ите! Мы Катю не отдадим!"
На повороте появляется какая-то фигура, и девочки замолкают. Фигура
приближается, и за деревьями уже виден высокий человек в белой рубашке с
отложным воротником и в серых брюках. Он идет медленно, вдыхая полной
грудью свежий запах леса и обмахивая шляпой круглое вспотевшее лицо.
Мягкие черешневые глаза его еще издали замечают девочек и, щурясь от
солнца, приветливо улыбаются...
  - Смотри! Сахарная голова! - радуется Мышка. - Бежим к нему навстречу!
  Но Динка хватает сестру за руку. Быстрая мысль мелькает у нее в голове.
  - Подожди... Может, это он - жених? Мы же не знаем! - возбужденно шепчет
она.
  - Ну, если он, так это хорошо! Тогда Катя не будет плакать! - порываясь
вперед, говорит Мышка.
  - Молчи, глупая! Катя все равно заплачет, потому что они любит Костю...
Но, может быть, это не он? - сомневается Динка. - Конечно, не он! -
убеждает Мышка. - Ты же говорила желтые зубы и дым из носа...
  - Мало ли что я говорила... - бормочет Динка, озабоченно морща лоб.
  - Эй, вы! Босоножки! Что вы тут делаете? - кричит неожиданный гость и,
подойдя к девочкам, протягивает им обе руки. - Здравствуйте,
лисички-сестрички!
  - Здравствуйте, Виктор Николаевич! - смущенно и радостно здоровается Мышка.
  Но Динка быстро вырывает свою руку и, подозрительно оглядывая гостя,
серьезно спрашивает:
  - Это не вы называетесь "жених"?
  - Так нельзя спрашивать, - тихонько толкая сестру, смущается Мышка.
  Нo Виктор Николаевич громко смеется.
  - А ты что-то пронюхала уже? - весело шутит он. Динка быстро выталкивает
вперед сестру.
  - Вы приехали к Кате? - сильно краснея и волнуясь, спрашивает Мышка.
  - Да! И к вам!.. А что, Катя здорова? - тревожится вдруг Виктор Николаевич.
  - Да, она здорова. Мы тоже здоровы. Но если вы Катин жених, то мы не
пустим вас в дом, - решительно выступает Динка.
  - Вы не пустите меня в дом? За что же такая немилость? - удивляется гость,
глядя на обеих девочек.
  - Виктор Николаевич... Сахарная голова... то есть наоборот... - совершенно
запутавшись от смущения, шепчет Мышка.
  - Ха-ха-ха! - громко хохочет Виктор Николаевич. - Это кто же окрестил меня
так? Ах вы насмешницы!
  - Я нечаянно... - бормочет Мышка. - Но вы не смейтесь, потому что нам
нужно сказать вам одну тайну.
  - Тайну? Так пойдемте домой, и там вы мне все расскажете! - добродушно
предлагает Виктор Николаевич.
  - Э, нет! Мы пойдем вот куда! Пойдем, пойдем! - хватая Виктора Николаевича
за руку и увлекая его за собой, говорит Динка,
Мышка идет сзади. Она совершенно не уверена, что Сахарная Голова - тот
самый жених, о котором говорила Динка. Мышке очень страшно обидеть
взрослого человека, приехавшего к ним в гости. Динка всегда может наделать
глупостей... Ну куда она тащит его?
  - Динка! Надо же раньше узнать хорошенько... - шепчет Мышка, забегая
вперед.
  - Подождите! Куда это вы меня тащите? Здесь уже глухой лес... Взяли меня в
плен и тащат, как связанного медведя! Ну, выкладывайте ваши тайны! -
усаживаясь на пень, говорит Виктор Николаевич.
  Но девочки нерешительно переглядываются, и Мышка, набравшись храбрости,
поясняет:
  - Если вы правда Катин жених, то мы вам скажем, а если нет, то вы идите, а
мы будем еще ждать.
  - Хорошо, я вам сознаюсь. Я и правда Катин жених, только, чур, пока никому
не говорить! - лукаво грозит он пальцем.
  - Мы не будем говорить, потому что вы больше не жених... Катя вчера из-за
вас плакала... Они с Костей хочут друг на друге жениться. Они даже
подрались, наверное потому, что Костя сказал, что Катя нанесла ему удар...
- бойко рассказывает Динка.
  - Что ты врешь! Катя никогда не дерется, - быстро перебивает ее сестра.
  - Подождите, девочки... - медленно говорит Виктор Николаевич, проводя
рукой по лбу. - Я хочу знать, откуда ты все это знаешь? - спрашивает он
Динку.
  - Я сидела за палаткой, а они говорили...
  - Динка нечаянно подслушала, - краснея, вставляет Мышка.
  - Я не подслушивала, я просто услышала, потому что Костя сразу закричал:
"Зачем ты это сделала?" А Катя говорит: "Мне жалко Марину и ее детей..." И
сразу начала плакать, а Костя ушел...
  Мышка толкает сестру и, указывая глазами на Виктора Николаевича, трясет
головой. Динка замолкает. В лесу становится тихо-тихо. Только какая-то
птичка, весело перепархивая с ветки на ветку, шуршит листьями. Взрослый
человек изо всех сил старается справиться со своим горем... Он поднимает с
земли тоненькую веточку и, медленно обламывая ее, для чего-то складывает
на коленях короткие, как спички, обломыши... Здоровый загар его щек
бледнеет, и прикушенная нижняя губа нервно вздрагивает. Мышка пытается
поймать его отсутствующий, уходящий куда-то вдаль взгляд... Ей кажется,
что мягкие черешневые глаза полны слез...
  - Хорошо, девочки, спасибо... - говорит Виктор Николаевич. - Я сейчас
уеду... - Он поднимает НА Динку глаза и, пытаясь улыбнуться, тихо
добавляет; - Я больше не жених, ты не беспокойся...
  Динка ежится и, не зная, что сказать, опускает голову.
  - Я сейчас уеду, - повторяет Виктор Николаевич и, достав из кармана
блокнот, вырывает из него листок.
  Мышка широко раскрытыми, испуганными глазами следит, как Виктор Николаевич
встает, подходит к дереву и, приложив к стволу свой блокнот, медленно
пишет на листке какие-то слова...
  Перед Мышкой вдруг, как страшное видение, возникает большой газетный лист
с жирным, черным заголовком "Происшествия". Она вспоминает короткие
сообщения о самоубийцах, которые всегда оставляли записку: "Прошу никого в
моей смерти не винить".
  Изнемогая от жалости и тревоги, она дрожащими губами прижимается к
Динкиному уху и прерывающимся голосом сообщает ей свою догадку. Динка
смотрит на брошенную в траве веревку, на сестру, на Виктора Николаевича,
который, задумавшись, что-то пишет, зачеркивает, отрывает новый листок и
снова пишет. Потом, медленно складывая его, поворачивается к девочкам. -
Вы передадите Кате эту записку, - говорит он.
  Но Динка со страхом отступает назад и прячет за спиной руки.
  - Вы хотите повеситься? - тихо спрашивает она. Мышка с громкими рыданиями
бросается к Виктору Николаевичу и, обнимая его обеими руками, жалобно
просит:
  - Не надо... Не надо... Мы найдем вам другую... такую же хорошую... Мы
будем всех... спрашивать...
  Виктор Николаевич растроганно поднимает девочку, гладит ее волосы:
  - Успокойся, успокойся... Мышка, голубчик... Посмотри, я же не плачу... Ну
конечно, мы найдем другую, хорошую...
  Слезы Мышки глубоко трогают его; ему хотелось бы долго и неутешно плакать
вместе с ней или, наоборот, скорей утешить ее и уйти...
  - Мы найдем другую, и тогда никто не будет плакать, а сейчас я пойду! -
мягко улыбаясь, повторяет он и, наклонившись к Мышке, берет в обе руки ее
тонкие пальчики. - Спасибо тебе, голубчик... Прощай, девочка...
  - Прощайте! - всхлипывает Мышка. Виктор Николаевич медленно рвет на мелкие
кусочки свою записку.
  - Я потом напишу Кате... - говорит он и, кивнув девочкам головой, быстро
удаляется.
  Динка, опустив руки, смотрит вслед уходящему... Виктор Николаевич идет не
оглядываясь; этот большой человек cловно бежит от чего-то, плечи его
согнуты, и голова так напряженно поднята вверх, как будто он собирается
раздвигать лбом нависающие над дорогой ветки.
  - Пойдем, - трогая за руку сестренку, тихо напоминает Мышка.
  Но Динка до тех пор не двигается с места, пока высокая фигура Виктора
Николаевича не скрывается за поворотом дороги. И странно, она не ощущает
ни радости, ни торжества от изгнания Катиного жениха.

  Глава тринадцатая
НОВЫЕ ПЛАНЫ

  Динка сидит на утесе и весело болтает:
  - К нам дядя Лека приезжал! Он сказал, что мы с
Мышкой молодцы и что Виктор Николаевич на нас не сердится!
  - А чего ему сердиться! На чужой каравай рта не разевай! Дружбу разбивать
нельзя! - серьезно говорит Ленька.
  Заходящее солнце освещает большой камень Стеньки Разина. На камне сушится
сорванная трава, а внизу, у входа в "пещеру", горит маленький костер и в
котелке варится картошка. Ленька, сидя на корточках, подкладывает в огонь
щепки.
  - А я вашего Костю видел... у Митрича... И дедушка Никич твой там был, -
говорил Ленька.
  - Зачем? - удивляется Динка.
  - Так, верно, зашли... Никича-то я часто у рыбаков вижу, а вот Костю в
первый раз... Я испугался да скорей, ушел! - тыкая ножом картошку, говорит
Ленька.
  - Костя ничего не сказал. Они с Катей уже совсем помирились. Катя такая
веселая стала и ко мне ничуточки не придирается... А мама вчера опять с
последним пароходом приехала! - рассказывает Динка.
  Ленька стягивает рукава и, захватив, ими котелок, снимает его с огня.
  - Сейчас картошку есть будем! - сглатывая слюну, говорит он.
  - Давай! - весело соглашается Динка и, усевшись поудобнее, ждет.
  Ленька выливает воду из котелка и кладет на камушек жестянку с солью.
  - Ну, давай мне! - заглядывая в котелок, говорит Динка.
  - Погоди, она горячая... Пальцы обожжешь!
  Ленька вынимает одну картошку и кладет не камушек,
  - Вот остынет, тогда и будешь есть.
  - А ты?
  - Сейчас и себе остужу, - говорит Ленька, вытряхивай из котелка еще три
картошки.
  Ленька не ел со вчерашнего вечера. Утром, потолкавшись на пристани и не
заработав ни копейки, он пошел к Митричу. Но у Митрича были Костя и
дедушка Никич. Договориться насчет продажи рыбы не удалось, и Ленька снова
пошел на пристань. Утренние пароходы уже прошли, и никто не нуждался в его
услугах, а голод начинал мучить все сильнее... Базарная площадь тоже
опустела, торговки разошлись, и только кое-где одна-две еще сидели с
семечками. Ленька вспомнил, что вчера мужики грузили на лодку картофель и
у одного из них лопнул мешок. Пошарив около мостков, он нашел завалявшиеся
в песке четыре картофелины и пошел на утес.
  Слушая болтовню Динки и подкладывая щепки в огонь, мальчик нетерпеливо
ждал, пока сварится картошка, и думал о том, что завтра надо во что бы то
ни стало проехать "зайцем" в город и постараться заработать себе на хлеб.
  - Ну, ешь, - сказал он, придвигая к Динке картофелину. Динка, обжигаясь,
неумело чистит кожуру и, макая картошку в соль, спрашивает:
  - А хлеба у тебя нет?
  - Да вот... не купил я... - вздыхает Ленька. Динка тревожно вглядывается в
бледное лицо товарища и, вспомнив тот день, когда он обещал ей накупить
всякие подарки, тихо спрашивает:
  - Ты еще не забогател, Лень?
  - Нет еще. Вот завтра поеду в город... может, работу какую найду... Иной
раз привезут чего-нибудь в лавку, ну, лавочник и зовет: кто, мол, хочет
таскать. А то просто на базаре кухарка али барыня накупит всякой провизии,
а нести ей тяжело, и тоже просит: "Поднеси, мальчик"... Работа найдется...
Вот поеду завтра... - глотая горячую картошку, говорит Ленька.
  - А сегодня никто тебе не сказал: "Поднеси, мальчик"? - задумчиво
спрашивает Динка.
  - Сегодня я поздно пошел. Раз - то, что ночью не спал, захолодал, как
лягушка, а два - то, что к Митричу ходил; думал, он рыбу пошлет продавать,
а Митрич ничего не сказал... Ну, и пароходы прошли... - рассказывает
Ленька.
  Динка заглядывает внутрь Ленькиной пещеры и мысленно представляет себе,
как, съежившись, сидит тут ночью захолодавший, как лягушка, Ленька.
  - Лень! - быстро говорит она. - Я тебе дам свое одеяло
Оно у меня под простыней лежит. Это старое одеяло, я ещ„
родилась в нем...
  - Что ты! Из дому вещи таскать... Я вон травы высушу и подстелю себе. А
заработаю, так куплю на толкучке и одеяло, - решительно отказывается
Ленька.
  - Нет, я принесу все равно! И ты мне даже не говори! Что ты все поперек да
поперек! - сердится Динка. - Не хочу, я, чтоб ты как лягушка был! Идем
сейчас!
  - Куда? - оторопело спрашивает Ленька.
  - Домой! Я одеяло тебе вынесу! Идем! - вскакивает Динка.
  - Да что ты как смола... Вот привяжется с чем-нибудь... Что ты за человек
такой? - удивляется Ленька и, вдруг подавившись картошкой, заразительно
хохочет: - Ой, не могу! Картина!
  - Чего ты? Ну, чего ты? - тормошит его Динка.
  - Ой, я... - хохочет Ленька и, опрокинувшись навзничь, дрыгает ногами. -
Ой, я... вспомнил, как ты... на бороде... повисла... Ха-ха!
  - Хозяина, да? - фыркает Динка.
  - Ой... ой... сама повисла... а сама кричит: "Робя... робя..." Ха-ха-ха! -
задыхаясь от смеха, вспоминает Ленька.
  - Ну, а что ж! А что ж! Ведь я же долго висеть не могу!
  А потом он меня за волосы схватил... - трясет его за плечо Динка.
  - Ой, погоди! Слышь... - Ленька вдруг садится, и лицо его сразу делается
серьезным. - Слышь, Макака: я вчера того Васю видел. Ну, грузчик, который
в тельняшке был... Они пароход "Надежду" разгружали, а я так стоял...
  - Ну, и чего этот Вася?
  - Он узнал меня и спрашивает: "Ну, как живешь, Воробей? Где, грит,
сестренка твоя?"
  - Сестренка! - смеется Динка.
  - Ну да! Это он про тебя. И тоже посмеялся насчет бороды, а потом и
говорит: "Твой хозяин сюда боле не заявится...";
  - Не заявится? - радуется Динка. - А куда же он заявится?
  - Да ничего он больше не сказал... Тут как раз капитан подошел... Хороший
капитан! Все грузчики его хвалят. Сроду он с ними не торгуется... Ну, я
постоял да пошел... Вот бы и правда не вернулся мой хозяин!.. -
мечтательно протянул Ленька.
  - А тебе что? - вскинулась вдруг Динка. - Ты ведь на утесе теперь... Как
увидишь баржу, так и спрячешься. А придет он, я eгo опять за бороду! -
расхрабрилась Динка.
  - Сюда не придет... - усмехнулся Ленька. - Только ВОТ бумаги у него на
меня, он мне вроде как отчим приходится полицию не заявил бы...
  - В полицию? Тогда, значит, у тебя будет обыск? - с испугом спросила Динка.
  - Да нет, какой тут на утесе обыск... Меня самого зацапать могут: ведь я
то на базаре, то на пристани шатаюсь, - озабоченно сказал Ленька. - На
бродяг часто облаву делают.
  - А разве ты бродяга?
  - Ну, а кто ж я? Живу как птица, ни рабочий, ни што... Вот если бы нам с
Федькой лодку купить, мы бы к рыбакам пристали... Тогда ищи-свищи ветра в
поле!
  - Лень... - подумав, сказала Динка. - Я завтра начну с шарманщиком ходить.
Нам с ним много денежек будут давать... Я заработаю, и мы купим лодку,
хорошо?
  - А что ж! Походи с неделю... Ты заработаешь, да я... может, и накопим!
Только гляди, чтоб мать не узнала... А так бы хорошо! - оживился Ленька.
  - Никто не узнает! Я на Учительских дачах петь буду! - весело сказала
Динка. - А сейчас пойдем, одеяло вынесу!
  - Ну, давай уж! - нехотя поднялся Денька.

  Глава четырнадцатая
ЛИНИН БОГ И ГРЕЧНЕВАЯ КРУПА

  Утром Динка долго копается, разыскивая свое рваное платье и переодеваясь в
укромном уголке около забора. На пристани уже никого нет, день будний, и
торги идут скучно. Динка заглядывает во все уголки, открывает дверь в
чайную, бежит к булочной, но старика шарманщика нет...
  - Вы не знаете, где живет шарманщик? - вежливо спрашивает она торговку
семечками.
  - А мне что до его? Где хочет, там и живет, - лениво отвечает торговка.
  "Опоздала, - думает Динка. - Он уже, наверное, пошел по дачам... Что ж
теперь делать? И Ленька уехал, незачем идти на утес". Девочка медленно
плетется домой, нехотя переодевается в кустах и ныряет в лазейку.
Маленькая дача кажется ей пустой и неуютной. Мама приезжает поздно. Теперь
они часто обедают и ужинают без нее. На террасе уже не слышно веселых
голосов, как будто все живущие разошлись по разным дорожкам сада и никогда
не сходятся вместе.
  Алина уже не кладет на стол круглые папины часы и не объявляет, что
пароход "Гоголь" вышел из Самары... Никто не знает, когда ждать маму, и от
этого стало так скучно за обедом, так пусто во всем доме. А между тем
каждый занят своим делом. Из сада доносится голос Анюты... Алина
обязательно хочет научить Анюту читать, она даже заявила маме, что на
время откладывает занятия с детьми.
  - Когда мы уедем, Анюта будет очень скучать. Пусть она научится читать
книги. Мы с Мышкой оставим ей много книг, - сказала Алина.
  Анюте трудно вырваться из дома, но она тоже очень хочет научиться читать
и, как только мать отпускает ее, бежит к Алине.
  - Мы-а... мы-а... - вытягивает Анюта.
  - Ма-ма, - поправляет ее Алина. - Здесь нет буквы "ы", а у тебя она
слышится. Не прибавляй ее каждый раз.
  Анюта - понятливая и послушная. Она уже выучила все буквы, и Алина
довольна своей ученицей. Сейчас они вместе читают маленький рассказик по
букварю.
  Но Динке скучно их слушать. Постояв на дорожке, она тихими шагами
направляется к палатке... Она все еще не помирилась с Никичем... "Может,
сейчас помириться?" - думает она, но Никича нет. Он теперь занялся рыбной
ловлей и даже сделал какие-то мудреные удочки, с двумя крючками каждая.
"Это, наверное, чтоб сразу ловилось две рыбы. Вот Леньке бы такую удочку!
Но Никич куда-то их отнес и одну уже подарил Митричу..." Динка заглядывает
внутрь палатки и идет искать Мышку. Потом, передумав, решает заглянуть к
Лине.
  "Интересно, где у Лины картошка? И каши всякие. Хорошо бы отнести на
утес... Если Ленька ничего не заработает, то можно сварить похлебку".
  Динка подходит ближе к кухне... Лина стирает. Из-за кустов видно ее
широкую спину, видно, как она стряхивает с рук мыльную пену и налегает на
кучу мокрого белья, а потом, выкрутив его, с шумом бросает в таз. Лина
стирает... Но почему же она не поет?
  Динка в нерешительности останавливается... Дина считает стирку очень
важным и ответственным делом. Обычно она еще с вечера предупреждает всех
домашних:
  "Завтра обеда не ждите... Белье намочила". И на другой день с утра около
кухни начинается громыхание корыта, плеск воды и какая-то особая,
задушевная песня.

  Любовь, восторги я заби-ила,
Теперь, однако, тем дрожу, -

  чувствительно выводит Лина, сжимая и отжимая белье. - Это значит: "одна,
как тень, брожу?...обязательно скажет кто-нибудь на террасе, заслышав
Линино пение. Но Лина не придерживается точного текста песен.

  Кого я страшно так любила,
Того коварством нахожу, -

  певуче жалуется она и, шлепая в таз отжатую простыню, начинает новую
строфу:

  Забудь ты, зрост, мою походку,
Забудь черты мово лица...

  Но сегодня Лина стирает в полном молчании. Она, наверное, очень злая
сейчас... "На кого же она злится?" - думает Динка и, приподнявшись на
цыпочки, вдруг замечает Мышку.
  Мышка сидит на траве, сжавшись в такой маленький комочек, что ее почти не
видно за корытом.
  - Значит, твой бог, Лина, - это вообще враг людей? - неожиданно спрашивает
Мышка.
  Динка фыркает и зажимает ладонью рот.
  "Вот дурка! Что это она сказала? Сейчас Лина ей даст!" - со смехом думает
она.
  Но Лина так огорошена, что не сразу находит ответ.
  - Господи! - стонет она, выпрямляясь и поворачиваясь к Мышке. - Да как же
это язык твой повернулся? Ведь за этакую хулу руки-ноги тебе покорежит!
Паралик разобьет!..
  - Да подожди... Ты только не сердись, Липочка, - быстро перебивает ее
Мышка. - Но ты же сама сказала, что бог посылает людям всякое горе...
  - Батюшки мои! Да разве я так сказала? Ведь это жив священном писании
говорится, что господь бог наш посылает людям испытания, чтобы укрепить их
веру во всемогущего. И не греши ты, ради господа! - стряхивая с рук пену,
испуганно убеждает Лина.
  - Да я не грешу... Ты не бойся... Ты только скажи: а почему, если твой бог
все может, - так почему он не сделает всех людей счастливыми? Почему люди
умирают, плачут, просят его, а он не делает? Значит, он не всемогущий или
совсем не добрый... - торопливо говорит Мышка, боясь, что Лина не даст ей
высказать свою мысль. - Тогда какой же он бог? И где он сидит?..
  Динка, забывшись, вылезает на дорожку. И правда, где он сидит, этот бог? И
кто его видел? Но Лина ничего не желает отвечать.
  - Уйди отсюдова! - кричит она на Мышку. - Ты мне всю стирку спортила,
сердце мое растравила! Нехристями вы растете! Нет, чтобы стать на коленки
да за мать помолиться, чтоб господь ее уберег, так ты еще слова такие
говоришь! Господи, и куда я с вами поденусь?! Спаси и сохрани нас,
господи! - наклоняясь над бельем, причитает Лина; крупные слезы текут по
ее