчугана, просит он и добавляет к пятаку еще три
копейки. - Снеси, миленькой!
  Мальчик, сверкнув босыми пятками, в несколько прыжков догоняет плачущую
девочку.
  - Вот возьми, старик тебе еще дал, - сует он ей в руки деньги.
  Но Динка отстраняет протянутую ладонь и, не оглядываясь, бредет по дороге.
Из последних сил царапается она не обрыв и, цепляясь за колючие кусты,
плетется до тропинке к утесу.
  Громкий плач ее переходит в горькое всхлипывание и тихие протяжные жалобы:
  - Лень... Лень... Лень...

  Глава двадцать вторая
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ ЛЕНЬКИ

  В жизни Леньки редко бывали счастливые дни. Но сегодня ему повезло. Утром,
пробравшись за пассажирами на пароход, он благополучно проехал в город и
тут же, на пристани, заработал пятнадцать копеек у одной сердобольной
барыньки, которой помог добраться с двумя чемоданами до извозчика.
  - Сколько тебе? - спросила барынька.
  Но Ленька, не считая свою помощь за большой труд, махнул рукой:
  - Ладно... Чего там!
  Барынька сунула ему гривенник, а потом, увидев, как просияли глаза
мальчика, растрогалась и добавила пятачок. Это была удача, и Ленька сразу
почувствовал себя человеком с деньгами. Он ходил по базару и, ощущая
мучительный голод, приценивался то к пирогам, которыми торговал разносчик,
то к горячей картошке, политой бараньим жиром... Особенно долго стоял он в
обжорном ряду, наблюдая, как к длинному столу один за другим подходили
люди и, заплатив три копейки, получали из рук торговки окутанную душистым
паром жестяную миску с мятой картошкой. Соблазнительный запах щекотал
ноздри, но Ленька не решался отдать сразу целых три копейки и, махнув
рукой, отошел подальше, сказав себе свою любимую фразу:
  "Чего тут... Не маленький небось..."
Приценялся он и к толстым румяным бубликам... Но вс„ казалось ему слишком
дорого, и в конце концов он купил на две копейки горбушку хлеба и остался
очень доволен собой. Но хлебом ему пришлось поделиться с Федькой, которого
он встретил на базаре. Федька с утра продавал за гроши мелкую рыбешку, но
рыбешка шла туго, Федька оголодал и собирался уже домой.
  - Погоди... может, еще продашь! - разламывая пополам свой хлеб, сказал
Ленька. - Тебе бы Макаку сюда! - засмеялся он, вспомнив свои торги рыбой.
  Но Федьке было не до смеха. - Меня нонче Митрич обещался взять с собой. -
сказал он. - А из-за этой дряни и ловлю пропущу... Знаешь что? предложил
он Леньке. - Бери ее себе! Что продашь, а что сваришь дома!
  Ленька согласился и занял Федькино место. Вначале ему повезло, и он
умудрился заработать десять копеек, но потом дело застопорилось, и
последнюю кучку никто не хотел брать, А между тем базар был в полном
разгаре, и Ленька боялся потерять заработок.
  "Возьму домой, похлебку сварю", - подумал мальчик и, сложив рыбу в
корзинку, которую оставил ему Федька, пошел на пристань...
  Его привлекала столовая.
  "Поглядеть бы, нет ли там опять дяди Степана?"
Но дяди Степана не было, зато Леньке снова удалось заработать немного
денег, и он решил купить Динке большое румяное яблоко. Выбрав на возу
самое лучшее яблоко, он прибавил к нему еще два поменьше и, заплатив,
отошел.
  Его беспокоила мысль о своем новом знакомом.
  "Может, дома сидит... А может, на работе где-нибудь? - раздумывал Ленька.
  - А может, голодный?"
Мальчик решил купить хлеба и отнести Степану рыбу.
  "Тот раз он меня кормил, а этот раз я его накормлю!" - радовался Ленька,
шагая по грязному переулку и взбираясь по скрипучей лестнице деревянного
флигеля.
  Степан был дома.
  - Вот и хорошо, что ты пришел! - весело сказал Степан. - А у меня вчера
получка была! Сестра денег прислала, да за урок я получил! Пойдем в
студенческую столовую обедать! - предложил он, садясь на кровать и
натягивая на босые ноги ботинки.
  Но Леньке не хотелось обедать за его счет.
  - У меня есть рыба... - сказал он. - Я бы, дядя Степан, сварил похлебку,
вот мы и наелись бы!
  - Ну что ж! - согласился Степан, заглядывая в Ленькину корзинку. - Чего
лучше! Сварим похлебку! Только один уговор: не называй ты меня дядей!
Терпеть не могу всех этих дядей, тетей! - стаскивая ботинок, сказал он.
  Ленька засмеялся.
  - Ясно, смешно! Мы с тобой взрослые люди: ты Леонид, и я Степан! Ну,
вываливай свою рыбу около печки, сейчас будем хозяйничать!
  Сидя на корточках, они вдвоем выпотрошили рыбу, покормили спустившуюся с
чердака голодную кошку, потом развели огонь и, поставив варить похлебку,
разговорились. Польщенный тем, что Степан называет его Леонидом и считает
его за равного себе, взрослого человека, Ленька вдруг почувствовал
собственное достоинство и независимость; булькающая в кастрюле рыба и
хлеб, выложенный им на стол, также прибавляли ему чувство независимости, а
простое, дружеское отношение Степана располагало к доверию. Ленька
рассказал о своем бегстве от хозяина и жизни на утесе.
  - Как орел живу! - похвалился он.
  - Это хорошо, это даже очень здорово; - задумчиво сказал Степан, закуривая
папироску и пуская в потолок дым. - Но ведь вот какая неприятность: за
летом приходит осень... дожди... Пожалуй, подмочит тебя на твоем утесе, а?
- глядя на Леньку добрыми близорукими глазами, спросил он.
  - Не подмочит! - засмеялся Ленька. - Я под камнем сплю!
  Степан пощипал рыжий клинышек своей бородки и кивнул головой:
  - Ну, спи пока под камнем! А зимой, если я до тех пор не получу бесплатную
квартиру, будешь жить со мной!
  - Это что же - тюрьму? - догадался Ленька.
  - Ну да! Мало ли что может случиться... Вот поднял бы ты тот раз бумажку и
крикнул бы: "Держите его!" - так сейчас же меня, голубчика, и сцапали бы,
- сказал Степан.
  - Я не предатель и не сыщик! - обиделся Ленька.
  - А есть и предатели и сыщики, - бросая в угол папиросу, сказал Степан.
  - А где же они есть? Если, например, среди рабочих, так там их нету... -
пожал плечами Ленька.
  - Почему - нету? Попадется вот такая бумажка какому-нибудь холую,
подхалиму хозяйскому, вот он нанесет ее куда надо, а там начнется
слежка... - заметил Степан.
  - Так вы поаккуратней! Глядите, кому кладете... - нахмурился Ленька.
  Степан поднял кастрюлю, подсыпал в жаровню углей, взял ложку.
  - А ну, попробуй! - сказал он вместо ответа и выдвинул из-под кровати
сложенную горкой грязную посуду. - Вот, кстати, тарелок этих, ложек,
плошек у меня набралось до черта! И пачкаются, понимаешь ли ты, и мыть их
надо! Одним словом, лишняя посуда затрудняет жизнь! Не возьмешь ли на свой
утес хоть половину? - наливая в миску воды из ведра и гремя тарелками,
предложил Степан.
  - Возьму! - засмеялся Ленька. - Мне как раз есть не на чем.
  - Вот и хорошо! Бери грязную - там Волга у тебя под рукой, вымоешь... -
засовывая в Ленькину корзинку миску И две тарелки, сказал Степан. - На вот
и ложки. Срязу тебе кладу, чтооб не забыл.
  Ленька, хохоча, помог ему собрать посуду.
  - Чудной вы! - сказал он.
  - Да не чудной я, а просто, понимаешь ли ты, некогда мне тут себя
обхаживать, как старую барыню...
  - А вы куфарку возьмите! - развеселившись, посоветовал Ленька.
  - Только этого мне еще не хватало! - серьезно сказал Степан.
  Убрав со стола книги, Ленька поставил тарелки, налил похлебку, нарезал
хлеб. Ели молча, обжигаясь и откусывая большими кусками хлеб.
  - Вот как мы! - весело сказал Степан, отодвигая пустую кастрюлю. - Да
разве за нами кто угонится? - пошутил он, снимая с жаровни чайник.
  Чай пили, заваренный прямо в жестяном чайнике. Пили долго, прикусывая
сахар от одного куска. Никогда еще не ел и не пил Ленька так вкусно и
сытно. И нигде еще не чувствовал он себя таким вольным человеком, как у
Степана.
  Размякнув от горячего чая и благодарности, мальчик глядел на своего нового
друга и думал о том, что каждый поход Степана с запрещенными бумажками
очень опасен и что он, Ленька, мог бы запросто помогать ему в этом деле.
  - А что, Степан, - робко сказал он, - если бы я, например, заместо вас
ходил бы с бумажками? Меня хоть и выследят, в случае чего, так мне ничего
не будет!
  - Не понимаешь ты, что говоришь! - серьезно сказал Степан. - Эти бумажки -
драгоценная вещь; надо, чтобы ни одна зря не пропала, а ты сунешь кому не
надо... Кто ж тебе доверит такое важное дело?
  - Уж так не суну, как вы... Попали на труса, он и выбросил. Хорошо, я
подобрал... - осмелев, сказал Ленька и тихо добавил: - Я бы в бублики их...
  - "В бублики, в бублики"! У самого хлеба нет, а он насчет бубликов
толкует... Что это - одна или две? Молчи уж... А главное, держи язык за
зубами - вот все, что от тебя требуется, раз уж свела нас судьба!
  - Об этом не беспокойтесь, - сказал Ленька,
Степан лег и, закинув ноги на спинку, кровати, сказал:
  - Сегодня я сам себе забастовку объявил! Дай-ка мне со стола вон ту книгу.
  Лкнька дал ему книгу и, подперев рукой щеку, задумался о таких людях, как
Степан и дядя Коля. Легко с ними и хорошо. Может, потому, что они просто
хорошие люди, а может, потому, что, не жалея себя, борются за простой
народ. - А что, дядя Степан... - начал он. - Что, тетя Леонид? - прервал
его Степан, глядя смеющимися глазами из-под раскрытой книги. Но Ленька не
засмеялся.
  - А что, Степан, - поправился он, - между вами, политическими, тоже есть
предатели?
  Степан положил книгу и сел:
  - Между нами, политическими, -их нет, но. к нам затесываются иногда
предатели. На моем веку .был один такой случай...
  - Был? Предатель? И все тайны ваши узнал? - с замирающим сердцем спросил
Ленька.
  - Все не все... но одно очень важное дело он нам провалил... Донес в
полицию, и многих товарищей тогда арестовали... в том числе и твоего дядю
Колю, - хмуро сказал Степан.
  - Мой дядя Коля? Он большевик назывался... Но его еще тогда взяли, три
года назад, вот за эти самые бумажки. Полиция обыск делала... Я все помню,
- сказал Ленька.
  - Да нет! Тогда он недолго сидел... А это дело весной было. Многих
посадили. Меркурий всех знал в лицо... - задумчиво сказал Степан.
  - Меркурий? - не понял Ленька.
  - Ну, имя такое у этого предателя... Да что ты все спрашиваешь!
Проговоришься где-нибудь... Сказал тебе что мог, и хватит с тебя!
  - Степан! - трогая его за плечо и присаживаясь на кровать, сказал Ленька.
  - Ведь я любил того дядю Колю!.. Я одного человека только так любил...
  - Ну? - вопросительно поднял брови Степан.
  - Так вы скажите, где он сидит? Я, может, схожу к нему! Выпрошусь
как-нибудь!
  - Нет, не сходишь и не выпросишься, а если не желаешь ему зла, то забудь о
нем. Понял? У дяди Коли есть товарищи, они о нем заботятся. А ты забудь! -
сурово повторил Степан.
  - Не забуду. Пойти не пойду, а не забуду, - горько и упрямо повторил
Ленька.
  - Если я что-нибудь о нем узнаю, то скажу тебе, - смягчился Степан.
  Ленька кивнул головой и вытер глаза.
  - А того предателя споймали? - тихо спросил он, помолчав.
  - Нет. Скрылся, - коротко ответил Степан, утыкаясь носом в книгу.
  Глаза Леньки потемнели и губы крепко сжались.
  - Значит, - сказал он, вставая и в упор глядя на Степана, - сначала
проглядели, а потом упустили... Чтоб еще кого посажал...
  Степан снова отложил книгу и потянул Леньку за рукав.
  - А по-твоему, что надо было с ним сделать? - с интересом спросил он.
  - Убить! - коротко и решительно сказал Ленька. Степан расхохотался и,
засунув руки в карманы, быстро заходил по комнате.
  - Не так все просто, - пробормотал он, - не так все просто!
  Потом подошел к столу, отпил глоток холодного чаю и вдруг рассердился на
себя и на Леньку за весь этот разговор:
  - Что ты душу из меня вытягиваешь? Не хочу я больше об этой сволочи
говорить! А ты, понимаешь ли ты, все время лезешь не в свое