Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
.
"Кисей будет?" - важно осведомлялась Марьяшка и, не ожидая ответа,
торопилась к дому.
Марьяшку усаживали за стол, кормили и укладывали спать в гамаке. Спала она
со своей неизменной ложкой, очевидно считая ее главной подательницей
земных благ.
Таковы были всамделишные и любимые гости Динки и Мышки.
* * *
Детей, как всегда, привела Анюта. Динка и Мышка засуетились. Гости уселись
на низенькие скамеечки, которые смастерил дедушка Никич. Васятку усадила
Мышка. Он поднял вверх пальчик и что-то сказал ей на своем языке. Мышка
закивала головой, засмеялась и подвинула ему тарелку с широким красным
ободком. Марьяшка поймала Мышку за белые длинные волосы и притянула к
себе. Мышка легонько придавила пальцем красный носик Марьяшки и сказала:
- Дзинь!
Марьяшка взвизгнула от удовольствия, а Грушка моментально подставила Мышке
свой носик. Мышка тоже придавила его пальцем и сказала: "Дзинь!" - а потом
и Васятка подставил ей свой нос... Дети визжали от удовольствия, и сама
Мышка весело смеялась.
Динка бегала, и суетилась вокруг стола. От Васятки она отодвинула тарелку
с красным ободком, и он очень разобиделся.
У Марьяшки Динка хотела взять ложку, но девочка вцепилась в нее обеими
руками.
- Я только вымою, Марьяшка, я вымою и принесу, - уверяла ее Динка.
Но Марьяшка покраснела от обиды и замахнулась на нее ладошкой:
- Ты нехолосая... Динка надулась и отступила.
- Нельзя так говорить! Нельзя! - подбежала к Марьяшке Анюта.
- Пускай говорит, мне-то что! - с напускным равнодушием махнула Динка
рукой. Она ревновала своих гостей к Мышке.
Дети чувствовали доверие и симпатию к Мышке, они тянулись к ней через
стол, прятались от нее, закрывая лицо руками, "пугали" ее, тараща глаза и
открывая рот... Динка со своими неутомимыми хлопотами и громким голосом не
вызывала в детях таких чувств, хотя она гораздо больше Мышки старалась,
чтобы гостям было хорошо и удобно сидеть, чтобы у каждого из них была
красивая тарелка, чтобы повкусней накормить их.
За обедом распоряжалась Алина. Она разливала по тарелкам суп, следила,
чтобы у каждого был хлеб. Анюта, прямая и тоненькая, как палочка, обходила
вокруг стола, держа сложенный вчетверо носовой платок и вытирая им носы
сестренке и братишке. Потом, присев на краешек стула, нетерпеливо смотрела
на дверь.
- Выйдет твоя мать или нет? Будет она играть нынче? - тревожно спрашивала
она сидящую рядом Мышку.
- Будет, будет! - успокаивала ее Мышка. Марина была у Никича. Она пришла
веселая.
- Ой, какие гости у нас! Ну, здравствуйте, гости! - ласково поздоровалась
она.
Гости заулыбались, пытаясь что-то ответить. Но в это время на террасе
появилась Лина с большой миской киселя.
- Кисей! Кисей! - закричала Марьяшка.
Дети засмеялись, задвигали тарелками, застучали ложками,
- Кто потише сидит, тому и киселя дам первому, - пошутила Линя.
Дети спрятали под столом руки и притихли. Кисель ели с аппетитом,
размешивая его с молоком и сладко причмокивая.
Лина с удовольствием смотрела на измазанные киселем курносые лица гостей.
- Хорош ли кисель-то? - спрашивала она.
- Хорош! - хором ответили гости.
- Може, еще принесть?
- Еще!
Лина снова наполнила миску.
К концу обеда глазки у Марьяшки закрываются. Марина относит ее на гамак и
возвращается к детям. Надо бы уложить и Васятку, но Васятка стоит перед
Динкиным ящиком с игрушками и, запустив туда ручонку, пробует вытащить за
ноги куклу.
- Ну, пускай поиграет, - говорит Марина. - А мы сейчас будем плясать. Кто
хочет плясать?
Плясать хотят все. Пляшут отдельно, пляшут вдвоем и целым кругом. Грушка
упирается ладошками в бока и топчется на месте, Динка кружится одна со
стулом, но больше всех рвется к танцам Анюта. При первых звуках музыки
щеки ее розовеют, глаза блестят и на губах расцветает неожиданная
самозабвенная улыбка...
- Девочки, айдате польку! Айдате польку! - кричит она веселым окрепшим
голоском и вытягивает на середину комнаты Мышку,
Но Мышка все делает невпопад, у нее совсем нет слуха движения не совпадают
с музыкой, и Анюта, стараясь направить девочку, беспомощно повторяет:
- Слушай музыку, слушай музыку, она же сама ведет!
- Давай со мной! - предлагает ей Алина.
Анюта отпускает Мышку и кружится с Алиной. Алина танцует хорошо, но с
Анютой ей не сравниться - столько самозабвения и счастья, столько
изящества и глубины чувства вкладывает в свои движения Анюта, что Марина,
играя, не может оторвать от нее глаз. А Катя удивленно шепчет сестре:
- Совсем другая девочка? Ты посмотри на нее... Это просто талант!
- Сейчас я сыграю ей вальс отдельно... - шепотом говорит Марина.
Анюте играют вальс. Она танцует его одна, но это не вальс, это собственный
танец Анюты, в котором расцветает ее душа и, словно вырвавшись на волю из
тесной клетки нищенской жизни, ликуя и жалуясь, вызывает у всех слезы...
Марина перестает играть, и Анюта останавливается. Она еще не пришла в
себя, не спустилась на землю... И никто не смеет подойти к ней...
- Что это было, мамочка? - громко шепчет Динка. - Что это? У меня так
бьется сердце...
Марина быстрым взглядом окидывает притихших детей и весело ударяет по
клавишам.
- Девочки, айдате польку! - слышится голос Анюты. Марина играет польку,
венгерку, краковяк, мазурку, она хочет сыграть еще украинский гопак, но на
террасе появляется Лина и машет руками:
- Гости пришли! Гости!
* * *
- Мы пойдем, - говорит Анюта, поспешно собирая детей.
- Да куда ты? Куда ты? Вы ведь тоже гости! - цепляются за нее Мышка и Дина.
- Ну, отведи детей, Анюта, а сама приходи назад. Сегодня же воскресенье,
твоя мама дома, - говорит девочке Катя.
- Ладно, - обещает Анюта, - я отпрошусь и приду. Но девочки с сожалением
смотрят ей вслед: они знают, что она уже не придет, - Анюта боится чужих
людей.
Глава семнадцатая
ГОГА-МИНОГА, "ГОСТИНЫЙ" ГОСТЬ
За калиткой веселый шум, повышенные голоса, смех. Мальчик в клетчатом
костюмчике пропускает вперед маленькую женщину в английской блузе. На
плечи ее небрежно наброшена жакетка, в пышной прическе черепаховые гребни.
- Прошу! - говорит мальчик, широким жестом открывая калитку перед своей
матерью.
- Здравствуйте, моя дорогая! - восклицает гостья, приветствуя еще издали
хозяйку дома.
- Здравствуйте, Полина Владиславовна! - приветливо откликается Марина,
торопясь к ней навстречу.
Полина Владиславовна - жена очень известного в Самаре инженера
Крачковского, мальчик в клетчатом костюмчике - ее сын Гога. У Крачковских
великолепная собственная дача, одна из лучших дач в Барбашиной Поляне.
Полина Владиславовна только недавно вернулась из-за границы и сочла твоим
долгом посетить "опальную" семью Арсеньевых.
"В конце концов, каждый может иметь свои взгляды, - любит говорить мадам
Крачковская. - Россия - бедная и отсталая страна, в этом, конечно, можно
обвинить самодержавие, но менять существующий строй путем революции - это
значит пролить много крови".
Крачковские предпочитают, чтобы все оставалось так, как есть. Зиму Полина
Владиславовна с Гогой проводят за границей, но в летнее время их
привлекает дача на Волге.
Подвижная фигурка Крачковской, мелкие черты ее лица, каждую секунду
меняющие свое выражение, знакомая манера ее поправлять прическу и даже
непомерно толстое обручальное кольцо на маленькой пухлой руке живо
напоминают Марине шумные "званые" вечера на элеваторе, большую гостиную,
бойкие, кокетливые голоса дам... Товарищи заботились о том, чтобы вечера
на элеваторе считались "модными". Они приглашали известных артистов и
кое-кого из местной знати. Среди этих чужих и напыщенных лиц мелькали
светлые лица товарищей. Многие из них готовились к переправке за границу.
Они исчезали незаметно среди общего веселья...
Никич провожал уезжающего через сад...
Крачковские часто посещали эти вечера. Их экипаж с важно восседающим на
козлах кучером вводил в заблуждение сыщиков...
- Здравствуйте, Полина Владиславовна! - машинально повторяет Марина, и
щеки ее вспыхивают густым румянцем.
Полина Владиславовна, улыбаясь, протягивает Марине обе руки и вместе с
сыном шествует по дорожке к дому.
- Гога! Посмотри, какая прелестная дачка! Ну, вы великолепно устроились! А
мы ужасно скучаем в наших хоромах... Мой муж сейчас на Урале... Осенью мы
всей семьей отправимся путешествовать по Италии, - непринужденно болтает
Крачковская.
Она кажется старшей сестрой своему сыну. Они почти одного роста. Гога -
худой и высокий. Короткие штанишки не закрывают его колен, от этого ноги
мальчика кажутся слишком длинными. Кроме того, Гога носит темные очки и
поэтому кажется старше своих лет.
- Ах, какие славные девочки! Как они выросли - ведь я видела их прошлым
летом! Гога! Вот идут твои юные подружки... Ха-ха! Он очень смущен, мой
бедный мальчик! - перебивая себя, болтает мадам Крачковская; она болтает
без умолку, задает вопросы и не слушает ответов, поминутно поворачиваясь к
своему Гоге, который обращается с ней рыцарски вежливо, с оттенком мужской
снисходительности.
- Маме свойственно сильно преувеличивать. Я нисколько не смущен, -
поправляя отложной воротничок и торопясь навстречу девочкам, заявляет Гога.
- Зачем, однако, вы забрались в такую глушь? Это же совсем не
фешенебельное место! Узнаю вашу скромность, моя дорогая! - бойко тараторит
Крачковская, не давая раскрыть рот хозяйке.
Нo Марина и не стремится поддерживать эту болтовню, она слушает свою
гостью с любезным вниманием, ощущая пустоту и глубокую усталость.
Динка останавливается на дорожке и толкает сестру.
- Это Гога-Минога, - недовольно говорит она. Мышка хочет что-то ответить,
но Гога уже подходит к ним С громким приветствием:
- Здравствуйте, девочки! Вы очень выросли с тех пор, как и видел вас!
- Здравствуй, Гога! Ты тоже вырос! - отвечает ему Мышка.
Гога старше ее только на один год, но он держится так самоуверенно, что
девочка совершенно подавлена его превосходством.
Динка, наоборот, с открытым любопытством разглядывает старого знакомца;
она еще в прошлом году дала ему прозвище "Гога-Минога" и запомнила его
взрослый тон. Но Гога не подавляет ее этим тоном, он просто кажется ей
забавным кривлякой.
- Посмотрите, какая прелестная группа! - указывая на детей, говорит
Крачковская и, снизив голос, интимно спрашивает: - Скажите, как
самочувствие вашего мужа? Есть ли от него какие-нибудь вести?
- Спасибо, он за границей, - кратко отвечает Марина. Полина Владиславовна
прижимает к себе ее локоть и хочет продолжить свои участливые вопросы, но
Динка и Мышка подходят здороваться.
- Ах вы, мои милые! Ну, как вам здесь живется? - наклоняясь к девочкам,
спрашивает Крачковская.
- Спасибо. Хорошо, - отвечают девочки вместе. Гога смеется.
- Они говорят хором, как солдаты! - замечает он матери по-французски.
Марина досадливо сдвигает брови. "Надо же сделать из своего ребенка такое
чучело!" - с возмущением думает она, предлагая своей гостье выпить чашку
чая на прохладной террасе.
Полина Владиславовна поднимается по ступенькам и шумно падает в кресло.
- А где же Катюша? - спрашивает она. Катя в ее представлении осталась
такой же шестнадцатилетней девочкой, какой была на элеваторе. - Где ваша
старшая дочка? Где ваша красавица Лина? - засыпает она вопросами хозяйку.
Между тем Гога уже сидит в комнате девочек и, обводя стены оценивающим
взглядом, делает небрежные замечания:
- Гм... Это картина Репина. Так называемые знаменитые "Бурлаки". Вернее,
репродукция картины. - Гога снимает очки, протирает их и отходит в глубину
комнаты. - Довольно плохая репродукция, между прочим. Здесь было бы лучше
взамен ее повесить большую географическую карту - тогда я смог бы показать
вам те страны, где я побывал.
- А где ты побывал? - с живым интересом спрашивает Мышка.
- Ну, говори, где ты побывал? - усаживаясь на пол, говорит Динка.
Гога пожимает плечами и снисходительно усмехается:
- Я, конечно, мог бы обойтись и без карты, но ведь многие вещи для вас
пустой звук. И мне придется раньше устроить вам нечто вроде экзамена.
Он присаживается на ручку кресла и, сняв очки, смотрит в потолок
блестящими выпуклыми глазами. Динка фыркает, но Мышка не поддерживает ее;
она напряженно смотрит в лицо Гоге и ждет, о чем он спросит. Ей не хочется
ударить лицом в грязь и осрамиться перед гостем.
- Ну вот, например: назовите мне родину Чарлза Диккенса. Кстати, кто такой
Чарлз Диккенс? - живо спрашивает Гога.
Динка бросает быстрый взгляд на Мышку; сама она не решается ответить, так
как не совсем уверена в своих знаниях.
- Чарлз Диккенс - писатель. Он родился в Англии, - торопится Мышка.
- Правильно, - подтверждает Гога. - Теперь я вам могу сообщить, что мы с
мамой прошлой зимой путешествовали по Англии и осматривали различные
достопримечательности.
- А что вы смотрели? - с загоревшимися глазами спрашивает Мышка.
- А какие там люди? Говорят они по-русски? - искренне заинтересовываясь,
спрашивает и Динка.
- Ну, люди как люди! Пьют, едят, говорят. Говорят, конечно,
по-английски... Мне лично ближе французский язык, - разглагольствует
мальчик, чувствуя себя как столичный. артист в глухой провинции.
- Так что же ты видел в Англии, что там самое-самое интересное? -
нетерпеливо спросила Мышка.
Гога высоко поднял плечи:
- Какой детский вопрос! Там все интересно! Это же передовая страна, совсем
не то, что наша Россия!
- Как? Чем же они такие передовые? - взволновалась друг Мышка. - Если
писателями... Если у них Диккенс, так у нас тоже есть! Ты, может, просто
не знаешь... - язвительно усмехнулась она.
- Как я не знаю? Я всех классиков читал! - возмутился
Гога.
- Хорошо. Тогда назови мне, какого ты знаешь великого русского писателя? -
чувствуя себя на твердой почве, спросила Мышка.
- Пожалуйста! Лев Николаевич Толстой! "Война и мир". Великолепная вещь! Я
читал не отрываясь, - уничтожающе улыбнулся Гога.
Но Мышка не сдалась.
- А еще? - упрямо спросила она.
- Ну, Тургенев, Гончаров, Короленко... Не могу же я всех перечислять! -
пожимая плечами, сказал Гога.
- А, не можешь! - вдруг выскочила Динка. - Тогда и не хвались! Потому что
ты врушка! Все только бл-бл-бл своим языком!
- Что это за "был-был-был"? Я тебя не понимаю, - насторожился Гога и,
обращаясь к Мышке, добавил: - У тебя довольно странная сестра!
- Я совсем не странная! - взъерошилась Динка. - А вот ты так очень даже
странный! И по-настоящему ничего не знаешь. Вот скажи, например, где утес
Стеньки Разина? Ага!
- Утес Стеньки Разина? - Гога в затруднении потер лоб.
- Ну да! Вот о котором поется в песне! Так где он? - добивалась Динка,
торжествуя победу.
До сих пор ей не удавалось вставить ни одного слова в общий разговор и ни
на один вопрос Гоги она не ответила, полагаясь на сестру. А теперь сам
Гога вынужден был молчать.
- Может, ты даже не знаешь атамана Степана Разина? - с насмешкой спросила
она озадаченного мальчика.
- Нет, почему не знаю... Слыхал, конечно. Но вот утеса такого я не знаю...
А ты знаешь? - обратился он к Мышке.
- Я никогда не была там... - мягко уклонилась Мышка и, заметив свирепый
взгляд сестры, перевела разговор на другую тему. - А вот стихи, Гога...
Любишь ты стихи?
- Ну как же!
Гога вскочил и, держась за спинку стула, начал четко и красиво
декламировать отрывки из "Полтавы" Пушкина:
Горит восток зарею новой...
Динка, сердито посапывая, отошла в сторонку и издали пронизывала сестру
колючими взглядами. Поведение Мышки ей не нравилось, она уже не была
заодно с ней, с Динкой, а во все глаза таращилась на Гогу и старалась
показаться перед ним очень умной.
"Ладно, ладно..." - думала Динка, но стихи, которые читал Гога, постепенно
увлекли и ее. Она заслушалась, но, когда мальчик дошел до слов "он
прекрасен...", а потом с тем же пафосом повторил "лик его ужасен...",
Динка словно споткнулась на ровном месте; она беспокойно заерзала и снова
с раздражением взглянула на темные очки и клетчатый костюм мальчика.
А Гога, закончив длинный отрывок из "Полтавы" Пушкина, уже перешел на
другие стихи. Он читал их одно за другим, одно за другим... И Мышка стояла
как очарованная.
- "По небу полуночи ангел летел..." - проникновенно начал мальчик.
Динка снова споткнулась на слове, и, не выдержав, дернула Гогу за пиджачок.
- Подожди... По какой луночи летел ангел? Что такое луночь? - с
беспокойством спрашивала она, глядя то на сестру, то на Гогу.
Те непонимающе пожали плечами.
- Какая луночь? Надо лучше слушать! - рассердился Гога.
- Что ты не даешь почитать? - возмутилась и Мышка.
Динка двинула об пол стулом.
- Нет, объясни, объясни раньше, а то буду двигать стулом! Ты сам ничего не
знаешь! Ты еще раньше переврал: "он прекрасен, лик его ужасен"! Так не
написано в книге! Ты несчастная бормоталка! А Мышка вытаращилась на тебя,
как лягушка, и слушает! - возбужденно и капризно кричала Динка.
Гога воздел к потолку обе руки.
- У вас есть Лермонтов? - спросил он Мышку и, получив утвердительный
кивок, быстро попросил: - Принеси, пожалуйста !
Мышка побежала за Лермонтовым и, боясь грубых выходок сестры, бросилась к
маме.
Мама сидела на террасе и слушала мадам Крачковскую. Катя была тут же. Она
принесла из гамака проснувшуюся Марьяшку, демонстративно усадила девочку
за стол против мадам Крачковской, налила ей чашку молока и раскрошив туда
сладкую булочку, кормила ее, не обращая никакого внимания на сидящих за
столом.
Выспавшаяся Марьяшка возила по столу своей ложкой, громко взвизгивала и
смеялась, перебивая болтовню мадам Крачковской.
- Ах, боже мой! - подпрыгивая от ее визга, восклицала та, - Какая
подвижная девочка! Я совершенно отвыкла от маленьких детей!
- Уйди с ней в комнату, Катя, - мягко сказала Марина.
- Не уйду, - заупрямилась Катя. - Это ребенок! Когда поест, тогда и отнесу!
Сестра показала ей глазами на Крачковскую и строго повторила:
- У нас гости. Отнеси ее в мою комнату. Катя в сердцах подхватила девочку
на руки, молча взяла чашку с молоком, но уронила Марьяшкину ложку.
- Лозку! - истошно взревела Марьяшка, выгибаясь и дрыгая ногами. - Лозку
улонила!
- Ах, Катя... - расстроенно сказала Марина, наклоняясь за ложкой. - Кому
ты делаешь назло? - тихо прошептала она, поднимая на сестру усталые глаза.
Марьяшка мгновенно утихла, и Катя ушла, но из комнаты выбежала красная как
кумач Мышка.
- Мамочка! Пойдем скорей! Там Динка кричит и сердится на Лермонтова! -
возбужденно сообщила она.
- Что такое?
Мышка путаясь и торопясь, рассказала, в чем дело. Мама встала, мадам
Крачковская, запинаясь громким смехом, поспешила за ней.
- Ах, Гога, Гога! Неужели ты не можешь объяснить своей юной даме эти
строчки? - шутливо сказала она сыну.
- Да я первый раз вижу такое невежество! Честное слово, с ней невозможно
говорить о поэзия! - пожаловался Гога, чувствуя себя оскорбленным и
беспомощным.
- Я после объясню ей, - сказала мама.
Динка стояла красная, сердитая и молча смотрела в пол.
- Дети, идите в сад! Поиграйте в крокет, - предложила: мама.
- Пойдем? - спросила Гогу Мышка.
- С удовольствием! С тобой хоть на край света! - галантно ответил Гога и,
пропустив вперед свою "юную даму", пошел за ней.
Полина Владиславовна пожелала посмотреть комнаты. Когда все вышли, Динка
схватила томик Лермонтова и жадно уставилась глазами в раскрытую страницу.
- Полуночи... - прошептала она с удивлением и, наморщив лоб, стала
припоминать другое стихотворение. Там тоже было одно непонятное слово:
"Подушу". Динка старательно припоминает всю строчку:
Да в Москву приехав,
Вдруг он захворал,
И господь бедняге
По душу послал...
Когда Мышка прочитала эти стихи, Динка подумала, что господь послал
больному бедняге такую сладкую и пышную, как подушка, булку - "подушу", а
потом уже Лина объяснила, что это вовсе не булка, а просто господь послал
за душой бедняги, чтобы тот умер.
"Умер так умер! И нечего тут какую-то "подушу" посылать!"