задумчиво крутит головой:
  - У нас книг много, но такой я не видела еще. Может, только на чердаке
где-нибудь... Глаза у Леньки загораются.
  - Коли есть, принеси... А тогда обратно положишь, ладно? - просит он.
  Динка неуверенно кивает головой.
  - Погоди... А как звать-то тебя? Макака, что ли? - спрашивает вдруг Ленька.
  - Нет, меня зовут Динка, а Макакой меня дразнят. Макака - это обезьяна, а
у меня вот... - Динка выпячивает вперед нижнюю губу и с огорчением
говорит: - Из-за нее меня и дразнят!
  - Пустяк дело! - небрежно говорит Ленька, - Дать еще раза два но шее, так
и губа понравится. А Макака - имя хорошее, куда лучше, чем энта Динка.
  - Да ведь это обезьянье имя! - волнуется девочка.
  - Ну, а обезьяна что? Она еще получше людей.
  - Так ведь Макака - это для дразнения такое имя!
  - Кто скажет со злостью, тому для дразнения! Да злой человек еще и не так
назовет... Ты на это плюнь с высокого дерева. Макака - имя хорошее, ни у
кого такого нету, а у тебя есть, - убежденно говорит Ленька.
  Динка молчит. Может, и правда ей наплевать? Макака так Макака.
  Ленька хмурит лоб и о чем-то думает, потом неожиданно спрашивает:
  - А чего ж ты, Макака, затесалась сюда, на берег, в эдаком платье? Ты ж с
шарманщиком ходишь!
  Динка с обидой рассказывает про художника.
  - Уехал, видно... Ну, может, приедет еще... - говорит Ленька и лукаво
опрашивает: - А какими это ты словами ребят пугала? "Сарынь на кичку!"
Выдумала тоже! - усмехается он.
  - Нет, что ты! Я ничего не выдумала. Это же слова Стеньки Разина! Ты
слыхал про Стеньку Разина?
  - Про атамана? Ясно, слыхал! На Волге живу, да не слыхал! Что я, глухой,
что ли?
  - Ну вот! А когда Стенька нападал на врагов, то он всегда так кричал - для
смелости просто, чтоб победить! - объясняет Динка.
  - Да, есть такие слова: скажешь их про себя. и вроде сразу сила
прибавится, - соглашается Ленька.
  - И еще вот песня такая есть про утес! - волнуясь, говорит Динка. - Про
утес Стеньки Разина!
  - Не знаю такой. А ты знаешь?
  Динка кивает головой и встает перед Ленькой с серьезным, торжественным
лицом.

  Есть на Волге утес,
Диким мохом оброс, -

  запевает она, сильно копируя дядю Леку.
  Ленька слушает внимательно, но Динка не помнит слов и поет пятое через
десятое, заканчивая обрывистой фразой:

  И утес-великан
Все, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет...

  Она долго вытягивает последнее слово, ей кажется, что так полагается по
мотиву. Но Леньке нетерпеливо машет рукой:
  - Погоди выводить-то! С одного слова толку мало. Что же это за песня, с
гулькин нос?
  - Как - гулькин нос? - фыркает Динка. - Это я просто слова забыла!
  - Жаль. Хорошая песня, ты бы выучила слова.
  - Я выучу! Только знаешь что? Никто, никто не может сказать, где этот
утес! - печально говорит Динка.
  - Никто не может? - спрашивает Ленька, и глаза его светятся гордостью. - А
я могу! Пойдем, покажу! - Он встает и меряет Динку долгим взглядом: -
Только помни, Макака: скажешь кому - навечно останусь я на барже.

  Глава двадцать шестая
УТЕС СТЕНЬКИ РАЗИНА

  Ленька подходит к отвесной стене обрыва и, поплевав на ладони, быстро
карабкается наверх, ловко перешагивая от одного корня к другому. Из-под
ног его сыплются на голову Динки колючий песок и сухие комки глины, но она
молча зажмуривается, стараясь не отстать от своего товарища. Оторванная
оборка платья волочится за ней, цепляясь за корни и чахлые кусты.
  Поднявшись наверх, Ленька присаживается на корточки и протягивает Динки
руку:
  - Ну, вылезай! Распустила павлиний хвост и ползешь - эдак и сковырнуться
можно! Обвяжи его вокруг себя или за пояс заткни, - советует он.
  Динка поспешно привязывает к поясу оборку. Она боится, что Ленька
раздумает брать ее с собой, и, заглядывая ему в глаза, робко торопит:
  - Пойдем, Лень?
  Ленька молча встает и идет по краю обрыва. Чуть приметная тропка вьется
между кустами; подмытая ливнями, она иногда обрывается, и вместо нее
торчат из земли голые корни поваленных деревьев; иногда, отходя от края,
тропка теряется в кустах колючего дерна с круглыми, как шарики, зелеными
ягодами. Ленька раздвигает кусты, и, смыкаясь за его спиной, они больно
хлещут Динку по лицу и по плечам, но она не жалуется и, крепко сжав губы,
продирается за Ленькой, обрывая платье и царапая руки... Босые ноги ее
исколоты, а тропка все бежит да бежит, то круто поднимаясь на гору, то
падая вниз, а слева, освещенная ярким солнцем, блестит Волга, ослепляя
глаза и с мягким шелестом накатывая на берег волны...
  Динка спотыкается и на ходу вытаскивает из босых пяток колючки, но если
нашелся человек, который может показать ей утес Стеньки Разина, то надо
идти и молчать, хотя бы со всех сторон вонзались в нее колючки, думает
усталая Динка.
  А Ленька идет да идет, не оглядываясь и словно не замечая следующей за ним
по пятам Динки.
  Крутой обрывистый берег вдруг рассекается надвое, образуя между двумя
половинами глубокую трещину. Ленька обходит опасное место и снова идет по
краю обрыва. Берег поворачивается, пристань с баржами и пароходами уходит
из глаз. Ленька останавливается, раздвигает кусты и оглядывается назад:
  - Вот утес Стеньки Разина! Гляди!
  Динка протискивается вперед и становится с ним рядом. Один только шаг
отделяет их с Ленькой от глубокой пропасти. Земля в этом месте круто
обрывается, и огромный, как остров, кусок обрыва стоит совсем отдельно,
окруженный со всех сторон широкими провалами. В середине его - пожелтевший
от - времени и поросший диким мхом утес. Рядом с ним лежит поваленное
грозой дерево, голые ветки его простираются над берегом и тянутся к воде,
словно черные, высохшие руки мертвеца. У Динки захватывает дух от
любопытства и страха. Вцепившись в руку Леньки, она заглядывает в
пропасть... Далеко-далеко виден каменистый берег, вода подходит почти к
самому обрыву и, смывая с него желтую глину, с шумом отбегает назад...
  - Вот это и есть утес Стеньки Разина, - тихо и убежденно говорит Ленька.
  "...И стоит много лет, только мохом одет..." - припоминает очарованная
Динка.
  - Лень, Лень, а как же пройти туда, на этот камень? - спрашивает она с
замиранием сердца.
  Ленька усаживается на траву и задумчиво жует травинку.
  - Я знаю как, только не скажу...
  - Почему не скажешь? - шепотом спрашивает Динка.
  - Потому не скажу, - медленно говорит Ленька, - что ты девчонка маленькая,
сболтнешь кому-нибудь, похвалишься и выдашь это место.
  - Не похвалюсь я, Лень! Не выдам я! - лихорадочно цепляясь за него,
уверяет Динка. - Разве я сыщик какой-нибудь? Я не сыщик! Нет! - В голосе
ее слышится обида и гнев. - Я не сыщик! - топая ногой, кричит она на
Леньку.
  - Хорош сыщик! - усмехается Ленька, забавляясь ее гневом. - Сыщик - это
Нат Пипкертон, пять копеек за выпуск! А ты куда годишься с оборкой
энтой?.. Ну, чего разобиделась?
  Занозистая какая! Утес ей понадобился! Ну, прыгай головой вниз!
  Динка тоскливо оглядывается на камень... Леньке становится жаль девочку.
  - Ладно, - мрачно говорит он, - я поведу. Только слышь, Макака... Задумал
я убечь от хозяина, а деться мне некуда, кроме этого места. Скажешь кому -
пропал я.
  Динка отчаянно мотает головой.
  - Ну, посиди тут.
  Ленька раздвигает соседние кусты, расшвыривает кучу валежника, отодвигает
в сторону тяжелые камни и вытаскивает из земли широкую крепкую доску.
Подтащив ее к краю обрыва и перекинув через трещину, он долго пробует
крепость доски ногой, потом смело шагает на середину и, схватившись за
ветку сухого дерева, перепрыгивает на утес.
  - Вот как я! - весело говорит он, глядя на оробевшую Динку. - Теперь
можешь идти! Тут твоих три шага, не больше. Только вниз не гляди. Боишься?
  - Боюсь, - сознается Динка.
  - Ну, боишься, так посиди маленько; а обвыкнут у тебя глаза, тогда и
перейдешь.
  - Ладно, - соглашается Динка, усаживаясь на край доски. "Как же атаман
переходил туда? Тоже по доске или просто прыгал? - думает она. - Наверное,
просто разгонялся и прыгал - ноги у него большие, длинные. А у меня ноги
маленькие и не очень длинные, мне не допрыгнуть, а надо по доске..."
Ленька дважды переходит на обрыв, потом обратно на утес - проверяет доску.
  - Ну, обвыкли глаза? - спрашивает он.
  - Нет еще, - вздыхает Динка. - Доска-то... она качается...
  - Ну, а что ж такого? Это ведь не сходни. Ну, обвыкай еще, - соглашается
Ленька и снова переходит на утес. Остановившись на самом краю его, он
выжидательно смотрит на Динку и, вытянув почти до середины доски руку,
ободряюще говорит: - Вот и рука моя. Шаг шагнешь и хватайся.
  Динка крепко сжимает зубы и встает на доску, но взгляд ее падает вниз, и
она снова усаживается на обрыв.
  - Ну, что же ты? - разочарованно спрашивает Ленька, опуская руку.
  - Вниз поглядела... - жалобно оправдывается Динка.
  - Ну, вот какая! Я же сказал - не гляди! - с досадой говорит Ленька.
  Динка снова встает на доску.
  - Давай руку! - решительно говорит она. Ленька напряженно вытягивается
вперед.
  - Шагай - раз! Шагай - два! - считает он, подхватывая на середине доски
Динкину руку и осторожно переводя ее на утес. - Вот и все!
  - Все! - облегченно говорит Динка и громко смеется от радости.
  - Ну, теперь не страшно! Обходи за мной камень, тут у меня скрытное жилье
есть. Не жилье, а настоящая пещера Лихтвейса! - хвастливо говорит он.
  Динка трогает поросший мхом и кое-где пожелтевший камень с дырочками на
поверхности.
  - Полезем на него! - просит она.
  - Полезем! - соглашается Ленька. - Только с другой стороны, тут не влезть.
  Они обходят камень и, карабкаясь по сухим веткам поваленного дерева,
взбираются на самую верхушку.
  - Здесь атаман Стенька Разин сидел? - шепотом спрашивает Динка, усаживаясь
рядом с Ленькой на зеленый мох.
  - А где же больше? Самое место ему тут! - говорит Ленька. - А посидевши,
конечно, спать лег. И знаешь, где спал?
  - Где?
  - А в той пещере, что я сейчас говорил, - таинственно сообщает Ленька и
стучит ногой по камню. - Вот под этим самым камнем..
  - Под нами? Но ведь он не спал, он думал... - сомневается Динка.
  - Когда думал, а когда и спал... - задумчиво отвечает Ленька.
  Динка смотрит на Волгу, на бегущие по ней пароходы, на длинные плоты .
  - "И утес-великан все, что думал Степан, все тому смельчаку перескажет..."
- тихо говорит она и робко спрашивает: - Перескажет нам что-нибудь утес,
Лень?
  - Перескажет, - уверенно кивает головой Ленька. - Я и песни твоей еще не
знал, а как приду, бывало, сюда, и чтой-то мне вроде кто нашептывает в
уши: "Беги, Ленька, от хозяина али возьми камень и убей его! Не убьешь ты
его, так он тебя убьет!"
  - Убей ты! - хватая его за руку, просит Динка
- Убить человека не просто. Сроду никого не убивал я... Лучше убечь... Это
я так, к слову сказал вроде сила у меня тут такая является!
  - И у меня сила является, - шепчет Динка, сжимая свои кулачки. - Это нам с
тобой от Стеньки Разина, да?
  - Может, от него, а может, от чего другого. Нет тут над человеком кулака,
и расправляет он себя, как орел крылья! - Ленька встает и, упершись рукой
в бок, гордо оглядывается. - Вот убегу я и, как орел, буду жить тут! Сам
себе хозяин!
  - Беги, Лень! Я тебе хлеб приносить буду! И денежек принесу! - горячо
обещает Динка.
  Ленька снова усаживается рядом с ней:
  - Откуда ты денег возьмешь? Своих у тебя нет, а красть я тебе никогда не
посоветую. Слышь, Макака? Сроду не кради ничего! Я воров много видал -
руки у них скрючены, а глаза ровно волчьи, так и бегают, так и бегают!
Сохнут они от воровства, жулики-то.
  - А почему сохнут? - со страхом спрашивает Динка.
  - А потому, что все ж они люди, а ни рукам, ни глазам покою нет и
воровской хлеб на пользу не идет, вот и сохнут... Совесть как возьмется за
человека, так она его всего искорежит, - с глубокой убежденностью говорит
Ленька. - А ты и вовсе девчонка маленькая, мелкая сошка, пропадешь совсем,
если красть будешь! - строго добавляет он.
  - Я не буду красть, Лень...
  Динка хотела б сказать, что она возьмет у мамы и хлеб и денежки, что мама
у нее добрая-предобрая, что она сама пожалеет его, Леньку, и, может быть,
даже насовсем возьмет его к себе... Но, вспомнив с горьким сожалением, что
она в глазах Леньки сирота, несчастная, брошенная девочка, что именно
поэтому он пожалел ее и побил ее врагов, Динка замолкает. Она боится
сознаться, что у нее есть мама... Ленька может подумать, что она вообще
лгунья, и пожалеть, что показал ей утес.
  - Я деньги заработаю, буду с шарманщиком ходить, петь буду, - тихо говорит
она.
  - Я и сам себя прокормлю, - бодрится Ленька: - Возьму удочку у Федьки,
рыбу буду продавать...
  - А кто это Федька?
  - А тот паренек, белобрысый такой, что вместе с Митричем из воды нас
вытаскивал.
  Динка ежится и опускает голову.
  "Эх ты, паскуда!" - вспоминает она и торопливо начинает объяснять Леньке,
как все это вышло, почему подумала тогда, что он вместе с Минькой и
Трошкой хотел ее утопить.
  Но Ленька не слушает объяснений, он по-своему понимает ее поступок.
  - Что ж, ты сирота, - вздыхая, говорит он. - У тебя и сердце сторожкое, и
ненависть к людям... Я не сержусь, я понимаю...
  - А у тебя разве ненависть ко всем людям? - спрашивает Динка.
  - Нет, был один редкий человек, - тихо говорит Ленька. - Сказывал мне -
есть хорошие люди. Только сам я их не видел. А тех, что видал... - Глаза
его темнеют, грудь тяжело дышит. - Вон гляди! - срывая с себя рубаху,
говорит он. - Кто это, как не люди?
  Динка видит темные рубцы и вдавленные белые шрамы на его спине. Между
острыми торчащими лопатками - свежая набухшая полоса.
  - Кто это, как не люди? Хозяин тоже считается человеком, - надевая снова
рубаху и усаживаясь рядом с Динкой, говорит Ленька.
  Динка молчит, но губы у нее трясутся.
  - Ты что? - спрашивает Ленька.
  - Я сейчас возьму камень и убью его... - бормочет Динка.
  - Кого убьешь? - с живым интересом спрашивает Ленька.
  - Хозяина твоего, - задыхаясь от злобы, шепчет Динка. Ленька широко
раскрывает глаза и, опрокидываясь навзничь, громко хохочет.
  - Ты что, в уме? - спрашивает он и снова хохочет. - С первым человеком
смеюсь, - говорит он, успокоившись и ласково глядя в злые, колючие глаза
девочки. - Чудная ты, Макака... Ну, что смотришь? Ладно тебе...
  - Сбеги тогда! - строго говорит Динка.
  - А вот как погрузимся, так и сбегу. Мне бы только не забояться в
последнюю минуту... - вздыхает Ленька.
  - Не забойся! Не буду водиться с тобой, если забоишься! - сердито кричит
Динка.
  - Ишь ты! - говорит Ленька, но в глазах его загорается решимость. - Так
сбечь? - спрашивает он вдруг, глядя в лицо Динки потемневшими от волнения
глазами. - Велишь сбечь?
  - Сбечь! - ударяя кулаком по камню, коротко отвечает Динка.
  - Ладно. Пусть вместе со мной провалится в Волгу этот утес, пусть убьет
меня на этом камне гроза, если я не сбегу! - торжественно клянется Ленька.
- Вот поклялся, теперь уже не отступлю, - серьезно говорит он. - И самая
лютая смерть мне не страшна!
  Динка молча прижимается щекой к его плечу. Спутанные волосы ее лезут
Леньке в глаза.
  - Погоди, - говорит он, осторожно отодвигая девочку, - весь свет ты мне
своей гривой закрыла. На-ко вот гребень, расчешись!
  Динка берет у него обломок гребешка и, морщась, старается расчесать густые
пружинистые кольца своих волос.
  - Э, нет! - отбирая у нее свой обломок и пряча его в карман, говорит
Ленька. - Я тебе железный гребень куплю!
  - Купи! А разве бывают железные? - удивляется она.
  - Ну как же! Я на базаре видел. Может, они, конечно, для лошадей, но и
тебе в самый раз! - серьезно говорит Ленька.
  - Конечно! Они же не ломаются! А когда купишь?
  - Вот заработаю и куплю... Ну, пойдем пещеру смотреть! - вспоминает он.
  - Где атаман спал? Пойдем.
  Ленька показывает подружке глубокую яму под камнем:
  - Тут ни дождь, ни гроза не достанут! А сидеть и двоим можно!
  - Это ты вырыл, Лень? - спрашивает Динка.
  - Нет, она тут и была. Я только камни повыкидал. - Она тут и была? Значит,
верно, что Стенька Разин здесь спал?
  - Может, и верно.
  - Конечно... Чего же ему? Подумал, подумал да и заснул... Но в песне про
это ничего не поется, - задумчиво говорит Динка, заглядывая в "пещеру".
  Ленька извлекает откуда-то помятую жестяную кружку:
  - Вот для воды я себе припас. А теперь начну сухари здесь копить!
  - А когда хозяин твой приедет? - беспокоится Динка.
  - Не знаю. Сказал: еду на неделю. Может, обманул? - хмурится Ленька. -
Надо мне идти!
  - Ну, пойдем! Мне тоже некогда.
  Назад Динка идет по доске спокойнее. Ленька протягивает ей руку.
  - Ну, вот и обвыкли твои глаза! - хвалит он девочку, засыпая землей и
валежником доску.
  - Камни положи, - напоминает Динка.
  - Непременно, а то видна будет.
  - Опять по краю пойдем? - морщится Динка.
  - Можно прямо наверх подняться, к дачам. Тут близко. А ты где живешь? -
спрашивает Ленька.
  - Я... на дачах живу.
  - Ну, так иди прямо. Там дорожка гладкая, без колючек.
  Найдешь сама? - спрашивает Ленька.
  Динка кивает головой и скрывается между деревьями. - Книжку поищи! -
доносится до нее голос Леньки. - Эй, слышь, Макака?

  Глава двадцать седьмая
ДЕДУШКА НИКИЧ В СВОЕЙ РОЛИ

  Проплутав немного между деревьям и, Динка вдруг попала на хорошо
утоптанную тропинку и, поднявшись выше, уткнулась прямо в свой забор.
  "Вот так штука! - удивились он", - Мы так далеко шли с Ленькой по обрыву,
а здесь, оказывается, сбежать - и все!" Значит, к утесу гораздо ближе от
их дачи, чем к пристани. Вот хорошо! Динка подошла к забору и хотели уже
пырнуть в лазейку, как вдруг около палатки Никича раздался голос Алины:
  - Дедушка Никич! А Динки так и нет!
  "Я здесь!" - хотела крикнуть Динка, но, вспомнив о своем платье, решила
пройти через калитку. Если Алина у Никича, то Мышка тоже, наверное, там, а
может быть, и Катя. Надо снять платье и пробежать в сад - там около
крокетной площадки стоит кадушка с водой. Если немного обрызгаться и
свернуть платье, как полотенце, то все подумают, что она купалась. А потом
можно будет незаметно положить этот узелок в самый дальний угол шкафа.
  Сняв платье и сунув его под мышку, она помчалась вдоль забора в одной
рубашонке и, завернув за угол, остолбенела от испуга и неожиданности.
Прямо навстречу ей из калитки вышла Катя.
  - Ой! - шлепаясь с размаху в траву, прошептала Динка. Но Катя не видела
ее, она смотрела прямо перед собой и шла медленно, как будто не хотела
идти, но все-таки шла. Лицо Кати поразило Динку: оно было такое белое, как
будто с него сошел весь загар, не оставив ни кровинки даже на щеках, а
зеленые глаза Кати казались такими светлыми и грустными, что Динке
вспомнилась сказка о немой русалочке. Она, наверное, была такая же, как
сейчас Катя. Вот так же солнце просвечивало насквозь ее кудри, и крупные
кольца их сверкали, как темное золото. Лежа в траве, Динка в молчаливом
изумлении провожала взглядом свою молоденькую тетку. Ах, если бы у Кати
был рыбий хвост и если бы она внезапно онемела, то ничего не могло бы быть
лучше! Динка сама водила бы Катю на берег, и они вдвоем ждали бы там ее
принца. Но у Кати нет рыбьего хвоста, и, наверное, она еще не совсем
онемела - во всяком случае, она всегда сумеет сказать Динке что-нибудь
неприятное... И куда она идет? Не искать ли "подлую девчонку", это
"убоище", которое опять убежало из дому, надев самое лучшее платье? Но
нет, в руках у Кати запечатаннок письмо, она, наверное, хочет отправить
его на пристани.
  Не смея верить удаче, Динка долго смотрит вслед своей тетке, и, когда
фигура Кати скрывается за деревьями, она в один миг влетает в калитку и
мчится но дорожке к дому. На террасе никого нет, в комнатах тоже пусто.
  Динка открывает дверцу шкафа, засовывает в самый дальний угол свой узелок
и, найдя вчерашнее платье, поспешно облачается в него. Теперь все! Можно
спокойно подумать о чем-нибудь другом... Почему, например, Алина у дедушки
Никича? Она так редко ходит к нему в палатку... Может, рано утр