ошо и красиво, что, несмотря на все трудности, им удалось сделать
настоящую свадьбу. Олег острил и дурачился; Костя, хохоча, уверял Малайку,
что теперь он пропал, так как самое главное в процедуре венчания - это
первому стать хотя бы одной ногой на коврик, подстеленный под ноги молодым.
  - Хотя бы одной ногой, Малай Иваныч! Хотя бы одной... - хохотал Костя. -
Ведь теперь Лина всю жизнь будет командовать вами!
  - Пускай командывает! Что захочет, то и будет! - соглашался на все Малайка.
  - Нет уж, Малай Иваныч, - с улыбкой говорила Лина, - теперь уж вы
командуйте! Какая радость жене над мужем верх держать!
  Смущенное лицо Малайки, не привыкшего к покорности Лины, вызвало новый
взрыв хохота. Громче всех хохотала Крачковская, хотя глаза у нее были
усталые и лицо озабоченное.
  - Гога; подними бокал и провозгласи тост, а потом мы сообщим дорогим
хозяевам нашу новость, - тихонько шепнула она сыну. Гога поднял бокал.

  Любовь и дружба двух людей
Соединяют.
  Пусть эти чувства вечно с вами
Пребывают! -

  громко сказал он заранее приготовленный тост и, смутившись, подошел к Лине
чокнуться..
  Лина чокнулась, поцеловала его в лоб и подошла к Крачковской.
  - Спасибо вам за вашу доброту! - растроганно сказала Она, кланяясь в пояс.
  Крачковская еще раз пожелала молодоженам счастья и Торжественно сказала:
  - А теперь мы с Гогой должны сообщить вам новость! Мы уезжаем. Муж срочно
вызывает нас к себе!
  Слова Крачковской ошеломили присутствующих. За столом наступила полная
тишина.
  - Мы уезжаем завтра, мои дорогие! Мне очень жаль расставаться с вами. Я
очень благодарна Константину Федоровичу за Гогу! Он столько возился с ним
последнее время... - приятно улыбаясь, сказала Полина Владиславовна и при
общем молчании обратилась к сыну: - Гога, ты хотел, кажется, предложить
Константину Федоровичу ключ от флигеля...
  Гога вскочил:
  - Константин Федорович! Мы с мамой просим вас чувствовать себя полным
хозяином флигеля до самого конца лета! Торжественно передаю вам ключ!
  Все сразу ожили, зашевелились. Костя трогательно поблагодарил за
гостеприимство.
  - "В вашем доме, как сны золотые..." - дурачась, пропел Олег.
  Марина и Катя с искренним чувством обняли Полину Владиславовну.
  Гога подошел к Мышке и, стоя за ее стулом, сказал:
  - В память нашей дружбы я оставлю тебе полное собрание сочинений Толстого.
  Мышка вспыхнула от радости, застеснялась.
  - А я что?.. - робко пролепетала она. - Я тебе Пушкина...
  - Не надо... У меня есть! - великодушно ответил Гога. Провожали
Крачковских шумно и весело, но после их ухода все вздохнули свободнее. За
столом стало как-то уютнее и проще. Никто уже не острил, не хохотал, всем
хотелось посидеть одним, своей семьей, и разговор перешел в тихую беседу.
Обсуждались всякие мелочи будущей жизни Малайки и Лины.
  - Помещение хозяин дал Малайке хорошее, но мебели там нет. Один стол и
стул да поломанная кровать... - сказала Катя.
  Марина задумалась:
  - Тогда надо хоть из кухни перевезти им Линину кровать и стол.
  - Вот уж нет! - сразу заволновалась Лина. - Не порушайте моего ничего. Я
свою кровать старенькой одеялкой покрыла и подушку оставляю. Как было, так
пусть и будет. И кажное воскресенье приезжать стану. Не порушайте моего
ничего!
  - Конечно, конечно! Пусть все так и останется! - заторопилась успокоить ее
Катя. - Можно взять что-нибудь с городской квартиры...
  Дети, сидя между взрослыми, впитывали в себя все впечатления праздника и,
притихнув, машинально запихивали в рот сладости. Лина и Малайка должны
были уехать вечером. Боясь грустного прощания, Катя заставила Мышку лечь
спать. Усталая Мышка не противилась. Она поцеловала Лину и, моргая сонными
глазками, спросила:
  - Ты никуда не уедешь, Лина?
  - Уеду и приеду, - ответила Лина и, прижав к себе девочку, добавила: -
Была вашей Лина, вашей и останется!
  Мышка ушла, а Динка воспротивилась. Лина тоже не захотела отпустить свою
любимицу. Они сидели рядом, и Лина, отламывая кусочки сладкого пирога,
клала их девочке в рот. Динке хотелось стать совсем маленькой и,
прижавшись к Лининой груди, заснуть у нее на коленях. Она закрыла глаза,
прислонилась к Лининому плечу... Лина, разговаривая с Катей, перешла на
шепот, взяла Динку на колени и тихонько закачала, баюкая ее, как
ребенка... Всем вспомнился элеватор, когда, бывало, Лина, усевшись за
стол, клала маленькую Динку к себе на колени и, лежачую, кормила ее кашей.
  "Лина, ты все даешь и даешь ей... Может, она больше не хочет?" -
беспокоилась Марина.
  "Это твои старшенькие не хочут, а моя все хочет! - спокойно отвечала Лина,
дуя на ложку. - Она как наестся, так сразу знак подаст: стукнет ножкой об
стол аль по ложке ручкой вдарит".
  "Вот воспитание!" - хохотал тогда Олег.
  Но сейчас, глядя на Лину, укачивающую на своих коленях восьмилетнюю Динку,
никто не смеялся. Все понимали, что именно здесь, в этом материнском
чувстве Лины к вскормленной ею девочке, и в Динке, привыкшей считать Лину
своей второй матерью, таилась главная трагедия ухода Лины из семьи, Именно
здесь был источник ее горьких слез о разлуке.
  А Динка, припав головой к груди Лины, сладко и безмятежно спала... В саду
уже сгущались сумерки, в комнатах зажгли лампы.
  - Малай Иваныч, подержите-кось ребенка... - сказала вдруг Лина.
  Малайка вскочил и бережно принял на вытянутые руки спящую Динку.
  Лина отряхнула с платья крошки и, открыв дверь в комнату, тихо сказала:
  - Кладите ее, Малай Иваныч, на кроватку. Малайка положил Динку на кровать
и на цыпочках вышел. Лина сняла с девочки нарядные белые башмачки и,
наклонившись, перекрестила ее широким крестом. Частые слезы ее закапали на
грудь Динки.
  - Господи, не помощник ты людям в великой скорби душевной, - тихо
простонала Лина.
  Динка неспокойно шевельнулась во сне и, словно почувствовав ее слезы,
тоненько, по-ребячьи всхлипнула.
  Через час Лина уехала. Олег, Костя и Малайка несли ее вещи. Марина и Катя
стояли у калитки. Алина, по настоянию Кости, простилась раньше.
  Лина шла, не оглядываясь назад, но сердце ее знало, что дом, который она
оставила, осиротел.

  Глава сорок пятая
ОПУСТЕВШИЙ ДОМ И СООБЩЕНИЕ КОСТИ

  Динка проснулась рано и, услышав звон посуды, в одной рубашонке выскочила
на террасу.
  - Я думала, Лина... - сказала она, встретив вопросительный взгляд Кати.
  - Лина приедет в воскресенье. Она часто будет приезжать, - мягко ответила
Катя, убирая со стола грязные тарелки.
  На террасе был страшный беспорядок: на полу валялись бумажки от конфет,
скорлупа от орехов; вчерашние блюда, пироги и закуски были наспех прикрыты
газетами. Видно, Лина очень торопилась и не успела прибрать, а может, Катя
и Марина не позволили ей прибирать в свадебном наряде, Динка побежала в
комнату, накинула платье, надела свой фартучек с белкой и скромно вышли на
террасу:
  - Я помогу тебе, Kатя, ладно? Катя ласково кивнула головой.
  - Ну, возьми веничек и подмети терраску, - сказала она.
  - Я раньше отнесу грязные тарелки, ладно? - дотрагиваясь до тарелок,
сказала Динка. Ей почему-то хотелось пробежаться в кухню.
  - Ну, отнеси, только не все сразу, - согласилась Катя.
  Динка взяла горку тарелок и, прижимая их к себе обеими руками, пошла к
кухне... Она еще никак не могла себе представить, что Лины там нет. Но
дверь кухни была заперта, окно плотно прикрыто. Динка поставила на дорожку
тарелки и, помедлив на пороге, открыла дверь. В кухне было чисто и пусто.
Под окном стояла аккуратно застеленная кровать, на плите блестели
начищенные кастрюли, где-то тихо жужжала муха...
  Динка присела на краешек Лининой постели и обвела глазами стены, ища
знакомые фотографии. Вон там, на маленьком гвоздике, висела карточка мамы;
она была под стеклом в лазоревой рамке, а рядом с ней стоял во весь рост
солдат Силантий, Линин брат. А на другой фотографии была снята Лина с
маленькой Динкой на руках, и над кроватью висела карточка Лины с детьми, а
над самым изголовьем - карточка одной Динки.
  Теперь фотографий не было, вместо них на белой стене торчали голые шляпки
гвоздиков. И только из угла строго и задумчиво смотрел на девочку
Чернышевский.
  Динка глубоко вздохнула. Приоткрыв дверь, она внесла тарелки, осторожно,
стараясь не стучать, поставила их на стол и вышла. Молча и задумчиво
подметала она террасу, молча съела сладкий пирог, который дала ей Катя,
положила в карман конфетку...
  В кухне загремели ведра: Никич принес воды и начал ставить самовар.
Потянуло знакомым запахом дыма, послышался разговор. Но Динка не
шевельнулась, для нее кухня оставалась такой же пустой и тихой, какой она
увидела ее в это утро.
  Вставало солнце, теплые лучи его потянули Динку в сад. Она прошлась по
дорожкам, покачалась в гамаке. Глубокая тишина и пустота Лининой кухни
неотвязно преследовали ее, хотелось тихо ходить, тихо говорить...
  "Я делаюсь больной!" - испуганно подумала Динка и, чтобы услышать свой
голос, громко сказала:
  - Карл у Клары украл кораллы... Карл у Клары украл кораллы! - еще громче
крикнула она, а с террасы вдруг откликнулся голос Мышки:
  - Иду!
  Динка обрадовалась, побежала навстречу сестре, обняла ее за шею:
  - Лины уже нигде нет.
  - Она будет приезжать каждое воскресенье, а может быть, даже среди недели,
- живо сказала Мышка. - Они будут приезжать вместе с Малайкой...
  - В кухне остался один Чернышевский, - думая о своем, сказала Динка.
  - Ну что же, - сказала Мышка. - С ним все-таки веселее...
  Динка замолчала.
  - Кате будет теперь трудно. Ей придется самой варить обед. Вчера Костя
привез ей такую книжку...
  - А какой писатель пишет про супы? - поинтересовалась Динка.
  - Не знаю... - пожала плечами Мышка. - Я никогда не читала.
  - Я думаю, какой-нибудь голодный, - серьезно предположила Динка, - потому
что когда человек голодный, то ему представляется какое-нибудь кушанье.
  Мышка опять пожала плечами.
  - Я умею варить картошку в собственной кожуре. Если Катя захочет, то я
могу поставить на два камушка котелок, потом наломать сухих палочек и
зажечь. Это очень просто.
  А потом в этом же самом котелке можно сделатъ чай... И если набрать воды
из Волги, то он совершенно желтый без всякой заварки! - с увлечением
сказала Динка.
  - Неужели? - удивилась Мышка. - Но откуда ты все это знаешь?
  - Я знаю... - Динка неопределенно мотнула головой в сторону Волги - Я
видела на берегу. Так варит себе один голодный писатель, - неожиданно
фыркнула она.
  Мышка тоже засмеялась.
  - Ты так быстро врешь, - сказала она, - что я даже ничего не успеваю
подумать!
  - У меня не простое вранье! - важно сказала Динка. - Но тебе никогда не
додуматься, потому что оно похоже знаешь на что?
  - На длинный язык! - фыркнула Мышка.
  - Нет... На яичко, которое вкладывается одно в другое, одно в другое, а в
самом конце такой шарик.
  - Ну и что?
  - Шарик взаправдашний, а кругом вранье, - объяснила Динка.
  - Это такая загадка? - спросила Мышка.
  - Да. Я могу много насочинять таких загадок... Я могу стать даже писателем
супов, если меня не кормить! - похвасталась она.
  - Дети, идите пить чай! - крикнула с террасы Алина.
  - Пойдем! - сказала Динка. - На столе много вкусного от вчерашнего пира.
  - А какая красивая была Лина! - с восторгом вспомнила Мышка.
  Но Динка насупилась и тихо сказала:
  - Я ненавижу свадьбы... Чай разливала Алина.
  - Дети, - сказала она, - Лины нет, и мы должны помогать по хозяйству. Надо
прибирать со стола, мыть посуду, подметать комнаты. Можете выбирать что
кому нравится!
  Мышка предложила подметать комнаты или мыть посуду. Динке не нравилось ни
то ни другое.
  - Я буду варить картошку в собственной кожуре, - безнадежно повторяла она.
  После завтрака Алина и Мышка прибрали со стола и помыли посуду. Динка
взяла веник и пошла подметать свою комнату. На террасе послышались
поспешные шаги и голос Кости:
  - Где Катя? Позовите ее на минутку!
  Динка услышала, как Костя прошел в соседнюю комнату.
  - Что-нибудь случилось? - спросила, входя, Катя. Динка невольно
прислушалась.
  - Степан арестован. Третьего дня в рабочей столовке... Был обыск... У меня
есть сведения, что его взяли без всяких улик... - шагая по комнате,
взволнованно сказал Костя и, приоткрыв дверь, заглянул в детскую. (Динка
присела за спинкой кровати.) Костя закрыл дверь. - Третьего дня, рано
утром. А ночью Степан работал в типографии и вышел с целой пачкой свежих
прокламаций... Не понимаю, куда он их дел!
  - Но ты же говоришь - при нем ничего не нашли? - испуганно переспросила
Катя.
  - И при нем ничего, и в квартире ничего. Взяли без всяких улик. Это
большая удача, но где прокламации?
  Динка сидела ни жива ни мертва. Может, это Ленькин Степан? Ведь это он
ходил в столовую с запрещенными бумажками, которые называются
прокламациями. Но почему же его взяли без всяких улик? Что значит улики?
Это, наверное, что-нибудь из од„жи... Но как же он шел по улице без этих
самых улик? И где был в это время Ленька - ведь он часто заходил к Степану?
  Динке стало очень жаль Степана, но больше всего она испугалась за Леньку.
"Вдруг сегодня Ленька пойдет к Степану, а там полиция! Ведь Леньку тоже
могут арестовать!" - подумала она, прислушиваясь к голосу Кости.
  - Степан сидит в подследственной камере, перестучаться с ним и узнать
что-нибудь точнее невозможно. Но если нет улик, то его должны скоро
выпустить.
  Динка не стала слушать дальше; бросив в угол веник, она вылезла в окно и
побежала к забору. Где Ленька? Ведь он обещал приехать раньше... Динка
вернулась домой, посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать...
  На пристани загудел пароход. По тропинке мимо забора прошли дачники. Но
Леньки между ними не было.

  Глава сорок шестая
ЛЕНЬКИНЫ БУБЛИКИ

  Еще дважды прогудели пароходы и прошли мимо приехавшие дачники... Динка
смотрела на часы, возвращалась назад и в волнении бегала вдоль забора.
  "Может, это совсем и не тот Степан... Но почему же тогда Костя сказал про
эти САМЫЕ прокламации?" - старалась догадаться Динка. В конце концов она
начала сердиться... И в это время на тропинки показался Ленька. Он шел не
спеша, словно раздумывая, идти или не идти. Ему казалось, что свадьба в
Динкином доме еще не кончилась и сама Динка снова встретит его, как чужая
барышня. Леньке было обидно и унизительно вспоминать, что эта "барышня"
просунула ему через забор подачку, но, тоскуя по своей подружке, он
все-таки шел...
  - Ленька! - стукнув кулачком по ладони, сердито крикнула Динка и, нырнув в
лазейку, помчалась навстречу мальчику. - Почему ты не идешь? Не идешь и не
идешь!
  - А что? - оторопело спросил Ленька.
  - Как - что? Пойдем скорей! - Динка схватила его за руку и потащила за
собой.
  - Да погоди... На пожар, что ли? - пошутил Ленька, и лицо его просветлело.
- Вот уж Макака так Макака! Настоящая Макака! - с удовольствием сказал он
и засмеялся.
  - Не смейся! Пойдем! Я тебе не смешное скажу! - снова прикрикнула на него
Динка.
  - А что, случилось у вас что-нибудь? - спросил Ленька.
  - Пойдем! Пойдем!
  - Ну, пойдем, коли так! - Ленька вырвался вперед и потащил за собой Динку.
  Не переводя дух, они домчались до обрыва, молча перешли на утес и уселась
около входа в пещеру.
  - Ну что там стряслось? - спросил Ленька. Динка, прерывисто дыша,
наклонилась к его уху. - Степан арестован! - сообщила она. Ленька
удивленно поднял брови и невесело усмехнулся.
  - Здравствуй, кум, я твой Федор... - пробормотал он и вдруг быстро
спросил: - Ты откуда знаешь?
  - Костя по секрету сказал Кате. А я слышала.
  - Что ж он сказал? - все так же удивленно спросил Ленька.
  - Так и сказал: Степан арестован, его взяли прямо с кровати без всего,
поэтому скоро выпустят, - дополнила от себя Динка.
  - С кровати? Значит, дома. Так это другой Степан... - сообразил Ленька.
  - Ну вот. Я тоже так думала... Но Костя сказал еще, что третьего дня... и
не дома, а в столовке... И что у Степана была целая пачка прокламаций, но
у него ничего не нашли, а делали обыск дома и прямо в чем был, без всяких
улик, повели по улицам... - захлебываясь, рассказывала Динка.
  - Постой!.. Что ты все путаешь?.. Вспомни хорошенько, что сказал Костя...
Где Степана арестовали? - взволновался Ленька.
  - Ну, в рабочей столовке... И он еще не успел подложить свои бумажки... А
потом был обыск и его повели без каких-то улик... - снова повторила Динка
и, посмотрев в озадаченное лицо товарища, пожала плечами: - Что это за
улики такие? Од„жа, что ли?
  - При чем тут од„жа... Улики - это, например, те же прокламации или еще
что-нибудь запрещенное... А у него не нашли... Ну вот и говорится:
арестовали без улик, - серьезно пояснил Ленька.
  Динка фыркнула и зажала себе рукой рот:
  - Ой, Лень... А я думала, это какая-нибудь од„жа... и вообще что-нибудь...
  - Погоди... - что-то соображая, сказал Ленька. - Не пойму я: откуда Костя
узнал?
  - Ему товарищи сказали... А от Степана ничего узнать нельзя, так как он
сидит в какой-то наследственной камере... - вспомнила еще Динка.
  Ленька крепко задумался.
  - Ну что, наш это Степан или не наш? - с тревогой спросила
Динка.
  - Степан наш... - тихо ответил Ленька и строго поглядел в глаза подружки.
- Мне нужно тайну одну тебе открыть, только смотри: проговоришься, так
меня сейчас же схватит полиция, да и Степану хуже будет...
  - А что я, маленькая или совсем уж дурочка! - обиделась Динка.
  - Да я тебя знаю, а то бы нипочем не доверил! - Ленька придвинулся ближе и
стал рассказывать Динке все, что произошло в эти дни. - Теперь я работаю
за Степана... Только я в бублики кладу... На весь полтинник уже купил ..
  - На тот полтинник? А лодка? - всплеснула руками Динка.
  - Какая тут лодка! Это дело первой важности. Я понемногу вожу. Много не
беру, а то попадусь если, так, по крайности, бумажки целы будут.
  - Конечно, - вздохнула Динка. - Наплевать уж на лодку... А много у тебя
еще этих бумажек. Лень?
  - Немного уже осталось... Завтра да послезавтра съезжу - и конец.
  - Лень, возьми меня! Я тебе помогу... - запросилась Динка.
  - Куда ты! Это не простое дело. Я и так и сяк приловчаюсь... Ох и трудно!
Ведь не лишь бы как сунуть... Я к рабочим хожу... Кому в мешок с
инструментом подброшу, кому в котомку с харчами...
  - Смотри, Лень, заметит кто-нибудь, и арестуют тебя, как Степана! - со
страхом сказала Динка.
  - Да раз уж взялся за такое дело, так от тюрьмы не уйдешь. Только не скоро
они меня поймают! Я ловкий! - с важностью сказал Ленька.
  Динка искоса взглянула на него и наморщила лоб:
  - Подожди, Лень... Я все думаю. Значит, это был тот сыщик, тот самый, что
тогда у нас?
  - Он! Я его длинную морду сразу узнал. Да еще глаза - вроде у слепого...
Он самый! - убежденно сказал Ленька.
  - Но тогда, значит, этот сыщик и у нас хочет кого-то арестовать?
  - Само собой. Выслеживает чего-то... Может, думал, Степан у вас? Раз Костя
со Степаном товарищи, а вы с Костей дружите, так он и охотился под
забором... - предположил Ленька.
  - Верно, верно! Он за Степаном приходил! - успокоилась Динка.
  Ленька развел огонь и поставил на два камушка котелок с чаем. Пока вода
закипала, он вынул связку бубликов, потом обошел вокруг утес, внимательно
поглядел на обрыв и, присев около Динки, вытащил из-под камня завернутые в
тряпку прокламации.
  - Дай мне подержать, - сказала Динка и с робостью взяла в руки листок с
напечатанным на нем воззванием к рабочим. - А о чем тут пишут? Ты читал? -
шепотом спросила она.
  Ленька кивнул головой.
  - Тут все как есть правда... Про всю нашу жизнь... И насчет царя,
конечно... что свергать его нужно... - задумчиво сказал Ленька.
  - Да ведь царя, Лень, уже свергали! Я просто удивляюсь, как это он еще
сидит? - пожала плечами Динка.
  - Да потому, что свергать нужно всем сообща. Вот погоди, как рабочие
почитают эти бумажки, так и поймут, как надо действовать. А то окружился
царь войском и сидит за десятью замками. С утра до вечера только кисель
жрет!
  - Ну, кисель! У царя денег много, он и мороженое пря