,  разложит  ее  и  сделает  небоеспособной! А нам предстоит
воевать до полной победы!"
     Но  Таврический  был  битком набит солдатами, и они сказали свое слово:
"Мы   -   такие  же  пролетарии  и  крестьяне,  почему  же  вы  лишаете  нас
революционных прав?"
     Большевики   одержали   верх.   Исполком   вынужден   был  постановить:
организовать  при  Совете  рабочих  депутатов  солдатскую  секцию  с  нормой
представительства по одному человеку от каждой роты.
     Острый,    важнейший    вопрос:   входить   представителям   Совета   в
правительство,  подбираемое  Родзянкой,  или  не  входить?.. Уже знали, кого
туда  прочат:  тузов  промышленности,  буржуев  и  их  подпевал. Подавляющим
большинством    постановили:    в    октябристско-кадетское    правительство
совдеповцев не посылать.
     Керенского  охватило  беспокойство. Он - товарищ председателя Исполкома
Совдепа.  Он  же  -  член  Временного  комитета Думы. Ему предложен портфель
министра...  Три  кресла.  И теперь нужно выбрать: какое отвергнуть, в какое
сесть. Только бы не просчитаться.
     В  калейдоскопе  событий  обозначилось:  восставшие, солдаты и рабочие,
слушают  Совдеп.  Понятно:  Совет  рожден  революцией. Он как бы восстановил
связь,  перекинул  мост  между пятым годом и нынешним. Думские же депутаты -
те  же самые, что сидели в Таврическом и неделю назад. Но правительство есть
правительство,  и  министр  -  это  министр!..  Александр  Федорович пытался
убедить  членов  Исполкома  по-одному,  кулуарно.  "Нет, решительно нет! Как
можно  отменить  постановление,  принятое  час назад? Тем более что тут есть
принципиальная   сторона".   Возгоревшаяся  было  вожделенная  мечта  гасла.
Откажется  от  портфеля  -  никогда  себе  не простит. "Товарищ председателя
самозванного  Исполкома"...  Сегодня  Совдеп  существует,  завтра  он  может
оказаться мифом. А министр... Он станет министром!
     - Ваше предложение принимаю, - ответил Керенский Родзянке.
     Нет,  он  не  отверг Совдеп: в голове его уже созрел план, как обыграть
своих  непримиримых сотоварищей. Александр Федорович знал, что с часу на час
должно  начаться  заседание Исполкома совместно с представителями от заводов
и  полков  -  теми  самыми,  перед  кем он почти непрерывно выступал все эти
шальные сутки.
     Дождался,  когда  все собрались и заседание началось, и ворвался в зал,
оборвав на полуслове чье-то выступление.
     - Товарищи!  Я  должен  вам  сделать  сообщение  чрезвычайной важности!
Товарищи, доверяете ли вы мне?
     Голос  его,  достигнув  звенящих  высот,  сорвался.  Из  разных  концов
послышалось:
     - Доверяем! Доверяем!
     - Я  говорю,  товарищи,  от  всей глубины моего сердца, я готов... - он
уронил  голос  до  трагического  шепота,  -  я готов умереть, если это будет
нужно...
     Уловил  движение  на скамьях, будто те, сидящие, хотят броситься ему на
помощь:
     - Товарищи,  в  настоящий  момент образовано Временное правительство, в
котором я... - он сделал паузу, - ванял пост министра!
     Нервное  напряжение  в  зале  разрядилось хлопками. Это уже кое-что. Он
снова взвинтил голос:
     - Товарищи,  я  должен был дать ответ в течение пяти минут и поэтому не
имел  возможности  получить  ваш  мандат  для вступления в состав Временного
правительства.
     В  рядах зашептались. Члены Исполкома начали что-то объяснять сидящим с
ними рядом делегатам. Но Керенский не Дал разрастись опасной заминке:
     - Товарищи,  в  моих  руках находились представители старой власти, и я
не  мог пе воспользоваться этим обстоятельством. Ввиду того, товарищи, что я
принял  на  себя  обязанности  министра  юстиции  до получения от вас на это
полномочий,  -  он  опять  перешел на драматический шепот, - я слагаю с себя
звание  товарища  председателя Совета... - опустил голову, как бы не в силах
говорить  далее.  -  Но для меня жизнь без народа немыслима, и я вновь готов
принять на себя это звание, если вы признаете это нужным...
     Расчет  его  оказался  точным: подобного представления никто из них еще
по  видывал.  Из  зала  отозвались  -  кто  аплодисментами,  кто  выкриками:
"Признаем!"
     - Товарищи,  войдя в состав Временного правительства, я остался тем же,
кем  был,  - республиканцем. В своей деятельности я должен опираться на волю
народа,  я  должен  иметь в нем могучую поддержку. Могу ли я верить вам, как
самому себе?
     - Можешь! Можешь! Верь!
     Подстегнутый  восклицаниями  и  аплодисментами,  он  возвысил  голос до
истерических нот:
     - Я  не  могу  жить  без народа! И в тот момент, когда вы усомнитесь во
мне,  убейте  меня!  -  Слезы  готовы были брызнуть из его глаз. - Товарищи!
Позвольте  мне  вернуться  к  Временному правительству и объявить ему, что я
вхожу в его состав с вашего согласия, как ваш представитель!
     И,  не  дав  никому  опомниться, он выбежал из зала. Дело было сделано.
Все три кресла - его!..


3

     На  рассвете  28  февраля,  покинув  салон-вагон императорского поезда,
генерал Иванов из губернаторского дворца вызвал к прямому проводу Хабалова.
     Дежуривший у аппарата офицер передал:
     - Генерал  Хабалов  находится  в  здании Адмиралтейства и полагает, что
выход его оттуда неизбежно связан с арестом его на улице революционерами.
     - Передайте:  генерал-адъютант  Иванов  будет у аппарата в девять часов
утра;  если  генерал  Хабалов не может подойти сам, пусть пришлет доверенное
лицо.
     В  Адмиралтействе  аппарат Юза был. Точно в девять часов разговор между
двумя   главнокомандующими  войсками  Петроградского  округа  -  только  что
смещенным и только что назначенным - состоялся:
     - Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, я Хабалов,
     - Ответьте: какие части в порядке и какие безобразят?
     - В   моем   распоряжении   в  здании  Главного  Адмиралтейства  четыре
гвардейских  роты,  пять  эскадронов  и  сотен  и две батареи. Прочие войска
перешли  на  сторону  революционеров  или  остаются,  по  соглашению с ними,
нейтральными.  Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя прохожих,
обезоруживая офицеров.
     - Какие вокзалы охраняются?
     - Все вокзалы во власти бунтовщиков, строго ими охраняются.
     - В каких частях города поддерживается порядок?
     - Телефон   не   действует,   связи  с  частями  города  нет.  Министры
арестованы.
     - Какие   полицейские   власти   находятся   в  данное  время  в  вашем
распоряжении?
     - Не находятся вовсе.
     - Какое количество продовольствия в вашем распоряжении?
     - Продовольствия в моем распоряжении нет.
     - Много   ли  оружия,  артиллерии  и  боевых  припасов  попало  в  руки
бастующих?
     - Все артиллерийские заведения во власти повстанцев.
     - Какие военные власти и штабы в вашем распоряжении?
     - В   моем   распоряжении  лично  начальник  штаба  округа,  с  прочими
окружными управлениями связи не имею...
     Еще  дочитывая  ленту  с аппарата, генерал-адъютант Иванов понял, что в
столице  произошло  нечто  совсем иное, чем представлял себе царь, и что его
самого  ожидает отнюдь не легкая, лишь за почестями и орденами, прогулка. Но
мешкать нельзя. Хотя бы Адмиралтейство нужно использовать как плацдарм.
     В  час  дня  в  штаб-вагоне  передового эшелона, в который был погружен
Георгиевский батальон, Иванов покинул Могилев.
     Тем  же  часом  от  его  имени была отправлена телеграмма, адресованная
коменданту Царского Села:
     "Прошу    сделать    распоряжения    о    подготовке    помещений   для
расквартирования  в  г.  Царское  Село  и его окрестностях 13 батальонов, 16
эскадронов и 4 батарей".
     Иванов  был  уже  в  пути,  когда его догнало донесение, отправленное в
Ставку  Беляевым и теперь пересланное начальником штаба Алексеевым авангарду
карательной  экспедиции: "Военный министр сообщает, что около 12 часов 28-го
сего  февраля  остатки  оставшихся еще верными частей по требованию морского
министра  были  выведены  из  Адмиралтейства,  чтобы не подвергнуть разгрому
здание.  Части разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по
пути  следования,  ружья  и  пулеметы,  а  также замки орудий сданы морскому
министерству".
     Значит,  плацдарма  больше  нет.  И его захлестнуло... Однако повеление
императора нужпо выполнять.
     Затребовав  у  штабов  Северного и Западного фронтов казачьи и пехотные
полки,  пулеметные  команды  и  артиллерию, Иванов уведомил, что по прибытии
утром  первого  марта  в Царское Село он до выяснения обстановки остановится
на  вокзале,  откуда  установит связь со штабами фронтов и продвигающимися к
столице   частями.   По   всей   вероятности,   на   полных  парах  идут  на
взбунтовавшийся Питер и войска, расквартированные в первопрестольной.
     Не  ведал  Николай  Иудович, что как раз в этот момент генерал Алексеев
читал  депешу,  только  что  поступившую  от командующего Московским военным
округом  Мрозов-ского.  В  сей депеше говорилось: "К 12 часам дня 28 февраля
почти  все  заводы  забастовали,  рабочие  прекращали работу и обезоруживали
одиночных  городовых,  собирались  толпы с красными флагами, но рассеивались
полицией  и казаками. Толпа в несколько тысяч собралась у городской думы, но
без  активных  действий.  Одна  толпа  ворвалась в Спасские казармы, но была
вытеснена.  Гражданская  власть  на  некоторых  площадях  передала охранение
порядка   военным   властям.  Считаю  необходимым  немедленное  сообщение  о
петроградских событиях. Дальнейшее умолчание угрожает эксцессами".
     Донесение  Мрозовского  чрезвычайно  встревожило  начальника  штаба. Он
реально   представил  последствия  присоединения  Москвы  к  взбунтовавшейся
столице.  Это - как бак керосина в костер. Алексеев тотчас уведомил военного
министра:  "Беспорядки  в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие
большие  центры России". Особо выделил, что присоединение Москвы к восстанию
гибельно  скажется на армии, в которой тоже станут возможны беспорядки. Если
не  принять  самые  срочные меры, "Россия переживет все ужасы революции". Но
царю  докладывать  донесение  Мрозовского  ои не стал - какой толк? Высказал
лишь  свое  пожелание:  чтобы  с  завтрашнего  дня,  с первого марта, Москва
высочайшим  повелением  была  объявлена  на  осадном положении с запрещением
"всякого рода сходбищ и собраний и всякого рода уличных демонстраций".


4

     Что-то происходит.
     Дзержинский  увидел  это  по выражению лиц надзирателей, вставших перед
строем  заключенных  на утренней поверке. Будто все с перепоя: бледны, глаза
суетятся.  Перешептываются,  наклоняясь  один к другому. Ухо его улавливало:
"...и  у  нас  в  Рогожском!..",  "Пехом  пер  из Лефортова: трамваи поперек
пути...", "Газеты не вышли..."
     Почему    не   выдали   утренние   газеты?   Феликс   подписывался   на
"Правительственный вестник" и "Русского инвалида".
     - Прекратить!..
     Тот же грубый голос - но и в нем что-то надломилось.
     Даже  из  тех  обрывков,  которые разными путями просачивались и сквозь
двухсаженные  стены "Бутырок", он чувствовал: в Москве беспокойно. Началось,
пожалуй,   с   конца   декабря.   Привели   "свеженьких"   -  из  мастерских
Александровской  железной  дороги,  из  трамвайных  парков,  с механического
завода  братьев  Бромлей,  с  завода  Михель-сона.  Один,  в  кровоподтеках,
сказал:  "С  "Варшавянкой" мы вышли! С красными флагами!.." Потом, в январе,
им всем в тюрьме урезали хлебную пайку: мол, вся Москва на голодном пайке.
     Сегодня  с  утра,  поело  поверки, повели, как обычно, в мастерскую. По
работа  ие клеилась. Будто и швейной машине передалась тревога: игла клевала
невпопад, нитка то и дело рвалась.
     А  на прогулке, когда вывели во двор и пустили по кругу вдоль кирпичной
стены  -  в  затылок  друг  другу,  руки  за  спину,  не  оборачиваться,  не
разговаривать!  -  из-за  ограды, приближаясь, донеслось. Сначала стеснившей
сердце мелодией, а потом уже и различимая словами:
     Отречемся от старого ми-ира, Отряхнем его прах с наших йог!..
     Цепочка нарушилась, будто споткнувшись о невидимую преграду.
     - Слышите?
     - Слышите, товарищи? Чей-то, с сомнением, голос:
     - Может, просто с получки? И другой, взвившийся:
     - С  получки под шомпола? Нет! Дружпо-то как поют! Надзиратели ринулись
со всех сторон:
     - Замолчать!  Марш по камерам! В карцер захотели?!. Но и в их надсадных
окриках не было прежней ярости.
     Что же там происходит, на воле?..
     Снова  приступили  к  работе за заваленными сукном и холстиной столами.
Один из каторжников, чахоточный, запоздал, был у врача.
     - Дохтур  сказывал: в Питере чой-то заварилось! Дворцовый переворот аль
новые министеры.
     Оживились.
     - Вот те крест, амнистия будет! - возликовал один из мастеровых.
     - Ну, уж нам, сидельцам, от Сибири не отвертеться!
     - А  чего?  На поселение - благодать! Хочь в кандалах пехом бы погнали!
Я Сибирь люблю - вольготный край!..
     Что  же  произошло?  Всего  лишь  дворцовый  переворот?  Или наконец-то
долгожданная?..


5

     Императорский  поезд, вышедший на рассвете из Могилева, катил, опережая
эшелоны  карательной  экспедиции,  в  Царское  Село,  держа путь через Оршу,
Смоленск,   Вязьму,   Ржев...   Все   было  привычно:  пустынные  перроны  с
ожидающими,  встречающими  и  провожающими  чинами  администрации,  армии  и
полиции, распорядок дня, сама скорость движения.
     Ходатайство,  полученное  от  генерала  Алексеева уже в дороге, Николай
близко   к  сердцу  не  принял:  уж  на  кого,  на  кого,  а  на  лояльность
первопрестольной  он  мог  заведомо  положиться.  Москва - истинно преданное
сердце  империи.  Но  повеление  об  осадном положении дал охотно (он вообще
любил  вводить  по  России осадные, чрезвычайные, военные и иные положения),
даже  присовокупив,  что  власти  должны  запретить хождение по улицам после
восьми часов вечера и до семи часов утра, "кроме служебной пеобходп-
     мости".  Вспомнил:  завтра, первого марта, в белокаменной положено быть
панихиде   по  деду,  "в  бозе  почившему"  от  бомбы  смутьянов,  и  посему
дополнительно повелел "в барабаны по Москве не бить и музыке не играть".
     Уже  из  Вязьмы, после обеда, царь передал по телеграфу Алике: "Мыслями
всегда  вместе.  Великолепная  погода.  Надеюсь,  чувствуете  себя  хорошо и
споконпо.  Много войск послано с фронта". А заключая впечатления дня, подвел
его итог в неизменном своем дневнике:

     "28-го февраля. Вторник.
     Лег  спать в 3 1/4, т. к. долго говорили с Н. И. Ивановым, кот. посылаю
в  Петроград  с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из Могилева
в  5  час. утра. Погода была морозная солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев,
а Лихославль в 9 час".
     А  в  этот  час  царскосельский  дворец окружили революционные солдаты.
Дворцовые   караулы   никакого   сопротивления  не  оказали.  Лейб-гвардейцы
стрелкового  полка  сами,  едва узнав о восстании в столице, надели на шапки
красные  банты.  За  ними  последовали  и  другие  царскосельские  части.  В
государевом   конвое,  собственном  его  императорского  величества  сводном
полку,  в дворцовой полиции, гвардейском экипаже не оказалось ни одного, кто
бы   сделал   хоть   один   выстрел.  Наоборот,  все  устремились  навстречу
повстанцам.
     Солдаты  с  красными  бантами  вошли  во  дворец.  В  дверях  покоев им
преградила  путь  Александра Федоровна. Бледно-зеленое лицо ее было искажено
гримасой ненависти.
     Никто  не  знал,  что  же  делать  дальше. Ограничились тем, что у всех
выходов из дворца выставили часовых.
     Но  в  это  же  время  по  линиям железных дорог неслись донесения - из
Двинска,   Минска,  Синявки,  Креславки,  Луцка:  грузятся  пехотные  полки,
батареи,  кавалерия, гвардейские части... Головные эшелоны уже прошли Псков.
Начальник  кавалерийской  дивизии  князь Трубецкой доносил флигель-адъютанту
Иванову: "В 16 часов выбыл со станции Минск с эшелонами".


                              Глава четвертая
                                  1 марта

1

     Антон  не  напрасно  понадеялся  на брата Наденьки. Правда, днем нпкого
разыскать  не  удалось  -  все были на том берегу, в центре Питера, да и сам
Сашка,  наспех  перекусив,  умчался  выполнять  поручение, добывать какие-то
листовки.
     Вечером  вернулся  ошалело  возбужденный,  с  сияющими глазами и повел.
Девушка  отправилась  с  ними.  Как  ни  уговаривал  Антон,  она не прилегла
поспать  после  дежурства:  хлопот  по  дому  с  уборкой, стиркой и готовкой
хватило до самых сумерек. Лицо ее осунулось, под глазами синие круги.
     - Куда же ты с нами?
     - Вы еще слабый, за вами нужно ухаживать, - упрямо ответила она.
     Каково  же  было удивление Путко, когда Сашка от первого ко второму, от
второго  к третьему, по известной, давно испытанной самим Антоном цепочке, в
конце  концов, уже ближе к полуночи, привел его в дом на Кушелев-ке, где жил
Иван  Горюнов - тот самый рабочий с Металлического, которого утром спрашивал
Антон  у  заводских  ворот  и который был одним из учеников его кружка еще в
пятом  году!..  В  первое  мгновение  Путко  даже  не  поверил:  из  тощего,
тонкорукого  подростка  Горюнов вымахал в широкоплечего детину-усача. И Ваня
не  признал своего учителя. Да, если посмотреть его глазами, то как мог и он
сразу  слить  воедино  облик  вихрастого,  восторженного  и  робеющего перед
фабричными  агитатора-студента  с  хромоногим  мужчиной, чья борода была уже
проморожена сединой?..
     И все же:
     - Ванька!
     - Неужто Мирон?.. Обнялись.
     - Вот ты какой стал!
     - А  тебя, слыхивал, тю-тю, куда Макар телят не гонял. Беглый? Шинель и
костыль для маскировки?
     Нет,  с фронта, из лазарета. Можешь теперь не Мироном, а по-настоящему,
Антоном... Рассказывай!
     Но поговорить по душам не удалось: в дом Горюнова
     врывались   без   стука,   без   "здравствуй-прощай"  люди.  Требовали,
спрашивали, вызывали.
     - Шарики-ролики  в  башке  ходуном ходят, - оправдывался, возвращаясь к
гостю,  Иван.  -  Хлеб выпекать надо, на голодуху долго не протянешь. Оружие
добывать   надо.   Трамвай   пускать   надо.   Ухо  востро  держать  надо!..
Вчера-позавчера  меньшевиков  да  эсеров  у  нас  на  Выборгской  слыхать не
слыхивали,  ни  гу-гу, как мыши в подполе сидели, когда сверху кот Николашка
ходил.  А  нонче расхрабрились, кричат-агитируют на каждом углу! Но у нас на
Выборгской ихний номер не выгорит!..
     Снова его требовали куда-то.
     - На,  прочти,  чтоб знать нашу большевистскую линию! - он сунул в руки
Путко листок, а сам вышел из комнаты.
     Это было воззвание Выборгского комитета партии к рабочим и солдатам.
     "Товарищи!  Настал  желанный  час.  Народ  берет  власть  в  свои руки.
Революция  началась, - читал Антон. - Не теряйте ни минуты времени, создайте
сегодня  же  Временное революционное правительство. Только организация может
укрепить  нашу  силу.  Прежде  всего выбирайте депутатов, пусть они свяжутся
между  собой.  Пусть  под  защитой войска создастся Совет депутатов. Крепкой
связью  вы  присоедините  к  себе остальных солдат. Идите к казармам, зовите
остальных.   Пусть   Финляндский   вокзал   будет  центром,  куда  соберется
революционный  штаб. Захватывайте все здания, которые могут послужить опорой
для   вашей   борьбы.  Товарищи  солдаты  и  рабочие!  Выбирайте  депутатов,
связывайтесь  между  собой.  К  организации  для  победы  над самодержавием.
Организуйте Совет рабочих депутатов!.."
     - Ясна  линия,  - сказал Антон, когда Горюнов снова появился в комнате.
- А ты-то сам теперь кто?
     - Вот  те  на!  - удивился Иван. - Член Выборгского районного комитета!
Еще  в  седьмом  деда  Захара  заменил,  как  схватили его и заковали. Чудом
продержался. Считай, двое-трое на весь район, чтоб без ареста и отсидки.
     - Повезло.  Ну  так  вот,  член комитета, давай и мне дело.