ть    пару   казачьих   полков   с   фронта:   по   "плану   разгрузки"
предусматривается  выдворить  из  столицы  наиболее  зараженные большевизмом
заводы  с  Выборгской  стороны,  из-за  Нарвской  заставы,  с  Васильевского
острова.  Рабочим  будет  предъявлен  ультиматум:  или отправляться вслед за
своими  заводами,  или - на улицу. Министр внутренних дел доложит также план
выселения  из  Питера  лиц,  "представляющих  опасность".  Конечно, в первую
очередь  опять  же  большевиков.  В  Малахитовом  зале  Керенский намеченные
законы  проведет.  А  вот как встретит их улица?.. Пока не подойдут надежные
части,  надо  держать  все в секрете. И наконец, он обсудит с министрами ход
подготовки к совещанию в Москве.
     Он  поставил условие: среди двух тысяч делегатов не должно оказаться ни
одного  большевика. Отдельного представительства партии не имели. Большевики
могли  просочиться  только  в  общую  делегацию  ВЦИК.  Неожиданно  они сами
помогли   Керенскому:   официально   заявили,  что  считают  Государственное
совещание  вредным для интересов пролетариата и России. Министр-председатель
повелел  Чхеидзе,  чтобы тот, как председатель ВЦИК, лишил большевиков права
войти  в состав делегации Совдепов и тем самым присутствовать на.совещании в
Москве. Чхеидзе послушно согласился.
     Да,  день  предстоял напряженный. А голова, хоть проглотил целую горсть
облаток,  гудела,  подобно  колоколу.  И засела в мозгу язвительная фраза из
столь  любимых  Керенским  латинских  изречений,  но  произнесенная в камере
"Крестов" Луначарским: "Finem respice" ("He забывай о конце")...


3

     Начальник штаба Ставки доложил главковерху:
     - На  юге,  в Румынии, происходит концентрация австро-венгерских войск.
Однако  меня  особенно  тревожит  переброска  новых  германских  дивизий  на
западный   берег  Двины,  в  непосредственной  близости  от  Риги.  Разведка
сообщает, что эти дивизии сняты с Западного фронта.
     - Что вы предлагаете?
     - Принять  безотлагательные  меры  к  укреплению  передовых  позиций  и
выдвинуть резервы ближе к рубежам, во второй эшелон.
     - Согласен.
     - Вот сводки о случаях братания русских и вражеских солдат.
     - Я  же  приказал  открывать  по  братающимся огонь! - сердито процедил
Корнилов.
     - Для  этой цели мы можем использовать только ге-оргиевцев и "батальоны
смерти", строевые подразделения отказываются стрелять.
     - Подготовьте циркуляр.
     Лукомский  молча  кивнул и направился к двери. Не успел он выйти, как в
кабинете   объявился  Завойко.  В  обязанности  ординарца  входило  наводить
порядок  в комнате и на столе верховного главнокомандующего. Вот и сейчас он
собрал в стопку разрозненные бумаги. Глянул на донесения:
     - Все  братаются?  -  И тут же откомментировал: - Наполеон говорил, что
существуют  два  способа усмирить взбунтовавшуюся армию. Первый - распустить
ее  всю,  до последнего солдата; второй - омыть ее кровью виновных. Третьего
способа нет.
     - Я уже приказал: стрелять!
     - Правильно:  сердоболие  к  отдельным  преступникам  -  жестокость  по
отношению  ко  всей  армии,  -  одобрил Завойко. - Но так можно перебить все
свои полки, потому что солдаты воевать не хотят.
     - Хм... - насупился Корнилов. - А вы что предлагаете?
     - Как  и  Наполеон,  тоже два способа. Первый - придумать такой лозунг,
который  задевал  бы  за  сердце даже самого темного солдата. Скажем... - он
почмокал   сочными   губами.   -   "Через  горы  трупов  русских  героев  ты
протягиваешь братскую руку убийце-врагу!" А?
     - Воюют не словами.
     - Имеется   и   второй   способ.   Более   радикальный.  Скажите,  ваше
высокопревосходительство,  июльское  отступление  было  нам  во  вред или на
пользу?
     - Что  значит:  "на  пользу"?  -  с  подозрением посмотрел на ординарца
Корнилов.  -  Армия  потеряла  больше  ста  пятидесяти  тысяч штыков! Отдала
противнику обширные территории и огромные трофеи!
     - Зато  вы,  Лавр  Георгиевич,  стали  главковерхом,  на фронте введена
смертная  казнь,  а  главное - мы разделались с большевиками. Нет, я считаю,
что  наше  июльское  поражение  следует  рассматривать  как  благодеяние для
России. Оно прозвучало набатом к объединению всей страны.
     - Н-не  понимаю,  -  Корнилов  пригнул  голову, будто собираясь боднуть
своего собеседника. - Не понимаю.
     - Когда и где ожидается ближайшее наступление неприятеля?
     - Возможно, в Румынии. Скорей, здесь, под Ригой.
     - Оно-то  и  может  стать  вторым  и  решающим  сигналом.  Но  к  этому
разговору, ваше высокопревосходительство, мы еще вернемся.
     Завойко старательно щеткой стряхнул пылинки с сукна стола.


                               Глава седьмая
                                 9 августа

1

     И  снова  на Спиридоновке говорили-говорили. Похоже было, что каждый из
трехсот  господ,  собравшихся  в  особняке  Рябушинского,  жаждал щегольнуть
красноречием.
     - Народ-богоносец,   великий   в  своей  простоте,  подпал  под  власть
утробных материальных интересов!..
     - Старые  связи,  коими Россия держалась, рассыпаны, а нового ничего не
создано!..
     - Мы,    как   представители   партии,   всегда   защищавшей   принципы
государственности и законности, полагаем, что...
     - Попытка поставить революцию выше России оказалась гибельною!..
     Запомнить,  кто именно и что изрекает, Антон был не в силах. А надо бы.
Он  достал  блокнот  и  начал  записывать,  как  когда-то  на лекции. "Князь
Трубецкой:  Необходима сильная национальная власть... Шульгин: Ныне у нас не
монархия  и  не  республика  -  государственное  образование без названия!..
Генерал Брусилов: От имени офицерского корпуса я заявляю..."
     Милюков легко дотронулся до его руки:
     - Вас  не  ангажировала  какая-нибудь  газета, мой юный друг? - Мы, все
собравшиеся, договорились не выносить из избы...
     - Нет,  Павел  Николаевич,  - пряча блокнот, ответил поручик. - Это для
себя. Столько знаменитых лиц. А в голове полнейшая сумятица.
     Профессор  негромко,  даже  не  размыкая губ с зажатым в них мундштуком
трубки, засмеялся. Отнял трубку:
     - Вы  когда-нибудь в Русском музее разглядывали, ну, скажем, Верещагина
или   Коровина  вот  так?  -  он  поднес  ладонь  к  самым  глазам.  -  Хаос
разноцветных  мазков.  А  отойдите  на  десяток шагов от полотна - эпическая
картина!
     И  на  второй  день  профессор все так же сидел в дальнем углу, рядом с
Антоном.   Лишь   после   выступления   генерала  Алексеева,  потребовавшего
"оздоровления армии", он снова попросил слова:
     - Мы  услышали  речь,  исполненную глубокой государственной мудрости, -
сказал  он, но тут же и смягчил требования генерала, придав им обтекаемость,
и  заключил:  -  Единственная  подлинно  культурная  сила, созданная русской
историей, - это ее надклассовая интеллигенция.
     Вождь  кадетов в близком общении казался деликатным скромным старичком.
За   эти  неполные  два  дня  у  Пут-ко  и  Милюкова  установились  приятные
взаимоотношения.  Может быть, седовласому профессору импонировало знакомство
с  офицером-фронтовиком,  если  и  не  самым  молодым  среди собравшихся, то
конечно  же  самым младшим в чине?.. Покровительствуя, Павел Николаевич в то
же  время держал себя с поручиком корректно, сам был готов на мелкую услугу.
Оказалось,  что он тоже снял номер в "Национале", и они по возвращении вчера
со  Спиридоновки  даже поужинали вместе. Профессор расспрашивал об армейском
житье-бытье,   с   грустинкой   вспоминал   свои  собственные  младые  лета,
знакомство  с  отцом  Антона,  Владимиром Евгеньевичем. Да-да, он знает, что
мать  Антона  вторично  вышла  замуж.  За барона Том-берга. Он и с бароном в
давней  дружбе,  а Ирина Николаевна - очаровательнейшая женщина, право слово
-  звезда  Пальмиры.  Очень  жаль, что он раньше не был знаком с ее сыном. И
очень  жаль,  что  баронесса  и барон в столь продолжительном отъезде: и при
нынешнем  правительстве барон выполняет важную миссию при штабе союзников...
А  может  быть,  оно  и  к  счастью,  что они пережидают это смутное время в
цивилизованной  Европе...  Профессор за ужином выпил лишь бокал сухого вина,
зато окутал Антона клубами благоуханного табачного дыма.
     Перед   перерывом  на  обед  председательствующий  Род-зянко  предложил
послать приветственную телеграмму генералу Корнилову:
     - Если  не  будет  возражений,  господа,  такого содержания: "Совещание
общественных  деятелей  приветствует  вас,  верховного  вождя русской армии.
Совещание  заявляет,  что  всякие  покушения  на  подрыв вашего авторитета в
армии  и России оно считает преступлением и присоединяет свой голос к голосу
офицеров,  георгиевских  кавалеров  и  казачества.  В  грозный  час тяжелого
испытания  вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой и верой. Да поможет
вам  бог  в вашем величайшем подвиге по воссозданию могучей армии и спасения
России".
     Стены   зала   дрогнули   от  рукоплесканий.  Антон  уловил  даже  звон
хрустальных подвесок в люстрах.
     "Пестрые  мазки?..  Похоже,  что  "художник" завершает свою картину..."
Путко  отказался  от  обеда, накрытого в соседних залах, и поспешил в город.
По  пути  он зашел в свой номер. Вошел щеголеватый, бравый офицер, а вышел в
коридор,  улучив минуту, "шпак" в пушкинской шляпе и макинтоше. Позаботиться
о маскировке Антону посоветовал еще в Питере перед отъездом Василий.
     Штаб-квартира  большевиков,  как сказал Феликс Эд-мундович, находится в
гостинице  "Дрезден".  Совсем  не исключено, что гостиница под особой опекой
военной  и прочей контрразведки, а до поры до времени Антон ни в коем случае
не должен "засветиться". Как же быть?..
     "Дрезден"   он   нашел  без  труда,  но  медлил  входить.  Может  быть,
отправиться в Московский Совдеп? Это совсем рядом, на Знаменской...
     И  тут его внимание привлек мужчина, резко распахнувший дверь гостиницы
и  быстро  зашагавший  по тротуару. Щуплый, рыжеватые поредевшие волосы, усы
торчком.  Усов  тогда  не  было.  Но  это  он!..  Путко, нагоняя, устремился
следом.  Мужчина  словно  бы  почувствовал.  "Говорили,  у  него  глаза и на
затылке".   Мужчина   задержался  у  витрины.  Известный  прием:  следит  за
отражением в стекле. "Точно, он!"
     Путко подошел и за спиной сказал:
     - Здравствуйте, товарищ Пятницкий! Мужчпна оглянулся:
     - Что  вам  угодно?  -  Пригляделся:  -  Да никак Владимиров? - Усы его
задорно  ощетинились.  -  А  я  уж  решил: что за болван шпик? - Оглядел его
фатовской наряд. - Откуда и куда?
     - Разрешите  представиться:  бывший  каторжник  второго  разряда,  ныне
командующий  отдельной  штурмовой  батареей!  В  данный  момент снова прибыл
лично в ваше распоряжение от товарища Юзефа!
     Выпалил,  вытянувшись  в  струнку,  одним  духом,  вложив в тон и слова
радость  встречи,  тепло  воспоминаний  о  давней  их дружной работе: осенью
одиннадцатого  года уполномоченный Российской организационной комиссии Серго
Орджоникидзе,   после   того   как   в  империи  вся  работа  по  подготовке
общепартийной   конференции   была   завершена,   приехал  вместе  со  своим
помощником  Антоном  Путко  в  Лейпциг,  к  главному  "транспортеру"  партии
Пятнице  -  и  с  того  дня  Антон  на  несколько  месяцев  стал  помощником
"транспортера"  в  переправке  делегатов конференции через границу. Вместе с
ним   приезжал   он   и  в  Прагу,  -  в  тот  самый  Народный  дом  чешских
социал-демократов,   где   потом,   в   январе  двенадцатого,  и  состоялась
конференция.  Именно  в  то  время  Пятница  познакомил Антона и с товарищем
Юзефом  -  Феликсом  Эдмундови-чем  Дзержинским...  Удивительно  переплетены
судьбы   революционеров!..   Сейчас  Антон  внимательно  вблизи  разглядывал
товарища.   Изменился.  Выше  поднялись  залысины.  Выбелило  виски,  глубже
утонули  светлые  глаза, больше морщин. И новинка - бульбовские усы - тоже в
проседи.  Лицо  смуглое,  но  с  оттенком  той  сероватой  бледности,  какую
налагает тюрьма. А вот - узнал!..
     - Ты, я слышал, крепко тогда сел?
     - Да и вас не обошло?
     - Я на два года позже, в самый канун войны.
     - Не по соседству ли были от моего Горного Зерен-туя?
     - Действительно,  рядом - в Приангарье. Слышал такие благодатные места:
Покукуй, Потоскуй, Погорюй?.. Так еще чуток подальше.
     Он сухо рассмеялся. Оборвал:
     - Воспоминаниями   займемся   в  другой  раз.  Сейчас  у  нас  тут  дел
невпроворот. Так по какому делу послал тебя ко мне Юзеф?
     Антон  рассказал.  И  о  задании,  и коротко о двух днях, проведенных в
особняке Рябушинского.
     - Ага,  значит,  это  о  тебе  предупредили  из Питера? А мы уж решили:
что-то  стряслось  с  агентом ЦК. Идем. Как раз сейчас у нас будет заседание
городского    комитета    -    заканчиваем    последние    приготовления   к
Государственному  совещанию,  - в голосе Пятницкого Антон уловил обычную его
язвительность.  Эта  резкость,  злость  были  характерны для него и тогда, в
одиннадцатом.  - Значит, Милюков считает Москву Версалем? Мол, белокаменная,
первопрестольная,   "порфироносная   вдова"?  -  словно  бы  передразнил  он
кого-то.  -  Шалишь!  Москва - это красная пролетарская крепость! И мы дадим
всем этим господам понять, что в Москве их номер не пройдет!..


2

     Начальник  контрразведки доложил Савинкову, что на ординарца верховного
главнокомандующего,  рядового  Завойко  материалы  собраны.  Однако в Ставке
объявилось еще одно лицо, представляющее, видимо, интерес, - некий Аладьин.
     Управляющий военным министерством осведомился:
     - Что  дала  разработка  Аладьина?  Помнится,  под  такой  фамилией был
депутат в Думе, позже эмигрировавший в Англию. Не он ли?
     - Так  точно,  ваше  превосходительство:  Аладьин Алексей Федоров, 1873
года,  православный,  сын  крестьянина...  -  монотонно  начал, заглядывая в
листы  досье,  Медведев.  -  Привлекался по делу... девять месяцев тюрьмы...
эмигрировал  в  Бельгию  и Париж... по возвращении в Россию состоял в боевой
дружине...  депутат  первой Думы от Симбирской губернии, после роспуска Думы
эмигрировал  в  Англию... С тех пор жил в Лондоне. В английских кругах ценят
как   серьезного   политического   деятеля...  Связан  с  правительственными
кругами...  Выехал  из  Лондона в конце сего июля, при пересечении границы в
Тор-нео  был  задержан  по  подозрению...  Освобожден  по  личному  указанию
Родзянки...  По  прибытии  в  столицу  тотчас  установил  контакты  с послом
Великобритании  сэром  Быокененом,  а также с бывшим министром-председателем
князем Львовым и нынешним министром ипостранных дел Терещенко.
     Вот   оно   что!..  Английский  резидент.  Причем  наделенный  большими
полномочиями.  "Средь  бурь и грешной суеты..." Нет, пока трогать ею нельзя,
покуда  интересы  англичан и французов, союзников по Антанте, совпадают. Ибо
Борис  Викторович  сам  "обручен"  с  Парижем. А если учесть, что Аладьин до
Англии  побывал  во  Франции...  Не  коллега ли он, в конечном счете, самого
Савинкова - если даже и слуга двух господ?.. Подождем...
     - А что наскребли, полковник, о Завойко?
     - Завойко  Василий  Степанов,  1888  года,  православный, потомственный
дворянин...    Гайсинский   уездный   предводитель   дворянства...   Крупный
землевладелец.  Коммерсант.  Главные  интересы связаны с нефтью... Банкир...
Издает  еженедельный журнал "Свобода в борьбе"... Установлены его постоянные
контакты   с   Терещенко,   а   также  деятелями  промышленности  Путиловым,
Коноваловым, Рябуппгаским, Третьяковым...
     Стоп!.. Рядовой? Ординарец? Нижний чин?.. Молодой, да ранний!
     - Связан с представителями союзных держав?
     - Пока не установлено.
     Этой  возможности  исключать  нельзя.  С  Терещенко-то  якшается. А сей
молодец   образовывался  в  Оксфорде,  и  совсем  не  исключено,  что  и  он
сотрудничает  с "Интелли-дженс сервис". Но скорей всего, Завойко и Терещенко
заботятся  о собственных портмоне. "Нет, господа денежные мешки, вас опекать
я  не  намерен!..  "Мы,  ограбленные с детства, жизни пасынки слепой..."..."
Борис  Викторович  считал себя бессребреником. Если и брал деньги - у той же
"Сюрте  женераль",  -  то  лишь  на  дело, на материальное обеспечение своей
идеи,  а отнюдь не на собственный банковский счет или жуирование. Он - боец.
Скромный,  щепетильный и исполненный презрения к золотому тельцу. С Завойко,
Путиловым и иже с ними он, Савинков, считаться не будет!..
     - Что есть еще об ординарце Корнилова?
     - Находится  в  близких  взаимоотношениях  с неким Кюрцем, немцем. Есть
подозрения,  что  Кюрц  связан с германской разведкой. Завойко делал попытки
подыскать ему должность в самом военном министерстве.
     Ишь  ты!..  Кюрца  -  в  военное  министерство,  а  сам  -  в  кабинете
главковерха...  Преуспели  господа  с  Впльгельм-штрассе. Как разобраться во
всей  этой  мегааппне? Пестрый клубок. Но намотанный на один стержень: сухой
саксауловый  торс  Лавра Георгиевича. И надо ли Савинкову до поры до времени
разбираться,  распутывать?.. Корнилов нужен ему самому. Кто становится между
ним  и  главковерхом,  тех  необходимо устранить. Остальные пусть вяжут свои
узелки. Может статься, они пригодятся самому Борису Викторовичу.
     - Еще  что  нового? - спросил он, принимая из рук Медведева папки досье
и откладывая их в стопку бумаг на столе.
     - В Петроград прибыл известный английский писатель Вильям Моэм.
     - Вы  стали  увлекаться  беллетристикой?  -  повел  плечом  Савинков. -
Впрочем, его "Луна и шестипенсовик" - очарование. Читали?
     - Никак нет!
     - Настоятельно  рекомендую.  Полинезийские  острова...  Гоген... Моэм -
любитель   экзотики.   Возможно,   англичанин  задумал  написать  о  русских
медведях.  -  Управляющий  военмина поймал взгляд полковника. - Но почему он
привлек ваше внимание?
     - По  картотеке  отделения  Моэм  проходит  как сотрудник "Интеллидженс
сервис",  с первых дней войны работавший в Швейцарии. Затем он был направлен
в  САСШ.  В Россию прибыл через Владивосток. Сразу же по приезде в Петроград
установил  контакты с американским послом и с английским послом. Имел беседу
с  Аладьиным.  Отправил  письмо.  Мы  перехватили,  но  расшифровать пока не
можем.
     - С кем Моэм еще установил связи? - оживился Савинков.
     - С  Александрой Петровной Коротковой, дочерью известного анархиста. Но
это давняя интимная связь.
     "Сашенька?!.  -  удивился  Борис  Викторович.  - Прелестная Сашенька...
Негодная  ветреница..."  Он  и  сам,  будучи в Лондоне и Париже, не устоял в
свое время перед чарами княжны-изгнанницы.
     - Писателю   не   докучайте.   Письма,  перехватывая  и  расшифровывая,
отправляйте  адресатам,  - приказал он. Для себя же решил: "Моэмом займусь я
сам. Приятно иметь дело с интеллигентным человеком".
     - И  еще  одно,  - в ровном, невыразительном голосе Медведева зазвучала
нескрываемая  обида.  -  В  Петрограде  начала  действовать  неизвестная нам
самостоятельная военная контрразведывательная организация.
     - На кого работает? - Это было сюрпризом и для Савинкова.
     - Во  главе  ее  поставлен  полковник Гейман, один из офицеров туземной
дивизии,  откомандированный  в  столицу  Ставкой.  Гейман  спешно налаживает
связи  со  всеми  офицерскими  и монархическими группами в столице, Москве и
других городах.
     - Держать!  -  Савинков  понял,  что  действия  каких-то сил ускользают
из-под  его  влияния.  - Держать всех на коротком поводке! - И сам удивился,
как легко усваивает терминологию сыскной службы.
     Полученные от Медведева сведения он обсудил с Фило-ненко:
     - Вот  так-то:  поп  в  гости  - а черти уже на погосте. Все смотрят на
Ставку,  разинули  пасти.  Корнилова,  этого  младенца  от  политики, нельзя
оставлять  без  присмотра  ни  на  минуту: того и гляди вывалится из люльки.
Немедленно  выезжайте  в  Могилев,  не