Ь

  На улицах кучками собирались люди. Студенты стояли без шапок, на ходу
читали газету, окаймленную траурной рамкой. Умер Лев Николаевич Толстой...
Вася, держа и руке шапку и газету, остановился у двери арсеньевской
квартиры.
  "Знают или не знают?" - подумал он, пряча в карман газету. В последние дни
девочки то и дело бегали за бюллетенями, волновались и чуть не плакали.
  "Нервные такие девчонки... Если еще не знают о смерти Льва Николаевича,
то, может, мне удастся осторожно подготовить ." - решил Вася.
  Входная дверь была не заперта, внутренняя лестница вела на второй этаж,
дверь в коридор тоже оказалась открытой. Шагая через три ступеньки, Вася
дошел до верхней площадки, остановился, прислушался... До него донесся
чей-то жалобный голос, повторяющий нараспев одни и те же слова,
прерываемые протяжным громким плачем.
  "Динка воет! - сообразил Вася. - Сейчас она расстроит Алину, Мышку...
Главное, Мышку... Девочка и так слабенькая... Ах ты, исчадие ада..." - с
раздражением подумал Вася, шагая по коридору.
  Навстречу попалась Маруся.
  - Идите скорей, Васю, бо так порасстраивалысь наши... - махнув рукой,
сказала она.
  Вася сердиТЫМ рывком открыл дверь и остановился на пороге. Согнувшись, как
старушка, и раскачиваясь из стороны в сторону, Динка сидела на полу около
кушетки и, вытирая кулаками слезы, громко причитала:
  - Ой, Волженька, Волженька... Голубонька моя, Волженька, зачем же мы сюда
заехали?
  Около стола стояла Алина. Лицо у нее было серое, как после бессонной ночи,
но глаза сухие, строгие. Она поддерживала стакан, из которого, цокая
зубами о края, пила Мышка. Около девочек, бледный и растерянный, стоял
Леня. Вася бросился к Мышке, взял из рук Алины стакан воды и, срывая на
ней свое раздражение, сурово сказал:
  - Что вы здесь развели? Ведь вы же старшая! Стыдно! Выпейте, Мышка!
Выпейте, голубчик! И возьмите себя в руки, нельзя же так... - ласково
обратился он к расстроенной Мышке.
  - Вася... Он так мучился .. Так болел... Столько книг написал... и...
умер... - послушно глотая воду, жалобно говорила Мышка.
  - Ой, Волженька, Волженька... Он и "Ваньку Жукова" написал... и "Бог
правду видит..." - подвывала Динка.
  - "Ваньку Жукова" не он написал... это Чехов... ты никогда ничего не
знаешь, - упрекнула сестру Алина.
  - Ну, выпейте еще... Выпейте еще глоточек, Мышенька... - несвойственно
ласково упрашивал Вася, заглядывая в серые глаза девочки.
  Динка на одну минутку перестала причитать и, подняв голову, с живостью
спросила:
  - А Чехов? Чехов жив?
  - Чехов уже давно умер... - не глядя на нее, ответила Алина.
  - Как? Значит, и "Ваньку Жукова"... - Динка схватилась за голову: - Ой,
Волженька, Волженька... Сердце у меня разрывается... Все писатели умерли..
  - Леня! - в бешенстве крикнул Вася. - Выведи сию минуту отсюда эту
плакальщицу! Марш отсюда, безобразница эдакая! - топнул ногой Вася.
  Но Леня неожиданно вырос перед ним и, сцепив над переносьем свои черные
брови, хмуро сказал:
  - А что ж она, хуже других, что ли? Ей тоже жалко... - и, обняв подружку
за плечи, молча увел ее в свою комнату.
  По коридору застучали каблучки Марины; Вася с облегчением поставил стакан.
  - Мама! Мамочка!
  Откуда-то из-под руки Лени вывернулась Динка, и все три девочки бросились
к матери:
  - Умер... Умер...
  Марина обняла всех троих, прижалась щекой к их пушистым головам и с
глубоким чувством сказала:
  - Ну, что ж делать... Он уже был старенький... Он уже не страдает...
  Вася молча наблюдал эту сцену, и против его воли какие-то смешанные
чувства печали, нежности и глубокого уважения к этой семье охватывали его
душу.
  - Лев Николаевич оставил нам бессмертную память... Мы будем читать его
книги... Все плачут сейчас... Вся Россия... Что же делать, что делать...
Люди умирают... А вспомните, сколько погибло революционеров, сколько
честных, бесстрашных людей... Сколько гибнет их сейчас в тюрьмах и
ссылках...
  Марина говорила, и проникновенный голос ее оказывал на девочек тихое,
успокаивающее действие.
  И когда Мышка, оторвавшись от матери, грустно спросила: "Мамочка, а почему
писем от Кати так долго нет?" - Вася на цыпочках прошел в комнату Лени и,
схватившись за голову, шепотом сказал:
  - Честное слово, Леонид, не удивляйся, если в одни прекрасный день я сяду
рядом с этой твоей Макакой и начну причитать: "Ой, Волженька, Волженька..."
Но Леня не расположен был шутить.
  - С ними каждый человеком станет, - мрачно заявил он.


                                  Глава шестая

  ГИМНАЗИЧЕСКИЕ ДЕЛА И НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

  С первым снегом Киев сразу похорошел, принарядился. Чистый, стройный,
отороченный белым пухом, он, как лебедь, не спеша заплывал в Динкино
сердце и неожиданно радовал ее то цветными огоньками на катке, то
сказочным Владимирским собором, где отовсюду смотрели на Динку живые глаза
святых, а на хорах трогательно и складно звучали молодые голоса.
  - Как хорошо там поют, мама! Если бы я была верующая, я все время стояла
бы на коленях! - говорила дома Динка.
  Неровные, гористые улицы Киева, заснеженные каштаны и стройные тополи,
застывший на зиму Днепр - все начинало нравиться Динке... Даже гимназия.
  В гимназию она бегала теперь охотно и, потряхивая ранцем на спине, далеко
обгоняла сестер. Еще бы! В гимназию Динка являлась, как артист на
гастроли. Уже в раздевалке она бойко здоровалась со швейцаром и, прыгая по
ступенькам лестницы, торопилась в свой класс. А там уже ждала ее
излюбленная публика - смешливые девчонки, которые по любому поводу
заливались смехом. Иногда с порога класса Динка просто показывала им
палец, и они начинали хохотать; только еще завидев Динку, они уже
прижимали к губам ладошки и хихикали в ожидании ее веселых штучек. А Динка
была изобретательна. Иногда она входила в класс совсем как учительница
Любовь Ивановна и, точно как она, мерно помахивая рукой, говорила:
  - Слушайте, дети, слушайте! Земля - это круглый шар, и этот шар все время
вертится...
  - Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! - заливались подружки. - Арсеньева! Динка! Покажи
батюшку!
  Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо
восклицая:
  - Де-ти мои! Господь бог наградил Давида божественной силой, и слабый
Давид победил Голиафа!
  Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали
Арсеньеву, с ними не было сладу.
  - Тише! Тише! - надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у
доски, корчила смешные рожи. - В чем дело, наконец?
  Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный,
невинный взгляд Динки.
  - Они не дают мне отвечать урок, - скромно жаловалась та.
  Знаний, которыми так щедро наделила ее Алина, еще хватало, поэтому Динка
не утруждала себя домашними уроками, разве только по русскому, когда
задавали что-нибудь писать. По чтению Динка была первой ученицей, память
тоже не подводила ее, и Марина, просматривая дневник младшей дочки, с
удовлетворением говорила:
  - Ну, кажется, наша Динка взялась за ум...
  - Конечно. А что же мне, дурочкой быть? - скромно отвечала Динка,
продолжая беззаботно развлекаться и развлекать других.
  В ее классе было много богатеньких девочек, их провожали в гимназию
гувернантки.
  - Фрейлейн, застегните мне панталончики, я не могу сама! - дразнила их
Динка, к общему удовольствию остальных.
  Муха, вцепившись лапками в Динкино плечо и щекоча ей ухо, шептала что-тo,
соблазняя на новые проделки.
  - Отстань! Не шепчи! Ну тебя! - отталкивала ее Динка, По-настоящему
девочку звали Нюрой, Муха - это было прозвище, данное ей в классе. Подруги
не любили Муху, но жалели. У Мухи был очень злой отец. Говорили, что он
сильно бьет ее за малейшую провинность. Говорили еще, что семья Мухи
богатая, но скупая, поэтому Муха приносила на завтрак один только хлеб, и
девочки делились с ней своими завтраками. Динка тоже жалела Муху, но
дружить с ней ей было скучно.
  Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои
коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить,
отняли у нее ключ от "снегурок". Динка с криком бросилась на обидчиков.
Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.
  - Ага! - закричала, поднимаясь, Динка. - Ты так? Ну ладно!
  Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот
бросился на нее с кулаками Динка, размахивая ботинком, забежала за
скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с
любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер
шевелил на его лбу темный хохолок.
  - Эй, ты, Хохолок! - крикнула ему Динка. - Иди сюда сейчас же! Защищай
меня!
  Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою
чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в
бегство.
  Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его,
как могла:
  - Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверно, не
мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит!
Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!
  - Да я же не знал! Ты сначала сама его била... - В разговоре мальчик
слегка заикался.
  - "Била, била"!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему,
наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..
  - Ну да! Хватила! - засмеялся мальчик. - В двадцать лет по буль-вару на-а
коньках не катаются!
  - А где же катаются?
  - Нигде! Какое ему катанье в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в
воскресенье, когда музыка и-грает!
  - А где же это? - живо заинтересовалась Динка. - Ты там катался?
  - Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо!
Каток блестит, музыка играет!
  - Я пойду! Я с Леней пойду! - захлопала в ладоши Динка.
  - А твой б-рят и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!
  - Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме,
мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! - обиженно затараторила
Динка и побежала домой.
  Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток и новое
знакомство.

  Глава седьмая
ДОРОГИЕ ПИСЬМА

  На крыльцо выбежала Мышка:
  - Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!
  - Какие письма? От Лины? - всполошилась Динка.
  - От Лины, от дяди Леки...
  - А от Кати?
  - Катя написала дяде Леке... У ней родился мальчик!
  - Мальчик! - подпрыгнула Динка. - Хорошенький?
  - Наверно, только он еще совсем грудной... Идем скорей! Девочки вбежали в
комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.
  - Мамочка! Вы уже вс„ прочли?
  - Тише! Мама читает, - остановила ее Алина. После многих низких поклонов
Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.
  - "...Так бы и полетела я к вам, - писала Лина, - а уж об Никиче и
говорить без слов не могу, совсем затосковал старик - одна ему отрада ваши
письма... Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но
все его к вам тянет... Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а
тогда и помереть можно... Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не
зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и
без того плох, все ночи кашлем мается..."
  - Ох, мамочка... - умоляюще прошептала Динка. - Возьми его скорей!
  - Пошлем телеграмму, да, мамочка? - взволновалась Мышка.
  - Конечно, пошлем, это же папин друг! - поддержала сестер Алина.
  - Надо бы взять Никича, - несмело отозвался Леня. - Я бы здесь поухаживал
за ним...
  - Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать
весны? Как бы он не простудился дорогой... - озабоченно сказала Марина. Но
Алина деловито предложила;
  - Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!
  - А пока давайте писать ему каждый день! - самоотверженно сказала Мышка -
она терпеть не могла писать письма и никому не писала.
  - Мышка, может, не соберется, а я буду! - пообещала Динка.
  - Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний
раз послать старику привет, - расстроилась Марина.
  В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама
Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что
никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских
имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать
за постройкой винного завода.
  "...Ну, это мы еще посмотрим, - писал дядя Лека. - Теперь, родные мои,
несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших
знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов..."
  - Папа... - прошептала Мышка,
Марина сияющими глазами посмотрела на детей.
  - Бог знает, что я уже передумала...
  - Скворцов - это папа? Он уже Скворцов? - шепотом допытывалась Динка.
  - Ну да... Тише ты! Не повторяй зря, - остановила ее Алина. - Мама,
читай...
  - Что еще про папу? - нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки
- Да... Значит, он был председателем... В первый раз мы не вместе...
Интересно, как прошел съезд... Но тут об этом ничего нет... Ах, вот еще
что-то о папе ..
  "Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что
Скворцов работает инженером путей сообщения... И еще у меня есть приятная
весточка для вас - виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло
расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей... И еще один человек,
который подарил вам свою книжку "Моя новая мама", особенно интересовался,
как ведет себя Динка..."
  - Я? - встревожилась Динка. - Это про меня?
  - Ну конечно... Вот читай... - показывая ей письмо, подтвердила Марина.
  - Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверно, вс„ знают! - пугнула сестру Мышка, с
трудом удерживая смех.
  - А что же знают? Что знают? - не на шутку встревожилась Динка, - Я
хорошая девочка... Я ничего такого не делаю...
  - Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! -
серьезно подбавила Алина
- Да нет, - робко улыбнулась Динка. - Они просто ошиблись... Им про
кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня... Правда, Леня?
  - Да уж не знаю - правда ли, нет ли, - откашливаясь в кулак, пробормотал
Ленька. - Вот мама напишет, как и что...
  - Конечно! Ты напиши, мама: Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме
не слышно... Ох, я делаюсь больной! - с огорчением сказала Динка.
  Всем сделалось ее жаль.
  - Ну, так это все выяснится? Правда всегда всплывет наверх, ты не
беспокойся! - успокоила сестренку Алина.
  - Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а
я буду плохая! - закапризничала Динка.
  - Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек
Л„не... Вот:
  "...Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые
большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело - учиться, все
остальное суета сует! Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же
дядя Лека, как и для девочек.." Леня с гордостью выслушал эти строчки и
смущении сказал:
  - Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое... Я да Вася!
  - Подумаешь! - фыркнула Алина. - Ты одних лет со мной... И не воображай,
пожалуйста... Он да Вася! Какие мужчины нашлись!
  - Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг
к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда
будем ему рады, пусть едет когда хочет!
  Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его
перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать,
что одна девочка, Динка, - может, вспомнит Волга - вихрастая такая, на
утесе часто сидела, будет помнить ее... по гроб жизни...
  Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за
стола.

  Глава восьмая
СМЕХ И СЛЕЗЫ

  Над головой Динки сгущались черные тучи... Уже не раз классная дама
вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка
смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя
учителей и даже начальницу.
  Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как
отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.
  - Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! - в отчаянии
жаловалась матери Алина.
  Но Марина так закружилась со всеми своими делами, с уроками стенографии,
которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что
когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались
от усталости.
  - Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! - с досадой
говорил Леня.
  Алина обрушивалась с упреками на Леню:
  - Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к
экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно
смотреть в глаза ее учительнице!
  Леня требовал ответа от Динки;
- Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все
жалуются?
  - Да почем я знаю? - невинно удивлялась Динка. - Просто, когда меня
вызывают, девочки смеются...
  - Так не ты смеешься, а они?
  - Конечно, они.
  - Ну вот! - с возмущением говорил Леня. - Собрали полный класс дурочек и
жалуются!
  - Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и и смеются?
  - Ну, а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно?
Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?
  Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин
дневник, Марина увидела тройку.
  - Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять... И
вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя
жаловалась учительница...
  Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в
этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее.
Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и,
чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:
  - Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы ..
  Марина сразу насторожилась:
  - Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?.
  - Нет, конечно... Но если уж она ко мне придралась...
  - Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не
виноват... Ты знаешь. Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я
хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по
стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему,
надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?
  Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс,
и скромно поджала губы.
  - Надо стать серьезной.
  - Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет... Динка была рада
переменить тему.
  - Мне в апреле, мамочка... целых десять лет! Правда, как быстро идет
время! День за днем, день за днем...
  - Дина, не хитри... И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе
притворяешься такой дурочкой, так не мудрено, что все подруги над тобой
смеются!
  - Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. -
вмешался Леня.
  - Ну, это утешенье ты оставь для себя, - перебила его Алина.
  - А когда артист выступает, так тоже все смеются, - вскинулась задетая за
живое Динка - Если в цирке, например...
  - А! Вот в чем дело! Так класс - это не цирк, а ты даже не клоун, ты
Петрушка, - резко сказала Марина и, глядя в упор на девочку, добавила с
презрительной, уничтожающей улыбкой: - У вас там, кажется, много
богатеньких барышень, и ты, дочь революционера, папина дочь, кривляешься
перед ними, как Петрушка!
  - Мама не надо так... - вскочила Мышка.
  Динка, взревев, бросилась к Л„не. Ленька, готовый защищать ее от целого
света, только перед одним человеком не смел поднять свой голос.
  Прижимая к себе Динкину голову, он гладил ее, в смятенье повторяя:
  - Молчи, молчи... Мама правду сказала... Мать зря не скажет... - и, давая
волю накипевшему в нем раздражению против смешливых Динкиных подруг,
грозно пообещал: - А с этими барышнями, что до смеха си