-  не без зависти
откомментировал  капитан  Воронов.  -  Что ж, бог в помощь! Гляньте и на сию
цидулю, - он протянул еще одну бумагу. - Может, посоветуете, кого?..
     Это   также   была  телефонограмма:  "По  требованию  нач-штаверха  для
пополнения  георгиевского  батальона  прошу командировать Могилев-губернский
одного  рядового  или ефрейтора, имеющего хотя бы одну Георгиевскую награду,
крест  или  медаль.  Командируемый  должен  быть  обязательно  из  раненых и
отличной нравственности. Выбор под личную ответственность..."
     Антон  сразу подумал: Петр Кастрюлин! Хоть и жаль ему было расставаться
с   давним   другом   и  отличным  артиллеристом,  но  что-то  подсказывало:
солдат-большевик  будет  нужней всего там, в георгиевском батальоне. Всплыло
перед  глазами:  штаб-ротмистр  в  Георгиевском  союзе  и  ящики картотек. И
разговор с Дзержинским перед отъездом.
     - Кастрюлина  надо  послать,  -  назвал он Воронову. - Подходит по всем
статьям: и крест, и медали, и раны только-только зализал.
     - Ну  что  ж,  -  согласился  командующий дивизионом. - На себя потом и
пеняйте.  Вот  и  отправляйтесь  вместе.  -  Добавил: - А вашу раздрызганную
батарею   мы  все  равно  решили  отвести  во  второй  эшелон,  на  отдых  и
пополнение.
     Пополнение...  Эта  последняя  неделя  была самой тяжелой за все многие
месяцы пребывания Антона на фронте.
     К  вечеру  шестнадцатого августа добравшись до позиций батареи в районе
Икскюля  -  на  юг  от  Риги  по  восточному берегу Двины, - он сразу уловил
перемену,   происшедшую   за  дни  его  отсутствия.  Нависла  напряженность.
Противоположный  берег,  казалось, превратился в живое существо: беспрерывно
сопел,  урчал,  ворочался.  То  и  дело  с  того  берега открывали стрельбу.
Привычное  ухо  отмечало  калибры  орудий,  мозг  суммировал плотность огня.
Противник  расходовал боеприпасы щедро - это говорило о многом. Подтвердятся
ли  разговоры  о  новом наступлении немцев? С нашей стороны никаких реальных
усилий  для  отражения  натиска  не  предпринималось: ни резервов, ни замены
негодной  матчасти,  ни подвоза снарядов хотя бы до комплекта. Доходили даже
слухи,   что   части  и  слева,  и  справа,  и  сзади  оттягиваются  в  тыл,
перебрасываются  на  другие  участки.  Окопнику  всегда самым важным кажется
свой  пятачок.  На  деле  события,  видно,  развернутся  совсем  на  другом,
известном   верховному   командованию   направлении...  Но  Путко  вспоминал
зловещие слова Корнилова, и тревогой сжималось сердце.
     Восемнадцатое   августа  прошло  необычно  тихо,  не  считая  стычек  с
разведчиками  противника.  Высоко  в  небе,  недосягаемые для огня, проплыли
через линию фронта германские цеппелины.
     А  на  рассвете  девятнадцатого  началось.  С  того  берега  на русские
траншеи  и  окопы  обрушился яростный смерч. Немецкие орудия били прицельно.
Еще  до  начала боя на батарее Путко вышли из строя две гаубицы и нескольких
человек  из  прислуги  ранило.  Потом  огненный вал пере" двинулся на второй
эшелон, и пошла на форсирование реки немецкая пехота.
     Артогонь  не подавил сопротивления русских частей. Они стояли насмерть,
контратаками  сбрасывали  немцев  в воду, загоняли на противоположный берег.
Держались   целый  день  и  утро  следующего.  От  батареи  Антона  осталась
половина.  Подкреплений  не  было.  И не было единого приказа на оборону или
контрнаступление.   Как   будто   выше   штаба  дивизиона  или  штаба  полка
командования  и  не  существовало.  Каждая часть действовала по собственному
усмотрению,  на  свой  риск.  Единственное,  что  дошло  до  батареи,  - это
телеграмма  из  Главного комитета "Союза офицеров", адресованная всем частям
действующей   армии.  Как  не  соответствовала  она  обстановке  на  фронте!
"Главный  комитет  счастлив  засвидетельствовать,  что на его призыв к армии
оказать  полное  доверие  верховному  главнокомандующему  генералу Корнилову
получены  приветственные телеграммы со всех концов армии, за десятками тысяч
подписей.  Главкомитет  Союза  офицеров вновь призывает офицерство, солдат и
всех  честных  граждан  сплотиться  вокруг  вождя армии в тяжелый час, когда
родине  грозит  новое  тяжкое  испытание  на  Северном фронте. Только полное
доверие  его  власти,  силе, знаниям, опыту и авторитету может облегчить ему
тяжкую  ответственную  работу  и  обеспечит  желанный  результат  начавшейся
операции.  Поможем  же в этом верховному вождю генералу Корнилову и словом и
делом.   Ставка.   20  августа.  Главкомитет  Союза  офицеров.  Председатель
полковник Новосильцов".
     У  Антона  едва  хватило  времени  дочитать,  как  немцы  снова пошли в
наступление.  Удалось,  уже  из последних сил, сбросить их в Двину и на этот
раз. Чутьем фронтовика уловил: противник выдыхается.
     А  ночью, как обухом по голове, - приказ. И батарее, и всему дивизиону,
пехотным  и  кавалерийским полкам: прекратить сопротивление, поспешно отойти
на  восток,  к  Вен-дену. "Ввиду создавшегося угрожающего положения оставить
Рижский  район  и  сам  город  Ригу.  Крепость  Усть-Двинск взорвать и также
очистить от наших войск..."
     На  следующее  утро,  не  встретив сопротивления, германские дивизии на
широком  фронте форсировали Двину и начали преследование отступающих русских
частей.  В  арьергарде  путь  им преграждали латышские полки. Батарея Антона
действовала  в их порядках, и Путко видел, как самоотверженно, до последнего
патрона,   дрались  латыши:  это  были  самые  революционные,  большевистски
настроенные части.
     За  четверо последующих суток прорыв расширился до шестидесяти верст по
фронту  и  на  столько же в глубину. Русские войска отошли к Вендену. Они бы
отступили   и   дальше,   но   немцы   сами  прекратили  активные  действия,
довольствуясь, наверное, и этим нежданным успехом.
     - Ничего  не  могу  понять,  -  признался  поручику  в  штабе дивизиона
капитан   Воронов.   -   Давно  знали,  что  немцы  готовят  в  этом  районе
наступление,  а  пальцем о палец не ударили... Но даже и так могли не отдать
Ригу, выстояли бы!
     Когда прощались, вспомнил:
     - Да, из Главкомитета "Союза офицеров" поступила
     еще    одна    бумага:    предлагают    сообщить   в   Ставку   фамилии
офицеров-большевиков.  Вас  это  не  касается? - он внимательно, с затаенной
усмешкой, посмотрел на своего подчиненного.
     - Приму к сведению, - ответил Путко.
     И вот теперь поезд уже замедлял ход у перрона станции Могилев.
     На   платформах,  в  здании  вокзала,  на  площади  -  шинели,  френчи,
гимнастерки.   Многие   с  нашивками  все  тех  же  "ударных"  и  "штурмовых
батальонов",  с  черепами  и  скрещенными костями. "Ударники" - мордастые, в
новеньком  обмундировании. Что-то на передовой этих "смертников" не довелось
видеть... А здесь козыряют с шиком, грудь колесом.
     К  вокзалу  подъезжают  автомобили. Столько генералов разом Антону тоже
видеть  не  привелось.  Даже  на  Московском  совещании их было меньше. Куда
сунуться  со  своими  предписаниями?..  Путко и Кастрюлин разыскали военного
коменданта станции.
     - Вам  -  в управление дежурного генерала, штабной автомобиль курсирует
между  вокзалом  и  Ставкой  с  интервалом в десять минут, - вернул поручику
предписание полковник со значком генерального штаба.
     - Тебе,  -  повернулся он к Кастрюлину, - в казарму георгиевцев, вторая
улица налево, до конца.
     Антон и Петр переглянулись.
     - Не  будем  прощаться, - сказал Путко, когда они отошли от коменданта.
- Я тебя разыщу.
     В  штабной автомобиль набились офицеры с поезда. Из оброненных ими фраз
Антон  уловил,  что они тоже вызваны на испытания английского оружия. Однако
в  управлении  дежурного  генерала никто ничего не знал. Направили в главное
полевое  артиллерийское управление. Но и там лишь недоуменно пожали плечами:
ни  об  испытаниях,  ни  о  самих  минометах и бомбометах ничего неизвестно.
Посоветовали   наведаться   в  генерал-квартирмей-стсрскую  часть...  Весьма
странно...
     - Эти  командировки  организованы  Главкомитетом  "Союза  офицеров",  -
туманно  объяснили у дежурного генерал-квартирмейстера. - Комитет и займется
вами, господа.
     Выписали  направления  "на постой". Не в гостиницы города, а в спальные
вагоны  на  той  же  станции.  Офицеры вернулись на вокзал. Нашли на дальних
путях  вагоны.  Разместились.  Днем  из  поездов, прибывавших с фронтов и из
тыла,  выплескивались  новые  команды  "испытателей",  и  к  вечеру спальные
вагоны уже были заполнены.
     - Никому   никуда   не   отлучаться!  -  прошел  по  вагонам  ротмистр,
представитель  Главкомитета.  -  С  часу  на  час  прибудет председатель. Он
задерживается в Ставке, где идет важное совещание.
     О чем говорят офицеры, предоставленные безделью?..
     - У  меня  два года и один месяц старшинства в чине, да год старшинства
за  ранение,  да одиннадцать месяцев старшинства за службу в штабе дивизии -
получается  четыре  полных,  ценз производства давно вышел, а они зажуливают
капитанские погоны!..
     - Вы,  прапорщик,  с Северного? Германец только сунулся - вы и в штаны!
Ригу немцам отдали!
     - Попрошу вас!.. Мы защищались до последней возможности!
     - Знаем-знаем!   Вот  в  газетах  пишут:  "Паническое  бегство,  войска
отходят без приказа, солдаты бросают винтовки".
     - Гнусное вранье! Я требую!..
     - Зачем  горячиться,  господа?  Объясните  лучше,  какая  разница между
бомбометами и минометами?
     Вот  это  да:  среди  командированных  на  испытания  есть  даже  и  не
артиллеристы... Антон как бы между прочим обратился к спрашивающему:
     - А вы в каком роде войск служите?
     - Казак!  -  с  гордостью  хлопнул  себя  пятерней  по  груди тот. - Да
приказано сменить лампасы и околыши на ваше обмундирование.
     О чем еще говорят мужчины в компании?
     - Всему  виной  -  женщины! Кто совратил военного министра Сухомлинова?
Катька! Ему за шестьдесят, а ей двадцать пять! Будешь пыжиться!..
     - После  Евы  так  и  идет:  Далила  погубила  Самсона, Елена - Париса,
Клеопатра  -  Цезаря...  Красивая  женщина  - это рай для глаз, ад для души,
чистилище для кармана.
     - А вот когда мы стояли в Фокшанах, так там, я вам скажу!..
     - Фи, подпоручик! Вы опускаетесь до армейского прапора!..
     Председатель   Главкомитета   задерживался.   По   купе  начался  вист.
Откупоривались штофы.
     Антон  выглянул  в  окно.  Была  полная луна. Серебрились рельсы. Вдоль
спальных  вагонов  выстроились  солдаты  с  винтовками  в  руках.  Усиленная
охрана?..  Он вспомнил свой зарешеченный арестантский вагон, который вот так
же  стоял  когда-то  на  дальних путях. Его везли тогда на каторгу. И так же
охраняли  солдаты.  Но  сейчас...  Это  становится  "оч-чень",  как  говорит
Василий, любопытным...


2

     В   полдень   Корнилов  проводил  на  вокзал  Савипкова.  Вернувшись  в
губернаторский  дворец,  приказал  адъютанту немедленно созвать на совещание
всех лиц, перечисленных в списке, составленном ординарцем Завойко.
     Управляющий  военмина  приехал  накануне.  Привез  из Питера именно то,
чего  ждал  главковерх:  отшлифованный  казуистами  проект закона о введении
смертной  казни  по всей России. На листе оставалось лишь поставить подписи.
Привез  согласие  Керенского  на  подчинение  Петроградского военного округа
главковерху   и   объявление   столицы   на   военном   положении;   просьбу
министра-председателя  направить  к  Петрограду конный корпус "для реального
осуществления  военного  положения  и  защиты  Временного  правительства  от
возможных  посягательств большевиков". Последний пункт был самым главным. Он
развязывал Корнилову руки.
     В  кабинете  Савинков  с  глазу  на  глаз высказал генералу и несколько
других пожеланий Керенского:
     - Изъявив   готовность   объявить   Петроград   на  военном  положении,
Александр  Федорович вместе с тем хотел бы выделить его из округа и оставить
гарнизон в своем подчинении.
     - Чем это вызвано? - с подозрением посмотрел на него Корнилов.
     - Откровенно  говоря:  страхом  перед вами. Как выразился Керенский, во
всякое время вы его сможете тогда скушать.
     - Выделим, - согласился, прикрыв веки, генерал.
     - Далее.  Керенский просит поручить командование корпусом не Крымову, а
какому-либо другому генералу.
     - Почему?
     - Из политических соображений. Главное - Кры-мов монархист.
     - Учту.
     - Желательно  заменить в составе корпуса Кавказскую туземную дивизию на
регулярную кавалерийскую.
     - С какой стати?
     - В  Кавказской  офицеры преимущественно из гвардии, это настораживает:
они  также  монархисты.  Кроме  того,  если  придется  активно действовать в
столице,  подав-лепие  Совдепов  руками  туземных,  а не русских войск может
произвести неприятное впечатление.
     - Приму к сведению.
     - Еще  не  все.  До  правительства  дошли слухи о каком-то заговоре, во
главе  коего  стоит  Главкомитет  "Союза  офицеров".  Чтобы  отвести  всякое
подозрение  о  соучастии  в  этом  заговоре  чинов  Ставки, Керенский просит
перевести главную квартиру союза из Могилева в Москву.
     - Не возражаю.
     - И  наконец,  последнее.  Это  уже  моя  просьба:  откажитесь от услуг
своего ординарца. По данным контрразведки, он - темная личность.
     - Завойко в данный момент уже нет в Ставке, - ответил генерал.
     Савинков  испытал  полное  удовлетворение:  он  и  не  рассчитывал, что
Корнилов  уступит  во  всем. Оставалось чисто техническое дело - с офицерами
штаба  нанести  на  карты  границы  военного  округа,  отошедшего под власть
главковерха,  и  пределы,  оставшиеся  в  подчинении  министра-председателя.
После прощального обеда Корнилов уточнил:
     - Вы  объявите  закон  и  введете  военное положение, как только конный
корпус закончит полностью сосредоточение под Петроградом?
     - Совершенно  верно.  А  каково  ваше  отношение, генерал, к Временному
правительству? - в свою очередь спросил Савинков.
     Корнилову стоило большого труда ответить:
     - Передайте  Керенскому,  что я буду всемерно поддерживать его, ибо это
нужно для блага отечества.
     Савинков  отбыл. Гора с плеч! Теперь нельзя было больше терять ни часа.
Надо  сказать,  что  Корнилов  не  испытывал  угрызений совести. Он почти не
кривил   душой,   соглашаясь   на  просьбы  Керенского  и  Савинкова:  пусть
разложившийся  питерский  гарнизон  остается  под  их командованием - он все
равно  никакой боевой ценности не представляет, в любом случае его предстоит
распотрошить.  Заменить Крымова? Он уже и так назначен командующим Отдельной
армией,  а  на  Третий корпус поставлен генерал Краснов. Согласие на перевод
Главкомитета  "Союза  офицеров"  ничего  не  значило  -  это  делается  не в
день-два.  Завойко  же  в  Ставке  действительно  не  было, правда временно:
Корнилов  направил  своего  ординарца с особо секретным поручением на Дон, к
атаману  Каледину.  Так что слукавил он лишь в отношении Кавказской туземной
- эту дивизию главковерх заменять не намеревался.
     Пока  собирались  участники  предстоящего  совещания,  Корнилов  принял
генерала Лукомского. Начальник штаба был взвинчен:
     - Отовсюду  поступают  самые  резкие  отклики  в  связи со сдачей Риги.
Германская  главная  квартира  торжествует.  Союзники  готовы списать нас со
счетов.
     - Могу  лишь  повторить  вам  то,  что  вчера  сказал  румынскому послу
Диаманди,  -  ответил  главковерх.  - Я предпочитаю потерю территорий потере
армии.  Именно поэтому войска оставили Ригу. Рига должна произвести такое же
впечатление, как тарнопольская катастрофа.
     - В  июне  -  июле  вина  была  возложена  на  большевиков, а теперь ее
возлагают  на  нас,  -  упрямо  возразил  Лу-комский. - Сами немцы признают:
русская  армия  бросалась  в  отчаянные  и  кровавые  атаки. Все армейские и
фронтовые   комиссары   дали   сообщения  в  газеты,  что  войска  проявляли
стойкость,  самоотверженность,  не  было ни бегства, ни отказа от исполнения
приказов,  армии честно бились с врагом. Комиссары находят причины поражения
в  огромном  перевесе противника в численности штыков и артиллерии, в плохой
боевой  подготовке наших частей и перебоях в работе механизма командования -
и  фронта  и Ставки... Вот, - он достал и развернул газетный лист: - "...эти
перебои  сделали  бесплодными  порыв революционных солдат. Знайте и говорите
всем:  нет  пятна  на  имени  революционного солдата! Многие части дрались с
доблестью.  Считаю  необходимым отметить подвиг латышских стрелковых полков,
остатки  которых,  несмотря на полное изнеможение, сражались в арьергарде до
конца".  И это - о большевистских полках! Я привел вам сообщение для печати,
сделанное комиссаром Войтинским.
     - Этот Войтинский сам, видать, большевик!
     - Говорят,  действительно,  он некогда был большевиком, но в годы войны
стал  ярым  их  противником  и  в  июльские  дни отдавал приказы о расстреле
ленинцев. Поэтому теперь ему и вера у общественности.
     - Арестовать и судить!
     - Это  не  в  компетенции Ставки. Комиссары подчиняются непосредственно
Временному правительству.
     Главковерх перекатил желваки. Процедил:
     - Скорей  бы...  - Приказал: - Найти факты о малодушии солдат и предать
их  гласности.  Несколько  нижних  чинов  расстрелять  и  трупы выставить по
дорогам   отступления.   -   Обернулся   к   карте:  -  Какие  сообщения  от
Клем-бовского?
     - Противник  прекратил  преследование.  Более  того,  несколько дивизий
группы Эйхгорна перебрасываются на Западный фронт.
     - Неужели  они  отказались  от  наступления  на  Петроград?  - Корнилов
проследил путь от Риги на северо-восток. - Испугались Кронштадта?
     - Вряд  ли  у  них  и  была  такая  утопическая  идея,  -  Лукомский  с
отчуждением  посмотрел  на главковерха. - Мы, ваше высокопревосходительство,
русские генералы. А Петроград - столица России.
     - Военная  хитрость  заключается  в  том, чтобы умело использовать силы
врага,  -  назидательно ответил Корнилов. - Использовать в своих целях. - Он
вернулся к столу. - Пригласите остальных.
     Собрались  те  же,  кто встречался здесь пятнадцатого августа. Корнилов
зачитал  приказ  о переформировании Кавказской туземной дивизии в Кавказский
туземный  корпус. Корпусу он решил придать еще два конных полка - Осетинский
и  Дагестанский.  Осетинскую  пешую бригаду он преобразовывал также в конный
полк. Командующим корпусом назначал князя Багратиона.
     - Недостающее оружие получите со складов в Пскове.
     Начальник  контрразведки, полковник туземной дивизии Гейман и полковник
Сидорин,  прибывшие  накануне  из  столицы,  доложили,  что  на  местах  все
подготовлено.   Сто   офицеров-фронтовиков   направлены   в   Петроград  для
координации действий "патриотических" союзов.
     Встал председатель Главкомитета "Союза офицеров":
     - Около  трех  тысяч  офицеров  вызвано из частей. Это самые надежные и
проверенные.  Большинство  уже  в  Могилеве,  остальные  в  пути.  Ночью они
получат   инструкции,  и  с  утра,  группами,  начнется  переброска  их  для
выполнения задуманной операции.
     Участники  совещания  по  картам  и во времени уточняли и согласовывали
планы,  когда  дежурный  адъютант  доложил  Корнилову,  что  некий  Владимир
Николаевич  Львов,  посланец  Аладъина  и Завойко, просит немедленно принять
его по крайне неотложному делу.
     - Господа, продолжайте работу. Вернусь - подведем итоги.
     Корнилов  отворил  дверь,  вмонтированную  в панель стены за письменным
столом.
     - Пригласите этого, как его, Львова, - приказал он адъютанту.


3

     Владимир  Николаевич  Львов,  или,  как  называли его, Львов-2, дабы не
путать  с  князем  Георгием  Евгеньевичем  Львовым, премьер-министром первых
составов  Временного правительства, объявился в эти дни на подмостках театра
истории  неожиданно.  Но  именно  ему,  в  нарушение